Наука удовольствия: почему мы любим то, что любим

Самая суть

Многие важные человеческие удовольствия универсальны. Но это не проявления биологической адаптации, а побочные продукты психических систем, развившихся ради иных целей.

При рассмотрении некоторых видов удовольствия это совершенно ясно. Многие, например, получают заряд бодрости от кофе, но это не оттого, что в прошлом любители кофе имели больше детей, чем кофененавистники, а оттого, что кофе — стимулятор, а нам нравится стимуляция. Это очевидный пример, но я думаю, что такой подход — анализ удовольствий как побочного продукта эволюции — может объяснить и те более сложные вопросы, на которые мы пытаемся ответить. Ниже я разберу идею, что эти удовольствия возникают, хотя бы отчасти, как случайные побочные продукты “эссенциалистской” работы сознания.

Пример эссенциализма можно найти в рассказе Джерома Д. Сэлинджера, который начинается с того, что один из его любимых персонажей, Симор, читает младенцу даосскую легенду. Князь Му просит своего друга Бо Лэ найти кого-нибудь, кто может подобрать ему лошадь. Бо Лэ рекомендует некоего Гао, князь нанимает его, и вскоре этот Гао возвращается с новостями: есть лошадь, отвечающая требованиям князя; он описывает ее как гнедую кобылу. Князь Му покупает рекомендованную лошадь, но, к своему ужасу, обнаруживает, что это жеребец, черный как вороново крыло.

Разгневанный князь говорит Бо Лэ, что этот так называемый знаток — дурак, не способный даже распознать масть и пол лошади. Бо Лэ, однако, восхищен новостью:

Неужели он и вправду достиг этого? Тогда он стоит десяти тысяч таких, как я. Я не осмелюсь сравнить себя с ним, ибо Гао проникает в строение духа. Постигая сущность, он забывает несущественные черты; прозревая внутренние достоинства, он теряет представление о внешнем. Он умеет видеть то, что нужно видеть, и не замечать ненужного. Он смотрит туда, куда следует смотреть, и пренебрегает тем, на что смотреть не стоит*.

Конь, естественно, оказывается великолепным.

Это история об эссенциализме — концепции, предполагающей, что у вещей есть некая глубинная реальность, истинная природа, которую нельзя узреть напрямую, и что для нас важна именно эта скрытая сущность. Классическое ее определение дал Джон Локк: . бытие какой-либо вещи, благодаря чему она есть то, что она есть... Сущностью вещей можно называть их реальное внутреннее строение... от которого зависят их обнаруживаемые качества”**.

* Пер. Р. Райт-Ковалевой.

Пер. А. Савина.

Это естественный способ придать смысл определенным аспектам мира. Например, возьмем золото. Мы думаем о нем, тратимся на него, говорим о нем, и когда мы делаем все это, мы не думаем (и не говорим) о категории предметов, похожих на золотые лишь внешне. Если выкрасить кирпич золотой краской, он не станет золотым. Алхимия, в конце концов, — дело серьезное. Если вы желаете знать, является ли предмет золотым, вам придется попросить эксперта (может быть, химика) провести нужные тесты для определения атомной структуры материала.

Или возьмем тигров. Большинство людей не знают в точности, что делает тигров тиграми, но никто же не думает, что дело только во внешнем виде. Если показать ряд картинок, на которых тигр постепенно становится похожим на льва, даже ребенок поймет, что это все еще тигр. Напротив, суть в том, что быть тигром означает быть тигром с точки зрения генов, внутренних органов и так далее. Это незримые характеристики животного, которые не меняются, даже если меняется его облик.

В этих примерах люди обращаются за ответами к науке, и это разумно. Ведь именно ученые заняты тем, что определяют скрытую суть вещей. Они говорят нам, что первый взгляд обманчив, что стекло — это жидкость, что колибри и ястребы принадлежат к одной категории, но отличаются от летучих мышей, что генетически люди и шимпанзе ближе друг к другу, чем дельфины и лососи. Но чтобы быть эссенциалистом, не обязательно знать о существовании науки. Люди, где бы они ни были, понимают, что нечто может выглядеть, как А, однако в реальности быть Б. Они знают, что человек может изменить внешность, что блюдо можно приготовить так, чтобы оно было неузнаваемым. Люди, где бы они ни были, могут спросить: “А что это на самом деле?”

Зачастую социальные группы рассматривают так, как будто у них есть некая сущность, дух. Так же воспринимаются и артефакты — инструменты и оружие, созданные людьми, — хотя здесь суть не имеет физического аспекта, она связана с историей и намерениями. Если вы хотите понять, что такое на самом деле странный артефакт из далекого прошлого или далекой страны, вы не станете обращаться к химику: вы зададите вопрос археологу, антропологу или историку.

Эссенциализм пропитывает наш язык. Подумайте, каким будет “неэссенциалистский” язык. Хорхе Луис Борхес придумал китайскую энциклопедию “Небесная империя благодетельных знаний”, которая делит животных на категории, включая:

• принадлежащих Императору,

• похожих издали на мух,

• разбивших цветочную вазу*.

Пер. Е. Лысенко.

Это остроумно... потому что странно. Категория “похожие издали на мух” — логически вполне возможный способ сгруппировать животных, но обычно мы осмысляем мир не так. Ни в одном реальном языке не будет существительного, обозначающего такую категорию, потому что она поверхностна. Реальные существительные отражают нечто глубокое, они относятся к таким видам вещей, которые, как считается, имеют общие глубинные свойства. По словам эволюциониста-теоретика Стивена Джея Гулда, наши классификации существуют не только для того, чтобы избежать хаоса. Это “теории об основе естественного порядка”.

Этот факт имеет значение в реальном мире, особенно когда мы разговариваем с людьми. Я работал с детьми, страдавшими аутизмом, и мне постоянно напоминали, что их нужно называть “детьми с аутизмом”, а не “аутистами”. Смысл здесь в том, что эти люди — нечто большее, чем только их болезнь. Существительное передает суть, а неуклюжее выражение “дети с... ” — нет.

Легко смеяться над политкорректностью, но существительные и вправду имеют существенное значение. В фильме “Помни” Леонард Шелби говорит: “Я не убийца. Я просто тот, кто хотел сделать все правильно”. Говоря это, Шелби понимает, что он убил много людей. Но это не делает его убийцей, потому что убийца — это не просто человек, который убил. Быть убийцей — значит быть человеком определенного типа, иметь определенные качества, и Шелби отрицает их наличие у себя. Когда бейсболиста Джона Рокера стали критиковать за расистское замечание в ходе интервью, он сказал, что он не расист: “Выбив один хоум-ран в лиге, не становишься суперигроком... А сделав одно замечание вроде этого, не становишься расистом”.

Можно привести пример невиннее. Некоторое время назад я обедал с подругой, и она мимоходом сказала, что не ест мяса. Но она вознегодовала, когда я назвал ее вегетарианкой. “Я не отношусь к этому фанатически, — заявила она. — Я просто не ем мяса”. Она рассматривала свою диету как второстепенное, а не сущностное качество.