Часть 2 Глава 21. Берега́

Орэн


Три дня спустя.


Орэн стоял по колено в снегу у края лесной поляны и, приложив ладонь козырьком к лицу, смотрел в небо. За его спиной тихо посапывал грифон, а за вторым он наблюдал в ярко голубом небе.

Грифон в небе то парил, описывая широкие окружности над лесом, то срывался вниз и пикировал до самых крон деревьев, а потом снова взмывал вверх, то крутился по спирали, то складывал крылья и падал лапами вниз, быстро теряя высоту, но не пикируя…

«Хорошо получается, — мысленно хвалил Ярослава Орэн. — Как-то уж слишком подозрительно хорошо он обращается с „девушкой“… Что-то явно недоговаривает… Завтра уже можно приступать к парным боевым тренировкам, вот только надо понять, что же он недоговаривает, а то я чувствую себя идиотом».

Орэн понял, что он увидел достаточно, и решил, что можно и отдохнуть, пока дожидается своего ученика. Пока его грифон дрых, заняться ему было больше всё равно нечем. Он растянулся на пледе, что заранее постелил рядом с грифоном, и закрыл глаза. Спать ему не хотелось, просто и небо, и снег вокруг были слишком яркими, чтобы на них долго смотреть.

«Интересно, как Маренка там поживает… Соскучился я… Никогда не думал, что можно скучать по девушке, по одной особенной девушке. На других даже смотреть не хочется, когда её нет рядом — нужна только она. Интересно, почему раньше такого не было?..»

Мысли его стали забредать явно не в ту степь, и Орэну пришлось укатиться с пледа и засунуть голову в снег, чтобы их остановить. Помогало не очень, но тут он услышал хлопки крыльев и дрожь земли, а следом и насмешливый голос Ярослава:

— Наставник, ты что, решил в снегу утопиться?

Пришлось выныривать и пытаться вытрясти снег из растрёпанных, слегка вьющихся русых волос с медным отливом.

«Давно пора стричься, — подумал Орэн, но потом вспомнил, что он отращивает волосы, чтобы его седина не так странно смотрелась, и поменял мысль: — Пора уже волосы в хвост завязывать, что ли? А то скоро сам себя в зеркале не узнаю».

— Ну как? — спросил Ярослав, подойдя поближе.

— Не помогло, — ответил Орэн.

— Что не помогло? — не понял Ярослав.

— А что «ну как»? — усмехнулся Орэн и на него посмотрел.

Ярослав закатил глаза, вздохнул и ответил:

— Я хотел спросить, как у меня получается летать? Нормально?

— Отлично получается! — честно признался Орэн и улыбнулся.

— Я серьёзно спрашиваю! — возмутился Ярослав.

— Я серьёзно и ответил, — продолжая улыбаться, ответил Орэн, а потом его лицо сделалось задумчивым, и он спросил: — Можно личный вопрос?

— Спрашивай, — равнодушно ответил Ярослав, всем видом показывая, что он готов к любым вопросам.

— Ты девственник? — невозмутимо спросил Орэн.

Ярослав покраснел, но всё же ответил:

— Н-нет.

— О как! — воодушевился Орэн. — Значит, я не ошибся. И ты не женат?

— Нет, — уже «остынув», ответив Ярослав.

— Как интересно… Ты садись, не на допросе, — предложил Орэн, подвинувшись на край пледа.

Ярослав сел рядом.

— А девушка есть?

— Нет у меня девушки! Чего пристал? — возмутился Ярослав.

— Не кипятись, — похлопал его по плечу Орэн. — Мне действительно интересно, где вы девушек берёте тогда? Им же до свадьбы нельзя, как я понял. Да и во внешний мир вы тоже вроде бы не бегаете.

— Тут возможны варианты… — уклончиво ответил Ярослав.

— И-и-и? — не сдавался Орэн. — Давай, рассказывай. Мне про Семейный Уклад мало чего успели тогда рассказать. А теперь и спросить не у кого больше: из школы попёрли, из Касты Жрецов выгнали.

— Как выгнали? — удивился Ярослав и посмотрел на Орэна.

— А ты думал, за мою выходку меня по головке погладили? Сказали: «Молодец! Иди, тренируй наше будущее поколение»? Ага, как же — так и выгнали! Но мы не об этом, а о девушках.

— Девушкам надо оставаться девственницами до свадьбы, — ответил Ярослав, — чтобы пройти Свадебный Обряд и получить Благословение Рода на будущую семью. Но можно обойтись и без Обряда, и даже без Благословения родителей, а просто начать жить вместе. У нас это не запрещено и не особо порицается, ведь в жизни бывает по-всякому, и дело здесь не в прихоти или похоти. Например, не всегда возможно получить Благословение, или условия не позволяют провести Обряд… Так вот, возвращаясь к твоему изначальному вопросу: не у всех девушек в жизни всё хорошо складывается, даже у нас здесь, где мы пытаемся их защищать и оберегать всеми силами. Остаются бездетные вдовы или девушки… без права на семью. Не их это вина, что им не повезло, а заботы и ласки хочется всем. Такие иногда и приходят в мужской дом. Они у нас становятся сёстрами: нам готовят, убирают, стирают… Всё остальное только по обоюдному желанию. Мы сестру никогда взаперти не держим, и никто не имеет права присвоить её себе. Она живёт у нас, сколько хочет и с кем хочет, и уходит, когда хочет. Для неё отгорожена отдельная часть дома, на которую мы можем заходить только по её приглашению. Последняя сестра ушла от нас за месяц до того, как ты объявился, поэтому ты видел там только мужчин и мальчиков.

С каждым следующим словом голос Ярослава становился всё грустнее и грустнее, и Орэн уже был не рад, что спросил, но всё же решил, что раз поднял эту тему, то надо узнать всё до конца.

— Значит, юношам до свадьбы девственниками быть не обязательно? — решил уточнить он. — По крайней мере, меня ничего не спрашивали и Обряд провели.

— Не обязательно, — ответил Ярослав. — Но верь в это или нет, и для нас есть свои ограничения: чем больше у тебя в жизни было разных женщин, тем быстрее ты стареешь. Мы считаем, что за каждую связь с новой девушкой или женщиной мужчина отдаёт один год своей жизни. Другими словами, если у тебя их было тридцать, то ты проживёшь на тридцать лет меньше.

— Всё! — усмехнулся Орэн. — Помру молодым!

— Не придуривайся, — усмехнулся в ответ Ярослав. — Было б у тебя их тридцать, ты бы выглядел не на двадцать пять, а на тридцать пять сейчас, а то и старше. Сейчас тебе вообще ничего не грозит — у тебя есть жена. С ней ты расстаёшься со своими годами только в первый раз и после рождения каждого чада. Но мне кажется, что это уже и не такая плохая цена за новую жизнь.

— Значит, я всё же помру молодым! — подытожил Орэн. — Я хочу много детей!

— Ты неисправим, — засмеялся Ярослав. — Ты помереть хочешь пораньше или всё-таки детей?

— Детей, конечно! — возмутился Орэн.

— Тогда переставай записывать себя в покойники, — серьёзно ответил Ярослав. — Не кликай беду. Детей народить — мало, их ещё и воспитать надо.

— Я знаю, — серьёзно ответил Орэн. — Пожалуй, шутить так больше не буду. Кстати, раз мы затронули эту тему, можешь мне ещё рассказать про «левый» и «правый» берег? А то я так и не успел спросить у Любомира и до сих пор не могу понять, почему Марена меня назвала «правобережным на левом берегу».

— Могу. Но раз мы о семье говорим, я тебе расскажу только то, что касается Семейного Уклада на Левом и Правом берегах, а то если рассказывать с самого начала, то мы можем заболтаться, и нас сожрут проголодавшиеся «девушки».

— Подходит, — согласился Орэн.

— Тогда слушай…

Ярослав начал свой рассказ. Орэн слушал внимательно и пропускал каждое его слово через призму того, на что успел насмотреться за свою недолгую, но насыщенную событиями жизнь. Всё, что он знал до этого, каким-то волшебным образом укладывалось на свои места и принимало вид уравновешенной системы со своими законами и закономерностями. А когда Ярослав начал чертить на снегу круги, разделённые накрест на четыре части, то в голове Орэна сложилось воедино то, что он слышит сейчас, и то, что рассказывал ему до этого Любомир. Пусть он до конца и не понял связь таких разных тем, но он понял, что она однозначно есть.


Название левого и правого берегов пошло от названий берегов реки: правый — низкий и пологий, левый — высокий и крутой. Почему так, а не наоборот? Мы называем берега по течению реки. Все наши реки текут с севера на юг от вершин Дремира. Значит, если мы путешествуем во внешний мир, то мы идем по реке с севера на юг — по течению, и пологий берег у нас всегда справа, а крутой — слева.

Если ближе к теме и сильно упростить, то можно сказать, что изначально на правом берегу селились земледельцы и скотоводы — те, кому нужен был неограниченный доступ к воде. На левом же — ремесленники и воины. Первым нужен простор, вторым — защита или сплочённость. Так на левом берегу начали появляться города и крепости, которые впоследствии защищали и правый берег.

Возвращаясь к простору. Как ты понимаешь, на правом берегу было много места и нужно было много помощников, чтобы следить за хозяйством. Так зародились многодетные семьи, где мужчина — единственный глава семьи, а жена и дети ему принадлежат, но об этом позже. В городах же на левом берегу места было мало. Много детей не прокормить, а потом между ними ещё и свою одну мастерскую надо как-то поделить. Так в итоге и сложилось, что в городах часто женщина становилась не особо нужна мужчине — ему нужны были только наследники. Из всего этого развилось равноправие между мужчиной и женщиной, ведь часто женщине приходилось самой о себе заботиться даже при наличии мужа, не говоря уже о женщинах без мужей.

Прежде чем я чуть подробнее расскажу об особенностях каждого из Семейных Укладов, я отвечу на твой вопрос. Сейчас мы называем Левым Берегом всех, кто живёт за границей Дремира, независимо от того, на каком берегу реки они живут и каких Семейных Ценностей придерживаются. Не спрашивай, почему так, я и сам не знаю — так повелось. Дремир для нас — Правый берег, чужаки — Левый берег. Когда Марена сказала, что ты «правобережный на левом берегу», она имела в виду, что ты наш, с нашими ценностями, волей Предков выросший на Левом берегу среди чужаков.


— Ясно, — ответил Орэн.

— Теперь смотри, — Ярослав начертил круг на снегу и разделил его сначала одной вертикальной полосой на две равных части, а потом — горизонтальной.


Это семейный крест. Их два, как и берегов: Правый и Левый. Дремир живёт только по Правому, весь остальной мир — по-разному.

Начнём с Правого креста: слева — муж, напротив него — дети, снизу — жена, она между мужем и детьми, сверху — Держава. Если идти по кругу: мужу принадлежит жена — он за неё в ответе; жене принадлежат дети — за них в ответе она, а не муж; детям принадлежит Держава — они за неё в ответе, они её будущее, они её строят; Державе принадлежат мужи — она за них в ответе.


Ярослав усмехнулся.


В общем, Держава в ответе за нас, чтобы мы не скучали и было чем заняться.

Если идти по кругу в обратную сторону, то: муж служит Державе, её защищает и хранит Устой; Держава служит детям — их защищает, у нас нет ничейных детей; дети служат матери — её слушаются, учатся; мать, она же — жена, служит мужу, его слушается, хранит семейный очаг и Уклад.


Ярослав разровнял снег и начертил такой же круг с крестом заново.

— Подожди, — прервал его Орэн, — здесь чего-то не хватает.

— И чего? — с интересом посмотрел на него Ярослав.

— Не знаю! — возмутился Орэн. — Ты мне скажи!

— Ладно, не кипятись. Мне было интересно, заметишь ли ты. Ты прав.


Здесь не хватает бабушек и дедушек. Что есть «Держава»? Это власть, это наши Старейшины — наши деды, кто в здравом уме и при светлой памяти, те, кто держит судьбу народа в своих руках и в ответе за него. Так вот, эти дедушки — они там, где Держава, а те, которые отошли от дел, а с ними и бабушки — они там же, где и дети. И не только потому, что за ними нужен уход, как за детьми, а ещё и потому, что они рядом с детьми, чтобы их учить, да и сказки рассказывать.

А теперь смотри Левый крест. Он чем-то похож на Правый, но из-за одной перестановки всё меняется до неузнаваемости.

Слева — мужчина, сверху… Пусть будет графство, у тебя правитель — граф. Это так же, как и в Правом кресте. А теперь внимание: жена напротив мужа, а дети — снизу, между мужем и женой.

Теперь идём по кругу: дети принадлежат мужу — ему нужны наследники его ремесла; жена, она же — мать, принадлежит детям — им нужна нянька, чтобы кто-то о них заботился; графство — принадлежит жене — кто-то же должен о ней заботиться; графству принадлежат мужи.

Ну и в обратном порядке: мужи заботятся о графстве, графство — о женщинах, чтобы рожали наследников, женщины — о детях, дети — о мужах, то есть отцах. Мужчина и женщина в такой системе стоят равноправно, на одной горизонтальной линии. Между ними нет иерархии, они друг другу не принадлежат — они партнёры.

А теперь подумай: кому здесь нужны дети? Матерям — не особо, на них надо всю жизнь горбатиться, и не получишь за это на старости лет ничего взамен. Графству? Тоже не особо. Дети нужны только своим отцам. А если они и отцам не нужны, то никому они и не нужны.


Голос Ярослава сделался очень печальным, и он подвёл итог:


Не я это придумал, и потому не могу поручиться, что везде на Левом берегу так, как я описал — я там не был, но если верить нашим Предкам, передавшим нам эти знания, то выходит, что часто на Левом берегу никто не заботится о женщинах и дети никому не нужны. Кстати, бабушек и дедушек в Левом кресте уже нет — они здесь тоже сами по себе и никому не нужны.


— Я там был, — грустно ответил Орэн, — и многое из того, что ты сказал, я хорошо прочувствовал на себе. Я рос сиротой, и никому я не был нужен, кроме себя самого. Потом в моей жизни появился приёмный отец — как-то сам себе нарисовался и решил, что я вдруг подхожу ему в наследники. Жены у него не было, поэтому не скажу, нужен был бы я ей. Но в остальном — сходится.

— Мне грустно каждый раз, когда я об этом думаю, — сказал Ярослав. — Мне кажется, что Левый крест — это неправильно, мне хочется его исправить, вычеркнуть, научить всех жить иначе, заботиться друг о друге, но… Я не буду лезть со своим Уставом на чужой берег. Раз они там так живут, значит, в этом тоже есть что-то хорошее, что-то, что мне не понять. Ты рос сиротой и вырос сильнее меня — там, где о тебе никто не заботился. Видимо, это был твой Путь, путь одиночества. Я рано остался сиротой здесь, но меня тут же забрали в семью. На Левом берегу бы сказали, что в «чужую», ведь я из Рода Оскольда, а растили меня как родного в Роду Ярена. Здесь бы я сказал, что забрали в «родную» семью. Я вырос в заботе, но остался слабее тебя, видимо, это мой Путь — Путь Зависимости от Заботы.

— Тоже мне, «слабака» нашёл, — усмехнулся Орэн. — Не стоит себя недооценивать. Пусть сейчас фехтование копьём и не твоя сильная сторона, но проблема лишь в том, что ты неправильно оцениваешь расстояние до противника, и я смею предположить, что твоё основное оружие — меч или сабля. А вот на грифонах ты за десять дней научился летать лучше, чем я за два года. Так что не сравнивай нас — мы просто из разных миров, а поэтому сильны в разном.

— Как скаже… — хотел было ответить Ярослав, но тут же улетел в снег — Орэн со всей дури толкнул его в плечо.

Ярослав тут же вскочил и хотел возмутится, но замер: там, где он только что сидел, на плед капала кровь — клюв грифона сомкнулся на вытянутой в сторону руке Орэна и только чудом её не перекусил полностью. На правой руке! Орэн побледнел и стиснул зубы, но не издал ни звука.

Ярослав не мог понять, что произошло и как он может помочь. Он сделал шаг к Орэну, но тот лишь прошипел сквозь стиснутые зубы:

— Не подходи.

Ярослав замер. Он видел, как Орэн сжал левую руку в кулак, как несколько раз вдохнул-выдохнул, как ушло напряжение с его бледного лица, и он улыбнулся!

— Милая, — добродушно сказал он, сидя спиной к грифону, — может, ты отпустишь мою руку? А то мне нечем тебя будет гладить, если что. Боюсь, моя кость скоро сломаемся от твоих крепких объятий.

Грифон начал медленно открывать клюв, Орэн попытался придержать левой рукой правую, но это ему не помогло — как только грифон отпустил его руку, глаза Орэна закатились, и он без сознания рухнул на спину, а его рука приземлилась на плед под странными углами, но всё ещё одним куском.

Ярослав всё не понимал, что ему делать, а грифон Орэна склонился над лицом своего наездника и открыл клюв.

У Ярослава похолодело в груди, и он понял, что больше стоять и смотреть не может — он бросился к Орэну, но снова замер на втором шаге — грифон начал вылизывать своего бессознательного наездника.

Это выглядело вполне дружелюбно, но Ярослав всё же успел засомневаться и подумать: «А она его точно не съест?»

На что грифон на миг оторвался от вылизывания и укоризненно фыркнул.

Ярославу даже показалось, что кто-то сказал в его голове:

«Ты что, идиот? Лучше иди сюда и помоги».

На всякий случай он решил уточнить:

— Можно, мне подойти и его перевязать?

Грифон одобрительно фыркнул, и Ярослав бросился к Орэну. Сначала он выровнял его руку, которая была согнута в нескольких местах выше локтя. Потом достал нож из ножен на поясе и разрезал рукав куртки от запястья до плеча, отвернул половинки и так же разрезал свитер и рубашку. Перед ним была не рука, а кровавое месиво. Нет, разрезы от клюва грифона поперёк руки были очень ровным, но крови вокруг было немерено. Ярослав даже не мог понять, это одна рука или три части, а проверять ему отнюдь не хотелось — боялся, что рука развалится окончательно. Он лишь ещё немного поправил её, чтобы она выглядела ровнее и естественнее, и уж было собрался встать и бежать за ветками и бинтами, как снова улетел в снег на спину. На этот раз его оттолкнул клювом грифон и принялся вылизывать руку.

«Похоже, меня больше не подпустят», — подумал Ярослав.

На что грифон утвердительно фыркнул, мол, догадливый.

Ярослав так и остался сидеть на снегу и наблюдать за происходящим.

Через четверть часа он понял, что грифон слизал всю кровь с руки Орэна, а новая почему-то не появлялась. Да и сам Орэн как-то немного порозовел, хоть и до сих пор валялся без сознания.

Ещё через четверть часа Ярославу показалось, что разрезы на руке Орэна стали тоньше и менее заметны.

«Наверное, показалось», — решил он, но тут грифон перестал вылизывать своего наездника и, отойдя в сторону, улёгся на снег.

Ярослав встал, подошёл поближе и, не поверив своим глазам, присел у руки Орэна, даже потыкав пальцем в один из разрезов — на его месте уже был просто шрам, и ни капельки крови больше не вытекало. Проверять, сгибается ли рука, он всё же не стал, а просто укрыл Орэна второй частью пледа и сходил к своему грифону за вторым пледом. Укрыл им сверху и уселся на самый край — дожидаться, когда его наставник проснётся.

Орэн открыл глаза часа через два. Первым делом ощупал свою руку, а потом спокойно сказал:

— Хорошо выровнял, благодарю.

Ярослав вздрогнул от неожиданности и обернулся — он сидел, погруженный в свои мысли, и не слышал, как его наставник пошевелился до этого.

— Пальцами шевелить можешь? — спросил он. — Рука слушается?

— Да. Всё в порядке, — ответил Орэн и, высвободив правую руку из-под пледов, вытянул её вверх, сжал-разжал пальцы, согнул-разогнул в локте. — Завтра будет как новенькая.

— Что это было? — неуверенно спросил Ярослав и на всякий случай глянул на грифона — тот не обратил на него внимания.

— Моя «девушка» подумала, что ты меня слишком расстраиваешь, и решила убрать угрозу моей жизни, то есть тебя. Я успел тебя оттолкнуть, и её клюв сомкнулся не на твоей голове, а на моей руке. Ну а дальше ты видел лучше меня, потому что я отключился, когда моя рука повисла на паре мышц. Я так понимаю, ты собрал мою руку вместе, а она меня вылизала. Её слюна лечебна, так что к утру я буду полностью здоров.

Орэн обернулся к грифону:

— Благодарю, милая, что спасла мою руку. Прости, мы больше не будем обсуждать грустные темы при тебе.

Грифон мелодично фыркнул, и Орэн обернулся к Ярославу.

— Знаешь, Ярослав, а ведь грифоны всю молодость живут по Левому кресту, — задумчиво сказал он. — Наши «девушки» очень самостоятельны и сами о себе заботятся. Лишь когда они решают создать семью, то переходят жить по Правому кресту. Вот не скажу, общие ли у них дети на всех, но точно знаю, что грифон-мужчина всегда берёт под полную опеку и свою женщину, и детей. Да и детей у них обычно много. В общем, я думаю, оба креста имеют право на жизнь. Не быть бы нам наездниками, если бы они жили иначе. А так, — Орэн искренне улыбнулся, — наши равноправные «девушки» подарили нам небо.


Ярослав из Рода Оско́льда

Песня Левого Берега по мнению Ярослава: Neuromonach Feofan — Небо


Загрузка...