Кровь и сталь (Трон Цезарей, №2)

Глава 30

Африка

Карфаген,

Через три дня после мартовских ид, 238 г. н.э.

Гордиан возблагодарил богов за лёгкое похмелье. Тем не менее, без философского образования, вряд ли ему хватило бы выдержки, чтобы выдержать резкие повороты судьбы, которые принесли гонцы однажды утром.

Он поздно завтракал с Парфенопой и Хионой.

Парфенопа подумала, что беременна. Казалось, это сделало её ещё более похотливой, чем обычно. Ревность Хионы подтолкнула её к невообразимой изобретательности ночью. Гордиану не нужны были ни толчёные ящерицы, ни устрицы. Когда гонец вернулся из гавани, его счастье было полным.

Существовал ли когда-нибудь такой друг, как Менофил? Он был Лелием для Сципиона Гордиана, Гефестионом для Александра. Под руководством Менофила сенат избрал Совет двадцати для защиты Резиденции . Публика и правление Гордианов. Среди них были сам Менофил, верный друг Гордиана Валериан и близкий друг его отца , старый Аппий Клавдий Юлиан. Все двадцать были людьми знатными и талантливыми. Было невероятно отрадно, что сенаторы самых разных взглядов, от патриция Бальбина до « novus homo» Пупиена и киника-идеалиста Галликана, собрались вместе. Все фракции в Сенате были едины в преданности Гордиану и его отцу. Распоряжения о ведении войны не могли быть в лучших руках. Настойчивые призывы Менофила к новому…

Императоры не спешили в Рим. Гордиан заказал выпивку.

Парфенопа и Хиона никуда не уходили, и он всегда чувствовал себя бодрым и бодрым по утрам, особенно когда был с лёгкого похмелья. Точные детали военных командований, кто из Двадцати куда направлялся, можно было изучить позже.

Никто не хотел, чтобы его прерывали во время поклонения Венере. За занавесом Валент, камергер его отца, был особенно настойчив. Кто-то должен был с ним поговорить. Гордиан натянул тунику. Девушки не потрудились прикрыться. Вошедший молодой офицер едва взглянул на выставленную напоказ красоту. Это был Геминий, один из трибунов, отправившихся в Ламбеис с Аррианом. Он был изможден, устал и грязен с дороги. Увидев его, Гордиан понял, что новости плохие. Его предположение быстро подтвердилось. Четыре дня назад Капелиан бежал из-под домашнего ареста. Нумидия и Третий легион вернулись под его командование. Арриан был пленником, закованным в цепи. Со своими войсками в легком походном порядке Капелиан мог оказаться у Карфагена в течение следующих пяти-шести дней.

Гордиан послал гонцов, чтобы призвать самых доверенных членов консилиума , но не в главную базилику, а в малый зал для аудиенций. Валента отправили просить отца явиться. Отпустив девушек, Гордиан попросил цирюльника. Это было самое трудное, что он когда-либо говорил отцу. Он сделает это чисто выбритым и трезвым.

Когда бритва скользнула по его горлу, он подумал о друге в цепях. Во всём виноват он. Мудрый человек не станет заниматься политикой . Он знал, чем рискует – и он сам, и те, кого любил. Но ему пришлось вмешаться. Павел Цепь убил бы Маврикия. За этим последовала бы его собственная смерть и смерть его отца. Даже если бы Максимин не осудил их сразу, жить в страхе было невыносимо. Его действия были оправданы. Цель жизни – удовольствие, а страх делал его невозможным. Теперь он должен мужественно встретить последствия.

Одетый в официальную, но скромную белую тогу сенатора, без пурпурной мантии, лучистой короны или какого-либо другого символа самодержавия, он пошел с Геминием в базилику.

Все собрались. Его отец восседал на троне рядом со своим. Его поддерживали телохранители Валент и Бренн, а также ряд секретарей.

Советники сидели полукругом: Сабиниан, Маврикий,

Филлирио, Вокула, префект претория, Суиллий из 3-го легиона, Алфен из городской когорты, молодой трибун Педий. Небольшая группа, сражавшаяся за империю. Но на войне мужество и единство ценились больше, чем численность.

Стоя у священного огня, Гордиан отпустил секретарей. Когда они ушли, он без прикрас рассказал все новости, как хорошие, так и плохие. Только после этого он сел рядом с отцом.

«Мне очень жаль, отец».

«Не за что извиняться».

Престарелый император не выказал никаких эмоций. Он попросил консилиум дать совет, свободно выраженный в соответствии с принципом mos maiorum .

«Императоры должны отправиться в Рим», — сказал Сабиниан. «Менофил просил об этом с самого начала. Он повторяет это в этой депеше, ничего не зная о событиях в Нумидии. Как ваш наместник Проконсульской Африки, я останусь и задержу Капелиана как можно дольше. У нас мало войск. Несколько вспомогательных войск, пара отрядов легионеров и людей из городских когорт не составляют армии. У Капелиана есть и другие вспомогательные войска, и основные силы Третьего легиона. Это не имеет значения».

Судьба империи никогда не решалась в Африке. Я могу какое-то время защищать стены Карфагена, но у меня в гавани будет готов быстроходный корабль. — Сабиниан усмехнулся. — Гораций удерживал мост, но выжил.

«Мы все снова встретимся в вечном городе».

«Нет», — Гордиан был решителен. «Война будет выиграна, если мы сдержим Максимина в Северной Италии, и провинции перейдут к нам. Если они узнают, что мы потеряли Африку, ни один наместник к нам не присоединится. Я останусь в Карфагене, а мой отец отплывет в Рим».

Подтянутый и загорелый, Филлирио поднялся на ноги. «Пусть Гордиан Младший правит Карфагеном. Я африканец. Всю свою жизнь я прослужил здесь, на границе. Я соберу войска вдоль границ, найду союзников из племён, живущих за ними».

Нуффузи, вождь кинифиев, связан с нами клятвой. Его сын Мирзи — наш заложник. Мы можем заманить Капелиана в ловушку перед стенами Карфагена.

Поражённый видом толпы и понимая, что его вклад будет нежеланным, Альфен, командир 13-й городской когорты, попросил разрешения выступить. «Город не готов к осаде. Нет ни припасов, ни артиллерии. Стены в плохом состоянии и слишком длинные, чтобы их оборонять имеющимися солдатами. На горожан, не привыкших к лишениям, нельзя было положиться».

Консилиум молчал. Гордиан следил взглядом за струйками дыма , поднимавшимися от священного костра. Страшное легко вынести.

Философия существует для того, чтобы утешать.

«Мы не выдержим осады и не можем покинуть Африку, поэтому придётся дать открытый бой», — сказал Гордиан. «Возможно, всё не так плохо, как кажется на первый взгляд. Вместе с 13-й городской когортой и отрядом легиона в Карфагене находится тысяча ветеранов. Суллий, выступят ли твои люди против своих товарищей-легионеров?»

«Они солдаты, — сказал Суиллий, — они будут подчиняться приказам».

Гордиан кивнул. «1-я Флавиева когорта из Утики и 15-я Эмесенская когорта из Аммадары могут быть здесь задолго до Капелиана; ещё тысяча вспомогательных войск. В нашей преторианской гвардии пятьсот человек. Они недавно набраны, но, как и Ювен, прошли военную подготовку. Вместе Equites Singulares Augusti и скауты здесь, с Филлирио, насчитывают несколько сотен. Основу нашей армии составят почти три тысячи дисциплинированных солдат. Тысячи рекрутов можно набрать в городе. Охотничьими копьями можно убивать как людей, так и животных. Оружие можно взять в храмах, кузнецы могут изготовить новое, плотники – щиты».

Не все выглядели убеждёнными. Особенно сомневались Сабиниан и Суиллий. Гордиан продолжал настаивать.

«Ламбаезис — штаб легиона, но многие его воины разбросаны: одна когорта здесь, ещё несколько разбросаны вдоль границы. Те, что в южной Нумидии, далеко, а те, что в Африке, Проконсуларис, призванные Филлирио, присоединятся к нам. Когда начнётся битва, Капелиану повезёт, если у него будет две тысячи легионеров. Численность будет на нашей стороне».

Гордиан ни разу не упомянул о вспомогательных войсках Капелиана в Нумидии, но его намерением было убедить.

«Если Филлирио выступит решительно, а Капелианус — нет, все может обернуться еще лучше; нашу армию укрепят тысячи храбрых воинов с границы».

Он не мог придумать ничего другого, что могло бы вселить в них надежду.

«Итак, давайте сначала снарядим корабль, чтобы доставить моего отца в Рим, а затем займемся выведением армии в поход».

Гордиан Старший нарушил последовавшее молчание: «Я никогда не был так горд своим сыном. Никогда у императора не было столь преданных друзей. Да будет так».

как говорит мой сын, но я не уеду в Рим.

Он игнорировал гул возражений. «Я стар, мне уже за восемьдесят. Я не разлучусь с сыном. Если он падет, зачем мне жить?»

Мир не ждёт меня больше нигде. Если боги окажутся немилосердны, мы вместе отправимся в Аид. Но давайте займёмся практическими делами. Мы не пойдём вниз в Дом Смерти, пока нет, пока не наступит наш день».

Подобно римлянам древности, людям суровой добродетели, они говорили о воинской повинности, боеприпасах и передвижении войск.

Гордиан смотрел на отца с любовью и восхищением. Никакой нерешительности, никаких разговоров о предзнаменованиях или прорицаниях, лишь спокойная отвага. Стар он или нет, но такой человек был рождён быть императором.

Его поразило, что отец ни разу не упомянул ни Мецию Фаустину, ни своего юного внука. Это было к лучшему. Им повезло. Если дела пойдут плохо, они, возможно, выживут в Риме и продолжат жить в безвестности.

Он отмахнулся от дурных мыслей о катастрофе. Мы не пойдём вниз. Дом Смерти, нет еще, пока не наступит наш день.

OceanofPDF.com