Кто хоронит мертвецов

Глава 20

«Све-е-ежая скумбрия, полдюжины на шиллинг!»

Себастьян пробирался сквозь оборванную толпу неотесанных мужчин, отчаявшихся женщин и пронырливых чумазых пострелят, забивших узкую улочку, известную под названием Хаундсдич — «Собачья канава». Ветхие многовековые здания, кренящиеся над тротуаром, отбрасывали глубокие тени; верхние этажи нависали над нижними, так что кровли домов почти соприкасались.

«Ди-икие кро-о-олики из Гэмпшира, по паре за шиллинг!»

«Мышеловки, крысоловки! Не зевай, покупай!»

Некогда Хаундсдич был не чем иным, как пролегавшим вдоль западной стены Лондонского Сити защитным рвом. Юго-восточный участок от Бишопсгейта до Олгейта постепенно настолько переполнился мусором, отбросами и вздувшимися трупами дохлых собак, что городские власти приказали его засыпать. Это место никогда не считалось сколь-нибудь фешенебельным, теперь здесь в основном обитали иммигранты и их потомки: гугеноты из Франция, евреи из Нидерландов, Германии или Польши, а все больше — ирландцы.

Нищета жителей сделала Хаундсдич центром барахолок и лавок с подержанным товаром. Вдоль улицы выстроились топорные прилавки, заваленные всем подряд — от обшарпанных жестяных кастрюль и изношенной обуви до дешевых сальных свечей. Орущие торговцы разливали горячий чай из бидонов и охраняли от ватаг оборванных голодных детей масло и груды нарезанного хлеба. Воздух полнился запахами селедки и дыма, миазмами и отчаянием.

Заведение Приссы Маллиган располагалось на углу Хаундсдич и сумрачного узкого переулка, который сворачивал к Девоншир-сквер. Всего в два этажа, с кривыми косяками и маленькими мутными оконцами дом, казалось, до крайности обветшал; стены его настолько потемнели от грязи, что выглядели почти черными. Себастьяну пришлось с силой навалиться плечом на исцарапанную, покоробленную дверь, прежде чем та подалась и распахнулась. Звякнул маленький медный колокольчик.

Он ожидал увидеть что-то похожее на разношерстную коллекцию Бэзила Тистлвуда, где ценные раритеты были перемешаны с вещицами курьезными или просто случайными. Но это место скорее напоминало разбойничью сокровищницу из детской сказки: в глаза бросались изысканно расписанные фарфоровые вазы, табакерки с филигранными крышками, гибкие китайские девы, вырезанные из слоновой кости, позолоченные изображения святых и крылатый конь чуть не в натуральную величину из сверкающего белого мрамора.

Себастьян медленно повернулся, старясь ничего вокруг не упустить. А когда закончил разворот, обнаружил, что его изучает пара черных глаз.

— Ну, и кто ты у нас будешь? — спросила Присса Маллиган.

Не более четырех футов десяти дюймов[30] высотой в ширину она была почти такой же, с густыми темными волосами, кремово-белой кожей, пухлыми округлыми плечами и маленькими детскими ручками.

— Вероятный клиент? — предложил Себастьян.

Она недоверчиво хмыкнула.

— Может, и так. Но разве на то похоже? — Лавочница скривила губы и сплюнула струю табачного сока в ближайшую жестянку. — Не-а.

Ее возраст точному определению не поддавался: лет от тридцати пяти и до пятидесяти. Покачивая массивными бедрами под коричневым бомбазиновым платьем с высокой талией, она подошла к Себастьяну, не сводя глаз с его лица.

— Ты не легаш, сразу видно.

— Не легаш, — согласился он.

Она фыркнула и вытерла губы тыльной стороной руки.

Себастьян сказал:

— Насколько мне известно, недавно вы продали некий испанский реликварий моему другу.

— Да? И кто же этот твой друг?

— Стэнли Престон.

— Который давеча остался без головы?

— Значит, вы его знали?

— Так любой дурак на улице узнает это имя. В Лондоне, чай, не каждый день рубят человеку голову… во всяком случае, в наши дни.

— Разве вы не продали ему реликварий? — Себастьян кивнул на позолоченный бронзовый футляр в форме руки, предположительно, в нем содержащейся. — Вроде этого, только с ногой.

— Этот-то из церкви в Италии.

— А здесь как очутился?

— Его спустил один беженец, аккурат на прошлой неделе. Они завсегда сюда приходят, чтобы сбагрить разные вещички. Деньги-то нужнее, сам понимаешь.

Себастьян уловил слабый звук дыхания, доносящийся из-за занавешенного дверного проема в глубине магазина. Там кто-то затаился, подсматривая и подслушивая.

— Довольно странный предмет, чтобы брать с собой, когда, спасаясь от смерти, бежишь в чужую страну.

Губы Приссы Маллиган раздвинулись в улыбке, обнажившей мелкие острые зубы темные от табака.

— Некоторые люди совсем без соображения.

— Когда вы в последний раз встречали мистера Престона?

— Я такого не говорила, чтобы с ним встречалась.

Себастьян изучал пухлое сметанное лицо новой знакомой, ее маленький, продолжающий улыбаться рот. Как и многие другие, кто жил за счет купли-продажи, она была проницательной, и хитрой, и, само собой, далеко не честной. Но в ней чувствовалось что-то еще — нечто, выходящее за рамки обычного торгашества.

Присса Маллиган относилась к тем женщинам, при виде которых мальчишки перебегают на другую сторону улицы, лошади всхрапывают, а собаки припадают брюхом к земле. Кипящая в ней злобность буквально обжигала.

Она прищурилась.

— А тебя я раньше не встречала?

— Нет, насколько мне известно.

Расплывшись в улыбке, лавочница направила на Себастьяна толстый короткий палец.

— Ясненько. Ты прям на одно лицо со стрелком, что держит таверну в Бишопсгейте. У него такие же отвратные желтые глаза.

— Занятно, — безразлично протянул Себастьян, старательно контролируя свой голос. Конечно же, он прекрасно помнил трактирщика в Бишопсгейте, похожего на него, словно брат, по крайней мере, наполовину брат. — В общем у вас на выбор два варианта: либо вы ответите на мои вопросы, либо я сообщу на Боу-стрит, что досмотр ваших помещений может дать интересные результаты.

Теперь ее дыхание стало частым и тяжелым.

— Здесь кто хошь тебе скажет, что с Присс Маллиган лучше не связываться.

— Да, это я уже слышал. — Себастьян обвел взглядом затоваренную лавку. — Что-то не вижу человеческих голов.

— Единственные головы, какие я продавала, — это головы святых в серебре или в позолоченной бронзе. Вроде той руки.

— Когда вы в последний раз видел Стэнли Престона?

— Я не говорила, что его видела; и что не видела, тоже не говорила.

— Так когда?

Ее улыбка слегка изменилась, по непонятной причине вдруг исполнившись искренним весельем.

— Где-то с месяц назад, а то и больше.

— Как думаете, кто его убил?

— Небось, кто-то, кому больно хотелось, чтобы он помер.

— Знаете кого-нибудь, кто попадает в эту категорию?

— Нет, вот так навскидку никто на ум нейдет.

— А у вас самой не случалось разногласий с Престоном?

Она вытаращила глаза, напуская на себя правдивый вид — не столько убедительный, сколько комичный.

— Еще чего, нет, конечно.

— Он часто у вас покупал?

— Время от времени.

— Может, просил достать что-то особенное?

— Случалось.

— Что именно?

— Ох, ну… то да сё.

Дыхание за занавеской зазвучало громче. Участилось.

Себастьян сказал:

— Наверное, для вас явилась большим огорчением потеря одного из лучших клиентов.

Присса Маллиган принялась ожесточенно пережевывать табак.

— У меня есть и другие.

Он коснулся рукой своей шляпы.

— Спасибо за помощь.

— В любое время, ваше светлость. Обращайтесь в любое время.

Себастьян не потрудился спросить, откуда она знает, что перед ней лорд. От этой ирландки ни на один вопрос не приходилось ждать прямого честного ответа. Деятели вроде нее строили свою жизнь на уловках, обмане и запугивании. И то, что Стэнли Престон не гнушался иметь дело с Приссой, причем неоднократно, кое-что о нем говорило.

Выйдя из магазина, Себастьян оказался в толчее нищих обитателей Хаундсдич. День угасал, на улице заметно похолодало.

Сворачивая к Бишопсгейту, где оставил Тома с корриклем, Себастьян заметил, как какой-то невзрачный сутулый мужичонка выскользнул из вонючего переулка возле лавки Приссы и зашагал за ним следом.