Вечером, когда Себастьян и Геро сели за ужин, в передней раздался звонок.
Себастьян взглянул на жену.
— Ждешь кого-нибудь?
— Нет.
Появившийся в дверях Морей с поклоном доложил:
— К вам лорд Сидмут, милорд. Я взял на себя смелость проводить его светлость в библиотеку.
В библиотеке Себастьян увидел министра внутренних дел, который расхаживал взад-вперед перед камином, заложив руки за спину и уткнув подбородок в складки белоснежного галстука. Судя по шелковым бриджам, белым шелковым чулкам и туфлям с пряжками, Сидмут собирался на торжественный ужин или на бал. Но лицо его было бледным и осунувшимся.
— Милорд, — сказал Себастьян, — могу я предложить вам вина? Бренди?
— Благодарю, но нет; я не задержу вас надолго. Приношу извинения, что прервал ваш вечерний досуг.
— Пожалуйста, присаживайтесь.
Сидмут остановился спиной к камину и покачал головой.
— Я навел справки об инциденте в Португалии, о котором вы упоминали… касательно монастыря. — Он прерывисто вздохнул. — Мой Бог. Как мог человек содеять подобное?
Себастьян никогда не испытывал большого уважения к Сидмуту, видя в нем типичного дворцового подхалима: честолюбивого, корыстного и беспринципного. Но, похоже, даже этот политикан в ужасе отшатнулся от расчетливого цинизма, повлекшего трагедию.
Налив бренди в два стакана, Себастьян протянул один министру, который без лишних слов взял его и ополовинил долгим глотком.
Себастьян попросил:
— Расскажи мне, что произошло между Олифантом и Стэнли Престоном.
Сидмут помял переносицу большим и указательным пальцами.
— Большинство колониальных губернаторов находят способы использовать свое положение для извлечения личной выгоды. На самом деле, это вполне ожидаемо. Но, некоторые… заходят слишком далеко.
— Мздоимство? Поборы?
Министр внутренних дел кивнул.
— Меня стали озадачивать проблемами между Джеймсом Престоном — сыном Стэнли — и новым губернатором, едва Олифант прибыл на Ямайку. Чуть ни каждую неделю Стэнли подавал очередную жалобу. Поначалу я их игнорировал — вы же знаете, каков Стэнли. Но потом ситуация усугубилась. Олифант конфисковал большой участок на лучшей плантации Престонов. Он утверждал, будто эта земля необходима для строительства общественной дороги, хотя карта показывала, что в этой дороге был заинтересован один-единственный землевладелец — достаточно крупный, чтобы щедро заплатить Олифанту за его труды.
— Когда это было?
— Прошлой весной.
Сидмут сделал паузу, чтобы глотнуть бренди.
— К тому времени мы начали получать жалобы от многих заметных на Ямайке фигур. Назрела необходимость что-то предпринять. Но у Олифанта нашлись могущественные покровители, которые связывали мне руки. Я сказал Стэнли, что для отзыва Олифанта нужно зайти с другой стороны и уличить его в проступке против интересов Короны, а не отдельных персоналий.
— И тогда Престон отправился на Ямайку?
— Верно. Он надеялся нарыть там что-нибудь полезное.
— И нарыл?
— О да. Откровенно говоря, его материалам поначалу трудно было поверить. Я имею в виду, что взяточничество и коррупция — дело одно. Но попирание законов, запрещающих работорговлю, — уже совсем другое[42].
— Так Олифант был вовлечен в доставку рабов на остров?
Сидмут кивнул.
— Это занятие стало чрезвычайно прибыльным теперь, когда корабли работорговцев под запретом.
Себастьян сомневался, чтобы у рабовладельца вроде Стэнли Престона имелись моральные возражения против этого занятия. Но сделанное открытие хорошо послужило бы его целям.
— Доказательства были настолько вескими, что Олифант согласился вернуться в Лондон, — продолжил Сидмут. — Стэнли следовало удовлетвориться этой победой… Любой нормальный человек удовлетворился бы. Но не мой кузен. Ему не терпелось увидеть, как против Олифанта будет выдвинуто официальное обвинение. Хотя впоследствии… — голос Сидмута стих.
— Да? — подтолкнул Себастьян.
— В прошлую субботу — за день до того, как Стэнли убили, — мы с ним столкнулись на Сент-Джеймс-стрит. Признаться, эта встреча меня не обрадовала, поскольку он при каждой возможности — даже самой неуместной — приставал ко мне по поводу Олифанта. А тут вдруг заявил, что бросает это дело. Я был ошеломлен.
— Он сказал, почему так?
— Нет. Но Стэнли вел себя очень необычно, был сам на себя не похож.
— В каком смысле?
— Он казался испуганным. Это меня крайне удивило, ведь Стэнли Престон был не из пугливых. Но в тот день он определенно боялся, и я склоняюсь к мысли, что страх ему внушил лорд Олифант.
Себастьян изучал напряженные черты министра внутренних дел.
— Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Диггори Флинн?
— Кто это?
— Диггори Флинн. Потрепанный субъект с перекошенным лицом. Могу ошибаться, но думаю, что он работает на Синклера Олифанта.
Тяжелая челюсть Сидмута странно обмякла.
— Говорите, с перекошенным лицом?
— Совершенно верно. Так вы его видели?
— Нет, — покачал головой Сидмут. — Нет. Не видел.
Но Себастьян заметил, что рука министра подрагивала, когда тот поднес к губам стакан бренди и залпом осушил.
Синклер, лорд Олифант, нашелся в игорном доме возле Портленд-сквер, он стоял у стола для игры в чет-нечет[43].
— Нам нужно поговорить, — приблизившись, сказал Себастьян. — Выйдите со мной на минутку.
Олифант не сводил глаз с вращающегося колеса.
— По-моему, это излишне. Что бы вы ни хотели мне сказать, это может быть сказано прямо здесь.
— Предлагаете прямо здесь обсудить транспортировку рабов? — Шарик с колеса закатился в ячейку. Себастьян усмехнулся: — В любом случае вы уже проиграли.
— В данном случае я еще не сделал ставку, — неизменная легкая улыбка Олифанта даже не дрогнула, но голубые глаза сузились и посуровели.
Развернувшись, он вышел из сумрачной, дымной атмосферы игорного дома в ясную, свежую ночь и, спускаясь по ступеням с крыльца, спросил.
— Так что у вас ко мне?
— Я только что выслушал занятную историю о том, как вы использовали свое губернаторство, чтобы отнять у Стэнли Престона его лучшие земли на Ямайке. Оказывается, он поклялся, что заставит вас заплатить, и преуспел в этом, когда разузнал, что помимо взяточничества и поборов, обычных для губернаторов британских колоний, вы также занимались доставкой рабов на остров.
— Его нападки были безосновательными, — спокойно сказал Олифант, когда собеседники отошли в сторону площади, — поэтому никаких официальных обвинений против меня не выдвигалось.
— И все же вы подались обратно в Лондон.
Олифант пожал плечами.
— Жизнь на островах имеет определенную привлекательность, не стану отрицать. Но с течением времени она изрядно наскучивает. Я был более чем готов вернуться в Англию.
— А Престон здесь ни при чем? Вы это хотите сказать?
— Совершенно верно.
Себастьян покачал головой.
— По моим сведениям, Престон не удовлетворился тем, что вас по-тихому отстранили от должности. Он стремился отправить вас под суд. Думаю, именно поэтому вы его и убили.
Хохотнув, Олифант остановился лицом к лицу с Себастьяном.
— Вы всерьез думаете, что я позволил бы какому-то выскочке, внуку торгаша, прогнать меня с должности, которую хотел за собой сохранить? Меня? Олифанта из Калгари-Холла? Вот уж навряд ли. Говорю вам, обвинения были бездоказательными.
— Допустим. Но Престон мог найти доказательства в подкрепление своих слов.
— Боюсь, ваши сведения прискорбно неточны, Девлин. У нас со Стэнли Престоном состоялась приятная беседа в пятницу, накануне его смерти. И на следующий же день он официально отказался от своих оговоров.
— Запугали его, да? Чем же? Намекнули, что, если он продолжит упорствовать, пострадает его дочь?
— Разве это имеет значение? Главное в том, что у меня не было причин убивать Престона. И, напротив, имелись все основания этого не делать — особенно столь нарочито ужасающим способом. Ведь в результате вновь зазвучали бы те лживые обвинения, которые я заставил стихнуть.
— Престон мог передумать.
— Хм, он был глуп, но не настолько. — Олифант развернулся и направился обратно в игровой дом.
— Расскажите мне о Диггори Флинне, — повысил голос Себастьян.
Олифант на мгновение заколебался — иллюзорно короткое мгновение. Затем, не оглядываясь, взбежал по ступенькам, уверенно постучал во входную дверь и скрылся внутри.
Той ночью Себастьяну снились цветы апельсина, залитые кровью, и хохочущий мужчина с разноцветными глазами на перекошенном лице.
Перед рассветом Себастьян встал с кровати; воздух простыл до колкости, темные улицы внизу были пустыми и тихими.
Он стоял у окна, наблюдая, как первые проблески света разливаются по небу, когда Геро подошла, обняла его за талию, прижалась к спине теплым мягким телом.
— Тревожные сны?
Он накрыл ее руки своими.
— Да.
Она потерлась щекой о его плечо.
— Я должна перед тобой извиниться. Мне казалось, что ты ошибаешься, что лишь прошлая история с Олифантом заставляет тебя считать его убийцей Стэнли Престона и не рассматривать всерьез никого другого. Но месть и страх — сильнейшие мотивы, и оба, очевидно, применимы к Олифанту.
Себастьян не отрывал взгляда от светлеющего неба над крышами.
— Все равно ошибка не исключена. Порой мне самому кажется, что я ищу доказательства против Олифанта, потому что хочу с ним покончить. Так или иначе. — Он сделал паузу, когда в воздухе зазвенел утренний птичий хор: сладостный, громкий, до боли чистый. — Я по-прежнему что-то упускаю… что-то жизненно важное. Боюсь, из-за этого еще кто-то умрет.
— Возможно, ты найдешь решающую улику уже сегодня утром в Виндзоре, — подбодрила Геро.
— Возможно, — улыбнулся Себастьян и повернулся, чтобы обнять жену.