Кто хоронит мертвецов

Глава 38

Воскресенье, 28 Марта

Приехав на следующее утро в Виндзорский замок, Себастьян увидел, что перед ступенями часовни расхаживает взад-вперед преподобный Эдвард Легг. Его полные щеки пылали от раздражения. Утро выдалось прохладным и сырым, с легким туманом, который стелился по нижнему двору и висел на полумертвых деревьях возле клуатра[47].

— Я не знаю, куда подевался этот дурак, — огрызнулся декан, когда Себастьян представился и спросил причётника. — Он не пришел на утреннюю службу. У меня встреча с канониками меньше чем через десять минут. И он должен быть там! Похороны принцессы Августы состоятся в эту среду.

Себастьян изучал пухлое сосредоточенное лицо Легга.

— Вы послали кого-нибудь к нему домой?

— Конечно, послал, — ответил декан. — Вы меня за идиота принимаете? Его жена утверждает, что он ушел на прогулку и больше не вернулся.

— Когда ушел?

— Откуда мне знать?

Себастьян перевел взгляд на охранника, что рысцой бежал к ним через двор. Легг обернулся, проследив за взглядом Девлина.

Охранник был молод, свеж лицом, но дышал тяжело, и ему пришлось сделать паузу, прежде чем сообщить:

— Он мертв, преподобный.

Легг уставился на него.

— Туп? Ты хочешь сказать, что Туп мертв?

— Да, сэр. — Молодой стражник замолчал и с трудом сглотнул. — Его нашли на острове Ромни. В реке.

— И что сделал этот дурак? Упал и утонул?

— Не думаю, сэр. У него вся голова разбита.

Длинный узкий участок лесистой земли посреди Темзы, именуемый островом Ромни, лежал прямо под старым деревянным мостом, соединявшим Виндзор с городом Итоном на северном берегу. В то утро щербатый кудрявый мальчишка лет двенадцати приплыл на своем ялике из Итона на остров и только забросил удочку, как заметил черную ткань сутаны причётника, плавающую среди обнаженных корней ивы у берега реки.

К тому времени, как Себастьян добрался до острова, констебль и сторож соседнего шлюза уже вытащили промокшее тело на каменистый берег. Причётник лежал на животе, его окоченевшие руки были раскинуты в стороны, а голова вывернута так, что один остекленевший глаз, казалось, в ужасе уставился на Себастьяна, когда тот присел на корточки рядом с телом. Судя по всему, причётник был мертв уже добрых восемь — десять часов, хотя Себастьян никак не мог вспомнить, ускоряет холодная вода процесс разложения или замедляет его.

Он поднял глаза на констебля.

— Вы не знаете, когда его видели в последний раз?

Констебль, мускулистый мужчина средних лет с густой утренней щетиной на смуглом подбородке, провел тыльной стороной ладони по носу и шмыгнул.

— Его жена говорит, что Туп вчера вечером около половины девятого вывел собаку на прогулку. Он довольно долго отсутствовал, прежде чем до неё дошло, что муж не вернулся. У неё в гостях была сестра, проболтали весь вечер. Только когда собака залаяла у двери, дамочка заподозрила неладное.

— Насколько велика эта собака?

Констебль посмотрел на Себастьяна так, словно именно такого идиотского вопроса и ждал от чертова лондонского лорда, с которым им велели сотрудничать.

— Маленькая серая животина размером с кошку. А что?

Если констебль не мог понять, какое значение имеет размер собаки, то у Себастьяна не было времени ему это объяснять. Потом он сообразил, что констебль и не думает об убийстве.

— Вчера вечером, как смеркаться стало, поднялся сильный туман, — сказал констебль. — Видимо, причётник повел свою собаку вдоль реки, поскользнулся, ударился обо что-то головой, упал в реку и утонул.

— Это, конечно, вероятно, — кивнул Себастьян, изучая уродливую рану на голове причётника.

Вода смыла все следы, хотя рана, несомненно, сильно кровоточила, и теперь он мог разглядеть раздробленную кость посреди разорванной плоти.

— Тогда нетрудно будет найти место, где он разбился, кровь должна забрызгать всю землю, где бы это ни случилось.

— Полагаю, что так, милорд. Но какое это имеет значение?

— Боюсь, очень велика вероятность, что вашему причётнику помогли свалиться в реку.

Констебль покачал головой.

— Я ничего не понимаю. Кто помог?

Себастьян вскочил на ноги.

— Тот, кто его убил.

Желание Себастьяна отправить мертвого причётника на вскрытие к Полу Гибсону встретило предсказуемое сопротивление Эдварда Легга.

— Отправить тело на вскрытие? — воскликнул декан с возмущенным писком. — Везти его в Лондон? Когда этот дурак просто свалился в реку? Какая бессовестная трата средств.

Себастьян спокойно ответил:

— Я не думаю, что мы имеем дело с несчастным случаем.

— Вы же не серьезно? Кому нужно убивать простого церковного служителя? Нет-нет, я не могу этого разрешить. Даже если бы вскрытие было необходимо, в Виндзоре предостаточно компетентных врачей, которые более чем способны выполнить эту задачу.

Себастьян уставился на затянутый туманом двор и произнес волшебные слова “Джарвис” и “голова короля Карла".

Декан закрыл рот, его лицо приняло болезненно-серый оттенок, и он поспешно удалился, чтобы без дальнейших споров распорядиться о необходимых приготовлениях.

Жилище причётника располагалось к западу от часовни в той части замка, которая называлась Подковой . Причудливый старый дом на деревянном каркасе, заполненном кирпичом, был построен в пятнадцатом веке, отличался изящными наличниками окон и вторым этажом, выступающим над первым.

Себастьян нашел вдову Роуана Тупа в маленькой, но удивительно красивой гостиной в окружении стайки женщин с мрачными лицами, которые уставились на гостя так, словно он был вороной, приземлившейся посреди стаи печальных голубей. Девлин не удивился бы, если бы убитая горем вдова просто спрятала лицо в недрах черного льняного платка и использовала свое горе как повод не разговаривать с гостем. Вместо этого она извинилась перед взволнованными дамами и вышла вместе с Себастьяном через низкую дверь в соседнюю столовую.

— Я знаю, у них добрые намерения, — сказала вдова, со вздохом облегчения закрывая дверь в гостиную. — Просто иногда сочувствие может быть более гнетущим, чем горе.

В данном случае так оно и есть, подумал Себастьян, изучая ее спокойное лицо и явно сухие глаза. Либо ей все равно, либо вдова Тупа чрезвычайно успешно скрывает свои чувства.

Это была поразительно некрасивая женщина, высокая и худая, как и её покойный муж. Но более благородного происхождения: не теряя времени она сообщила Себастьяну, что является дочерью одного из бывших каноников часовни святого Георгия. Вдобавок Девлин заподозрил, что вдова куда образованнее и умнее своего супруга. И все же нетрудно было понять, как она оказалась замужем за простым причётником. Невзирая на ум и воспитание, бедняжка отличалась крайне неудачным лицом с маленьким приплюснутым носом, без подбородка и с плохими зубами.

Она пристально посмотрела на Себастьяна.

— Вы здесь из-за смерти моего мужа?

— Да. Извините.

Она кивнула.

— Роуан говорил, что вы расспрашивали о пропавших реликвиях.

— Не могли бы вы сказать, оставался ли он дома весь вечер прошлого воскресенья? Или куда-то выходил?

Вопрос, казалось, не удивил её, хотя вдова отвела взгляд.

— Он выходил.

— Достаточно надолго, чтобы добраться до Лондона и обратно?

Она молча кивнула и принялась возиться с дорогой на вид серебряной чашей, стоявшей на буфете. Как и гостиная, столовая была небольшой, но изысканно обставленной, со шкафом, полным тонкого французского фарфора, и позолоченными канделябрами, с которых ниспадали каскады ограненного хрусталя. Некоторые предметы, несомненно, достались вдове в наследство от матери, жены каноника. Но не все.

— Вы не знаете, куда он ходил? — спросил Себастьян. — Или зачем?

— Нет.

Почему-то Девлин не мог заставить себя прямо спросить эту недавно овдовевшую женщину, имела ли она представление, что её муж был грабителем могил.

— Ваш муж когда-нибудь упоминал женщину по имени Присса Маллиган? Она владеет магазином подержанных вещей в Хаундсдиче.

— Нет, не припоминаю. Но Роуан знал, что я не интересуюсь… некоторыми вещами, которые он делал.

«Как удобно», — подумал Себастьян. Вслух же спросил:

— Как он выглядел, когда вернулся домой в воскресенье вечером?

— По правде говоря? Я никогда не видела его в таком состоянии.

— В каком же?

— Он был испуганным. Да, именно так, испуганным. На самом деле, даже в ужасе.

— Отчего же? Вы знаете?

— Нет, мне очень жаль. Он сказал, что не хочет об этом говорить, и пошел спать.

— У него с собой что-нибудь было, когда он вернулся?

— Нет. — Вопрос явно озадачил ее. — Что вы имеете в виду?

Себастьян только покачал головой.

— А как насчет прошлой ночи? Был ли он напуган, когда выводил собаку на прогулку?

— Нет, не думаю. Они занимались подготовкой похорон принцессы Августы, а муж всегда наслаждался королевскими мероприятиями в часовне.

— Вы можете вспомнить кого-нибудь, кто мог желать зла вашему супругу?

Её глаза расширились.

— Нет, но… Я думала… они сказали, что он просто упал в реку?

— Возможно. А может, и нет. Ваш муж никогда не рассказывал, что произошло в воскресенье вечером? С кем он собирается встретиться и зачем?

— Нет.

Себастьян изучал некрасивое лицо вдовы, изящный золотой медальон, примостившийся у нее на шее, прекрасное муслиновое платье, которое ее муж, несомненно, купил на деньги, вырученные от делишек с похитителями трупов или продажи безделушек, украденных у мертвых.

Она не была дурой. Девлин не сомневался, что супруга Тупа уже давно догадалась, откуда берутся дополнительные средства на прекрасный фарфор, модные платья, дорогие ковры на полу. Но просто приняла всё это как должное, номинально оставаясь в неведении относительно поступков, которые сделали возможной такую жизнь. И в первый раз Себастьян почувствовал почти жалость к Тупу, женившемуся на этой невзрачной, благородной, несчастной женщине, которая не испытывала к мужу ничего, кроме презрения, как бы он ни старался ей угодить.

Девлин недоумевал, почему вдова согласилась поговорить с ним, когда ей, в сущности, нечего было ему сказать. Затем увидел, как по ее лицу пробежала судорога, когда она перевела взгляд на закрытую дверь в гостиную. Женщины, которые пришли «утешить», жены и дочери каноников церкви Святого Георгия, все еще принадлежали к миру, из которого она была изгнана. И Себастьян не сомневался, что гостьи умело напоминали хозяйке о её незавидном положении. Он спросил:

— Куда вы теперь пойдёте? — Ведь этот дом отдадут новому причётнику церкви Святого Георгия, кем бы он ни был.

— У моей овдовевшей сестры есть коттедж в Итоне. Я буду жить с ней.

Из коридора, ведущего на кухню, выбежала жесткошёрстная серая собачка, и вдова нагнулась, чтобы подхватить её на руки.

— Примите мои соболезнования, — сказал Девлин и поклонился. — Если вспомните что-нибудь — любую мелочь, которая могла бы помочь разобраться в том, что случилось с вашим мужем, вы дадите мне знать?

— Да, конечно, — сказала вдова.

Но Себастьян знал, что она этого не сделает.

Для неё смерть Роуана Тупа означала лишь то, что теперь бедняжка всецело сама ответственна за свое существование в мире, который вовсе не был добр к не очень красивым, благородно воспитанным, обедневшим женщинам.