Кровь и сталь (Трон Цезарей, №2)

Глава 37

Северная Италия

Территория города Аквилея,

Пять дней после мартовских ид, 238 г. н.э.

Шум повозок, растянувшихся вдоль Виа Джемина, оглушал чувства: грохот и тряска железных колёсных дисков о камень, скрежет дерева, терзающего дерево. Одна-две деревенские повозки были бы уместны, но этот вооружённый конвой нарушил тишину сельской местности в прекрасное весеннее утро. Залитая солнцем территория Аквилеи была прекрасна: ровная, плодородная и ухоженная. Рядовые ряды виноградных подпорок, очень чёрных и крепких от старости, геометрически точно тянулись от фруктовых деревьев, обильно цветущих. Фиалки кололи траву между рядами.

Эта земля не заслуживала такого вторжения. Этот конвой, несущий разрушение, стал предвестником гражданской войны.

Менофил устал, как собака. Он прибыл в Аквилею двумя ночами ранее. После трёх дней в карете из Рима, в ту первую ночь он не смог заснуть в тревожно жёсткой и неподвижной постели. Одной ночи ему не хватило, чтобы восстановиться. Стоицизм заставлял его презирать слабость тела. Он ненавидел принимать решения, когда усталость затуманивала его рассудок. Но решения приходилось принимать.

Его коллега Криспин прибыл в город за день до него.

Криспин сопровождал своего сенатора, бывшего претора по имени Анниан. На встрече также присутствовал Флавий Адиутор, префект 1-й когорты Ульпии Галатарум. Пятьсот вспомогательных пехотинцев, временно расквартированных в Аквилее, были единственными регулярными войсками, доступными в

В окрестностях. Присутствовали ещё два всадника, Сервилиан и Лакон, а также двое местных жителей того же социального положения. Последние были главами семей Барбиев и Статиев. Им принадлежали многие поместья, через которые проходил конвой. Оба имели связи в сенатской среде.

Барбии снабдили покойного императора Александра женой для одного из его коротких и не совсем счастливых браков.

Криспин был, как и он сам, италийским «новым человеком» , и Менофил старался не относиться к нему предвзято лишь потому, что тот носил длинную бороду, символизирующую философские претензии. Несмотря на некоторое преимущество в своих должностях , Криспин, несомненно, был компетентен и энергичен. Старшему человеку было нелегко разделить с ним командование, особенно учитывая, что он вполне мог считать Менофила императорским любимцем, возвысившимся слишком быстро и не по заслугам.

Менофил задавался вопросом, не действовал ли он из личной мелочности, настаивая на отправке друга Криспина, Анниана, в Медиолан для набора рекрутов и изготовления оружия и доспехов. После ухода бывшего претора ни у Криспина, ни у него не осталось сторонников в Аквилее.

Но задачи были срочными, и назначение, как и другие назначения, имело смысл. Лакон должен был отправиться в Равенну, чтобы обеспечить присоединение флота к делу Гордианов. Сервилиан должен был обучать ополчение в Аквилее. Артиллерию, серу и другие военные материалы должны были собирать войска под командованием Флавия Адиутора. Из гражданских лиц Барбию было поручено ремонтировать городские стены, а Статию – собирать запасы продовольствия. Поскольку от обороны Альпийских перевалов нельзя было ожидать многого, Аквилея, вероятно, должна была стать линией фронта. Город должен был быть готов выдержать осаду.

После встречи, несмотря на усталость, Менофил отправился в храм Беленуса в центре города. Он не был слишком склонен к традиционным религиозным формам. Но если, как он искренне верил, космосом руководит всеведущий разум, то множество отдельных богов, которым поклонялись массы, можно было рассматривать как несовершенно понятые отражения этого единого Демиурга. Менофил не понимал, зачем Богу нужны напоминания о молитвах или подкуп жертвоприношениями. Маловероятно, что божество возвещало свою волю через полёт птиц или внутренности животных. Демиург мог найти более простые и изящные способы.

Тем не менее, Беленус пользовался в округе глубочайшим почитанием, и преданность горожан не была вне подозрений. Конечно, Максимин заслужил некоторую непопулярность, вербуя нежелающих рекрутов из Аквилеи для своих северных войн и отправляя богатых молодых людей из молодёжных организаций на недостойную и тяжёлую работу по ремонту дорог. Но, с другой стороны, он одарил город, и уже во время своего краткого пребывания Менофил видел несколько надписей, восхваляющих и благодарственных Спасителю . Император , чей недавно высеченный титул имел достаточную длину, чтобы вместить имя Гай Юлий Вер Максимин.

Жрецы святилища получили щедрое денежное пожертвование от Менофила, словно дарованное Августами Гордианами, Отцом и Сыном. Беленус давал пророчества, а его жрецы передавали их человечеству. В предстоящем, должное божественное ободрение могло оказаться бесценным, и сейчас не время скупиться на деньги.

Колонна с визгом и грохотом двигалась вперёд. Обрезанные лозы по обе стороны дороги в это время года были низкорослыми. В виноградниках стояли огромные пустые бочки, ожидая сбора урожая. Они были размером с крестьянскую хижину, в которой мог бы разместиться не только одинокий философ-киник вроде Диогена, но и множество его учеников.

Усталость заставляла образы бесконтрольно скользить по Менофилусу.

Разум. Философ, сидящий в бочке, выползает, чтобы сказать королю, чтобы тот убирался с солнечного света. Сабин сгорбился в тёмной кладовой, его голова была разбита, как амфора. Ослепительный свет от полированных стен двора на Палатине, который они называли Сицилией. Его собственное отражение, разрозненное и кровавое, отражалось обратно. Виталиан, молящий о спасении своих дочерей.

Ферма на обочине дороги прервала череду нежелательных мыслей.

Солдаты грузили продукты на одну из повозок, навьючивали мешки на вьючных животных, отгоняли захватчиков, срывая двери с петель. Работа Марса началась. Война была суровым хозяином.

Другой образ невольно возник в сознании Менофила. Маршрут империи, прямые чёрные линии дорог, расстояние между остановками, обозначенное аккуратными цифрами, и каждое место, проиллюстрированное рисунком здания, словно нарисованным старательным ребёнком. По дорогам катились крошечные экипажи, поднимая лёгкие облачка пыли. Гонец мчался со смертельным донесением в Дакию. Ножовник Кастраций пересёк Альпы, гремя всё время…

ближе к Максимину. Хуже всего было то, что двое варваров, развалившись, пили, пока их экипажи везли их к краю карты, где кончались дороги, начиналась великая пустота варварства, и где не было ничего, кроме больших букв, обозначающих Сарматию и Готию . Не спавши прошлой ночью, Менофил вспомнил, что в отчаянии даже Марк Аврелий опустился до того, чтобы назначить цену за голову вражеского вождя. Пример убийства не прибавил Менофилу облегчения.

«Мы на месте, сэр».

Река Эсонтиус была обсажена ивами. Её воды были широкими и быстрыми благодаря весеннему таянию горных вод, и там, где река протекала по скалам и встречалась с мысами, поднимался белый туман. Мост был построен из светло-серого камня. Его изящные опоры и арки, возвышающиеся над бурлящей водой, воплощали всё, что было прочным и благополучным в римском правлении.

Колонна остановилась, люди вышли из повозок, и Менофил отдал приказ начать тяжелую работу по разрушению тонких пролетов моста.

В тёмные дни Маркоманнской войны Марк Аврелий совершил нечто худшее, чем просто потворство политическому убийству. Благородный император поддался суевериям и колдовству. Император был убеждён, что победа будет за ним, если он позволит какому-то чужеземному жрецу-шарлатану принести в жертву двух львов на берегах Дуная. Звери сбежали и переплыли реку к варварам, и больше их никто не видел. Если мудрейший из императоров, человек, всю жизнь изучавший философию стоиков, был так унижен, то какие шансы были у менее сильного человека?

Менофил знал, что он уже никогда не будет прежним. Его действия, которые могли обеспечить власть его друзьям, разрушили бы эту самую дружбу. Менофил знал, что больше не заслуживает дружбы Гордианов или любого человека, претендующего на порядочность и добродетель. В политике то, чего желаешь, должно бояться. Он умирал каждый день.

OceanofPDF.com