Мы еще не рассмотрели тех, кто занимается старым добрым мазохизмом, кто заставляет других бить себя, пытать и унижать. Это необычные люди, и теория, работающая для тех, кому нравятся “Пятница, 13-е” и самый что ни на есть острый перец, к ним может быть неприменима.
Возможностей здесь масса. Некоторые мазохисты могут настолько пресытиться, настолько погрязнуть в повседневности, что выброс адреналина от боли и страха им просто необходим, чтобы сохранить интерес к жизни. Или, как в случаях, когда люди причиняют себе вред и калечатся, это может быть сигналом бедствия, указанием, что они отчаялись. Или, как предполагают некоторые, это странная форма научения: боль приводит к выбросу приглушающих ее опиатов, но со временем некоторые могут получать больше удовольствия от опиатов, нежели собственно от боли. “Теория горячей ванны” доведена в этом случае до предела.
Или, может быть, это самобичевание? Желание наказывать развивается в раннем возрасте, и это универсальная черта. Недавно совместно с психологами Карен Уинн и Кайли Хэмлин я обнаружил, что дети еще до двухлетнего возраста готовы наказывать (отнимая еду) человека, который украл у другого мяч. И есть много доказательств (полученных и в лаборатории, и в обыденной жизни), что взрослые готовы участвовать в так называемом альтруистическом наказании: жертвовать чем-либо (например, деньгами), чтобы наказать злодея. Фрейд предполагал, что мазохизм — это садизм, обращенный вовнутрь. Здесь сходная идея: возможно, жестокий мазохизм — это наказание, обращенное на себя.
Вымышленный пример — домовой эльф Добби. Он причиняет себе вред, когда делает что-то не так: “О нет, нет, сэр, нет... Добби должен наказать себя самым мучительным образом за то, что пришел повидать вас, сэр. Добби должен прищемить себе уши печной дверцей”. Но так бывает не только в вымышленных историях. В рамках одного исследования студентам предлагали наносить себе удар током, поворачивая рукоятку. Интересно, что сила удара возрастала, если до подключения к машине участников просили вспомнить какой-нибудь грех, что-либо, что они сделали в жизни не так.
Одна из параллелей между жестоким и повседневным мазохизмом состоит в том, что в обоих случаях нужно контролировать интенсивность боли. Любитель острой пищи должен следить за тем, что он кладет в рот. Поклонник хоррора сам выбирает фильм и решает, зажмуриваться ли ему. В садомазохизме (С/М) крайне важно, чтобы “М” мог подать “С” сигнал остановиться, и тот моментально отреагировал. Сигнал этот иногда называют “безопасным” словом.
Значит, философ Жиль Делез может быть отчасти прав, настаивая на том, что мазохизм направлен не столько на причинение боли и унижения, сколько на создание интриги и фантазий. Контроль исключительно важен, и именно это отличает мазохистское удовольствие от обычного удовольствия. Дэниел Бергнер излагает неприятный сюжет: закупщик лошадей по имени Элвис попросил, чтобы его полили медом, приправили имбирем и поджаривали на вертеле в течение трех с половиной часов. Это очень больно. Однако готов спорить, что если бы Элвис однажды утром вылез из постели и больно ушиб ступню, ему бы это совсем не понравилось, потому что на такое он не подписывался.
Предельный случай — визит к стоматологу. (В чем разница между стоматологом и садистом? У первого журналы свежие.) Одна статья о садомазохизме описывает женщину с высокой потребностью в боли, которая, однако, терпеть не могла походов к стоматологу. Ее бойфренд попытался убедить ее представить стоматологический осмотр как эротическое приключение, но ничего не вышло. Тут никак нельзя было обойти факт, что лечение зубов — это вынужденная боль, а не то, что она выбрала сама.