Европа-45. Европа-Запад

ПЕРЕВЯЖИ ЕЕ РАНЫ

Две женщины остались в окруженном тишиной доме. И еще где-то колдовал около своих аппаратов хмурый майор Роупер, которому капитан Билл поручил связаться со штабом бригады имени Гарибальди и доложить о задержанной немецкой колонне. Но женщины не чувствовали его присутствия. Они думали только о тех, кто пошел в ночь, навстречу неизвестности.

Европа, 45! В эту весну Европа завоевывала право на жизнь. Советские армии штурмовали Берлин, освобождали Балканы, спешили на помощь Златой Праге. Последние вы-стрелы, последние смерти. Последнюю дань отдавали советские юноши на востоке и юге Европы. Американские и английские юноши сражались с эсэсовцами в Рурском котле.

И здесь, в замученной фашизмом Италии, тоже продолжалась война...

Женщины молча сидели у темного окна, к которому прижалась ночь. Звезды упали с неба и утонули в озере. Женщины не видели звезд. Смотрели на землю. Обе — и Дорис и синьора Грачиоли — знали боль тяжелых утрат. Смерть забрала у них самых дорогих людей, и они не хотели отдавать ей больше никого.

— Ох, добрый боже,— прошептала Дорис,— они могут погибнуть сегодня ночью!

— Это такая же правда, как правда, что нет милосердия на свете,— промолвила синьора Грачиоли.

— Я должна пойти туда, к ним.— Дорис поднялась.

— Кара миа[51], нельзя. Тебе нужен покой. Там опасно.

— А разве им не угрожает опасность?

— Там мужчины. А ты женщина. Ты скоро станешь матерью.

Дорис пошла к двери. Итальянка испуганно бросилась за нею.

— Мадонна миа, ты все-таки идешь! Ты можешь простудиться. Сейчас я дам тебе плащик.

Набросив на плечи коротенький плащ и проверив пистолет, Дорис выскользнула из дома. Ей показалось, что темная человеческая фигура промелькнула впереди и исчезла за поворотом шоссе, но, наверное, это только показалось. Женщина быстро шла туда, где должны были быть партизаны. Через несколько сот метров она наткнулась на завал. Каменные обломки скал и поваленные огромные стволы пересекали путь. Дорис остановилась. Справа вверху на шоссе послышались тихие голоса. Говорили по-английски, Дорис догадалась, что это спорят с кем-то Клифтон и Юджин. Осторожно ступая по камням, стала подниматься к ним. Еще не достигнув гребня скалы, увидела на фоне неба три фигуры. Они то склонялись одна к другой, то будто расходились. Резкая, отрывистая английская речь падала вниз, но Дорис не понимала, о чем говорят. Поняла только, что говорят все трое и все — по-английски. Что бы это могло быть? Любопытство заставило ее подобраться ближе к тем троим, что расшумелись, как деревья под ветром. Теперь она уже могла распознать тяжелоплечего Юджина и стройного Клифтона. А третий... Третий был майор Роупер. Как он здесь оказался? Ведь капитан Билл оставил его у радиостанции. Может, он, как и Дорис, не выдержал одиночества и пришел туда, где должен вспыхнуть бой?

Но почему они так взволнованы? Может, что-то случилось с Михаилом? Может, немцев оказалось больше, чем говорил капитан Билл?

Дорис не успела спросить Клифтона и Юджина о причине их беспокойства. Все трое вдруг словно провалились сквозь землю.

Спотыкаясь в темноте, женщина побежала туда, где минуту назад они стояли. На земле светилась серая длинная палка «панцерфауста». Патроны валялись возле брошенного оружия. Почему они бросили оружие, бросили свой пост? Что случилось? Дорис была уже не удивлена — она была встревожена.

Забыв о том, как опасно в ее положении пробираться в темноте по скалам, Дорис бросилась следом. Те трое не подозревали, что за ними следят, и двигались без предосторожности. Шум шагов, короткая брань, хриплое дыхание, бряцание оружия — все выдавало их. Мужчины продвигались по краю каменистого гребня, нависшего над шоссе. Где-то внизу в молчании, выжидающе замерла немецкая колонна.

Немцы не знают, где партизаны, сколько их и какое у них оружие. Но стоит им заприметить на фоне неба фигуры этих трех, как поднимется стрельба. Сейчас она предупредит...

Но она и на этот раз не успела: трое стали спускаться с гребня вниз, к шоссе, к колонне. Что они, с ума сошли?

Дорис тоже пошла за ними, но не отважилась покинуть спасительную тьму скалистого взгорья и подойти к застывшим на шоссе машинам. Трое подошли к одной машине, к другой, остановились. О чем-то заговорили. Сначала по-итальянски, быстро, неразборчиво. Потом снова перешли на английский, и снова Дорис ничего не поняла. О чем они договариваются? Знает ли об этом Михаил? Откуда в колонне итальянцы и англичане?

Дорис не могла знать, что в это время возле бронированного «мерседеса» происходил такой разговор:

— Синьор Петаччи, я пришел,— сказал Роупер.

— Вы принесли обещанное? — спросил из машины Марчелло.

— Джентльмены всегда выполняют обязательства.

— В таком случае я тоже джентльмен.

— Письма у вас?

— Вот они,— и Марчелло подал портфель.

— Я должен убедиться, что это те письма, которые мне нужны.

— Сколько угодно. Фонарик есть? Могу зажечь свет.

— Не надо света. Я сейчас. Письма настоящие. Можете получить свой паспорт.

Марчелло замялся.

— Дело в том, что я не один.

— Как прикажете вас понимать?

— Письма помогла достать моя сестра Кларетта. Вы должны гарантировать безопасность и ей.

— Назовите ее своей женой.

— Но у меня и жена есть.

— Тогда выбирайте между женой и сестрой. У меня, к сожалению, нет времени на семейные церемонии.

— Но наш договор!

— Я его выполнил.

— Вы негодяй! Оставить на произвол судьбы мою сестру! Ее знала вся Италия! Я застрелю вас за оскорбление нашей семьи.

— Лучшее лекарство от гнева — ожидание. Это сказал ваш земляк, философ Сенека. Подождите до утра. Утром здесь будут союзники. Они помогут вам. Они спасут дуче и защитят вашу сестру. А сейчас позвольте оставить вас. Я должен спешить, если вы хотите дождаться здесь английских танков, а не партизан бригады имени Гарибальди. Ари-ведере, синьор Петаччи.

Роупер подозвал Клифтона и американца.

— Идем,— сказал он.— Все сделано. Хвала всевышнему!

— А генерал? — спросил Юджин.

— Оставляем его здесь.

— Не станете ли вы доказывать, что этот петушок в машине и есть генерал? — поинтересовался американец.

— Почти генерал.

— А эта худая, как протестантский пастор, папка и есть те документы?

— Да, это они.

— И цена им — пятьдесят тысяч долларов?

— Вы не ошиблись.

— Я никогда не отличался способностями ясновидца, но на этот раз мне кажется, что майор говорит неправду, попросту врет,— резко сказал Юджин.

— Здесь не место для дискуссий,— прикрикнул на него майор.— Вы забываете, что вокруг — немцы.

— Я забыл об этом уже тогда, когда оставил свой пост, бросил «панцерфауст» и подался на эту итальянскую Калифорнию за золотом. А теперь мне хотелось бы знать все-таки, что мы здесь делали? И кто этот тореадор в узеньких брючках? И что в этой папке? Клифтон Честер тоже хочет это знать. Верно, Клиф?

— Полагаю, что да,— буркнул англичанин.— Мы полезли в какую-то темную авантюру, не предупредив командира.

— Тысяча проклятий! — воскликнул Роупер.— Надоели вы мне со своим командиром! Можно подумать, что национальная гордость, престиж союзнических армий для вас пустые слова! Да знаете ли вы, что сегодня ночью решается одно из важнейших дел второй мировой войны?

— Интересно узнать какое,— усмехнулся Юджин.

— Второе по своему значению,— продолжал Роупер.— Первым будет арест Гитлера, а сегодня мы должны арестовать Муссолини. В этой колонне едет дуче Италии!

— Ого!..— удовлетворенно проговорил Юджин.— Это мне начинает нравиться. Но почему мы не арестовали его до сих пор?

— Дуче охраняют. Он едет в специально оборудованном бронеавтомобиле.

— Трахнуть бы туда из «панцерфауста»!

— Мы должны захватить дуче живым. Его будет судить трибунал союзников.

— За каким же чертом лезли мы в эту яму?

— Для разведки. Я взял вас себе в помощь — одного меня легко могли бы убить. И тогда некому было бы сообщить союзническому командованию о местопребывании Муссолини. Сейчас мне сказали, что Муссолини действительно здесь, в одном из бронеавтомобилей. В этой папке документы, которые были при нем. Мы должны немедленно добраться до городка Муссо, где встретимся с первыми машинами генерала Кларка. Только что по радио я узнал: танки союзников перешли По. Они спешат на север, к озеру Комо. Надо, чтобы Муссолини попал в наши руки, а не в руки коммунистов.

— Если все коммунисты такие ребята, как наш командир, я не вижу никакой разницы,— сказал Юджин.

— Речь идет о престиже. История зафиксирует факт: Муссолини арестовали англо-американские войска.

— Американо-английские,— поправил Юджин.

— Пусть так. Ваши фамилии прогремят на весь мир. Ну? Нас ждут первые «джипы» генерала Кларка. Вы со мной?

— Наверно,— сказал Юджин.— Как, Клиф?

— Как ты, так и я.

Роупер спешил. Он полез вверх первым. Теперь ему было все равно: пойдут с ним эти двое или останутся со своим отрядом. Лишь бы отделаться от них. Еще днем он искал таких ребят, страшно было сунуться в колонну без поддержки и охраны. А теперь Роупер спешил исчезнуть в темноте, снова превратиться в человека, которого не было.

Он не знал, что его ждет впереди. На гребень горы навстречу майору и запыхавшимся Юджину и Клифтону вышла из темноты Дорис.

— Юджин, Клифтон,— встревоженно спросила она,— где вы были? Что делали там, внизу? Почему бросили пост?

Роупер не предполагал встретить кого-нибудь из партизан, а тем более эту женщину, которая осталась в доме. На какой-то миг майор растерялся, замер. Все молчали.

— Ну? — настаивала Дорис.— Клифтон, почему ты молчишь? Юджин!

Майор Роупер протянул руку и отстранил женщину. Так отстраняют ветку, продвигаясь лесом. Он не рассчитал, что ветка больно хлестнет идущих сзади. Слова Дорис, как тонкий прут, стегнули по лицам Клифтона и Юджина.

— Клифтон и Юджин,— сурово промолвила она,— говорите правду. Где вы были? Что все это значит?

— Дело в том,— начал было Клифтон, но его перебил Роупер:

— Замолчите!

— Клифтон хотел сказать, что мы ходили в разведку,— спокойно сообщил Юджин.

— А почему вы прятались? Кто посылал вас в разведку?

— Я запрещаю вам разговаривать,— сказал из темноты Роупер.— Идите за мной.

— Я не позволю вам идти, пока не услышу ответ. Здесь творится какое-то преступление. Разве для того мы шли через всю Германию, умирали и снова оживали? Юджин, Клифтон!

— Дорис,— тихо сказал Юджин,— там, в колонне,— Муссолини. Его надо захватить живьем. Вот и все. И теперь мы побежали. Партизаны здесь ничего не поделают, нужны настоящие солдаты, американские солдаты! Мы побежали за ними.

— А партизаны не настоящие солдаты? — голос женщины дрожал от гнева.— Разве вы не настоящие солдаты?

— Сержант Честер, уберите эту женщину,— приказал Роупер.

— Что вы сказали? — переспросил американец.

— Я сказал, чтобы вы сделали в ее коже несколько дырок! — крикнул Роупер.

— Майор,— ласково проговорил Юджин,— только что я вспомнил одну вещь. Оказывается, я читал не только «Куроводство», но и библию. Там сказано «Остановись и перевяжи его раны». Зачем же заставлять нас делать противоположное!

— Сержант Честер,— повторил майор,— приказываю вам стрелять.

— Мы прошли с ней всю Германию, капитан,— хмуро ответил Клифтон.

— Майор!—закричал Роупер.— Тысяча проклятий! Здесь вам не Арктика. Стреляйте в эту бабу! Я приказываю! Именем правительства Великобритании! Именем короля!

— Сэр,— держа автомат наизготовку, сказал Юджин,— к чему так много слов? Мой друг Клифтон не будет стрелять в эту женщину. Давайте поговорим о чем-нибудь еще.

— Ах, так!..

Юджин не успел выстрелить. Он упал от пули Роупера. В тот же миг рядом с ним в неуклюжей позе смерти лег и английский сержант Клифтон Честер. Так и лежали они на суровой, кремнистой итальянской земле, два красивых, отважных юноши, лежали далеко от своих домов, от родной земли.

Клифтон жил покорно и умер так же. Зато Юджин, сбитый с ног выстрелом, не сдавался, не хотел умирать. Он размахивал руками, хотел схватить свой автомат, который лежал где-то в камнях. Резкий, отчаянный стон-крик вырвался из мощной груди, однако его заглушил новый выстрел майора.

Третью пулю Роупер послал в Дорис. Он выстрелил не целясь. Женщина тяжело застонала, схватилась за живот и упала на колени. Потом боком, осторожно, в страшном молчании легла на землю.

Земля показалась Дорис мягкой, теплой и покачнулась медленно и мягко, как колыбель. Перед меркнущим взором небо задрожало мириадами золотых звезд. И прямо сквозь звезды в сторону, в неведомую черноту прыгнула высокая фигура. Майор Норман Роупер спешил.

Тихий и далекий, родной, как у Гейнца, голос спросил из-под звезд:

— Кто стрелял?

В голосе были тревога, страх, беспокойство.

— Кто там стонет?

Михаил нашел ее быстро, словно вокруг был светлый день. Нашел сразу, не ища, не шаря в темноте.

— Дорис, что с тобой? Почему ты здесь? Дорис!..

Ей так много надо было сказать ему, а сил не было. И она сказала только необходимое:

— Я умираю, Миша... Возьмите ребенка... Умоляю... Дитя... Внизу — Муссолини. Роупер — изменник. Клифтон- Юджин... Он их убил... И меня... Ах, добрый боже!..

Михаил припал к ней, слушал ее шепот, ждал ее слов, но она молчала. Начинались преждевременные роды. Новая жизнь не хотела смириться со смертью, и смерть отступила. Дорис еще жила. Она хотела жить до тех пор, пока не даст миру, земле, небу новую жизнь.

Михаил постелил на камнях шинели — свою и Питто, который прибежал вслед за командиром. Вдвоем с итальянцем они осторожно положили Дорис на шинели. Михаил быстро разрезал на женщине одежду.

— Найдите немедленно капитана Билла,— сказал Михаил.— Пусть привезет врача. И пусть следят за колонной. Чтоб ни один человек не ушел оттуда.

Он зажимал рукой рану Дорис. Он отдал бы сейчас всю свою кровь, только чтобы не чувствовать, как намокает под его ладонью теплая повязка. А женщина стонала тяжело, содрогалась от конвульсий, которые начинались где-то внизу живота.

Капитан Билл появился через несколько минут.

— Что случилось?

— Послали за врачом?

Голос Михаила был хриплый, словно чужой.

— Я приказал привезти,— капитан присел около Дорис.— Удалось вам узнать что-нибудь о колонне?

— Там, кажется, дуче.

— Святой Джованни! Не может быть!..

— Так сказала Дорис.

— Надо немедленно идти вниз и брать Муссолини.

— По-моему, немцы выдадут его сами. Поставьте им требования: они выдают нам дуче, мы пропускаем их в Швейцарию.

— Уже говорили с представителями. Предложили сложить оружие и убираться ко всем чертям.

— И что?

— Теперь они советуются со своим начальством. Не решаются. Думаю, согласятся.

— Они и дуче отдадут. Дуче нужен им как мертвому припарка. Надо его поискать. Мы тоже пойдем. Мало нас теперь. Вот... лежат.

— Кто их убил?

— Ваш радист. Майор Роупер. А в общем это тоже жертвы дуче.

— Заверяю вас, это его последние жертвы. Ну, пожелайте мне...

— От всего сердца.

И снова Михаил остался один с Дорис.

Акушерку нашли сразу. Синьора Грачиоли, которая знала все на свете, владела и этой профессией.

Синьора Грачиоли привычно делала свое дело. Ей приходилось принимать детей от старых и молодых, от здоровых и от умирающих. Она была предусмотрительна и добра, эта итальянская женщина с бледным, бескровным лицом и руками, которые не знали дрожи. Она захватила с собой маленькие, словно кукольные, вещицы, которые сохранялись у нее еще с довоенных времен: пеленки из тонкого белого полотна, кружевные чепчики и розовые распашонки,— и теперь заворачивала в тонкое полотно крохотного человечка, который слабым голоском заявлял о своем появлении на свет. Ласково ворковала:

— Мое хорошенькое, мое ласковое, мое святое! Я знала, что будет девочка и что я одену ее в розовое. Я знала, уйдут от нас проклятый дуче и все тедеско, и снова на моих руках будешь лежать ты! И я буду слушать твой голосок и заворачивать тебя в пеленочки. И пусть твоя жизнь будет такою же мягкой и хорошей, как эти пеленочки, как чепчики и распашоночки, которые приготовила тебе старая Сильвана.

А Дорис умирала. Она так и не увидела своего дитяти, не знала о его появлении на свет, никого не видела и не узнавала.

На земле не стало еще одного человека. А другой человек, которого считали мертвым,— Юджин — вернулся к жизни и закричал.

Покой принадлежал мертвым. Живые требовали забот. Накрыв лицо Дорис, Михаил подбежал к Юджину. Американец хватался за грудь, хотел сорвать с себя одежду, пытался подняться.

— Успокойся, Юджин,— Михаил положил ладонь ему на лоб.— Слышишь, Юджин? Это я, Михаил... Слышишь?

— Он заплатит,— бормотал американец.— Он мне заплатит... заплатит...

— Да, он заплатит. За твои раны, за смерть Клифа и Дори. Он обязательно заплатит,— сказал Скиба.