А как насчет людей? Джаред Даймонд в своей книге “Почему нам так нравится секс?” приходит к выводу, что человеческая сексуальность в большинстве своих проявлений типична для видов, у которых детеныши формируются в организме матери и о которых заботятся оба родителя. Мы не пингвины, которые ходят парами, однако и не львы, волки или шимпанзе, то есть мы не те животные, самцы которых не знают, кто их дети. (Если ученые интересуются этим, им приходится проводить анализ ДНК, чтобы понять, кто чей ребенок.) Мы где-то посередине.
Наша эволюционная история отражена в наших телах. Внутривидовые различия между мужчинами и женщинами отражают уровень конкуренции между мужчинами за партнерш, что, в свою очередь, дает разную степень родительского вклада. Вот почему так сложно отличить самца пингвина от самки пингвина: они — эгалитарные родители. У людей самцы в среднем значительно крупнее самок — мы не пингвины, — но различия между мужчинами и женщинами не столь велики, как у видов, где самцы не имеют никакого отношения к воспитанию детей.
Наша эволюционная история проявляется и в нашей психике. Мужчины испытывают больше интереса к сексу с многими партнерами, они быстрее возбуждаются при мысли об анонимном сексе и сильнее им интересуются. Насколько нам известно, это характерно для всех людей на Земле. Исследование половых различий — одна из немногих областей психологии, где ученые провели адекватные кросс-культурные исследования. Проституция, как и порнография, существует главным образом для удовлетворения мужского стремления к разнообразию. Существуют и мужчины-проститутки, и изображения обнаженных мужчин, и мужская сексуальность в порнографии, но это по большей части предназначается для геев.
Это напоминает историю (приписываемую, кроме прочих, Дороти Паркер и Уильяму Джемсу) о писателе, который просыпается среди ночи с мыслью, что совершил великое открытие, записывает его и снова засыпает, а утром читает:
Хогамус, хигамус.
Мужчина полигамен.
Хогамус, хигамус.
Женщина моногамна.
Со статистической точки зрения догадка эта верна, но не полна. Нам нужно объяснить тот факт, что мужчины нередко бывают моногамны, а женщины — полигамны.
Одно из соображений состоит в том, что человеческие дети очень уязвимые создания, которые долго зависят от взрослых по части питания, жилья и защиты от хищников (животных и людей). Отцы нужны, чтобы помогать в защите и воспитании детей, а также потому, что они защищают матерей (если она умрет, пока младенец нуждается во вскармливании, он тоже, скорее всего, погибнет).
Это не значит, что матери и отцы взаимозаменяемы. Эволюционная битва полов продолжается, потому что забота о генах побуждает мужчин искать развлечений на стороне. Это плохие новости для женщин: для них лучше, если партнер верен им и их ребенку, а не тратит время и ресурсы на других женщин и детей. Этот конфликт предопределяет предпочтения женщин касательно того, с кем стоит иметь дело: они ищут мужчин, демонстрирующих признаки будущей верности. Мужчины могут научиться подделывать эти признаки, но если женщины научатся распознавать обман, то мужчины, верные им в сексуальном и романтическом отношении, станут воспроизводиться успешнее, чем подлецы и скоты. Верность будет означать привлекательность. В таком случае половой отбор сократит разрыв между предпочтениями мужчин и женщин.
Тут есть еще один момент. Самки человека обладают поразительной способностью к скрытой овуляции. Они могут заниматься сексом и получать от него удовольствие в любой момент менструального цикла. Этому есть объяснение: при наличии внешне заметной овуляции — что характерно для млекопитающих — самцам проще искать развлечений на стороне, при этом будучи уверенными в своем отцовстве. Им просто нужно следить за партнершей в определенные периоды, чтобы она не увлекалась другим самцом, а в остальное время они могут спокойно искать самок, не имеющих партнера или чей партнер невнимателен к ним. Но человеческие самки могут спариваться в любое время, и невозможно предсказать, когда именно спаривание приведет к зачатию. Поэтому мужчина вынужден оставаться рядом. В противном случае он рискует потратить свои силы на ребенка, генетически с ним не связанного.
(Эти рассуждения предполагают, что женская неверность — факт нашей эволюционной истории. “Овуляционный шантаж” работает лишь в том случае, если и женщины иногда ищут развлечений на стороне. Женская неверность существует, в том числе в генетическом смысле — некоторые мужчины воспитывают детей, с которыми не состоят в биологическом родстве. И есть физические свидетельства женской неверности на протяжении эволюции человека: большие — в сравнении с другими приматами — яички мужчин. Согласно теории “войны сперм”, женщины спариваются с разными мужчинами, что побуждает мужчин увеличивать производство спермы — это выгодно с адаптационной точки зрения. Так что приведенный выше стишок о моногамности женщин не совсем верен.)
Мы обсудили, как беззащитность детей обеспечивает эволюционный базис для моногамии, но есть еще один довод, касающийся человеческих взаимоотношений. Мы можем быть умными и можем быть добрыми. Достаточно умными и достаточно добрыми, чтобы отвлекать себя фантазиями, чтобы отказывать себе в наслаждениях, которые считаем неправильными, чтобы уметь встать на сторону другого, чтобы рационально вычислять издержки и выгоды, и так далее. Мы можем по собственной воле стать такими же, как те прелестные пингвины.