Золушка и Мафиози

64

РАФАЭЛА КАТАНЕО

— Я влюбилась! Я никогда в жизни не видела ничего настолько красивого! — Восклицаю я, обследуя каждый сантиметр мотоцикла, который только что прибыл в гараж Тициано.

Он пришел домой в середине дня, сказав, что должен мне что-то показать, и когда он сказал мне надеть джинсы и кроссовки, прежде чем мы спустимся в гараж, я точно знала, что это новая вещь — машина. Может быть, даже mini cooper для наших уроков вождения, потому что именно так глупо пошутил бы мой муж. Я практически слышала, как он говорит: "Хочу посмотреть, как ты теперь будешь оправдываться за то, что заехала на бордюр". Но вместо этого я наткнулась на новый мотоцикл. Да, у Тициано их несколько, но это скорее для коллекции, чем для удовольствия.

Его настоящий порок — автомобили. Определенно, если бы я могла выбирать игрушки для взрослых, я бы начала с мотоциклов. Потом ножи.

Я практически пускаю слюни на металлическое произведение искусства, а Тициано наблюдает за мной, изогнув бровь. Он скрещивает руки перед грудью.

— Надеюсь, ты не включаешь меня в этот список.

Я смеюсь, на мгновение оторвав взгляд от мотоцикла.

— Конечно, о чудесный муж, — насмехаюсь я. — У тебя своя категория.

— В которой я единственный участник?

— Никакой конкуренции, Тициано? И что в этом веселого?

Он одаривает меня опасной улыбкой.

— Убить любого, кто посмеет соперничать со мной за твое внимание.

Я закатываю глаза, но не могу не улыбнуться, потому что мы оба знаем, что он говорит серьезно. Я качаю головой и снова поворачиваюсь лицом к мотоциклу, моя рука скользит по нему, восхищаясь яркими оранжевыми и черными деталями.

— Это Ducati Panigale V4, — говорит Тициано, подходя ближе. — Двигатель V4 мощностью 214 лошадиных сил, способный разгоняться до 300 километров в час. А этот цвет — специальная, эксклюзивная серия.

Я впитываю каждое слово, каждую цифру, впечатленная. Сочетание завораживает.

— И как мне убедить тебя подарить мне такой же? — Спрашиваю я, полушутя, полусерьезно. Во взгляде, которым я смотрю на Тициано, смешивается множество чувств.

Я хочу, чтобы он видел мое волнение. И чтобы он почувствовал вызов. Когда речь идет о моем муже, вызов ему всегда помогает.

Тициано лезет в карман и достает ключ от мотоцикла, зажав кольцо с ключом между указательным и большим пальцами, а затем протягивает его мне. Мои глаза расширяются, а мышцы лица напрягаются.

— Это для тебя, куколка. Твоя собственная игрушка.

Я перевожу взгляд с ключей на мотоцикл, и сердце вдруг бешено колотится. Улыбка размером с весь мир вырастает на моих губах, и я прыгаю к Тициано на руки. Он обнимает меня так, словно его руки — это мое место, и смеется. Я покрываю его лицо поцелуями, обвивая руками его шею, а талию ногами.

— Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо… — говорю я с каждым поцелуем. — Ты научишь меня летать!

— Ты закончила благодарить меня? Потому что это прозвучало как требование. — Говорит он.

Я прижимаюсь ртом к его уху.

— Я поблагодарю тебя еще, как ты захочешь, позже. Но обещаешь ли ты научить меня летать?

Он смеется, и этот звук разносится по гаражу и согревает что-то внутри меня.

— Я обещаю, куколка.

Его зубы сомкнулись на моей нижней губе, дразняще потянув ее. Его руки лежат на моей попке, не обращая внимания на движение персонала и солдат вокруг нас. Я тоже не возражаю. Что такое маленький поцелуй для того, кто кричал и стонал так, что слышал весь особняк?

— Я хочу показать тебе кое-что еще, — говорит он, прижимаясь своими губами к моим.

— Еще один сюрприз или что-то, что я уже видела и что мне действительно нравится?

Улыбка на моем лице столь же интригующая, как и мои слова, и Тициано хрипло смеется.

— Еще один сюрприз.

— Ты очень удивляешь в последнее время.

Он пожимает плечами.

— Что скажешь, если мы окрестим твою новую игрушку?

Я прижимаюсь губами к его губам.

— Я никогда не ездила на мотоцикле, — говорю я, и Тициано слегка наклоняет голову, наблюдая за мной, как будто он заинтригован.

— Мне нравится владеть всеми твоими первыми разами, Рафаэла, — шепчет он, и я качаю головой вверх-вниз, потому что мне тоже нравится дарить их ему.

Я спускаю ноги и ступаю на пол. Тициано отпускает меня и идет к стенду, где выставлены шлемы, и только когда он подходит, я понимаю, что там тоже есть что-то новое.

Он возвращается и протягивает мне черный шлем с буквой "Р" на боку, от которого у меня загораются глаза, и я прыгаю, как ребенок, которому только что подарили пакет, полный сладостей.

Тициано смеется и помогает мне надеть его, спрятав мои волосы внутрь и подняв козырек. Затем он забирается на мотоцикл и протягивает руку, чтобы помочь мне сделать то же самое.

Я сажусь позади него, пристраиваюсь на сиденье и обхватываю его бедрами. Я просовываю руки под его руки, крепко прижимаясь к нему, и благодаря высоте спинки сиденья могу упереться подбородком в его плечо.

От волнения сердце колотится в горле, и я глубоко вдыхаю аромат Тициано.

— Ты готова? — Спрашивает он, заводя мотоцикл.

— Я готова.

И, словно он только и ждал моего подтверждения, Тициано поднимает мотоцикл с пола и разгоняется. Ворота гаража уже открыты, и мы вылетаем на мощеные улочки Кантины на скорости, которая явно неуместна, но я могу только смеяться.

Чувство свободы возникает сразу, оно переполняет меня, волна чистого адреналина захлестывает меня, пока Тициано ведет мотоцикл по улицам. Каждый поворот, каждое ускорение, это как полет, но без отрыва от земли.

Мое тело прижалось к телу Тициано, подстраиваясь под его ритм, как будто мы были единым целым, доминирующим над мощной машиной. Ветер хлещет по шлему, этот звук смешивается с глубоким гулом двигателя Ducati и шумом крови в ушах.

Под нами проносятся мощеные улицы, разноцветные дома и магазины, все кажется далеким и в то же время невероятно живым. Мы проезжаем через ворота винодельни, и я теснее прижимаясь к Тициано, а мой смех смешивается с ветром.

Мотоцикл заносит на поворотах, и нет слов, чтобы описать то, что я чувствую, — это смесь волнения, страха, удивления, намека на неповиновение и того, что я меньше всего ожидала почувствовать, когда несколько месяцев назад сказала "да" у алтаря: счастье.

— Я понимаю, что, возможно, только что открыла для себя вид спорта, который мне действительно нравится, но я определенно не хочу становиться прыгуном со скалы.

В начале фразы мой голос звучит немного приглушенно, но после того, как я снимаю шлем и прислоняю его к сиденью, на котором сижу, все становится предельно ясно. Я смеюсь над Тициано, который фыркает на меня.

— Смотри вокруг внимательнее, куколка. Утес — не единственное, что здесь есть.

Сдерживая улыбку, я делаю то, что он говорит. Сейчас поздний вечер, и солнце уже начало опускаться на небо. Пейзаж здесь прекрасен и удивителен, когда мне удается перестать им любоваться я замечаю дом в нескольких метрах от края обрыва, куда он нас привел.

Не дом, а большой особняк. Нелепо, что я не видела его раньше, ведь он просто огромен. Теперь понятно, почему мы прошли через ворота. Я удивлялась, зачем кому-то понадобилось приватизировать скалу.

Трехэтажное здание с розовыми стенами, белыми колоннами и мраморными лестницами величественно возвышается над обрывом. Со стороны моря, должно быть, открывается потрясающее зрелище.

— Ух ты! По крайней мере, теперь я знаю, что ты привез меня сюда не для того, чтобы убить, у нас есть свидетели. Хотя… Подожди… Там ведь есть люди, верно?

Тициано закатывает глаза на мою позорную шутку и лезет в карман, доставая брелок с несколькими ключами. Улыбка на моем лице исчезает, и я моргаю, наклоняя голову, пока мой мозг кричит мне: что, черт возьми, это значит?

Мой рот хочет выдать очередную шутку, но в моей груди бушует море хаоса, гораздо более жестокое, чем то, что находится под нами.

Почему Тициано привел меня в дом, расположенный вдали от поместья, и держит в руках связку ключей? Он меня отсылает? Зачем ему отсылать меня?

Счастью, захлестнувшему мою грудь, не хватает всего секунды, чтобы рухнуть. Я делаю шаг назад, моргая и хмурясь.

Неужели это наконец произошло? Неужели с него хватит?

Я отворачиваю лицо и плотно закрываю глаза. Я знала, что развод никогда не будет вариантом. В Саграде не разводятся, но…

— Почему у тебя такой отчаянный вид? — Его голос прорезает воздух, разрушая барьер, который мои сомнения воздвигли между нами.

— Потому что я не знаю, что это значит, а варианты, которые мне приходят в голову, не слишком хороши, — признаюсь я, глядя на него, не пытаясь скрыть от глаз снедающую меня неуверенность.

Тициано отпускает шлем, который все еще держит в руках, и одним движением практически склеивает наши тела.

— Только не говори мне, что даже после всех этих месяцев ты до сих пор не поняла, что ничто, куколка, ни на небе, ни на земле, ни в аду не сможет удержать меня от тебя?

Нечестивое обещание наполняет мои легкие воздухом, и я выдыхаю с облегчением. Тициано запускает пальцы в мои распущенные волосы, колышущиеся на ветру, и поворачивает мою голову, пока мои глаза снова не оказываются на доме рядом с нами.

— Этот дом для тебя. Твой дом. Не мой, не наш. Твой. Ты можешь делать с ним все, что захочешь.

— Ты хочешь сказать, что мы переезжаем? — Спрашиваю я, поворачиваясь к нему лицом.

— Нет. Видимо, моя мама решила вести себя прилично после моего последнего разговора с ней.

— Ты разговаривал с мамой?

— Это один из вариантов ответа.

Я покачала головой. Это объясняет странные попытки Анны сблизиться за последние несколько недель.

— Ты мог бы предупредить меня раньше, я подумала, что она сменила тактику и пытается завоевать мое доверие, чтобы отравить меня.

Тициано откидывает голову назад, громко смеясь.

— Честно говоря, на твоем месте я бы не стал этого исключать.

— Спасибо. Теперь я чувствую себя в большей безопасности.

Он смеется еще сильнее и проводит кончиком носа по моему. Я таю, хватаюсь за лацканы его костюма и встаю на цыпочки, чтобы сблизить наши губы.

— Что это значит, Тициано? Почему ты это делаешь, почему… Почему ты подарил мне дом? — Я спрашиваю напрямую, мой голос — шепот, полный тысячи эмоций, когда я больше не могу выносить игру, в которую играю уже несколько недель: угадывание.

Рука, запутавшаяся в моих волосах, подается вперед, а большой палец Тициано проводит по моей щеке.

— Потому что я обнаружил, куколка, что мне действительно нравится делать тебя счастливой.

Простота и глубина его ответа поразили меня сильнее, чем я ожидала. Я ненадолго закрываю глаза, позволяя себе ощутить тяжесть этих слов, а когда открываю их снова, красота дома обретает новый смысл. У меня перехватывает дыхание не только от совершенства линий или великолепия места, но и от уверенности в том, что я не одинока в этом, что бы это ни было.

Я открываю глаза, отпускаю костюм Тициано и беру его за руку. Я тяну его к дому, и мир словно медленно вращается, пока я делаю один шаг за другим, каждый миг растягиваясь от нарастающего недоумения.

Дойдя до боковой лестницы, я обнаруживаю, что особняк повторяет уровень скалы. Спустившись по ступеням, я оказываюсь на передней террасе, обращенной к горизонту.

Это трудно переварить: грандиозность архитектуры, игра солнечного света с колоннами, просторы океана, простирающегося до самого горизонта. Я смеюсь, и этот звук уносит ветер — чистое выражение моего душевного состояния.

Солнце продолжает опускаться, окрашивая небо во все более яркие цвета, оранжевый и розовый, словно вены, расползаются по безбрежности. От эмоций у меня запершило в горле, глаза горят, и я качаю головой из стороны в сторону.

— Ты подарил мне дом, — говорю я, поворачиваясь к Тициано.

— Да.

Его взгляд необъятен, даже глубже, чем море под нами.

А что, если я хочу, чтобы ты стал моим домом, Тициано? Ты бы хотел?

— Ты уверен, что не боишься, что я брошусь туда? — Я дразнюсь, вместо того чтобы высказать свои мысли. Он высокомерно улыбается.

— Ты бы не хотела потерять все это, — уверяет он, делая жест в сторону себя. Я смеюсь, закатывая глаза.

— Нет. Действительно не хотела бы. — Я провожу руками по его груди, пока они не касаются его шеи. Тишину вокруг нас нарушает только ветер и волны, разбивающиеся о скалы.

Когда это случилось? В какой момент потеря Тициано стала таким жутким страхом, что я перестала дышать?

Он наклоняется ко мне, приближает свой рот к моему уху, и его следующие слова звучат как шепот:

— Но на всякий случай я позаботился о том, чтобы это падение не было смертельным. Хочешь проверить?

Я смеюсь еще сильнее, и когда он снова выравнивает наши лица, его ладонь скользит по моей челюсти, пока его пальцы снова не оказываются между моими волосами.

— Прежде чем ты продемонстрируешь падение, я хочу продемонстрировать кое-что еще.

Я целую его.

Мой язык обволакивает его в интенсивной ласке, которая одновременно спокойная и отчаянная, срочная и естественная, физическая и такая же наша, как и все предыдущие поцелуи.

Наша…, но как ни один из предыдущих поцелуев.

Я стону ему в рот, притягивая его к себе и прижимаясь всем телом к его телу, чувствуя, что, хотя мы и близки, этой близости все равно недостаточно. Я хочу большего, мне нужно больше.

Я стягиваю с его плеч куртку, а мои пальцы расстегивают пряжки его кобуры, как будто участвуют в каком-то сумасшедшем марафоне. Тициано проводит губами по моему подбородку, шее, его руки спутывают ткань моей блузки, пока она не сминается между его пальцами, и нам приходится разжать рты, чтобы она могла составить компанию его куртке на лужайке.

Его рубашка, мой бюстгальтер, нарукавники, мои туфли, его брюки, его туфли, мои брюки, его трусы-боксеры, мои стринги и все оружие, которое еще оставалось на его теле, — все снимается и валится на землю, пока мы не остаемся совершенно голыми, и я оказываюсь на нем сверху, ощущая, как прохладный океанский бриз ласкает мою кожу не меньше, чем руки Тициано.

Сидя спиной к горизонту, я прижимаю его твердый член к своему входу и скольжу вниз, его длина легко входит в меня, а я полностью поглощена удовольствием и осознанием того, что в какой-то момент этот мужчина стал моим горизонтом.

Его глаза встречаются с моими, между нами вибрирует невысказанное обещание. Не его слова, сказанные шепотом, не мотоцикл и не великолепный дом, который он мне подарил, заставили мое сердце забиться.

Это был он, только он.

И именно в этот момент я поняла, что больше не могу отрицать это.

Я больше не могу притворяться, что не знаю названия чувству, которое заставляет мою грудь танцевать каждый раз, когда Тициано входит в комнату, улыбается мне, прикасается ко мне или я просто думаю о нем.

Я подаю бедра вниз, наблюдая, как мои сомнения превращаются в уверенность с каждым разом, когда он полностью заполняет меня, с каждым низким стоном, вырывающимся из его горла, с каждым движением его рук по моему телу, ласкающих меня и сводящих с ума.

Мир растворяется, оставляя лишь шум волн, звук наших тел и наши стоны. Солнце заканчивает заливать небо, окутывая нас оранжевым пузырем, а я двигаю бедрами все быстрее и быстрее, поглощенная ощущением недостаточности. Чем больше у меня его, тем больше я хочу.

Я прижимаюсь к его телу, наши рты сталкиваются, и одна его рука ложится мне на шею, а другая перестает играть с моим соском и скользит вниз по бокам, пока крепко не обхватывает мою талию. Затем он вскидывает бедра вверх, встречая мой натиск, проникая глубоко внутрь меня заставляя меня кричать.

Мы теряем себя друг в друге, в слюне, поту, запахе земли и моря. Когда я кончаю, это происходит бурно, гораздо сильнее, чем волны под нами, и это влечет за собой оргазм Тициано. Он кончает, прильнув своим ртом к моему, и я никогда в жизни не чувствовала себя более защищенной и потерянной.