Золушка и Мафиози

35

РАФАЭЛА КАТАНЕО

Я снова отталкиваюсь бедрами, переворачиваюсь, трусь о Тициано и не обращаю внимания на его раздражающие слова, потому что все, что меня сейчас волнует, — это чтобы моя кожа перестала покрываться волдырями.

Он хрипло и развратно смеется мне в ухо, кусая меня за него, но я не обращаю внимания и на это, не в силах быть рациональной. Я признаю себя жалкой, если это заставит его прикоснуться ко мне по-настоящему. Ни мучительными дразнилками, ни словами, которые похожи на призрачные ласки, а теми первобытными, восхитительными прикосновениями, которые если и сводили меня с ума, когда я была одета, то в моем нынешнем состоянии, я уверена, заставят мой мир расколоться на две части.

— Пожалуйста, — пробормотала я и получила в ответ еще один хриплый смешок.

Тициано двигается с нарочитой медлительностью, позволяя нашим телам соприкасаться в разные моменты процесса. И каждое прикосновение, каждое крошечное трение посылает электрические разряды по моему телу.

— Что ты хочешь, куколка? — Шепчет он.

— Я не знаю, — признаюсь я, нуждаясь. — Я просто… Пожалуйста… — умоляю я.

Дыхание стало затрудненным, а пульсация между ног — болезненной. Но Тициано это не волнует. Похоже, его не волнует ничего, кроме того, что он стремится разрушить мой рассудок. С абсурдной легкостью он приподнимает мой торс и просовывает под него руку. Его ладонь проводит по моему животу, и с моих губ срывается стон от простого прикосновения. Я такая чувствительная.

Этот дьявол сделал меня такой чувствительной.

Тициано щелкает языком.

— Разве ты не знаешь, куколка? Если ты не знаешь, чего хочешь, то я не смогу тебе этого дать.

Он снова облизывает мое ухо, обводит челюсть, пока не добирается до шеи, а его руки с горечью медленно движутся по животу, талии и бедрам, никогда не доходя до того места, где он нужен мне больше, чем когда-либо в жизни.

— Чего ты хочешь, принцесса?

Повторяющийся вопрос гулко отдается по моей коже, но не находит ни одного волоска, который можно было бы ущипнуть, потому что близость Тициано, его тепло, его дразнилки уже ущипнули их все. Я хнычу, и он кусает меня за шею, прижимая к теплой выпуклости на моей спине.

Внезапно мне становится противно от того, что на мне все еще трусики, что между нами все еще есть какая-то преграда. Мои бедра без моего приказа подрагивают, трутся об его эрекцию, упирающуюся мне в спину, но этого недостаточно, почти недостаточно. Тем более что Тициано крепко держит их, заставляя прекратить движение.

Он играет ногтями на моем бедре, царапая вниз и вверх, приближаясь к краю ткани, на моих бедрах, но вскоре отстраняется. Когда Тициано опускается на колени и ползет по матрасу, устраиваясь между моих ног, я едва не плачу от облегчения.

Мускулистое тело в полном моем распоряжении, твердый член, дразнящий мои желания, и даже надменная улыбка на губах мужа — все это заставляет меня чувствовать себя на шаг ближе к краху.

Мой взгляд падает на эрекцию, находящуюся так близко к моему центру. Желание попробовать его на вкус наполняет мой рот водой. Тициано огромен, и здравомыслящая часть меня понимает, что я должна беспокоиться об этом, но все остальное просто сводит меня с ума, представляя, как все это заполняет меня в том месте, где я чувствую себя отчаянно пустой в данный момент.

Тициано целует мою ногу, и из моего горла вырывается тихий стон. Медленно и дразняще он проводит влажными губами по каждому из моих изгибающихся пальчиков. Его все вполне устраивает, и его губы тянутся вверх, оставляя по пути влажный огненный след. Я извиваюсь на простынях, приподнимая бедра, и от этого лишь шире становится гнусная ухмылка на великолепном лице Тициано, которое мне так хочется разбить.

Мучить меня его забавляет. За последние несколько месяцев я встречала много лиц этого человека, но это — первое: терпеливое, целеустремленное, решительное. У Тициано есть цель, и у меня такое чувство, что мир может закончиться, а он все равно не остановится, и если бы во мне еще оставалась хоть капля ярости, я бы не смогла остановиться. Я бы, наверное, убежала, но все, что потребовалось, это несколько поцелуев, прикосновений и дыханий на моей коже, чтобы все что у меня осталось, это потребность в его прикосновениях.

Его губы продолжают дразнить меня, и когда они достигают задней части моего колена, Тициано лижет его. Я закрываю глаза и бесстыдно стону, чувствуя, как напрягается каждый мускул моего тела, словно кожа натянута слишком туго. Как это возможно, что я испытываю такое абсурдное возбуждение?

— Ты узнала, чего хочешь, принцесса? — Спрашивает он мягко, почти лаская воздух.

Я не могу ответить, я слишком потеряна в ощущениях.

Запах мяты и табака, желтоватый свет в комнате, звук дыхания Тициано и мои собственные стоны — все слишком сильно. Давление в нижней части живота, кажется, способно разорвать меня пополам, если его не ослабить в ближайшие несколько секунд.

— Облегчение, — торопливо отвечаю я. — Мне нужно облегчение.

Тициано смеется, но склоняется над моим телом: одна рука вытянута рядом с моей головой, другая жадно обхватывает мое бедро, как я и хотела.

— То, что тебе нужно, куколка, — говорит он, прижимаясь своими губами к моим. Мой язык без моей команды покидает рот, жаждая снова ощутить его вкус, но Тициано откидывает голову назад совсем чуть-чуть, чтобы оказаться вне моей досягаемости. — Кончить. Но я принимаю облегчение за ответ.

Любые его слова после этого заглушаются стоном, вырывающимся из моего горла, когда Тициано переворачивается, его бедра оказываются между моих ног, его твердый член трется о мои трусики, заставляя кружевную ткань прогибаться между моими складками под давлением. Все мысли, которые еще оставались в моей голове, испаряются, и все, что остается, это удовольствие, проходящее по моему телу от конца до конца, но все еще недостаточное.

Я провожу руками по рукам Тициано, скольжу ладонями по его плечам, потом по шее, пальцами по крепкой спине, выгибая спину, стремясь к его рту, и он позволяет мне дотянуться до него. Мой язык проникает в него с отчаянием и потребностью. Мне нужен его вкус так же, как воздух. Даже больше. Намного больше.

От движений Тициано между моих ног кровь словно закипает, внутри меня словно надувается воздушный шар, давление растет и растет с каждым его движением, и я знаю, просто знаю, что между трением о мой клитор и его языком у меня во рту я действительно взорвусь, в любой момент.

Рука на моем бедре сжимает его, гарантируя, что я обхватываю каждый толчок, даже когда мои мышцы начинают дрожать, а горло издает крики, которые поглощаются поцелуем Тициано.

Ноги дрожат, а мысли устремляются все выше, выше и выше, в бесконечность. Ладони покалывает, и мне кажется, что я больше никогда не смогу дышать. Я закрываю глаза на секунду, прежде чем наслаждение разрывает меня на части, и если это смерть, то я могу провести остаток своей жизни, умирая.

Все тело сводит спазмом, и даже когда прикосновения становятся мучительными, Тициано не прекращает двигаться, трется об меня и вырывает из моего горла хрипы, сменяющиеся стонами и криками. Он двигается ртом по моему подбородку, снова облизывая челюсть, пока его зубы не добираются до мочки уха и не играют с ней. Я задыхаюсь, моя грудь поднимается и опускается, требуя все больше и больше воздуха.

— Ты прекрасно кончаешь, куколка… — шепчет он мне на ухо, вскоре играя кончиком носа на моей шее. — Готов поспорить на жизнь, что ты будешь еще прекраснее, когда кончишь на мой член. Или тебе этого достаточно?

Каждое слово сопровождается медленными ласками моей обнаженной кожи. Тициано медленно продвигается от моего бедра к груди, проводя кончиками пальцев по моей потной коже.

Я открываю глаза и выдыхаю через рот, чтобы посмотреть мужу в лицо. Дебильная улыбка снова повисает в уголках его губ, как только наши взгляды встречаются, потому что он знает, что ответ на его вопрос — нет.

Он осыпает поцелуями мою челюсть и подбородок, а затем поднимается, отрывая от меня свое тепло, и из моего горла вырывается стон протеста. Тициано громко смеется и щелкает языком.

— Я не приму стоны за ответ, куколка, мне нужны слова. Тебе этого достаточно или нет? — Насмехается он, опускаясь на колени между моих раздвинутых ног, его глаза прикованы к моим, хотя каждый сантиметр моего тела доступен его взгляду. Он поднимает бровь, когда я не отвечаю сразу.

— Нет, — мягко признаюсь я.

— Так чего же ты хочешь? Хочешь, чтобы я их снял?

Его пальцы касаются боков моих трусиков.

— Тебя. Я хочу тебя, — хнычу я.

— Значит, я не должен хи снимать?

— Ты невозможен! — Обвиняю я, и Тициано смеется.

— Так и есть, принцесса. Как же тебе не повезло, правда? — Он опускает глаза до середины моих ног и неодобрительно цокает языком. — Посмотри, как ты намочила свои трусики, куколка?

Его голос восхитительно низкий, хриплый и теплый, когда Тициано снова склоняется надо мной. От этого движения его твердый член снова прижимает кружево к моему клитору, и я вздрагиваю.

— Хочешь избавиться от них? — Спрашивает он, играя с резинкой в моей промежности, и я делаю глубокий вдох, когда его запах снова оказывается так близко, что это должно быть достаточным ответом, но Тициано был серьезен, когда говорил, что он мучитель. — Ты хочешь?

— Хочу, — признаюсь я, чувствуя себя побежденной и отчаявшейся в равной степени.

Оргазм, сокрушивший мое сознание несколько минут назад, уже полностью забыт моим жаждущим телом.

— Тогда попроси меня, куколка, — он опускает лицо, пока его рот не оказывается на одной линии с моим ухом. — Попроси своего мужа снять с тебя трусики и трахнуть тебя.

Приказ, замаскированный под дразнилку, заставляет все мое тело извиваться, и прежде, чем я успеваю подумать о том, чтобы остановить себя, я уже подчиняюсь.

— Сними трусики, Тициано? Сними с меня трусики и трахни меня?

Он откидывает голову назад ровно настолько, чтобы я могла увидеть дикую улыбку, расплывающуюся по его лицу.

— Каким бы я был мужем, если бы отказал своей жене в такой просьбе?

Он встает, и следующее, что я слышу, — звук рвущейся ткани. Как только я оказываюсь полностью обнаженной, Тициано хватает меня за задницу, переворачивает на матрас и поднимает мои бедра, манипулируя моим телом так, словно я всего лишь кукла.

Каким-то задним умом я понимаю, что это не должно заводить меня еще больше, но это так. Волосы падают мне на голову, заслоняя зрение, и я становлюсь полной заложницей ощущений.

— Руки на матрас, Рафаэла, — приказывает он, опуская меня на колени.

Я раскидываюсь на матрасе и получаю в награду ласку по пояснице, мои ноги широко раздвинуты от возбуждения, пульсирующего от желания. Предвкушение съедает меня по краям, когда прикосновения Тициано покидают меня и я слышу его движения на матрасе.

Но вместо того, чтобы приблизиться, он отодвигается, и я не понимаю его намерений, пока его рот не оказывается между моих ног, а руки на моей попке, открывая ее.

Я кричу, когда Тициано сжимает мою плоть и погружает язык между ног, перегружая и без того чувствительные нервы, отчего мне кажется, что все мое тело может сломаться. Я хватаюсь за простыни, впиваясь пальцами в матрас, и мои бедра без моей команды погружаются в рот Тициано, топя мой мозг в море ощущений, которые заставляют меня закатывать глаза и кричать, снова и снова.

Тициано лижет меня снизу вверх длинными, целенаправленными движениями, его язык пробирается сквозь мои складочки и обводит мой клитор каждый раз, когда добирается до него. Каждое облизывание высасывает из меня все остатки связности, которые еще могли сохраниться во мне после того, как я была доведена до состояния отчаяния, достаточного для того, чтобы я умоляла разрушить последний барьер между мной и Тициано.

Я извиваюсь в его рту, не контролируя себя. Ничто, кроме желания и несдержанности, не управляет моими отчаянными движениями, требующими большего. Руки скользят по моей коже, пальцы теребят мой вход, а его язык терзает губки моей киски.

Я стону, кричу и извиваюсь, насаживаясь на его рот. Удовольствие, проносящееся по моему телу, это все и ничего. Это огонь и ветер, абсолютный хаос, и я чувствую, что сейчас сломаюсь, и я хочу сломаться, отчаянно хочу.

— Тициано — я стону его имя, еще сильнее насаживаясь на него всем телом.

В ответ один из пальцев, дразнивших мой канал, начинает кружить по нему, неглубоко проникая в него снова и снова, движениями, синхронизированными с сосаниями на моем клиторе. Влажный звук моего возбуждения, распространяющийся по моей киске, смешанный со слюной Тициано, делает меня еще более возбужденной.

Сухость в горле не уступает сухости во рту, из-за чего внутренние губы сжимают зубы, что является причиной моих все более громких и неконтролируемых стонов.

Желание поглощает меня, требуя удовлетворения, которое может дать только проклятый рот, облизывающий, сосущий и целующий между моих ног, словно в нем заключен секрет вечной жизни.

Мои бедра становятся все быстрее и быстрее, катятся, трутся, скачут по лицу Тициано, пока я не чувствую, что не смогу дышать, если не кончу. Грубые руки на моей коже, кажется, задерживают мой поток воздуха, хотя они далеко от моего горла. Одна из них движется вниз по моему телу, вверх по бедру, скользит по бокам, пока не достигает одной из грудей и не сжимает ее достаточно сильно, чтобы вызвать приступ боли, который только заставляет меня кричать громче от удовольствия.

От этого ощущения я слабею, чуть не падаю, глаза закатываются, и я жалею, что не стою ближе к изголовью, не держусь ни за что, кроме собственных рук. Воздух выбивается из моих легких, когда Тициано делает все сразу: сосет мой клитор, наказывает мою грудь болезненным сжатием и проникает в меня кончиком пальца.

Мой крик приглушен, задушен. Оргазм сжимает все мое тело, сотрясая мышцы, заставляя меня вздрагивать и выгибать спину. Я падаю на матрас и почти сразу же переворачиваюсь на живот.

Проходит несколько секунд, прежде чем я открываю глаза, все еще находясь в мире наслаждения и блеска, хотя мне кажется, что моим телом снова манипулируют. Когда я снова могу смотреть в глаза окружающему миру, Тициано лежит между моих ног, выжидательно глядя на меня, и в его глазах столько голода, сколько я никогда не видела.

Я задыхаюсь, пытаясь увлажнить губы, но мой язык кажется сухим, как наждачная бумага. Достаточно одного взгляда на него, чтобы потребность овладела моим все еще размягченным от спермы телом, и, судя по озорному блеску в его глазах, Тициано это знает.

Он знает это.

Он поднимает одну из моих ног, пока я не оказываюсь на его бедрах, и я понимаю, что его член уже вошел в мой вход, готовый проскользнуть внутрь. Я поднимаю бедра, пытаясь ввести его внутрь, но я обездвижена, и мой муж высовывает язык, забавляясь моим отчаянием.

— Тициано, — стону я. — Пожалуйста… Пожалуйста.

— Ты в таком отчаянии, — бормочет он мне в губы, прежде чем лизнуть их.

И медленным, неожиданным толчком он начинает проникать в меня. Мой рот раскрывается навстречу его рту, мои стенки расширяются и сжимаются от восхитительного вторжения. Член Тициано легко скользит внутри меня, и каждый сантиметр его продвижения заставляет мое сердце биться быстрее.

Мои бедра борются с захватом, который держит их под контролем, желая перевернуться, желая больше умопомрачительного вторжения, но Тициано не позволяет им этого сделать.

— Пожалуйста, — повторяю я, совершенно обезумев. — Пожалуйста!

— Я не хочу трахать тебя только один раз, Рафаэла. Поэтому мы начнем медленно, но не волнуйся, сегодня ты не уснешь без полной зависимости от моего члена, — заверяет он меня, оттолкнувшись бедрами и прильнув ртом к моему.

Казалось, Тициано координирует движения своего языка с движениями бедер, все глубже и глубже проникая в меня сверху и снизу, превращая меня в лужицу, скопившуюся на простынях.

Запах нашего пота, смешанный с моим возбуждением, опьяняет, и мне кажется, что каждый толчок Тициано приближает меня к безумию больше, чем предыдущий, по крайней мере до тех пор, пока он не перестанет двигаться, потому что тогда я точно сойду с ума.

Его глаза встречаются с моими после нескольких секунд моего задыхающегося дыхания, затем он отстраняется и входит в меня одновременно, глубоко проникая в меня и оставляя крик запертым в моем горле. Больно, но это не настоящая боль. Это стеснение, напряженное жжение, которое ослабевает секунда за секундой, и когда Тициано снова отстраняется, я тут же хочу вернуть это ощущение.

Он снова делает толчок, и я со стоном впиваюсь в его губы, снова целуя его, мой язык обвивается вокруг его языка, а наши взгляды не отпускаются ни на секунду.

Мы целуемся с открытыми глазами, стоны и вздохи наполняют комнату вокруг нас, составляя компанию звукам бедер Тициано, бьющихся о мои в ритме, который нельзя назвать грубым, но и медленным тоже нельзя назвать, он идеален. И если раньше мне казалось, что внутри меня надувается воздушный шарик, то теперь, словно десятки шаров надуваются от каждого моего стона, от каждого ворчания Тициано, от каждой встречи наших ртов.

Я впиваюсь ногтями в его сильную шею, но пот на моей коже заставляет их скользить по плечам и рукам. Мой разум полностью потерян в абсолютной полноте, покоряющей мое тело, толчок за толчком, пока она не становится всем, что я способна осознать.

— Dio mio!(итал. Боже мой!) — кричу я, теряя контроль над собой, когда Тициано просовывает руку между нами и теребит мой клитор.

Сочетание ощущений топит мой разум в абсолютной полноте, завоевывая мое тело, толчок за толчком, пока это все, что я способна осознать.

— Тициано!

Его имя, выкрикиваемое на остатках воздуха в легких, единственное предупреждение, которое я успеваю дать, прежде чем весь мир взрывается до потемнения в глазах.

Все мое тело сотрясает всепоглощающий оргазм, от которого я дрожу, слепну и не замечаю ничего, кроме ощущений, захлестывающих каждое мое нервное окончание. Могла бы пройти целая жизнь, и я не смогла бы ничего сказать. Это не похоже ни на что, что я когда-либо чувствовала раньше, потому что одновременно с тем, что я чувствую все, как будто ничего больше не существует, кроме восхитительной пустоты вокруг меня, я распадаюсь на части, сливаясь с пустотой, становясь ничем.

— Открой глаза, Рафаэла.

Этот приказ, отданный знакомым голосом, медленно возвращает мое сознание в тело, и, повинуясь ему, я радуюсь, что сделала это, даже если это стоило мне целого мира удовольствия. Я бы не хотела упустить это.

Лицо Тициано сжимается от удовольствия, его зрачки поглотили голубизну глаз, а губы разошлись. Он снова всаживается в меня, из его горла вырывается хриплый рычащий стон, а его пальцы пробираются сквозь мои волосы, поднимая мою голову, пока наши рты не соединяются, и он кончает внутри меня.