ГАБРИЭЛЛА КАТАНЕО
Еда во рту на вкус как картон, а может, это просто ненависть, бурлящая в желудке, делает все горьким и плохим. Обеденный зал с его угнетающе роскошной мебелью из темного дерева такой же, как и каждый вечер. Неприятная атмосфера такая же, как и каждый вечер, но моя готовность мириться с ней, кажется, меньше, чем когда-либо.
Сидя слева от Витторио, я медленно качаю головой. За столом, как всегда, полно семьи. Я медленно отрезаю еще один кусок стейка, когда в мои уши вплывает голос Анны Катанео. Она единственная, кто заговорил с начала ужина.
— Мои подруги очень обиделись, — жалуется она. — Так, как их оставили. Мы должны все исправить. Такое поведение недопустимо.
Я смотрю на Рафаэлу, моя подруга медленно выдыхает, ее взгляд переходит с Анны на Витторио, и я понимаю, что мой муж — единственная причина, по которой моя подруга до сих пор не дала Анне того, чего она заслуживает.
Моя свекровь критикует Рафаэлу с самого начала ужина, и она не прилагает особых усилий, чтобы говорить завуалированно. Добро пожаловать в семью так, как это может сделать только Анна Катанео.
Она не была столь прямолинейна, как в предыдущие вечера, когда мой зять и его жена были еще под запретом, но каждая душа в столовой прекрасно понимает, что Анна испытывает отвращение к тому, что дочь кухарки сидит за ее столом, да еще и замужем за ее сыном.
Какая чертовски высокомерная женщина. За свою жизнь я встречала очень плохих людей, но моя свекровь, это совершенно новый вид, который я до сих пор не могу понять.
Я откусываю еще один кусок и медленно пережевываю его.
Витторио спокойно ест, вероятно, даже не слушая мамину литанию. Несмотря на то, что он всегда следит за окружающей обстановкой, он очень хорошо умеет погружаться в свои мысли, когда это ему удобно. На таких ужинах я обычно поступаю так же, но не сегодня. Не тогда, когда вижу, что Рафаэла сжимает столовые приборы так сильно, что у него белеют костяшки пальцев.
— Если они так недовольны тем, что я не присоединилась к ним, возможно, им стоило постараться, чтобы удержать меня рядом, — наконец отвечает моя подруга, и вся комната, кажется, затаила дыхание.
Анна резко задыхается, видимо, она ожидала, что Рафаэла будет молчать. Пока ее молчание не стало слишком долгим.
— Они — дамы Саграда. Им не нужно прилагать усилий, чтобы привлечь чье-то внимание. Это люди добиваются их внимания.
— Может, это и было так, не знаю, десять лет назад? Пять? — Я говорю, и все смотрят на меня. Витторио, в частности, теперь полностью внимателен к разговору за столом.
Моя свекровь моргает, удивленная больше остальных, потому что я никогда ей не отвечаю. У меня не хватает на это сил, но, если что и выбивает меня из колеи, так это жестокое обращение с людьми, которых я люблю.
Я была вынуждена оставаться в стороне во время этой чертовой свадьбы, наблюдая за тем, как женщины Саграда пытаются принизить Рафаэлу, и я не собираюсь делать это в своем собственном доме. Я не собираюсь сидеть здесь и слушать, пока Анна продолжает топтать мою подругу.
— Что ты имеешь в виду? — Спросила Анна, возмущаясь.
— Я имею в виду, что пять или десять лет назад, возможно, они, вы, были теми, на кого все хотели обратить внимание. Но сейчас… Я думаю, все изменилось. Кстати, об изменениях… Я оглядываю комнату вокруг и глубоко вдыхаю хмурясь. — Я начинаю думать, что, возможно, атмосфера на наших семейных ужинах тоже нуждается в переменах.
Рафаэла улыбается и опускает голову, в то время как все остальные лица за столом остаются неподвижными, за исключением лица моей свекрови, которая расширяет глаза и открывает рот.
— Я не знаю, — продолжаю я. — Мне кажется, что они уже слишком долго проходят в одном месте. — Я пожимаю плечами, зная, что это только еще больше раздражает Анну. Она ненавидит банальные жесты. — Может быть, я решу какое-то время проводить их в нашей крыле, — размышляю я, и вся кровь оттекает от лица моей свекрови.
Я улыбаюсь ей, прежде чем снова начать есть, наблюдая за ней лишь периферийным зрением. Ее рот открывается и закрывается, словно рыба в воде, но в конце концов Анна замолкает и обращает внимание на свою тарелку.
Найти свое место в Саграде в качестве чужака было нелегко, но я сделала этот выбор. Я выбрала Витторио со всем, что с ним связано, а значит, у меня не было другого выбора, кроме как научиться быть такой, какой должна быть его жена.
Последние несколько месяцев, сосредоточившись на адаптации, знакомстве с историей Саграды и даже зная, что, выйдя замуж за Дона, я заняла самое высокое положение в Ла Санта, я позволяла Анне продолжать вести себя так, будто это положение по-прежнему принадлежит ей.
По правде говоря, я не возражаю, чтобы она продолжала это делать, пока я учусь, но не думаю, что она осознает, что я знаю, что это место принадлежит мне. Если я решу перенести семейные обеды, они будут перенесены, потому что мое слово будет последним, а не ее.
Рафаэла бросает на меня благодарный взгляд, и я незаметно подмигиваю ей. Когда больше ничего не сказано, как будто все отрепетировано, все лица поворачиваются к Витторио, ища, практически умоляя его реакции, но мой муж не вмешивается.
Проходят восхитительно тихие минуты, прежде чем раздается еще один голос, и, к моей радости, это не голос Анны. Моя свекровь молчит. Нет. Моя свекровь молчит до конца ужина.
Наконец-то!
— Сэр? — Окликаю я, просовывая голову в кабинет Витторио как раз в тот момент, когда стрелка часов достигает девяти.
Он поднимает на меня свои голубые глаза и опускает их вниз по моему телу, одетому лишь в тонкий черный джемпер, и я делаю то же самое.
У его серой рубашки рукава подогнуты к локтям, а две пуговицы расстегнуты. Его волосы, как всегда уложены, и желание провести по ним рукой, потянуть за них, заставляет меня прикусить губу.
Мой муж прекрасен. Я вздыхаю.
— Входи, — говорит он, и я подчиняюсь, крепко сжимая коробку в руке.
Если бы на мне были трусики, все было бы испорчено.
Легко — недостаточно сильное слово, чтобы определить, как действует на меня этот мужчина. Спустя месяцы один его взгляд, это все, что мне нужно, чтобы растаять.
— Сейчас девять часов, — говорю я, хотя уверена, что он знает это не хуже меня.
— Иди сюда. — Витторио отодвигает стул, освобождая мне место между его телом и столом, когда я подхожу. — Я подумал, не появится ли сейчас тот мятежный дух, который овладел тобой во время ужина, — шепчет он, медленно проводя рукой по моему бедру.
На лице Витторио появляется довольная улыбка, когда его ладонь достигается по моему бедру и не находит там ткани, как он и ожидал.
— Я думал о том, как наказать тебя, если это случится, милая.
— Никогда, сэр, повиноваться вам — одно удовольствие, — заверяю я, и Витторио встает, его большая, собственническая рука тянется к моей шее и растекается по ней.
Его теплый выдох ударяет меня по щеке, и его присутствие и тепло завершают начатое его взглядом дело, делая меня влажной.
— Ты хорошая девочка, не так ли, любовь моя?
Слова касаются моих губ.
— Да, сэр.
Он улыбается.
— Может быть, я все же накажу тебя, милая.
— Как вам будет угодно, сэр.
— Хорошая девочка, правда, — говорит он и целует меня.