Кровь и сталь (Трон Цезарей, №2)

Глава 23

Рим

Вилла Публика,

Мартовские иды, 238 г. н.э.

Все средства от похмелья были чепухой. Украшение себя фиалками, натирание ароматическими маслами, ношение аметиста на теле, поедание совиных яиц – какой убеждённый сластолюбец был бы так предусмотрителен и зашёл бы так далеко? – всё это не помогало. Только время лечит. Несмотря на свой скептицизм, Менофил заказал жареную капусту к той горе яиц с беконом, которую поглощали два варвара-заложника.

Зенон советовал, что добрый человек не напьётся. Учитель-стоик считал, что пьяный человек выдаст тайны. Насколько он помнил, Менофил прошлой ночью не проболтался ни о чём важном. Конечно, он не мог быть в этом уверен; к концу, не в силах ходить прямо, вся комната кружилась, словно в циклоне.

Опьянение воспламеняло и обнажало все пороки, уничтожая сдержанность, которая служит сдерживающим фактором для дурных побуждений, как писал Сенека. Девушка всё ещё была там этим утром. Менофил знал, что у него есть слабость к сексу и выпивке. Пороки не были привычными, но повторялись. Она была рабыней, прислуживала за столом, так что никакого вреда не было. Лучше уж она, чем свободная девственница или почтенная матрона. Прелюбодеяние было не чем иным, как воровством. Не то чтобы в Карфагене с Ликенионом это ощущалось так же. По крайней мере, он был сдержан, не выставлял это напоказ перед её мужем. Он задавался вопросом, увидит ли её когда-нибудь снова.

Не в силах больше есть яичницу, Менофил попытался прожевать небольшой кусочек бекона. Голова пульсировала, и его слегка подташнивало. Он вспотел, и глотать было трудно. Гот Книва и сармат Абанх почти не испытывали последствий кутежа. Варвары с удовольствием уплетали еду. Кусочки постоянно застревали в пышных усах сармата. От этого Менофилу становилось ещё хуже.

Менофил заставил себя съесть немного капусты. Это придало бы ему сил. Даже без выпивки он бы устал. Вчера был долгий день. Но обе задачи были выполнены.

Утром, на очередном бурном собрании, наконец-то Двадцать распределили должности среди своего числа для предстоящей кампании против Максимина. Дни препирательств выработали, в лучшем случае, несовершенную стратегию. Только шесть или семь из них могли считаться военными. Фракционные интересы помешали их прямому назначению на необходимые должности. Во имя республиканской коллегиальности, среди многочисленных призывов к mos maiorum , все командования должны были быть разделены между двумя мужчинами. Как это должно было функционировать, не было исследовано. Древний способ, когда два консула чередовали дни командования, был отвергнут, тем самым обнажив невысказанный императив, что каждый должен был присутствовать столько же для того, чтобы следить за своим коллегой, не давая ему получить слишком много славы, сколько и для того, чтобы сражаться с врагом.

По крайней мере, сам Менофил должен был сопровождать Криспина при защите Аквилеи. Он кое-что знал о друге Пупиена. Новый homo , Криспин вошел в сенат после долгой череды командных должностей всадников. Будучи наместником Сирии Финикийской, он с отличием командовал войсками в персидской кампании Александра. В других местах дела обстояли не так благополучно. На Апеннинах Луций Вирий был обременен ленивым патрицием Цезонием Руфинианом. Организуя оборону Рима, Пупиену предстояло бороться с философской некомпетентностью Мецената. Задача воспрепятствовать переброске подкреплений к Максимину через Западные Альпы, порученная Цетегиллу, не могла быть решена присутствием невоинственного нобилиса Валерия Присциллиана.

Во всём была рука этого толстого дурака Бальбина. Его досада по поводу помолвки некрасивой дочери Претекстата, его бывшего союзника, с одним из сыновей Пупиена была бы смешной, если бы не привела к новым раздорам, когда единство было необходимо.

Однако Бальбина нельзя было винить за, пожалуй, худший аспект соглашения – удержание линии фронта на восточных альпийских перевалах. Двое потомков божественного Марка Аврелия, Клавдий Аврелий и Клавдий Север, потребовали себе честь первыми встретиться с варварским тираном на поле боя. Невозможно было отрицать их престиж и высокое происхождение, хотя именно эти качества ранее гарантировали, что ни один правящий император не доверит им высшего военного командования. Можно было ожидать, что Максимин и его опытная армия легко расправятся с двумя пожилыми аристократами и теми импровизированными отрядами, которые удалось собрать. Менофилу удалось убедить Двадцать согласиться на то, чтобы Тимесифей отправился с ними. Официально всадник должен был лишь давать технические советы, набирая войска и собирая припасы в предгорьях и на равнине реки По.

Отбор послов из оставшихся Двадцати для заграничных походов и завоевания провинций был непростым. Роскошь Вечного города и его положение как высшей резиденции законной власти, по мнению большинства, перевешивали сомнительную честь и неудобства путешествия. Справедливости ради, существовала и очевидная опасность. Почти наверняка любой наместник, не присоединившийся к восстанию, прикажет заковать послов в цепи, посадить в закрытую карету и спешно доставить Максимину. Что с ними сделает фракиец по прибытии, было страшно представить. После некоторых уверток двое из фракции Гордианов согласились. Престарелый Аппий Клавдий Юлиан отправится в Нарбонскую Галлию, а если боги будут милостивы, то и в северные провинции за ней. Эгнатий Мариниан — пустая трата одного из редких военных талантов — сначала пересек Адриатическое море, попав в Далмацию и Балканские провинции, а затем через Геллеспонт в Вифинию-Понт и Малую Азию.

Независимый сенатор Латронианус добровольно отправился в Сирию и на Восток. Он был одним из немногих в «двадцатке», чья репутация после бесконечных дискуссий значительно улучшилась.

Всё было кончено, но Менофил прекрасно понимал, что из тех, кто всецело предан Гордианам, в Риме останется только Валериан. Он доел бекон с капустой, взял ещё и попросил слугу принести ему яиц. Он чувствовал себя немного лучше, даже голодным. Если бы можно было получить немного еды и удержать её там, это помогло бы. Как и сосредоточение на чём-то, кроме физических страданий. Двое…

Варвары говорили на каком-то языке, которого Менофил не знал.

Несмотря на винные пары в голове, он продолжал восстанавливать события предыдущего дня.

Идея дня и вечера принадлежала Тимесифею. Они взяли северных заложников в Эквирию . Праздничные гонки на парных колесницах на стадионе Домициана на Марсовом поле всегда представляли собой великолепное зрелище. Гот Книва был из тервингов, сармат Абанх – из язигов. Казалось, им нравилось наблюдать за состязаниями из императорской ложи.

Обычно мужчины их племён считали себя счастливчиками, получив место в сенаторском кресле. Во время представления всё время пили. Оба держали большие суммы денег на кону и безудержно смеялись, хлопая себя по бёдрам при каждом ударе, как варвар.

После захода солнца, когда их проводили обратно в расположенное неподалеку жилище на Вилле Публика, они обнаружили, что Тимесифей устроил великолепный пир: огромное количество жареного мяса и вина, привлекательные служанки — все это гарантированно угодило бы любому варварскому вельможе.

Сначала Менофил и Тимесифей разговаривали по-гречески, уверенные, что варвары их не поймут. Тимесифей долго доказывал, что его следует отправить на Восток. Их разговор дошёл до Менофила со странной ясностью.

«Кто лучше префекта Аннона сможет обеспечить поставки египетского зерна?» — сказал Тимесифей. «Я знаю Восток по походу Александра и с тех пор управлял тамошними провинциями. Посланник Латрониан был первым покровителем в моей карьере; мы работали в одной упряжке, как хорошо обученная колесница».

Менофилусу пришлось вмешаться: «Тебе лучше знать, чего на самом деле от тебя ждут на Севере».

«Я люблю секреты», — сказал Таймсифей.

Юлийские Альпы вокруг горы Окра находятся во власти землевладельца по имени Марк Юлий Корвин. Ходят слухи, что он скорее горный вождь, чем почтенный всадник. Говорят, что разбойники, кишащие на перевалах, либо его люди, либо платят ему часть своей добычи.

Таймсифей, похоже, заинтересовался.

«Тебе следует отправиться в его главную резиденцию, горную крепость Арсия. Если удастся убедить его совершить набег на обозы Максимина».

армии, заверьте его, что такая услуга не будет забыта Гордиани.

Грек все еще не выглядел полностью примирившимся.

«Также не сработает и ваш план относительно варварских заложников», — добавил Менофил.

Это победило Грекула .

Следующая часть вечера – дело с варварскими посланниками –

в памяти Менофила были более фрагментарными.

Находясь в заключении в Риме, Книва и Абанх достаточно хорошо выучили латынь, чтобы поддерживать беседу. Поздно вечером, разгорячённые вином, они с готовностью согласились добиться свободы, поклявшись заставить свои племена действовать в интересах Гордианов.

Менофил беспокоился о моральной стороне этого соглашения. Потомство могло бы осудить его сурово. Сражаясь за трон, Веспасиан отверг предложения иностранной помощи. Любой хороший император отклонил бы их. Но за спиной Веспасиана были армии Дуная и Востока. У Гордианов такого вооружения не было. Язиги Абанха оттянули бы войска из полевой армии Максимина. Тервинги Книвы помешали бы ему получить подкрепление из Гонората на нижнем Дунае. Однако отправка сарматских всадников в Паннонию и готских воинов в Нижнюю Мёзию причинила бы неисчислимые страдания невинным римским провинциалам. А вкус грабежа лишь разжигал в варварах желание большего. Как только вы выпустите таких зверей, их будет трудно отозвать. В политике то, на что надеешься, — это то, чего и следует бояться.

Менофилус закончил есть. Он подумал, сделают ли заложники то же самое. Он поиграл кусочком хлеба с мёдом.

Гордиан дал ему строгие указания. Он оставил их далеко позади.

Никто в Риме не должен был погибнуть, кроме Виталиана. Менофил убил и Сабина, размозжив ему череп, словно глиняный сосуд. Ни Гордиан, ни его отец не одобрили бы резню римских граждан, учинённую варварами. Но они были в Африке, а он здесь, сражаясь за империю от их имени. Кто-то должен был принимать непростые решения.

Когда Веспасиан взошёл на престол, он отстранил генералов, которые выиграли ему гражданскую войну. Гордианы, вероятно, отвернутся от него с отвращением. Он уже скучал по их обществу. Но друзья были как фиги, их не удержать. Лучше пожертвовать доброй репутацией, принять на себя позор.

и обеспечить их безопасность. Его стоицизм предписывал доброму человеку участвовать в политике, если только не помешает что-то. Ирония заключалась в том, что он оказался в таком ужасном положении из-за человека, которого он любил, но эпикурейство которого требовало обратного.

Варвары закончили. Они откинулись назад, вытирая жирные пальцы и рыгая.

«Вот теперь ты покажешь нам, как надо пить на самом деле».

Это были мартовские иды. День, когда городские плебеи веселились в открытом парке к северу от Марсова поля. Они устанавливали палатки, импровизированные шатры из тростника. Каждая выпитая чаша вина обеспечивала мужчине или женщине ещё один год жизни. Никто не хотел умирать молодым.

Менофил не мог себе представить ничего худшего. На следующий день он отправлялся в Аквилею. Предстояло многое сделать. Но он обещал заложников.

Если уж взялись за какое-то дело, надо довести его до конца.

OceanofPDF.com