Глава 29

Популярная среди местных торговцев да подмастерьев таверна «Черный Дьявол» располагалась в узком мощеном переулке на подходе к Бишопсгейту и совсем недалеко — по оценке Себастьяна — от магазина Приссы Маллиган на Хаундсдитч. Фахверковые[38] стены, витые кирпичные трубы да высокая остроконечная крыша выдавали пережиток ушедшей эпохи.

Себастьян задержался на дальнем конце переулка, чтобы окинуть взглядом старинные окна с ромбовидными переплетами и треснувшую деревянную вывеску с изображением рогатого черного дьявола, пляшущего в адском костре. Затем пересек улицу и открыл дверь пивной.

Внутри время изменило таверну не больше, чем снаружи: низкий потолок поддерживали темные толстые балки, вымощенный плитами пол был усыпан опилками, чтобы поглощать пролитое, дубовые панели на стенах почернели от многолетнего дыма из огромного каменного очага. В воздухе стоял густой запах табака, эля и трудового пота.

— Снова вы, — сказала темноволосая молодая красотка-барменша, враждебно щуря миндалевидные глаза навстречу Себастьяну.

— Ну да, я, — улыбнулся он, положил одну руку на покрытую рубцами стойку и оглядел переполненный зал. Джейми Нокса видно не было. — Где он?

— Какая вам опять в нем нужда? Злыдень вы, от вас сплошное мытарство. Я сразу вас раскусила, как увидела. Хотите пинту? Я налью. А нет, так идите отсюда подобру-поздорову.

Себастьян повернул голову, чтобы прямо встретить ее сердитый взгляд.

— Я возьму пинту.

— Налей две пинты, Пиппа, — распорядился Джейми Нокс. — И принеси сюда, раз тебе неймется.

Сдвинувшись, Себастьян увидел владельца таверны на пороге маленькой задней комнаты, служившей ему своего рода кабинетом. Худощавый и мускулистый Джейми Нокс ростом превосходил Себастьяна, его волосы отличались более темным оттенком. Но высокие скулы, слегка изогнутые губы да странные желтые глаза обоих мужчин выглядели до жути схожими.

Под стать дьяволу, плясавшему на вывеске, Нокс был одет во все черное: черный сюртук и брюки, черный жилет, черный галстук; только рубашка блистала белизной. Его происхождение представлялось столь же темным, как и его жизненный путь. Сын незамужней трактирной подавальщицы, Нокс утверждал, что знать не знает своего отца.

Одно время он служил стрелком в Сто сорок пятом полку, где прославился фантастически острым зрением, звериным слухом и быстрейшей реакцией. Отправленный в отставку, когда его полк расформировали после разгрома под Ла-Коруньей, Нокс вернулся в Англию и, по слухам, набрал денег на покупку таверны, грабя на большой дороге, хотя некоторые шептались, что он приобрел «Черного Дьявола» не за деньги, а попросту убив предыдущего владельца.

Впервые встретившись лицом к лицу лишь несколько месяцев назад, Себастьян и Джейми Нокс ни разу не обсуждали свое поразительное и загадочное сходство, его возможные причины или следствия. Но осознание этого сходства стало для них обоих источником антагонизма и нежелательной, но неоспоримой взаимной связи.

Напоминание о горькой правде, сделавшей Себастьяна безотцовщиной и чуть не погубившей, как ни странно, явилось манящей подсказкой к тайне личности мужчины, от которого ему достались те же золотые глаза и сверхъестественные волчьи чувства, что и Ноксу.

А что же сам Нокс? Не в первый раз Себастьян задался вопросом, как стрелок расценивает их отношения.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Затем Себастьян оттолкнулся от стойки и зашагал навстречу человеку, который мог быть — а мог и не быть — его единокровным братом.

Пропуская Себастьяна в комнату, Нокс отступил.

— Чего вы хотите? — спросил он без предисловий.

— Может, мне просто хочется выпить, почему нет?

Нокс хмыкнул.

— Как же, как же. А другой пивной в Ист-Энде не нашлось.

Себастьян выглянул в оконце, выходящее на задний двор. Таверна соседствовала с кладбищем при церкви Святой Елены, над стеной погоста виднелись верхушки побитых непогодой серых гробниц да по-зимнему безлистые ветви вязов на фоне неба.

— Печальный отсюда вид. Думаю, не каждый это вынесет — такое постоянное напоминание о смерти.

— Пиппу это не волнует, так что думать тут не о чем.

Себастьян повернулся, чтобы поймать взгляд Нокса.

— А вас?

Тот пожал плечами.

— На своем веку я много смертей навидался; мне без надобности смотреть в окошко, чтобы помнить, какая жизнь короткая да неверная штука.

— Но у некоторых жизнь короче, чем у остальных.

— Правда ваша.

Себастьян прислонился спиной к подоконнику.

— На Хаундсдитч торгует подержанными вещами некая Присса Маллиган. Через ее руки проходят разные старинные редкости. Полагаю, вы ее знаете.

Нокс взял глиняную трубку и принялся набивать табаком.

— Скажем так, я знаю про нее. И что с того?

— Мне говорили, по большей части ее товары доставляются с континента. Контрабандой.

— Сейчас на канале орудует много контрабандистов, — кивнул Нокс, не отрываясь от своего дела.

— Мне говорили, она получила новую партию товара на прошлой неделе. Это правда?

Сунув свечу в камин, Нокс наблюдал, как загорается фитиль.

— Тут я не при делах, если вы об этом спрашиваете.

— Но груз действительно прибыл?

— Был такой слушок. — Он поднес свечу к трубке и сделал несколько коротких затяжек, прежде чем поднял глаза. — От этой бабы я держусь подальше.

— По какой-то конкретной причине?

— По той же причине, по которой обхожу стороной бешеных собак да гадюк.

— Она опасна?

Нокс выдул струю табачного дыма.

— Добавьте слово «смертельно», и не ошибетесь.

Мужчины уставились друг на друга, а затем обернулись к двери — вошла Пиппа с двумя пенистыми пинтами эля. Не обращая внимания на Себастьяна, она со стуком поставила кружки на раскладной столик возле окна и ушла, окинув Нокса долгим многозначительным взглядом.

— Слышал, у вас родился сын. Будущий граф Гендон, — сказал Нокс.

— Да.

— Поздравляю.

— Спасибо.

— И все равно продолжаете гоняться за убийцами?

— Откуда вы знаете, что я сейчас расследую убийство?

Глаза, столь похожие на глаза Себастьяна, весело блеснули.

— А вы только из-за убийств сюда и приходите.

— Ну, это кое-что говорит о круге ваших знакомств.

С непроницаемым лицом Нокс попыхивал трубкой, втягивая худые щеки.

— Когда-нибудь слышали о человеке по имени Диггори Флинн? — спросил Себастьян.

— Вроде нет. Кто он?

— Он не из подручных Приссы Маллиган?

— Нет, насколько мне известно. Но я же говорил, что стараюсь держаться от нее подальше.

— Хотя она вас знает.

— С чего вы взяли?

— Она мне заявила, что мы с вами на одно лицо.

— Хм. — Нокс взял кружку и сделал долгий глоток. С минуту помолчал, словно задумавшись. Затем сказал: — Слышал, пару дней назад вас пытались убить.

— Где вы это слышали?

Рукой стерев пену с губ, владелец таверны усмехнулся. Усмешка продержалась недолго.

— А Присса Маллиган знает, что вы к ней присматриваетесь?

— Знает. И что?

— Несколько лет назад один контрабандист, Пит Карпентер, попробовал Приссу надуть. У него была жена и двое сыновей. Мальчонки четырех-пяти лет. Приходит он однажды домой, а они там порублены на куски и повсюду разложены: головы на каминной полке, ноги на кухонном столе, руки под кроватью. Так-то вот. А жену свою Пит и вовсе не нашел.

Ужас от рассказа Нокса накрыл Себастьяна, скрутил кишки, поднял волосы на затылке, высосал влагу изо рта.

Себастьян сосредоточенно отхлебнул эля и с трудом проглотил, прежде чем спросить:

— Насколько понимаю, вы уже слышали о Престоне и Стерлинге?

— Конечно. — Нокс осушил свою кружку и аккуратно отставил в сторону. — В некоторых людях нет ничего, кроме мерзости и злобы. Присса Маллиган как раз из таковских. На вашем месте я бы от нее поберегся. И семью свою поберег.

* * *

Сидя в библиотеке перед камином, Себастьян покачивал на ладони стакан и рассматривал рдеющие угли. Дом был темным и тихим.

Очередной глоток бренди обжег горло. В последнее время Себастьян слишком много пил и осознавал это медленное опасное соскальзывание обратно в саморазрушительный ад, почти поглотивший его на несколько месяцев после возвращения в Лондон.

Часы на каминной полке пробили два и смолкли. Теперь ночная тишина ощущалась чьим-то тяжким присутствием — гнетущим, высасывающим душу. Впереди ждали долгие изнурительные часы мрака. Вечером он лег в постель с женой и протяжно отчаянно любил ее, а затем держал в объятиях, пока она не уснула. Захватившие его нежность и страсть поразили и даже испугали — такого единения, как с Геро, он больше ни с кем не испытывал.

Но при этом глубоко внутри он ощущал себя одиноким и опустошенным, как никогда прежде. А потому, тихонько встав с кровати, натянул панталоны с халатом и укрылся в библиотеке.

После еще одного обжигающего глотка его по-звериному острый слух уловил звук открывшейся выше двери, затем легкие шаги на лестнице. Себастьян замер. Он не хотел, чтобы жена застала его в таком состоянии. Не хотел, чтобы она увидела его слабость, его страх, его неуверенность.

Подойдя сзади, Геро перегнулась через спинку кресла, обвила руками шею мужа, положила ладони ему на грудь.

— Снова их вспоминаешь, да? — спросила она. — Женщин и детей Санта-Ирии?

— Да.

— Пора перестать себя винить. Ты потратил годы, чтобы искупить преступление, совершенное другими. Но прошлое осталось в прошлом, и ничто из того, что ты можете сделать, прошлого не изменит. Пожалуйста, не мучь себя больше.

Он повернул голову, чтобы посмотреть ей в лицо. Бледная кожа в свете камина казалась золотой, тяжелый водопад темных волос обрамлял рельефные черты, подчеркнутые тенями.

— Я тебе не все рассказал, — прошептал он.

Она погладила пальцами его щеку.

— Я понимаю.

В наступившем молчании Себастьян услышал шорох пепла и нескончаемое тиканье часов.

Затем Геро села на ковер рядом с креслом, прислонила голову к ноге Себастьяна.

Он коснулся ее волос, наслаждаясь их мягким шелковистым скольжением между пальцами, и порывисто выдохнул.

— Я видел, как французы их убивали.

— Ты не должен мне рассказывать.

Уставившись на огонь, он покачал головой.

— Мне удалось бежать лишь через полчаса после того, как французский капитан и его люди покинули свой лагерь. Но я все равно поспешил в монастырь. Я знал, что опаздываю, но не мог допустить мысли, что не успею предупредить. Не успею спасти. — Себастьян почувствовал резкую боль в груди. — Когда появились солдаты, несколько детей играли в апельсиновой роще на краю долины. Французы, должно быть, рубили их саблями прямо на скаку, потому что вся земля там была взрыта копытами. И дети…

Геро тронула его за руку.

— Себастьян…

Он сглотнул, вспомнив, как опускался на колени рядом с каждым изрубленным, окровавленным тельцем.

— Двоим самым маленьким — мальчику и девочке — было от силы лет пять; большие карие глаза, тонкие волосы. Такие похожие… наверное, брат и сестра, может, даже близнецы. Они держались за руки. Скорей всего, схватились друг за дружку, когда на них налетели солдаты.

— Дети были мертвы?

— Все до единого.

— И что французы?

— Впереди ржали лошади, кричали мужчины, плакали дети, а женщины молили Бога о спасении. Я поскакал дальше. Монастырь был древним, его окружала высокая стена из песчаника. Но французы оставили ворота открытыми. И я мог заехать внутрь. Я почти заехал. Но в последний момент свернул в рощу у дороги. Спрятался там и наблюдал, как убийцы истребляли вся и всех в этом монастыре. Женщин. Детей. Младенцев в колыбелях. Скотину. Птицу. Собак. Всех подчистую.

— А если бы ты заехал в монастырь? Думаешь, ты смог бы что-нибудь сделать? Да тебя мигом убили бы.

— Да. Но мне казалось, что самым правильным будет умереть вместе с ними. Я хотел умереть вместе с ними.

— О Боже, Себастьян… нет…

Он покачал головой.

— Тогда меня удержала мысль, что лишь оставшись в живых, я смогу отомстить за погибших. Я планировал начать с Синклера Олифанта, но когда добрался до штаба, его там уже не было — отозвали в Англию после смерти его брата. И я занялся французами. Вернулся в монастырь и следил за их отрядом, пока они не оказались в уязвимом положении. Тогда я навел на них испанских партизан. Испанцы знали, что эти солдаты натворили в Санта-Ирии. Их смерть была нелегкой и небыстрой.

— А капитан? — спросила Геро срывающимся голосом.

— Я собирался и его отдать партизанам. Но когда снова увидел, то сорвался и не смог остановиться. Я… забил его до смерти. — Себастьян заметил свои кулаки и заставил себя разжать пальцы. — Конечно, он заслуживал смерти. Но то, что я сделал, было тем же убийством. А когда все закончилось, легче мне не стало. По правде, смерть капитана и его людей точно так же на моей совести, как и смерть невинных жертв Санта-Ирии.

— Это была война.

— Вот уж нет. Это была месть. Погибшие женщины и дети заслуживают справедливости. Но в убийстве настоящей справедливости нет.

Себастьян не пропустил ни грустной улыбки Геро, ни слабого покачивания головой. Для нее граница между правильным и неправильным проходила не там же, где для него. В этом они отличались друг от друга. В этом она оставалась дочерью своего отца.

Он коснулся ее лица, провел кончиками пальцев по щеке.

— Я считаю, что принявшие жестокую смерть от чужих рук заслуживают справедливости. Мы перед ними в долгу. Проблема в том, что, преследуя беспощадных мужчин — и женщин, — я рискую подвергнуть тебя опасности. Тебя и Саймона.

Потом Себастьян рассказал все, что узнал от Нокса, об угрозе, которую могла представлять Присса Маллиган. И попросил:

— Обещаешь, что будешь осторожной?

Геро взяла его руку и поцеловала в ладонь.

— Я знала, чем ты занимаешься, когда шла за тебя замуж, Девлин. Это часть того, кто ты есть… часть того, что я в тебе люблю. Не стану притворяться, будто не боюсь, что с тобой может случиться что-то плохое, — еще как боюсь. Точно так же меня пугает, когда у Саймона лихорадка или колики. Но я не позволю моим страхам мною управлять. — Она криво улыбнулась. — Касательно нас с Саймоном… мы с ним постоянно окружены небольшой армией слуг. Вряд ли мы уязвимы.

Себастьян хотел сказать, что уязвим каждый.

Но предпочел не озвучивать свои страхи.

Загрузка...