Прощай, Нью-Йорк?

Глава 52

В палату заходит мужчина лет 35–40 в солидном сером в крапинку мокром костюме, пиджак которого расстегнут, открывая обзор на идеально выглаженную белую рубашку и длинный синий галстук. Это, я так понимаю, и есть мистер Стивенс — адвокат.

— Добрый день, мисс Олдридж, — закрывая за собой дверь, говорит он, обращая ко мне взгляд бледно-голубых глаз, и протягивает мне руку. Его едва ли не чёрные короткие взъерошенные волосы также мокрые и я только сейчас обращаю внимание на стук капель в тихой палате. На улице идёт дождь. — Думаю, теперь я могу обращаться к вам именно так, потому развод с вашим всё ещё мужем в любом случае состоится, — довольно низким голосом говорит мистер Стивенс с намёком на улыбку, а я лишь киваю, слабо пожимая его руку. — Джек, — кивая, переводит он взгляд на него.

— Клэр, это Дэвид Стивенс — твой адвокат, — говорит мне Джек и я, улыбнувшись, киваю стоящему напротив меня мужчине.

— Чем раньше мы начнём, тем раньше мы и закончим, а дел у нас, честно говоря, по горло, — с тяжёлым вздохом говорит Мистер Стивенс и первый проходит за специально подготовленный для нашей встречи стол.

Всё это время комната находилась в сером полумраке и только сейчас, когда мы с адвокатом садимся за стол друг напротив друга, Джек включает свет и садится на рядом стоящую кровать.

Я не боюсь, но волнуюсь, я напряжена из-за того, что сейчас меня, вероятнее всего, попросят рассказать о себе всё самое плохое и, наверное, я не хочу терять лицо, не хочу снимать маску «хорошенькой Клэр» не хочу показывать миру себя настоящую. Но что мне остаётся? Это нужно сделать.

— Что ж, начнём, — достав из своего портфеля папку с бумагами и открыв её, говорит мистер Стивенс. — Заявление на разводе уже полностью готово и проверено, вам, мисс Олдридж…

— Просто Кларисса, — перебиваю Дэвида я.

— Хорошо, вам, Кларисса, остаётся лишь подписать его, — пододвигает ко мне он лист бумаги, а затем, достав из внутреннего кармана своего пиджака ручку, подаёт её мне.

Я бросаю взгляд на заявление, а затем сразу же подписываю его, и в этот миг мне словно становится легче, словно внутри меня что-то щёлкнуло.

— Отлично, теперь нужно будет лишь ждать ответа от Брайана, — убирает заявление в папку Дэвид — Ну, а сейчас поговорим о вашем с Брайаном брачном договоре и о вашем заявлении о домашнем насилии, которое вы хотите подать на Брайана.

Я поворачиваю голову к Джеку.

— Ты же хочешь сделать это? — спрашивает он, смотря на меня и нервно стуча ногой по полу.

— Да, — вновь поворачиваюсь к адвокату я.

— Это вполне правильное решение и закон и победа будут на вашей стороне, так как в подтверждение вашего иска есть уйма свидетелей, — кивает Дэвид. — Но стопроцентная победа нам обеспечена только в том случае, если Брайан не будет защищаться, что навряд ли, или же если у него просто ничего на вас нет, в чём я также сомневаюсь. Только без обид, Кларисса, вы состоятельный и довольно публичный человек, а у таких людей всегда есть как минимум парочка скелетов в шкафу. И к тому же вы женаты и четыре года были вместе, а за это время люди узнают друг друга даже слишком хорошо.

Я внимательно смотрю на Дэвида также внимательно его слушая. Мистер Стивенс прав, вот только всех этих скелетов я собрала в своём шкафу ещё задолго до того как стала состоятельной и публичной как он сказал.

— Кто его адвокат? — спрашивает Джек.

— Он обратился в Вашингтон, поэтому сейчас с ним работают люди, которые занимаются защитой дипломатов, политиков… они защищают людей власти, они из политической столицы страны и точно знают своё дело. Брайан явно не прогадал с командой, но не спешите расстраиваться…

— У него целая команда? — напрягаюсь я.

— У тебя тоже, Клэр, — вдруг отвечает мне Джек.

— Кларисса, я ваш адвокат, но на меня, а значит и на ваше дело работает целая команда специалистов. Они ищут материалы на Брайана, на вас, изучает ваше прошлое, ищут свидетелей… они делают всю грязную работу, они роются в самом грязном белье… а я лишь представляю вас в суде, защищаю вас от адвоката ответчика и это больше похоже на наш с ним личный поединок. Ведь… — качая головой, хмурится Дэвид, — вы же знаете, что никакой справедливости в зале суда нет? Есть только наша версия того, что произошло, и их версия. Суд — это не о правде и честности, это о том, кто скажет наиболее убедительную историю и моя задача узнать о вас всё, чтобы собрать самую убедительную подкреплёнными фактами историю.

Внимательно слушая Дэвида, я киваю в знак согласия.

— Но ты можешь не идти в суд, если не хочешь встречаться с Брайаном или просто…

— Да, вы можете отсутствовать там лично, но ваше присутствие будет нам только на руку, но это, разумеется, только ваше решение, — перебивает Джека Дэвид.

— Я буду в суде, — ни секунды не думая отвечаю я, хотя, должна признаться, меня посещали мысли не ходить в суд, это были отголоски страха, оставшиеся где-то глубоко внутри меня, но теперь я их не слышу, потому что уже не боюсь, лишь волнуюсь.

— Ты уверена? — удивлённо спрашивает у меня Джек.

— Да, — киваю я, взглянув на него, — абсолютно.

Хоть о суде ещё и нет никакой официальной информации, всем и так понятно, что Брайан ответит на моё заявление и ответит он защитой, а значит, суд будет, поэтому мы решаем не терять зря драгоценное время и Дэвид уже сейчас попросил меня рассказать ему о себе всё… всё, что Брайан может сказать в суде и использовать против меня. И мне приходится это сделать.

Странно говорить о прошлом, тем более о своих не самых лучших поступках совершенно незнакомому человеку. Я словно рассказываю не о себе, а о какой-то просто знакомой мне девушке, которую я уже давно не встречала.

Я рассказываю адвокату про то, как проникала в банк под чужим именем, выдавая себя за другого человека, рассказываю, как играла в покер на пару десятков миллионов долларов, рассказываю, как хоть и случайно, но подсыпала в бокал Дианы наркотики… мой список не такой уж и длинный, что меня очень радует, но даже это кажется мне пугающим, ведь каждое из моих действий словами можно повернуть так, что оно станет в пару раз серьёзнее.

— И это всё? — довольно удивлённо спрашивает Дэвид.

— Вообще-то нет, — сглатываю ком в горле я, чувствуя, как по рукам пробегаются мурашки. — Против меня можно выдвинуть историю, связанную со мной лишь косвенно, верно? — Дэвид кивает, и я неуверенно поворачиваюсь к Джеку. — Если он расскажет про Фрэнка… — качая головой, выдыхаю я, чувствуя невероятное напряжение во всём теле.

— Думаешь, он знает? — также напрягается Джек.

— Думаю, да, — киваю я.

— О чём вы? Если это представляют хоть какую-то угрозу для Клариссы в суде, я должен об этом знать, как бы неприятно вам было рассказывать это незнакомому человеку, вам придётся, иначе об этом может узнать весь остальной мир.

Стены этой палаты вдруг начинают давить на меня, как и тишина, моё сердце неспокойно бьётся а, где-то в горле словно застревает ком. Мне всё ещё мерзко вспоминать Фрэнка и всё, что с ним связано, но мне приходится не только думать об этом, не только всё это вспоминать, но ещё и рассказывать. А ведь я в этом даже не замешана, но если Брайан скажет, что мой бывший парень посадил невинного человека в тюрьму за то, чего он не делал лишь потому, что не угодил его подружке, то есть мне, а защиты у нас не будет, то… судить тогда будут уже не Брайана и даже не меня, судит тогда будут Джека, и тогда всё может закончиться куда хуже, чем мы все предполагаем.

Впервые мы с Джеком рассказываем кому-то постороннему о Фрэнке, раньше о нём и о всей этой истории знали лишь несколько человек, а теперь об этом действительно смогут узнать все. Но зато теперь у меня и у Джека будет защита, защита, над которой Дэвиду и его команде придётся хорошо потрудиться, чтобы в случае чего оправдать Джека и тем самым обвинить Брайана ещё и клевете, что для нас будет только плюсом.

— Тяжёлый вышел разговор, — выдыхает Джек, возвращаясь в палату после того, как он проводил Дэвида.

— Но он того несомненно стоил, — пытаюсь улыбнуться я, хотя после всех этих воспоминаний, рассказов и слов Дэвида мне стало ещё более не по себе. Я словно разочаровалась, я словно перестала верить в нашу победу, в то, что Брайан получит своё заслуженное наказание.

— Дэвид Стивенс лучший адвокат в Нью-Йорке, Клэр, — подходит ко мне Джек. — Он всю свою карьеру работает с моим отцом и его друзьями из бизнеса, которые частенько попадают в разные передряги, а там всё связано с деньгами и… он знает своё дело. Дэвида его, ещё когда он учился в университете, пытались переманить к себе несколько фирм, так что, поверь, он лучший.

Джек опускает руки на мою талию, а я волнительно смотрю на него снизу вверх.

— Лучший в Нью-Йорке…

— Ты не веришь в него?

— Каким образом он сможет оправдать тебя в том, что ты посадил невиновного человека в тюрьму, Джек? — с толикой раздражения за этот его наиглупейший, испортивший нам жизнь поступок, спрашиваю я.

— Я вообще не думаю, что Брайан, даже если он знает, что это сделал я, сможет представить суду хоть какие-то доказательства, потому что их просто нет. Я тогда всё замёл, так что он это не докажет.

— Ты же не думаешь, что Брайан будет играть по правилам? — с сомнением в голосе спрашиваю я. — Если он и не найдёт доказательств, то он их придумает, подкупит кого-нибудь…

— А может, не будем говорить о плохом? — перебивает меня Джек, и уголки его губ едва дрогнули вверх. Его раздражает мой пессимизм, но я скорее просто реалистка, ну, или я просто уже привыкла готовиться к худшему. — Мне сказали, что завтра тебя уже можно забрать домой, — снизив голос, говорит Джек, и жёлтый свет в палате отражается в его тёмно-карих глазах, делая их медовыми.

— Почему врачи постоянно говорят с тобой, а не со мной, почему я никогда ничего не знаю, а ты знаешь всё? — с явным недовольством в голосе спрашиваю я, опускаю руки Джеку на грудь, а он лишь смеётся. — А Жозефин? Когда её хотя бы переведут из реанимации?

— Не раньше, чем через неделю, — с немного потускневшим взглядом говорит Джек. — Но она в порядке, не волнуйся. Думаю, когда суд пройдёт и всё уже разрешится, тогда мы её уже точно заберём домой, — касается ладонью моей щеки Джек.

— Домой? — устало улыбаюсь я.

— Да, — кивает он.

Каждый день проходить у детской реанимации и смотреть на дочь, к которой я не могу даже подойти не то, что прикоснуться… давит на сердце с невероятной силой. Это тяжело… я вроде как и поняла, что теперь я мама, что у меня есть дочь, но я ни разу не держала её на руках, я даже рядом с ней не стояла, я могу лишь смотреть на неё издалека и от этого я ещё не окончательно верю в то, что моя жизнь на самом деле безумно изменилась в считанные минуты. Я всё ещё не до конца осознала то, что стала мамой, но я знаю, что это изменится, как только я впервые возьму дочь на руки.

Сегодня меня выписывают. Я чувствую себя уже гораздо лучше, но, конечно же, у меня всё ещё болит послеоперационный шов, мне всё ещё больно ходить, но с каждым днём эта боль становится всё незначительнее и незначительнее.

Я хотела родить сама, я думала, что смогу это сделать, что хочу родить самостоятельно, без хирургических вмешательств, но когда у меня начались схватки на приёме, я потеряла сознание от болевого шока и в дополнение к этому я потеряла много крови и просто не смогла очнуться.

И мне немного жаль, что я прожила момент рождения своей дочери, мне жаль, что я не увидела её тогда, жаль, что её не положили мне на грудь, но думаю, из-за того что она родилась недоношенной мне бы её равно её не дали.

— Она никуда не денется, с Жозефин всё будет хорошо, — говорит Джек прямо за моей спиной и, отводя взгляд от всё ещё находящейся в реанимации дочери, я поворачиваюсь к Джеку.

— Да, я знаю, — поджимаю губы я, касаясь замочка на его тёмно-синем свитере.

— Всё идём, — шепчет Джек, но я не спешу поднимать взгляд, чтобы взглянуть на него. — Клэр, — берёт меня за руку он, и замочек выскальзывает из-под моих пальцев. Кажется, у меня совсем ледяные руки, потому что ладонь Джека кажется мне просто горячей.

— Идём, — выдыхаю я, подняв на него взгляд, и Джек, взяв сумку с моими вещами, которые мне привёз он и Джессика за дни, которые я была в больнице, второй рукой берёт меня за руку и мы проходим по коридору ведущему в холл.

— У входа много папарацци, так что не поднимай голову и взгляд, смотри себе под ноги, не улыбайся, ничего не говори, будь максимально отстранённой, — говорит мне Джек, когда мы уже подходим к дверям. — Это совет не только мой, но и Дэвида, — поясняет он.

— Я поняла, — сдержанно киваю я. — В каком-то смысле в больнице было даже хорошо, ни папарацци, ни назойливых журналистов и отсутствие чрезмерного внимания.

— Не хочешь возвращаться? — спрашивает Джек и, взглянув на него, я замечаю на его уставшем лице намёк на улыбку. — Ладно, идём, — усмехается он и открывает для меня первую дверь.

Всё это время подле нас находилась наша охрана и на улице нас сопровождает ещё несколько человек, поэтому, когда Джек открывает для меня первую дверь, которая ведёт в небольшой коридор, охранник, стоящий у выходной двери тут же открывает её и меня моментально обдаёт ярким солнечным светом. И не только им.

Папарацци у входа намного больше, чем я думала, все они делают снимкам, много говорят, пытаясь перекричать друг друга, но из их слов я различаю только своё имя.

Как и просил Джек, я иду к машине, которая стоит совсем недалеко от дверей больницы с опущенной вниз головой, я смотрю себе под ноги и совершенно не реагирую на просьбы посмотреть в камеру и ответить на вопросы о моём самочувствии, о моём ребёнке, о Брайане и так далее. Они даже спрашивают меня о Джеке, который идёт прямо позади, я чувствую его руку на своей спине и руку одного из охранников, который направляет меня к машине, а ещё несколько человек, не подпускают к нам папарацци слишком близко.

Мы благополучно добираемся до машины, и садимся на заднее сиденье.

— Всё хорошо? — спрашивает у меня Джек, взяв меня за руку, и я успеваю лишь кивнуть. — Лучше пригнись, — говорит он, потому что папарацци лезут камерами прямо в окно и от этих их действий мне становится тошно.

Я понимаю, вся эта ситуация, я и Брайан и даже Джек, за считанный миг мы поднялись на первые полосы всех скандальных статей, сейчас о нас говорит весь Нью-Йорк и на наших снимках можно хорошо заработать, но нужно же проявлять хоть немного уважения.

Когда мы уже прилично отъезжаем от больницы, Джек вновь берёт меня за руку, а я смотрю в окно, смотрю на улицы Нью-Йорка и, делая вдох, вдруг осознаю, что виды любимого города начинают мутнеть перед моими глазами, а губы расплываются в лёгкой улыбке.

— Клэр? — слышу я тихий вопросительный голос Джека и, прикрыв на секунду глаза, сжимаю его ладонь немного сильнее. — Ты плачешь? — пододвигается он ближе ко мне, но я не поворачиваюсь к нему, а открыв глаза, всё ещё смотрю в окно, чувствуя на сердце невесомость, чувствуя лёгкость и тихо подступающее ко мне счастье… счастье и тишину. — Клэри…

— Боже, я так тебя люблю, — улыбаясь, поворачиваюсь к нему я со слезами на глазах и сев лицом к Джеку на колени, я обхватываю его лицо ладонями и целую его без лишней нежности, и наш поцелуй смешивается с моими слезами.

Эти слёзы… они от лёгкости, от осознания того, что как раньше уже не будет, от осознания того, что я уже никогда не вернусь в прошлое, никогда не вернусь к Брайану, во времена того дикого страха, беззащитности и жалости. Наверное, можно сказать, что эти слёзы — слёзы счастья.

На пару секунд Джек теряется, но уже через несколько мгновений я чувствую его крепкие тёплые руки, обхватывающие мою талию и слегка сжимающую её, я чувствую, как его ладони подбираются под мою рубашку, но к счастью, не касаются шрамов.

— И я люблю тебя, — хмурясь, шепчет Джек, когда я прерываю поцелуй, но не отстраняюсь от него. — Ты же…

Джек не договаривает, потому что его телефон вдруг зазвонил на весь автомобильный салон, и я только сейчас вспоминаю, что в машине помимо нас есть ещё водитель и охранник. Но, если честно, мне всё равно.

— Извини, — разочарованно выдыхает Джек, обняв меня одной рукой за талию, чтобы я не скатилась с него, пока он достаёт мобильник из заднего кармана своих джинс. — Да? — отвечает на звонок Джек, и я убираю прядь своих волос за ухо и, обняв Джека, опускаю голову ему на плечо всё также сидя на его коленях лицом к нему. — Да, хорошо, — говорит он, а я смотрю в окно, смотрю на то, как мы выезжаем из города и я, кажется, знаю, куда мы едем. — Да, но точно не сегодня, ей нужен отдых, — говорит Джек, и я поднимаю голову, вопросительно на него взглянув, но Джек игнорирует мой взгляд. — Да, думаю, завтра. Да, хорошо, До встречи.

— Это Дэвид? — спрашиваю я, как только Джек отключает вызов.

— Да, — выдыхает Джек. — Брайан ответил на заявление защитой и ответными обвинениями в клевете и ещё парочкой обвинений в твою сторону.

— Кто бы сомневался, — усмехаюсь я, пересаживаясь от Джека на свободное место.

— Волнуешься? Или может, боишься? — вдруг спрашивает Джек, и я прыскаю со смеху.

— Я тебя умоляю! — смеюсь я и замечаю странную улыбку Джека. — Я не боюсь, что Брайан может посадить меня в тюрьму, или обвинить меня в чём-то, уже нет. Никакие мои действия не сравнятся с тем, что он ударил свою беременную жену на глазах у всего штата, чьим сенатором он является. Он сам себя загубил и теперь самое лучшее, что его ждёт это крупный штраф и запрет на работу в правительстве.

Джек смотрит на меня, не сводя пристального взгляда, в котором словно пляшут смешинки, и уголки его губ всё ещё растянуты в лёгкой улыбке.

— Ну что ты так на меня смотришь? — не выдерживаю я и в моём голосе чётко слышно раздражение, хотя уголки моих губ приподняты в улыбке.

— Просто… — качает головой Джек, — никогда не думал, что буду скучать по твоему упрямству.

— Упрямству? — в удивлении усмехаюсь я. — Я не упрямая!

— Ну да, — смеётся Джек, отводя взгляд вперёд и… чёрт… он прав!

Кажется, я прихожу в себя. Странно, наверное, но с Джеком я чувствую себя уверенной в себе, с ним я словно становлюсь самой собой, я словно вновь становлюсь той, кем была до Сиэтла, до Брайана. И я скучала по этому, я очень сильно по этому скучала. Я скучала по себе настоящей.

Проходит буквально пара минут, как я уже точно узнаю место, в которое мы едем, я замечаю не только знакомую дорогу, но и знакомый дом, с которым у меня связанно много воспоминаний, и который я уже и не надеялась увидеть. Но жизнь непредсказуема… я это точно знаю.

— Остановимся пока здесь, завтра нам нужно встретиться с Дэвидом, всё обсудить, подписать, оформить и начать готовить тебя к суду, дата которого нам станет известна уже скоро… я думаю, — говорит Джек, когда мы уже подъезжаем к его дому на Лонг-Айленд.

Я киваю Джеку, смотря на его лицо, освещённое солнечными лучами, от которых он щурится и машина останавливается. Джек выходи, следом выхожу и я. Здесь прохладнее, чем на Манхеттене, здесь свежо, здесь уже пахнет осенью.

Сейчас около двух часов дня, яркое солнце пробивается сквозь густую листву и ветви елей, деревянный дом словно светится в солнечном свету, а панорамные окна отражают этот свет, из-за чего они словно светятся и ослепляют нас.

Здесь тихо, я слышу лишь шум листьев от легкого дуновения ветра и слышу лёгкий шум волн, здесь нет машин и людей, их не слышно, и здесь очень красиво, здесь очень чистый свежий воздух, и здесь спокойно, очень спокойно и очень хорошо.

Я рада, что сейчас мы приехали именно сюда. Ведь сегодня, я уверена, все захотели бы встретиться со мной, поговорить со мной, узнать как дела и я уже молчу о том, что я бы не смогла даже выйти из квартиры или номер в отеле, меня бы тут же атаковали журналисты, а здесь… здесь никого нет. Никто не знает об этом месте, никто не знает, что я здесь и это лучшее место, где я бы хотела сегодня быть.

Поговорив с водителем и охранником, которые тут же уезжают, Джек возвращается ко мне с сумкой в своих руках, в которой находятся мои вещи.

— Заходи, не стесняйся, — усмехается он, подталкивая меня к лестнице, ведущей к двери.

— И чем мы будем заниматься? — улыбаясь, спрашиваю я, поднимаясь по лестнице, и открываю на удивление уже отпёртую дверь.

— Не знаю как ты, но я жутко проголодался, — говорит Джек, заходя в дом следом за мной.

— Приготовим ужин? — с воодушевлением спрашиваю я, проходя дальше по коридору и с интересом рассматривая всё вокруг, словно я здесь впервые.

— Приготовим? — искренне удивляется идущий позади меня Джек.

— Ну, — с виноватой улыбкой оборачиваюсь на него я, — ты приготовишь.

Джек лишь кивает уперевшись руками в бёдра и, остановившись в паре сантиметрах от меня, а я тяну к нему руки, чтобы обнять и вдруг осознаю, что весь дом пахнет Джеком, что весь этот дом пахнет так, как пхнет он, это отчётливый запах древесины и ели, но не едкий и яркий, а совсем лёгкий, едва уловимый и приятный.

— Я не удивлён, — вскидывает брови он, но серьёзное выражение тут же пропадает с его лица, уступая место улыбке. — Ладно, Кларисса, раз уж ты ничего не умеешь, я научу тебя готовить, — вздыхает Джек, взяв меня за руку и пройдя вперёд на кухню, тащит меня за собой.

— Эй! Вообще-то я создала успешную компанию, и теперь я мультимиллионер и могу нанять себе повара, чтобы он кормил меня! — строя гримасу, укоризненно ворчу я, пока Джек тащит меня за собой.

— Ну и где твой повар, дорогая? — скрывая усмешку, спрашивает Джек, повернувшись ко мне, когда мы уже заходим на кухню. — Или… Ваше Высочество?

— Он в отпуске, — пристально смотря на Джека, отвечаю я, всё ещё держа его за руку и всё ещё пытаясь не смеяться. — А я, кажется, диете? — предполагаю я, виновато поджав губы, потому что, похоже, Джек уже не будет меня кормить. А жаль…

— Знаешь, Клэр, ещё немного твоей диеты и мне кажется, ты совсем исчезнешь, — уже всерьёз говорит он, но затем всё же натянуто улыбается.

— Да, я впервые не против поправиться, — вздыхаю я не веря, что говорю это и разворачиваюсь, чтобы сесть за стол, пока Джек отходит к столешницам. — И знаешь, я думаю…

— Чуть не забыл, — вдруг перебивает меня Джек, словно он совершенно меня не слушал и, обернувшись, он тут же подходит ко мне и совершенно бесцеремонно берёт мою левую руку и надевает на мой безымянный палец кольцо… кольцо, которым он сделал мне самое первое предложение выйти за него.

— Да, конечно, Джек, — саркастично произношу я, поднимая на него взгляд, и тут же улыбаюсь. — Но думаю, меня не поймут, если разведясь с Брайаном, я тут же высокую за тебя.

— Я никуда не тороплюсь, это так… чтобы… — мнётся он, — чтобы тебя у меня не забрали, это гарантия. — Я едва ли не смеюсь. — И неужели тебя волнуют, что подумают другие?

— Джек, если бы меня волновало чьё-то чужое мнение, то думаю, мы с тобой вообще бы никогда не были вместе, — поджимаю губы я, и Джек словно оскорбляется. — А так… мне всё равно на чужое мнение, я готова выйти за тебя хоть завтра, но какой в этом смысл? Брак это не кольцо на пальце и не бумажка с печатью… это намного больше, это состояние внутри. И… к сожалению, я пока не готова, — обнимаю Джека за шею я, не желая его обидеть или хоть как-то задеть, — сначала я хочу полностью распрощаться с Брайаном, со всем этим ужасом и уже потом с чистым сердцем принять нас с тобой как семью, если ты, конечно, не против.

Джек берет одну мою ладонь со своей шеи и целует её от чего по всему моему телу пробегаются мурашки, и Джек не сводит с меня взгляда, в котором я готова тонуть и тонуть хоть каждый день, хоть каждую минуту и каждое мгновение.

— Я с тобой согласен, просто я не хочу ждать, потому что я ждал уже слишком долго, но ради тебя, Клэр, — качает головой он, — я готов ждать ещё столько же.

Я смущённо киваю, стараясь вновь не разреветься от сентиментальности, кажется, во мне всё ещё играют гормоны, и Джек обнимает меня, притягивая меня ближе к себе. И мне так нравится чувствовать тепло его кожи, так нравится чувствовать его крепко обнимающие меня и прижимающие к себе руки, мне нравится чувствовать его рядом.

Чувство безмерной безопасности и любви, чувство защиты… я же ощущала это, когда была беременна от Джека, когда собиралась выйти за него четыре с половиной года назад и тогда всё рухнуло. Но сейчас… я знаю, подобного не случится.

— Скоро мы заберём Жози, и всё будет… так как у нас всегда и должно было быть. У нас всё будет как минимум хорошо, — говорит Джек, и слегка отстранившись от него, я легко улыбаюсь и киваю ему.

Джек прав, я знаю, так оно и будет.