Наука удовольствия: почему мы любим то, что любим

Дело привычки

Дэвид Юм рассказывал о человеке, которого подвесили в железной клетке к верхушке высокой башни. Тот знает, что находится в безопасности, и все же “не может не содрогаться, окидывая взором простирающуюся перед ним пропасть”. Монтень приводит сходный пример: “Человек не может не начать моргать глазами, когда ему грозит удар. Он не может не задрожать всем телом, как ребенок, оказавшись на краю пропасти”. Моя коллега, философ Тамар Гендлер, описывает стеклянную смотровую площадку над Большим Каньоном (Grand Canyon Sky walk), которая выступает на двадцать один метр над западным краем пропасти. Стоять там — очень волнующее ощущение. Настолько волнующее, что некоторые люди, специально проехав несколько километров по грязной дороге, понимают, что слишком боятся ступить на стеклянный пол. Люди знают, что они в полной безопасности, и, тем не менее, напуганы.

Гендлер в своих статьях вводит термин для описания состояния психики, вызывающего такие реакции: она называет это “привычным представлением” (alief). Представления — это установки, которые вырабатываются как реакция на то, каковы вещи в действительности. “Привычные представления” примитивнее: это реакция на то, какими вещи кажутся. Люди в предыдущих примерах понимают, что они в безопасности, но у них есть “привычные представления”, говорящие им, что их жизнь под угрозой. Или возьмем данные Пола Розина: люди часто отказываются есть суп из совершенно нового и чистого больничного судна, пробовать помадку в форме фекалий или приставлять к голове незаряженный пистолет и спускать курок. Гендлер пишет, что представления здесь следующие: судно — чистое, помадка — это помадка, а пистолет не заряжен. Но “привычные представления” кричат: “Опасно! Держись подальше!”

Эта концепция отражает тот факт, что наша психика во многом равнодушна к контрасту между событиями, в реальности которых мы убеждены, и теми, которые кажутся реальными или о которых мы думаем как о реальных. Это распространяется и на воображаемые удовольствия. Те, кто получает удовольствие от подглядывания за любовниками, получат удовольствие и от просмотра фильма, в котором персонажи занимаются сексом. Те, кому нравится наблюдать за взаимодействием умных людей в реальном мире, получат то же удовольствие от наблюдения за актерами, изображающими умных людей по ТВ. Воображение — облегченная версия реальности, полезный заменитель, когда реальное удовольствие недостижимо, слишком рискованно или требует слишком многих усилий.

Мы изобрели много способов эксплуатировать “привычные представления”, создавать суррогаты приятных реальных впечатлений. Мы можем делать это в рассказах или даже в бессловесных играх (родитель подбрасывает ребенка в воздух, создавая у отпрыска ощущение полета) . Мы можем опираться на актеров как на воображаемых помощников, сужающих разрыв между реальными и виртуальными впечатлениями. В грезах мы можем создавать наши собственные, приятные “привычные представления”. Если вам хочется выиграть Чемпионат мира по покеру (World Series of Poker), полетать над Метрополисом или заняться любовью с кем-то определенным, вы можете для этого просто закрыть глаза.

(Это может показаться несложным, но сомневаюсь, что другие животные так делают. Да, собаки спят, но грезят ли они? Моя собака проводит большую часть времени, не делая ничего. Сейчас, когда я пишу, она сидит рядом, уставившись на меня. Когда людей оставляют в одиночестве, они планируют, мечтают и фантазируют, но я сомневаюсь, что моей собаке Тесси доступно что-либо из этого. Я не знаю, что происходит в ее голове. Тот же вопрос можно задать и нашим ближайшим родственникам: обезьяны, как известно, с энтузиазмом занимаются мастурбацией, но сопровождается ли она сексуальными фантазиями? Прав ли писатель Линь Юйтан, предположивший: “Разница между людьми и обезьянами в том, что обезьянам просто становится скучно, а у людей есть и скука, и воображение”?)

Нередко мы видим себя главным персонажем воображаемого события. Таковы фантазии: вы воображаете, что выигрываете приз, а не наблюдаете за собой, выигрывающим приз. Некоторые видеоигры устроены по этому же принципу: они создают иллюзию, что вы бегаете и стреляете в пришельцев или выполняете трюки на скейтборде, посредством визуальной симуляции, которая создает у вас впечатление, будто вы сами движетесь. Психологические исследования показывают, что это естественная установка при чтении. Вы испытываете переживания, будто находитесь в голове у персонажа.

Но что касается историй, то у вас есть информация, которой персонажи не располагают. Философ Ноэль Кэрролл приводит в пример первую сцену фильма “Челюсти”. Вы не можете просто принять точку зрения девушки, которая плывет в темноте, потому что она испытывает восторг, а вы напуганы. Вы знаете то, чего она не знает. Вы слышите мрачную музыку, а она нет. Вы знаете, что она — в фильме, где акулы едят людей, а она думает, что просто живет.

Так работает сопереживание и в жизни. Вы почувствуете примерно то же, если увидите, как некто радостно плещется в море, а к нему приближается акула. Значит, и в вымышленной, и в реальной ситуации вы одновременно рассматриваете происходящее и со своей точки зрения, и с точки зрения персонажа.