Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах

… И наступит покой. И багровое око

Небосвода померкнет в дыму,

И народ,

Всею грудью вздыхая глубоко,

В предвкушении близкого чуда замрет.

Он в сияньи луны простоит до восхода,

В радость, в боль облаченный,

И с первым лучом

Двое — девушка с юношей — выйдут к народу,

Мерным шагом ступая, к плечу плечом.

Молчаливо пройдут они длинной тропою,

Их одежда проста, башмаки тяжелы,

Их тела не отмыты от копоти боя,

Их глаза еще полны и молний и мглы.

Как устали они! Но чело их прекрасно

И росинками юности окроплено,

Подойдут и застынут вблизи… И неясно,

То ли живы они, то ль убиты давно.

И, волнуясь, народ спросит: «Кто вы?»

И хором

Скажут оба, в засохшей крови и пыли:

«Мы — то блюдо серебряное, на котором

Государство еврейское вам поднесли».

Скажут так и падут. Тень на лица их ляжет.

Остальное история, видно, доскажет…

Разбит, прибит,

Базар, хромая, встал

С разгромленных телег, с сугробов сена,

Очнувшись,

Циферблат на башне сосчитал

Свои часы,

Последние до смены.

Но пахнет улица

Еще дождем,

И памятник, сияя

Мокрыми глазами,

С моста глядится в водоем.

И дышит дерево —

И дышит пламенем рассветного расцвета,

И именем

грозы,

громов

и лета.

Нашу дикую пору, как слезы смахнем,

по лесам и по просекам — что уж проще —

бродит Красная Шапочка день за днем,

полевые цветы собирает в роще.

И корова и гусь ковыляют за ней,

следом кошка бредет, опираясь на палку,

как пропавший рассказ, как напев прошлых дней,

как улыбки следы, позабытой и жалкой.

А грядущее смотрит со стороны.

И напрасно умножили мы изумленья.

И сосет себе пальчик голый месяц луны,

будто прежде, у папы еще на коленях.

Вот и мы помолчим. И земли травяной

нам из празелени поморгают ресницы.

Мы закрыли глаза, но взгляд бросим иной —

потемнели вершины иль нам это снится?