Мы с Джеком проходим по коридору, по которому нас ведёт медсестра, она ведёт нас к палате, в которой находится моя дочь, моя малышка Жозефин.
Мои ладони совсем холодные, руки немного дрожат от волнения, и чем ближе мы подходим к палате, тем больше я чувствую, как мои ноги становятся словно ватными.
Хоть уже вечер, но здесь всё равно полно людей, но не в этом коридоре, поэтому мы с Джеком идём позади медсестры совсем одни, и сейчас я чувствую, как Джек находит мою ладонь и крепко сжимает её.
— Проходите, — останавливается медсестра у двери, которую тут же для нас открывает.
Джек пропускает меня вперёд, и я захожу в палату, где стоят несколько специальных столов, в которых лежат новорождённые крохи, и я чувствую, как мне становится ещё более волнительно.
— Эта малышка ваша, — улыбается нам медсестра, подходя к одному из столов и становясь у его изголовья.
Я на секунду каменею, резко останавливаюсь и не могу сделать и шагу, но стоящий подле меня Джек опускает руку на мою спину и осторожно подталкивает меня к столу и мне приходится буквально проглотить ком волнения в горле.
— Возьмите её, — всё ещё улыбается нам молодая девушка, внимательно следя за нашей с Джеком реакцией.
Но я думала, она сама подаст нам её.
Я делаю шаг вперёд, подхожу к столу и наконец, вижу её, вижу Жози, и на лице тут же появляется неуверенная, но такая настоящая улыбка, и на сердце становится теплее.
Девочка в розовой распашонке, с большими голубыми глазами удивлённо смотрит на меня с приоткрытыми пухленькими губками, к которым она тянет спрятанные в специальные рукавички руки.
Она такая красивая… такая крошечная… и она похожа на Брайана. Да, эти кристально-голубые глаза ей точно достались именно от него.
— Джек, я боюсь, — затаив дыхание и с замиранием собственного сердца шепчу я, с трудом переведя на него взгляд, но Джек лишь качает мне головой с абсолютно серьёзным выражением лица.
— Я помогу, — говорит медсестра, и когда я вновь поворачиваюсь к ребёнку, она уже берёт мою дочь на руки, чтобы передать её мне.
— Нет, ты первый, — прижав к себе руки, голосом пропитанным паникой говорю я и пытаюсь сделать шаг назад, но понимаю, что упираюсь спиной к Джеку, который придерживает меня за локти.
— Нет, Кларисса, — спокойно говорит он, всё ещё держа руки на моих локтях, и я пытаюсь расслабиться, выпрямить руки и набраться смелости.
— А вдруг я сделаю что-то не так? — всё ещё с пугающей меня паникой говорю я, с ужасом смотря на дочь, которую медсестра уже передаёт мне.
— Я тебе помогу, — говорит Джек, стоя позади меня ко мне вплотную и уже через секунду он складывает мои руки в таком положении, в котором я точно правильно смогу взять Жозефин.
И я буквально чувствую, как Джек кивает медсестре, которая не сводит с него взгляда, и вот она уже передаёт мне ребёнка, а Джек придерживает мои ладони, он не отпускает их, не оставляет меня одну с этим паническим страхом навредить дочери и сделать что-нибудь не так.
— Вот так, — довольно протягивает Джек у моего плеча, — придерживай головку, Клэри, — с улыбкой говорит он, и от его горячего дыхания на моей шеи по всему моему телу пробегаются мурашки.
Медсестра окончательно отпускает мне на руки Жозефин и я, наконец, чувствую её вес, чувствую какая она лёгкая, какая она маленькая, совсем крошечная. Я чувствую тепло её тела, которое я плотно прижимаю к себе, прижимаю прямо к безумно быстро бьющемуся сердцу, я слышу как она причмокивает, я вижу, как она внимательно на меня смотрит переводя взгляд и на Джека.
— Нет, не отпускай! — умоляющим голосом прошу Джека я, когда чувствую, что он хочет убрать свои руки с моих ладоней.
— Ты справишься, — говорит он и убирает ладони, от чего мне становится словно холоднее.
Но я действительно справляюсь, я крепко держу дочь на руках, прижимая её к себе, и в этот самый момент я осознаю, я понимаю, что стала мамой, что эта малышка на моих руках моя дочь, и сердце начинает успокаиваться, ко мне словно приходит покой.
— Я вас оставлю, — говорит вдруг медсестра, про которую я уже и забыла, и она уходит, я слышу, как тихо она закрывает за собой дверь.
— Привет, — шепчу я Жози, и со страхом отпустив одну руку, я касаюсь её ручки, и малышка тут же обхватывает мой палец даже через варежку и улыбка на моём лице становится лишь шире, а к глазам вдруг начинают подступать слёзы. — Я твоя мама, — всё шепчу я, продолжая улыбаться.
И в этот момент буквально за секунду до того, как перед моими глазами всё начало расплываться Жозефин начала словно кряхтеть, как и все новорождённые.
Секунды хватило, чтобы понять, что я безумно люблю её, и разве в этом мог хоть кто-то сомневаться?
— Хватит плакать, — слышу я довольно тихий голос Джека позади себя, и, развернувшись к нему, я поднимаю на него счастливый взгляд, но мои глаза наполнены слезами.
— Возьми её, — приподнимаю я плечи, улыбаясь Джеку, и он, не сводя с меня пристального взгляда, уже через пару секунд принимает из моих рук ребёнка.
Джек держит Жозефин куда увереннее, чем я, куда более умело, и всё внутри меня словно поднимается и застывает, когда я смотрю на Джека, который держит на руках мою дочь. Меня всё ещё гложет вина и… словно печаль, от того, что у нас с Джеком уже давно должен был родиться ребёнок, но эта малышка в его руках… она отдушина в моём сердце, и возможно, в этот раз именно она станет моим спасением.
Джек внимательно смотрит на Жозефин словно изучая её, а я внимательно смотрю на него понимая, как сильно люблю их обоих, и эта любовь, она одинаково сильна, но эта любовь… она разная, её нельзя сравнивать, меня нельзя спрашивать кого я люблю больше: свою дочь или Джека. Я до боли в груди люблю их обоих, но я люблю их по-разному, это разная любовь.
— Она красавица, просто твоя копия, Клэри, — качая ребёнка, переводит на меня взгляд Джек, и я всё ещё улыбаюсь, но уже куда более тускло.
Мне неудобно перед ним… я ничего не могу с собой поделать, я чувствую вину, чувствую то, что обременяю Джека…
— У неё глаза Брайана, — поникшим голосом говорю я.
— Хватит, — вдруг обрывает меня Джек. — Ещё слово о нём, и я украду тебя и увезу в Англию… навсегда.
Его тон абсолютно серьёзен, как и взгляд… что… это вводит меня в ступор, но я всё же прекрасно понимаю, что мне больше не стоит вообще произносить его имя.
— Верно, Жози? — обращается Джек к малышке. — Если мама не будет слушаться, то мы заберём её очень далеко, заберём туда, где она, наконец, забудет о прошлом, — улыбается крошке Джек и касается пальчиком её носика, от чего Жозефин морщится славно крихтя при этом, что вызывает у меня смех.
— Когда мы заберём её? — спрашиваю Джека я, когда он опускает ребёнка обратно на стол и в палату возвращается медсестра.
— После суда, — отвечает он, смотря на Жози. — Думаю, будет лучше, если мы заберём её, когда всё это закончится, так будет лучше.
— Да, — говорю я, накрывая ладонь Джека своей, и он переводит на меня взгляд. — Пока, крошка, — улыбаюсь я дочери и вновь касаюсь её ручки.
Я не хочу уходить, не хочу оставлять её здесь, не хочу вновь с ней прощаться, но нам пора, а взять её собой мы пока не можем, ещё не время.
Ещё пару минут назад моё сердце наполнялось такой сильной, искренней любовью, что все мои раны, всё, что болело у меня внутри, всё это вдруг излечилось, стало спокойно, стало словно правильно, но сейчас моё сердце разрывается, потому что я вновь прощаюсь с дочерью.
— Мы ещё вернёмся, — шепчет у моего уха Джек, обнимая меня за талию и едва ли не оттаскивая от стола.
— Знаю, — отвечаю ему я и, подмигнув Жози, отхожу от стола, взяв ладонь Джека со своей талии в свою руку.
— Спасибо, до свидания, — говорит он медсестре, и мы уходим, а я словно оставила в той палате часть себя и, наверное, так оно и есть. — Ну, и как ты? — спрашивает у меня Джек, обнимая меня за плечи, пока мы идём по коридору уже, словно, родной мне больницы.
— Она прелестная, — с тоской в голосе умиляюсь я. — Такая маленькая, совсем крошка.
— Не переживай, — притягивает меня ближе к себе Джек, и я чувствую, как он целует меня в макушку, и я на секунду прикрываю глаза. — Осталось подождать совсем немного и всё будет хорошо.
— Я знаю, — хочу улыбнуться я, но едва ли у меня это выходит. — Едем домой?
— Да, — отвечает Джек. — Завтра трудный день и нам нужно выспаться.
Но мне не спалось. Взбудораженная, окрылённая счастьем от первой встречи с дочерью и в тоже время напуганная от приближающегося и неминуемого заседания я долго не могла уснуть, ворочалась из стороны в сторону, пытаясь найти более удобное положение, но мешала мне уснуть совсем не кровать, а мысли в моей голове.
Джек буркнул на меня, чтобы я, наконец, перестала ворочаться и на удивление я замерла и вскоре уснула, но я просыпалась практически каждый час, мне снились кошмары, но я просыпала не от собственного крика, как это бывало раньше, а от невероятно быстро бьющегося сердца. И когда я в очередной раз проснулась и, взглянув на часы, увидела, что уже пять часов утра, я решила больше себя не мучить и встать.
Мы с Джеком находимся в его старой квартире, в которой мы когда-то даже жили. Вообще, я думала, что он эту квартиру продал ещё давно, но Джек сказал мне, что он часто бывал здесь один, эта квартира полная воспоминания была его убежищем от родителей, друзей, коллег, жены и всех вокруг.
И сейчас мы с ним здесь, но лишь на время, возможно, лишь на одну ночь. Я не хочу здесь быть, мне здесь всё также не нравится, мне здесь всё также некомфортно, неуютно, я не чувствую себя здесь в безопасности по понятным всем причинам, я не чувствую себя здесь дома.
Сидеть в пять утра в едва освещённой серым светом из больших окон кухне и пить остывающий чёрный чай… это меня немного успокоило, успокоила меня и тишина наполненная осознанием того, что я здесь не одна.
— Ты вообще спала? — вдруг слышу я голос Джека и поворачиваю голову в сторону открытой двери спальни, из-за которой выходит сонный и не очень довольный Джек.
— Да, — кивая, словно сорвавшимся голосом отвечаю я и тут же прокашливаюсь. — Я сильно тебе мешала? Просто… переживала, — опускаю я взгляд на чашку с чаем в своих руках, — слишком много мыслей в голове, извини.
— Перестань, — подходит ко мне Джек, приподнимая мой подбородок для того, чтобы я взглянула на него. — Я всё понимаю.
Джек наклоняется ко мне, чтобы поцеловать, и моё сердце словно замирает на мгновение, и когда Джек подводит к концу этот нежный и словно всё ещё сонный поцелуй, я наоборот обнимаю его за шею, не желая отпускать.
И Джек даже не теряется, он опускает руки мне на талию, пытаясь выпрямиться, и я спускаюсь с высокого стула. Из нежного и сонного поцелуй перерастает в уверенный, сильный и… словно значимый.
— Осталось немного, — шепчет Джек, когда я, наконец, отстраняюсь от него, но всё ещё обнимаю его за шею, и он всё ещё обнимает меня за талию, всё также крепко прижимая к себе.
— Я знаю, — также тихо отвечаю я, смотря Джеку в глаза. — Нам пора.
— Да, — будто также переживая и также нехотя отвечает мне Джек, и ещё пару секунд он крепко держит меня подле себя, не сводя с меня пристального взгляда, и я бы простояла так хоть целую вечность, но эта вечность, к сожалению, может длиться лишь пару секунд.
Мой адвокат ещё пару дней назад сказал, что мне следует надеть на заседание. Я, конечно, знала, что внешний вид, одежда, аксессуары и любая мелочь влияют на мнение о человеке, на его статус, на его историю, я знала, что с помощью одежды можно показать себя обществу кем угодно, но то, что одежда влияет даже на суде с таким делом, я узнала только недавно.
Чёрного цвета я сейчас стараюсь избегать, так как в нём я выгляжу ещё более тощей, болезненной, слабой, но сегодня это мне только на руку. Я чувствую себя уже гораздо лучше, и врачи говорят, что моё здоровье приходит в норму, но сегодня я жертва и… пожалуй, сегодня я могу побыть слабой на публике… но только в самый последний раз.
Чёрное платье А-силуэта с короткими рукавами и юбкой чуть выше колена немного свободно сидит на мне, поверх я надела чёрный совсем лёгкий кардиган. Сначала я хотела собрать волосы в шишку или же в хвост, но в итоге я оставляю их распущенными. Полное отсутствие макияжа на лице, из украшений только помолвочное и обручальное кольцо, что подарил и надел на мой палец Брайан, мы ещё не разведены и сегодня я верну ему кольца, я лично отдам их ему и окончательно со всем этим попрощаюсь.
— Идём? — спрашивает Джек, когда я выхожу в коридор.
На нём серый костюм, в комплект которого входит и рубашка и жилет и пиджак… я всегда сходила с ума по Джеку, особенно, когда он был в костюме и даже сейчас в такой важный и напряжённый для меня день я всё равно подмечаю, как участилось моё сердцебиение.
— Да, — киваю я, подходя к Джеку, и надеваю своё бежевое пальто.
В лифте мы молча держимся за руки, я пытаюсь сконцентрироваться и в каком-то смысле отстраниться. Сейчас мы спокойно сядем в машину, в которой нас уже ждут два охранника, и мы поедем к зданию верховного суда штата Нью-Йорк на Сентр-стрит.
У дома Джека папарацци, конечно же, нет, но у здания суда… боюсь представить, сколько людей там сейчас собралось, сколько репортёров и простых людей… ведь, сегодня в суде решится судьба не простого гражданина соединенных штатов, а сенатора штата Нью-Йорк. Это дело не одного человека, а целого округа.
Джек будет в зале суда, но мы не будем с ним пересекаться, мне даже смотреть на него запрещено во время заседания, поэтому идти к залу я буду лишь в сопровождении охраны. До решения суда людям не следует знать, что мы с Джеком вместе, но как только всё решится, я больше не буду бегать и прятаться.
— Не останавливайся и ни с кем не говори, не отвечай на вопросы, помнишь? — спрашивает у меня Джек, держа меня за руку сидя рядом со мной на заднем сидении автомобиля. Мы уже подъезжаем, и я уже не могу остановить дрожь в коленях.
— Да, помню, — выдыхаю я, взглянув на него, и достаю свои чёрные очки из сумки.
Мы сворачиваем на нужную нам улицу, и я тут же замечаю шумиху у здания суда, людей полно… даже слишком. Всем интересно посмотреть на меня, на Брайана, интересно узнать всё первыми, интересно узнать решение суда и все самые коварные подробности.
Это большое, красивое здание из светлого кирпича, с многочисленными ступеньками, высокими массивными колоннами и с изящными каменными статуями. Оно красивое, историческое, внушающее своими размерами, своей историей… это же верховный суд! Он определённо пугает, нагнетает и внушает страх одним своим видом и даёт понять, что это всё не шутки.
— Дэвид уже приехал, он встретит тебя, как только ты выйдешь, — торопливо говорит мне Джек, смотря вперёд и крепче сжимая мою ладонь, а я чувствую, как моё сердце набирает просто сумасшедший ритм. — Ты справишься, Клэр, — переведя на меня взгляд, Джек целует меня в макушку, и на секунду я прикрываю глаза и уже через пару мгновений я чувствую, как останавливается машина.
Я слышу шум, разговоры, даже крики, и я замечаю приближающуюся ко мне толпу, камеры, вспышки, и я тут же надеваю очки.
Охранник, сидящий впереди, выходит из машины и на пару секунд шум становится гораздо громче, и моё дыхание учащается, страх становится сильнее и мне не верится, что уже через пару минут я увижу Брайана. Это словно неправда.
Второй охранник уже вышел и один из них открывает дверь с моей стороны и, подав мне руку, помогает мне выйти. Меня моментально окружают камеры, крики, вопросы и просьбы, я едва ли не впадаю в панику, но к счастью от излишней близости папарацци меня ограждает моя охрана, и уже через мгновение меня нагоняет мой адвокат Дэвид, у которого в арсенале также присутствует пара охранников.
— Мисс Олдридж! Как ваш ребёнок? Он жив? — спрашивает кто-то, но я, как и обещала, не реагирую ни на один вопрос, что мне задают.
Дэвид даже не говорит со мной, потому что понимает, что я его всё равно не услышу, но я чувствую его руку на своей спине, когда мы поднимаемся по многочисленным лестницам, ведущим к дверям здания суда. Я стараюсь не слушать репортёров, я смотрю себе под ноги, эти лестницы… ещё не хватало упасть перед камерами.
— Мистер Хилл бил вас? Почему вы молчали? И как давно всё это началось?
Я испытываю дикое желание разогнать всех, кто спрашивает меня, кто фотографирует и следует за мной, мне хочется остановиться и накричать на них, но, к сожалению, мне запрещено хоть как-то контактировать с папарацци, это мне лишь навредит.
Ещё пара секунд и мы, наконец, заходим в здание и невероятный шум, крики, люди и свет… всё это остаётся позади, и я снимаю очки. Но в ушах стоит странный звон, голова немного кружится, но я быстро прихожу в норму. Вся эта толпа, камеры… мне нужно держаться от этого подальше.
— Ты молодец, — говорит мне Дэвид, глубоко дыша, пока я оглядываюсь вокруг.
Это большое и красивое здание как внутри, так и снаружи, и я здесь впервые, но я надеялась сюда вообще никогда не попасть. Но моя жизнь непредсказуема, никогда не знаешь, куда меня занесёт следующим утром: в больницу, здание суда или же на другой конец страны.
Внутри тоже довольно много людей, но никто из них не тычет мне камерой в лицо. Все здесь в деловых костюмах, с важными серьезными лицами. Внутри здание полностью отделано деревом, высокие потолки, огромные деревянные двери, к которым меня ведёт Дэвид, а я уже словно в тумане.
— Мы сейчас зайдём в зал, Брайан уже там так что…
— Я в порядке, — перебиваю его.
Странно, что все думают, что я не смогу спокойно встретиться с Брайаном? Или же это абсолютно нормально? Мне, конечно, не по себе от того, что я вот-вот с ним встречусь, я волнуюсь, даже боюсь немного, но я в порядке, я к этому абсолютно готова.
Моя охрана всё ещё со мной, и я понимаю, что бояться в здании верховного суда штата Нью-Йорк мне нечего, но всё же с этими ребятами я действительно чувствую себя под защитой.
Дэвид кивает мне, и мы идём к высоким деревянным дверям, по пути мой адвокат здоровается с незнакомыми мне людьми, кивает им, и вот он уже открывает для меня дверь.
Каждый мой шаг отдаётся уколом в моей голове, в животе всё стягивается в тугой узел, а к горлу подкатывает ком мешающий мне нормально дышать. Я чувствую, как похолодели мои ладони, и я сцепляю их в замок, чтобы не было видно дрожи.
Как только передо мной распахиваются деревянные двери, то я сразу же вижу проход между двумя рядами сидячих мест, Дэвид проходит вперёд, ведя меня к ограждению, через которое мы проходим к столу в самом первом ряду, прямо перед столом судьи. Наш стол слева.
Боже… никогда не думала, что вообще буду в суде, но чтоб за ограждением… это полное сумасшествие.
— Садись, — говорит мне Дэвид, и я опускаюсь на стул, положив дрожащие ладони на стол.
Я уже несколько минут чувствую на себе прожигающий меня взгляд, и я прекрасно знаю, кто на меня смотрит. Я долго сопротивлялась желанию повернуть голову и посмотреть на него, меня что-то останавливало, я, будто и хотела и в тоже время нет.
Брайан сидит за столом с правой стороны, его адвокат переговаривается с кем-то как и мой со своей командой позади нас, а мы с Брайаном молча и отстранённо смотрим друг на друга.
Брайан в синем костюме, он сбрил свою обильную щетину и теперь кажется моложе, его правая скула немного покрасневшая, а на брови наклеены кусочки пластыря, и я тут же вспоминаю разбитый кулак Джека.
Брайан смотрит на меня так, словно я предала его, будто это всё моя вина и судят сегодня меня. А я от чего-то успокаиваюсь. Я думала, что когда увижу его, то… буду нервничать ещё сильнее, я думала, что вспомню весь тот ужас, что те воспоминания будут проноситься у меня перед глазами, но всё совершенно наоборот. Меня словно отпускает, дрожь в коленках проходит, и ком в горле растворяется.
Мне нечего бояться, Брайан уже проиграл, теперь он бессилен, он больше ко мне даже не притронется без моего дозволения… ни ко мне, ни к моей дочери. И сейчас смотря на него в зале суда за минуты до того, как начнётся заседание, я думаю о том, как вообще могла быть с ним, как я вообще со всем этим справилась и просто дожила до этого момента. Ведь я уже давно могла всё закончить, я могла наглотаться таблеток, например, и всё прекратить, но… наверное, я слишком люблю жизнь, раз не сделала этого. Ну, или я просто трусиха.
Я отвожу взгляд от Брайана, он мне противен, я хочу забыть его лицо, хочу забыть всё, что с ним связано, но, к сожалению, этому никогда не бывать.
В зале стоит тихий разговорный шум, все готовятся к заседанию, в последний раз обговаривают план, и в зал периодически заходят новые люди, и когда я вновь слышу, как закрывается тяжёлая деревянная дверь, я оборачиваюсь и вижу Джека.
Он сразу же находит меня взглядом и молча садится на едва ли не последнее свободное место. Он здесь и от этого мне становится ещё более спокойней, но стоит мне перевести взгляд чуть левее, как я вижу родителей Брайана и в момент напрягаюсь, чувствуя, как сковывается всё тело.
Миссис Хилл смотрит на меня покрасневшими от слёз глазами, которые полны боли, отчаяния и сильнейшего сожаления, её дрожащую ладонь с платком крепко сжимает рядом сидящий муж. Мистер Хилл обнимает жену, что-то говоря ей, он пытается её успокоить, но Лили зажмуривается, и слёзы лишь сильнее скатываются по её щекам.
Я отворачиваюсь не в силах это выносить. Родители Брайана замечательные люди, я всегда хорошо с ними ладила, они любили меня как родную дочь, и на какое-то время я сама словно снова обрела родителей. Они были моей отдушиной, и я никогда не говорила им какой Брайан на самом деле, никогда… И мне сложно даже представить, что они почувствовали, когда всё узнали. Это ужасно, и мне, правда, жаль. Они этого не заслужили, Брайан их не заслужил.
Я слышу, как дверь вновь открывается, но это уже не та дверь, через которую вошла я и все остальные, и в зале вдруг мгновенно повисает тишина. Всё это время я смотрела на стол, и сейчас поднимая взгляд, я понимаю, что это судья, и уже кто-то что-то говорит, но я не слышу, я лишь успеваю встать, как и все присутствующие в зале.
— Добрый день, — говорит судья. — Начнём.