Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах

После того, как все уходят,

остаюсь со стихами наедине,

некоторые стихи — мои,

а некоторые — чужие.

Стихи, написанные другими поэтами,

я люблю больше.

Я остаюсь одна в тишине,

и тает в горле комок,

который душил меня.

Я остаюсь.

Иногда мне хочется, чтобы все ушли.

Писать стихи — это, пожалуй, приятно.

Сидишь в комнате — а стены становятся выше,

краски — ярче,

голубизна платка приобретает глубину колодца.

Ты хочешь, чтобы все ушли,

ты не знаешь, что с тобой.

Подумай о том, о сем, а может, еще о чем-то.

Потом — все пройдет, останется — чистый кристалл,

а после — любовь.

Нарцисс вот так любил себя,

Но глуп тот, кто не знает, что и ручей он тоже любил.

Ты сидишь одна,

и болит твое сердце, но оно не разорвется.

Тихо-тихо стираются выцветающие образы,

потом стираются изъяны…

А после — в полночь — восходит солнце.

И темные цветы ты помнишь.

Ты же помнишь, наверное.

Кто полагает, что солнце зайдет по его желанию, — глуп.

Солнце всегда слоняется, бродит к западу, к островам.

И к тебе выйдут солнце и луна, лето и зима.

Сокровища, которым нет конца.

Даже скалы раскалываются, говорю,

И вовсе не от старости, поверь.

Столетьями навзничь они лежат,

В холод и в жар, сотнями долгих лет.

Долгие, долгие годы, и можно подумать —

покой!

Они не стронутся с места, пряча расщелины,

и это гордость.

И годы над ними пройдут в ожидании,

и тот, кто расколет их,

еще не пришел.

И разрастается душица-трава,

и волнуются водоросли,

и море вторгается и отступает,

но скалы кажутся неподвижными,

пока не придет маленький тюлененок

потереться о скалы,

придет и уйдет.

И вдруг камень взорвется.

Сказала же я тебе —

скалы раскалываются,

и это всегда неожиданно.

А что уж говорить о людях.