Наука удовольствия: почему мы любим то, что любим

Это отвратительно

Проблема с человеческой плотью не в том, что она объективно неприятна на вкус. Если вам нравится свинина, вам вполне по вкусу придется и человечина — если только вы не знаете, что едите именно ее. (Утверждается, что самое близкое к поеданию тела человека — это употребление фарша “Спам”.) И есть немало историй, загадок и притч, предполагающих, что можно обманом заставить есть человеческое мясо, да еще и с удовольствием: герой только потом узнает, что он ел.

Что же не так с человеческой плотью? То, как мы ее воспринимаем. Марвин Харрис отлично выразил эту мысль, говоря о насекомых: “Мы не едим их не потому, что они грязны и омерзительны. Скорее, они грязны и омерзительны, потому что мы их не едим”. Точно так же нас беспокоит в человеческой плоти именно то, что мы знаем, что это такое. Это омерзительно. И отвратительно.

Отвращение играет интересную роль в том, что нам нравится есть. Пищевая аверсия развилась как механизм избегания гнилой и загрязненной пищи, особенно гнилого мяса. Можно не любить, например, батат, яблочный пирог, лакрицу, пахлаву, изюм или цельнозерновые макароны, однако мясо — поедание собак, лошадей или крыс — обычно вызывает у нас более сильные чувства. Случаи резкого отторжения немясных продуктов подтверждают правило: обычно это нечто, происходящее от животных (сыр, молоко) или же напоминающее живых существ внешне или по составу (Розин отмечает, что моллюски, по мнению многих, напоминают гениталии).

Чарльз Дарвин выразил нашу реакцию на новый вид мяса с необычной откровенностью: “Примечательно, как легко и незамедлительно тошнота или рвота возникают у некоторых людей при самой мысли об употреблении любой необычной еды, например, мяса животного, которое обычно не едят — несмотря на то, что в этой еде нет ничего, побуждающего желудок отвергнуть ее”. Это, надо признать, радикальное высказывание. Дарвин либо преувеличивает, либо его современники-викторианцы были чрезвычайно чувствительными людьми — я не знаю никого, кого стошнило бы от одной мысли о поедании непривычного мяса. Впрочем, он прав: это довольно-таки отвратительно.

Историю о возрастном развитии отвращения я подробно рассказал в своей предыдущей книге “Младенец Декарта”. Вкратце она такова: младенцы и маленькие дети не способны испытывать отвращение. Их не смущают продукты собственной жизнедеятельности — или чьей-либо еще. Они едят кузнечиков и других насекомых. Пол Розин с коллегами поставили эксперимент: предложили маленьким детям собачьи экскременты (на самом деле — смесь орехового масла и сыра с острым запахом), и те охотно их ели. Насколько я знаю, ни один психолог пока не давал малышу гамбургер со словами, что это человеческое мясо, но, уверен, ребенок с радостью уплел бы и его.

Отвращение выходит на сцену примерно в возрасте трех-четырех лет. Тогда дети начинают отшатываться от кала и мочи. Они знают, что сок или молоко непригодны для питья, если туда попал таракан. Иногда они проявляют повышенную чувствительность. Тогда они одержимы изучением того, чего коснулась их пища и где она была. Уильям Миллер в “Анатомии отвращения” рассказывает о брезгливости своих детей — дочь отказалась вытираться в туалете, потому что боялась запачкать руку, а сын менял брюки и трусы, если на них попадала хоть капля мочи.

Почему у людей развивается отвращение, точно не знает никто. Фрейдистское представление о том, что это связано с приучением к горшку, неправдоподобно. В разных обществах детей по-разному учат испражняться, а во многих вообще не знают туалетов, и тем не менее все и повсюду испытывают отвращение к моче и калу. Есть еще одно возражение Фрейду: кровь, рвота и гниющая плоть везде одинаково вызывают отвращение, но возникает оно определенно не во время приучения к горшку. Вероятнее, развитие отвращения обусловлено биологически, наступлением определенного времени — это ступень развития нервной системы.

Некоторые субстанции — скажем, кал — вызывают отторжение повсюду. Но есть и культурные вариации, особенно когда дело касается поедания мяса. Наблюдение Дарвина дает нам важную подсказку о том, как происходит это “обучение традиции”. Нельзя сказать, что дети постепенно узнают, какое именно мясо отвратительно. Скорее наоборот — мясо “виновно”, пока не доказано обратное. То есть дети наблюдают, какое мясо едят окружающие, и по мере взросления начинают испытывать отвращение ко всему, что эти люди не употребляют в пищу. В этом отношении замечательно мясо. Взрослый, возможно, захочет съесть новый фрукт или овощ либо еще что-нибудь необычное: ребенком я не ел батончики мюсли, роллы “Калифорния”, пельмени с креветками или крабовые котлетки, а сейчас мне все это нравится. Однако я и пробовать бы не стал крысиное или собачье мясо.

Некоторые исследования в этой области провели военные: солдаты, особенно летчики, могут оказаться в ситуации, когда их обычный рацион недоступен. Кроме того, заставить людей есть нечто отвратительное — отличный способ выяснить их готовность к выполнению приказов.

Именно эта причина побудила Эварта Смита провести исследование, результаты которого были опубликованы в 1961 году. Текст начинался слегка зловещей фразой: “Генерал-квартирмейстер армии недавно поставил перед корпорацией ‘Матрикс’ проблему определения наилучших методов изменения психологических установок в военной организации”. Исследовались различные методики, благодаря которым можно было заставить людей есть отвратительную пищу, включая жуков, жареных кузнечиков и “облученные бутерброды с колбасой”. Главный вывод: людей можно заставить есть нечто отталкивающее, но нельзя заставить это полюбить.