Бэннон шел сквозь сумерки, ощущая себя смелым и отважным. После всех выпавших на его долю испытаний он больше не скрывался от своего прошлого и не делал вид, что этих темных воспоминаний не существует. Теперь он не просто Бэннон, сын злобного человека, что упивался слепой жестокостью, издевался над своей семьей, утопил беспомощных котят и до смерти избил свою жену. Нет, теперь неважно, каким был отец Бэннона.
Юноша самоуверенно шел при свете луны по мертвым предгорьям. Хотя травы и низкорослые деревья по-прежнему были сухими и ломкими, Бэннон больше не ощущал яда Поглотителя жизни. Местность походила на обычную землю после долгой зимы: не мертвая, а спящая в ожидании весеннего пробуждения.
Теперь, после победы над злым волшебником, прорастут семена, поднимутся всходы, вырастут луга и леса.
Но Виктория была слишком нетерпелива. С болезненным ощущением внизу живота Бэннон думал о вреде, который нанесло ее необузданное заклинание плодородия. Вместо того чтобы позволить Язве неспешно пробудиться, Виктория плеснула ледяной водой в лицо тяжелобольного.
Стиснув зубы, юноша брел к границе расширявшихся джунглей. Бэннон остановился передохнуть возле освещенного лунным светом валуна и достал бурдюк, чтобы попить, вслушиваясь в бескрайнюю звездную тьму.
Он ощущал вибрирующую силу разрастающегося леса и слышал неутихающее потрескивание деформируемых ветвей, растущих стволов, извивающихся лоз, а также шелест листьев. Сочетание этих звуков казалось недобрым смехом.
По его спине пробежал озноб. Он знал, что Одри, Лорел и Сейдж, искаженные бесконтрольной магией Виктории, находятся где-то в гуще дикой растительности. Его сердце болело за них, он вспоминал их прикосновения, поцелуи и смех. Юноша улыбнулся, подумав о теплом дыхании возле уха, о том, как любил гладить волосы девушек, касаться их тел. Они не могли его покинуть! Такие прекрасные, чудесные, нежные…
Он подавил тошноту, подступившую при мысли о том, что они сделали с Саймоном. Если бы ученый-архивариус не оттолкнул Бэннона в своем стремлении вырваться вперед, то юношу разорвали бы на кусочки, а его кровью оросили бы почву, чтобы породить еще больше ужасной магии. Бэннон крепко прижал к глазам костяшки пальцев, желая, чтобы эти воспоминания оказались просто дурным сном… но они были реальны, как убийство его матери и похищение Яна работорговцами. Он не мог притворяться, что когда-нибудь эти воспоминания уйдут.
Волосы на затылке Бэннона зашевелились, и он отошел от валуна, настороженно принюхиваясь. Юноша повернулся, задрал голову и увидел Мрра, сидевшую на выступе скалы — в лунном свете ее шерсть казалась песчаным золотом. Большая кошка громко рыкнула, но Бэннон не испугался. Песчаная пума знала его, возможно, даже понимала, что именно он попросил Никки не убивать ее и исцелить раны.
Мрра просто сидела и смотрела в ночь. Разглядывая мощное рыжеватое тело и уродливые клейма на шкуре, Бэннон больше не вспоминал беспомощных утонувших котят. Он радовался, что спас зверя — и тем самым спас частицу себя. Хрупкие мертвые котята олицетворяли горе и вину. Судия обнаружил в разуме Бэннона эти мучительные переживания и вытащил на свет, чтобы они стали его проклятием.
Сбежав с Кирии, юноша не только искал приключений, но и хотел сохранить самого себя. Присоединившись к Натану и Никки, он обрел все, о чем мечтал — не просто захватывающие приключения, но дружбу, признание и внутреннюю силу.
Бэннон понял, что обманывал себя иллюзией идеальной жизни. Оказавшись в реальном мире, он обнаружил нечто большее. Ему врезался в память взгляд Никки, полный уважения и признательности — так она посмотрела после того, как он помог ей убить Поглотителя жизни. Он рисковал своей жизнью, отдавая себя целиком, и вместе они победили. Бэннон думал, что его жизнь не может стать лучше, чем в тот момент. Подобные мысли облегчали тяжкие воспоминания о плохих событиях.
Взмахнув хвостом, Мрра лунной тенью исчезла в ночи. Сделав еще глоток, Бэннон пошел дальше. Он упрямо надеялся, что сможет спасти юных послушниц, захвативших его сердце, хотя и боялся, что уже слишком поздно.
* * *
Луна села, и ночь затаила дыхание в ожидании рассвета.
Бэннон добрался до края неудержимых джунглей и смотрел на резкую границу: с одной стороны было запустение, а с другой — буйство зелени. Он чувствовал запах листьев и древесной смолы, могучий аромат дикой природы. Вскинув меч, Бэннон встал перед первобытным лесом, надеясь, что не придется заходить вглубь. Подергивающиеся ветви и искривленные дрожащие лианы тревожили его, но он держался храбро. Сделав глубокий вдох, юноша сказал:
— Я пришел за вами! — Он хотел крикнуть, но получился лишь шепот. Его голос надломился.
Побеги ползли и извивались. Зрачки Бэннона расширились от страха, когда в свете звезд он заметил движение. Послышался шорох, который исходил не от бешено растущих растений. Они его услышали.
Прекрасные женские фигуры скользили между стволами, ветвями и волнистыми лозами. Их пестрая кожа сливалась с растениями, но Бэннон все равно разглядел такие знакомые тела.
— Я пришел спасти вас, — сказал Бэннон.
Хотя внешность девушек сильно изменилась, он узнал их. Его дыхание отдавало жаром, пульс ускорился. Он видел, что могли сотворить эти лесные чаровницы, и знал, что они монстры… но все же страстно желал их. Воздух словно загустел от их головокружительного запаха.
— Пойдемте со мной, — умолял юноша. — Мы можем вернуться в Твердыню. Найдем заклинание, чтобы вновь сделать вас нормальными. Разве вы не хотите быть со мной?
Девушки засмеялись в унисон, и от их смеха задрожали все ветки в округе.
— Не глупи, — сказало существо, бывшее Сейдж. — Мы теперь нечто большее. Почему бы тебе не пойти с нами? Подумай, какое наслаждение мы доставим тебе с нашими новыми способностями.
Бэннон едва мог дышать, его зрение затуманилось. Девушки казались гораздо прекраснее, чем в воспоминаниях, прекраснее любой женщины, которую он мог себе вообразить. Что-то было в их запахе…
Вокруг лесных чаровниц внезапно выросли цветы, и он с содроганием узнал яркие фиолетово-малиновые бутоны. Гибельные цветы! От аромата закружилась голова, и в глубине разума Бэннон знал, что Никки ошибается насчет этих цветов — ведь это был самый прекрасный, самый восхитительный яд в мире! Юноша невольно сделал шаг вперед. Три девушки протянули свои изумрудные руки, создавая туман привлекательных ароматов. Прекрасные смертельные цветы расцветали вокруг них.
Глаза Бэннона наполнились слезами от того, как страстно он желал девушек. Он помнил, какие они восхитительные, ласковые и заботливые, какими казались невинными, хотя любовью занимались умело.
— Мы можем быть вместе, — произнес юноша, — если вы просто…
— Да, мы можем быть вместе, — прервала его Лорел. — Всегда.
— Мы хотим тебя сильнее, чем когда-либо, — сказала Одри. — Мы еще более плодородны и полны желания.
— Мы можем быть всем, чем ты хочешь, — добавила Сейдж. — А ты дашь все, что нам нужно.
Они простерли руки, их груди манили его. Темно-зеленые соски были похожи на цветочные бутоны, Бэннон жаждал их. Он собирался побороться за них, вернуть их. Меч в его руке казался скользким. Ладони так вспотели, что он едва удерживал оплетенную кожей рукоять.
— Иди к нам, Бэннон, — манила Лорел.
Другие две вторили ей.
Не в силах сопротивляться, он поддался и двинулся к джунглям.
В него с рычанием врезался ком шерсти. Песчаная пума сбила юношу с ног и повалила на землю подальше от порочных лесных девушек.
Прекрасные создания зарычали, раскрыв рты, полные длинных деревянных клыков. Они протягивали руки с крепкими мышцами и сухожилиями из перевитых лоз, тянули к нему пальцы, оканчивающиеся острыми шипами. Безупречно гладкая зеленая кожа их рук покрылась смертоносными колючками, с которых закапал молочный яд.
Хватая ртом воздух, Бэннон перекатился по земле. Чары разбились. Мрра отпрыгнула, затем развернулась и зарычала. Лесные чаровницы распростерли свои шипастые объятия, намереваясь схватить Бэннона, пока он не ушел далеко.
Юноша инстинктивно взмахнул Крепышом, отрубив Одри руку. Конечность упала на землю, дернулась, вытянулась и пустила корни в почву, по-прежнему пытаясь нащупать свою жертву.
Одри взвыла и вскинула культю. Из обрубка выросла новая рука — переплетение лоз, мышц и кровеносных сосудов.
Бэннон ринулся на них, нанес мечом боковой удар, потом рубанул вверх и вниз. Он рассекал женские фигуры, но вместо красной крови они истекали зеленым соком.
— Я хотел спасти вас, — крикнул он.
Троица лишь смеялась, принимая новые искаженные формы с дополнительными ветвеподобными руками, растущими из плеч и туловищ. Волосы созданий превратились в дикий клубок прядей болотного цвета.
Песчаная пума пятилась, рыча на Бэннона. Он отступил на свободную каменистую землю, куда пока не могли ступить воплощения леса. Они смотрели на него из своего зеленого убежища. Бэннон отвел взгляд и всхлипнул. По щекам текли слезы.
— Я думал, что любил вас.
— Мы еще тебя получим, — хриплые голоса девушек напоминали звук сгорающих в огне листьев. — Ты будешь нашим навеки.