Рассвет после ночи

СТАРЫЕ, НОВЫЕ ФОТОГРАФИИ

Старая коллекция фотографий греческих интеллигентов осталась без своего прежнего хозяина Цириса. Теперь эту большую пачку, как колоду карт, раскладывал новый хозяин Ясон Пацакис. С фотографий на него смотрели деятели культуры, которые находились в явной или тайной оппозиции к диктаторским режимам и имели большой стаж бунтарства. К примеру, поэт, чьи стихи прозвучали в передаче подпольной радиостанции. А ведь он уже не раз побывал в заключении, был серьезно болен. Прочно «прижился» он в этой «коллекции» еще с довоенных времен. В первый день переворота поэта арестовали и сослали на голый далекий остров — пиши, сочиняй, ораторствуй среди безмолвья. Да, далеко он, а слова его здесь, в эфире, звучат, приносят неприятности новым властителям и шефу тайной полиции в особенности. Люди Пацакиса записали на пленку стихи поэта, которые читал Георгис Эмбрикос в передаче подпольной радиостанции:

А потом еще зазвучали песни Ставридиса…

Нет, такого фатального невезения Пацакис никогда еще не испытывал: передачи радиостанции продолжались. И операция по аресту той студентки сорвалась.

Теперь уже и сам премьер в недоумении, радиостанция — возмутитель спокойствия, до сих пор не обнаружена, а певец Ставридис с его песнями протеста вроде национального героя. Запеленговать станцию с абсолютной точностью не удавалось, да и пока добирались туда, подпольщики исчезали.

Пацакис «коллекционировал» и фотографии молодых поэтов, музыкантов, художников, ученых, студентов, которых еще мало кто знал. Но опыт Пацакиса подсказывал, что они потенциальные бунтовщики. Тех студентов — Нисы Гералис и Георгиса Эмбрикоса в колоде не было. А сколько еще таких неизвестных врагов режима, думал Пацакис. За всеми не уследишь, всех не схватишь и не бросишь в автофургоны с решетчатыми окнами. Но выпускать их из виду никак нельзя. Служба! Конечно, служба — это одна часть пацакиевских забот. Другая — всегда быть на страже отцовского, да и своего немалого богатства. Сладостное ощущение власти давало ему возможность расправляться со своими врагами, мстить за обиды и чужие победы. Заветным желанием Пацакиса было свести счёты с Никосом Ставридисом и с Еленой Киприанис, когда-то отвергнувшей его. Множество людей было схвачено в предрассветный час «икс», а два заклятых врага шефа тайной полиции остались на свободе. В Афинах уже наслышаны о концерте, который дали в Париже Елена Киприанис и приемная дочь Ставридиса. Демонстрация против нового режима! В донесении сообщалось, что не только коммунисты, но и многие прогрессивные деятели выразили протест против военной хунты. Одна из фотографий, сделанная агентами Пацакиса в Париже, свидетельствовала, что на том концерте был сын бывшего министра, который, казалось, всегда был вне политики.

Пацакис был в курсе того, что певицы задумали совершить поездку по европейским столицам с концертами, которые могут стать крупными антихунтовскими политическими акциями. Женщина в черном и женщина в красном! Вот до чего додумались строптивые вольнолюбивые гречанки! Одно только их появление на сцене в таком виде подобно разорвавшейся бомбе.

Эта мысль породила в голове Пацакиса другую: надо самым решительным образом убирать со сцены своих врагов! Любыми средствами! Бомбами, взрывами, выстрелами, ядом… И действовать надо немедленно, пока женщины в черном и красном не создали определенного общественного мнения. Подумать страшно, какие последствия могут иметь такие действия, как бойкот греческих курортов и туристических поездок, отказ торговать, поддерживать культурные связи, фрахтовать танкеры… Тогда уж найдут козла отпущения — его, Пацакиса. Ведь это он не смог наступить сапогом на песню! Да, каждая песня Ставридиса и этих двух певичек — бомба под самим Пацакисом. А на бомбу надо отвечать бомбой.

Пацакис нажал на кнопку звонка и сказал вошедшему помощнику:

— Передайте в Париж. Задание срочное и очень важное. Уточнить все детали предстоящей поездки интересующих нас особ. В каких столицах и когда они будут, кто организует поездки, кто сопровождает? Выяснить роль этого министерского отпрыска, его политические взгляды. После получения сведений будут дополнительные указания. Сейчас главное — пристально следить за особами и их окружением вне Парижа. Конец.

Помощник еще раз перечитал стенографическую запись задания шефа.

— Как на — здешнем объекте? Кто-нибудь появился в доме? — спросил Пацакис.

— Нет, шеф.

— Это ничтожество грубо сработало, а еще влюбленный. Или водит нас за нос, а?

— Он постоянно следит за объектом, шеф: окна его дома как раз напротив. Прибежит или позвонит в случае…

— На случаи надеемся! — вспылил Пацакис. — А эти брехуны действуют. Уверен, кто-то ими руководит. За то, что мы не можем до сих пор накрыть станцию, поплатятся многие, не только я. Мы должны схватить жену и детей этого певца. Прочесать Салоники, но найти, обыскать все Афины!

Кто-то позвонил. Пацакис снял трубку и слушал. Затем сказал помощнику:

— Срочно парижские газеты. Посмотрим, что они пишут.

Помощник вышел. Пацакис рассматривал разложенные перед ним фотографии, взгляд его остановился на Ставридисе. На фото он был изображен совсем молодым — тогда Никос только начал заниматься политикой. Да, много воды утекло, много лет пролетело, а поединок двух сверстников, ставших врагами, продолжается, и конца этому пока не видно. Пока певец неуловим, но сколько бы птичка ни пела… Появился помощник и доложил:

— Пришел этот студент. Девушка, интересующая нас, здесь.

— Где? — даже привстал Пацакис.

— В Афинах.

Шеф махнул рукой, помощник вышел и вскоре появился вместе со студентом.

— Я слушаю, — бросил Пацакис.

У Монаса Стефанидиса был удрученный вид, он долго мялся, переступал с ноги на ногу:

— Она, кажется, приехала… вернулась в Афины, случайно проговорилась старуха из дома, где живет Ниса. Я пошел туда, чтобы проведать ее больную мать, и та сказала, что Нисы до сих пор нет и что, она очень волнуется… В это время вошел какой-то молодой человек, принес книгу, забытую в кабине его грузовика девушкой, которую он вчера довез до Афин. В книге оказался конверт с адресом, и он решил найти девушку и передать этот учебник по археологии. Мать и отец Нисы смутились. Я спросил шофера, где он высадил девушку. Но тот, видимо, догадался, и сперва отмалчивался, а потом сказал, что где-то по дороге. Я вышел вслед за ним, умолял сказать, где девушка, объяснял, что она моя невеста. Но он, кажется, мне не верил. Я просил, уговаривал, предлагал деньги, но шофер неожиданно перебежал на другую сторону улицы.

— Дальше! — взревел Пацакис.

— Исчез.

— Как исчез? — перейдя на шепот, спросил шеф.

— В толпе. Но я заметил грузовик, который поспешно отъехал и скрылся за поворотом, и запомнил номер, правда, только две первые цифры: тридцать или тридцать девять…

Пацакис выразительно посмотрел на помощника, и тот мгновенно выбежал из кабинета.

Через считанные минуты от мрачного здания тайной полиции отъехало несколько автомашин с агентами. Все дорожные службы охраны получили строжайший приказ задерживать грузовики с номерными знаками, начинающимися с 30 или 39.

Одна из машин остановилась около дома, — где жила студентка. Агенты ворвались в квартиру, перевернули все вверх дном. На их вопросы домочадцы отвечали, что Ниса не появлялась, где она — не знают. Агенты пригрозили, что мать бросят в тюрьму, а мужчин расстреляют за сокрытие особо опасного государственного преступника.

— Убейте меня, но не трогайте мою дочь! — кричала больная.

На ее глазах начали пытать мужа. Мать лишилась чувств, на нее вылили ведро воды, но старая и больная женщина долго не приходила в себя. Избитых и окровавленных отца и племянника, увезли. Агенты посадили до смерти перепуганного Монаса в машину и приказали показать все дома, куда могла бы пойти девушка. Они побывали прежде всего в доме ее напарника на радиостанции Эмбрикоса, затем у двух подруг, тети, бабушки, университетского преподавателя — руководителя археологической практики. Родных Эмбрикоса, подруг Нисы и руководителя студенческой практики увезли в асфалию. «Пытать, пока не сознаются!» — приказал Пацакис. Первым не выдержал пыток пожилой преподаватель Нисы. Его фотографии не было в «колоде» Пацакиса. Это был опытный археолог, многие из его находок украшали Археологический музей в Афинах. Одна из последних — мраморная женская головка античных времен была очень похожа на любовницу Пацакиса-старшего, и американка страстно хотела приобрести свой «двойник» за любые деньги. Пацакис-младший даже подумал, что если археолог окажется невиновным и выдержит «обработку» в подвале, то сам поговорит с ним о приобретении этого шедевра — божественной головки далекой эллинской прародительницы… Но сердце археолога не выдержало — взорвалось от ненависти и боли.

Студентка будто растворилась в каменных дебрях большого города. Это приводило в бешенство Пацакиса. Провал очередной операции убедил его, что в Афинах действует хорошо организованный подпольный центр, который руководит всеми антихунтовскими акциями и тщательно укрывает своих людей. Благополучие и карьера клана Пацакисов висели на волоске. Между докладами помощника о ходе допросов арестованных он перелистывал иностранные газеты. Обычно ему помогала переводчица Лиа Бурбулис — одна из пассий шефа. Ее мать — небезызвестная мадам Бурбулис, медсестра-отравительница — была давним агентом Ясона Пацакиса. Постаревшая мадам не хотела лишиться такого покровителя. И мать обучила Лию нескольким языкам. Но сегодня у Пацакиса было время только на изучение парижской прессы, а французский он знал. Сразу же его внимание привлек большой фотоснимок: две греческие певицы на сцене и рукоплещущий зал. Не только левые, но и многие другие газеты с восторгом писали об удачном концерте, в котором ярко проявился греческий характер, ненависть греков к военной хунте, которая напомнила французам времена антинацистского Сопротивления. Газеты наперебой твердили, что успех будущему концертному турне обеспечен.

Пацакис сердито смахнул газеты со стола. Неожиданно в кабинет вошел помощник:

Грузовик обнаружен! На проселочной дороге недалеко от Волоса. Водитель не сознается, что был в Афинах, говорит, что ничего не знает о девушке. Студента, который его видел, повезли на очную ставку.

Пацакис снял трубку телефона и набрал номер.

— Господин министр, — сказал он. — Схвачен шофер, который, по нашим данным, связан с этой самой радиостанцией. Думаю, что один район, о котором доложу вам специально, господин министр, должен быть взят под строжайший контроль и перекрыт. Буду держать, господин министр, вас и господина премьера в курсе начавшейся операции по уничтожению радиостанции… Нет, господин министр, на этот раз уже никакого «писка» в эфире не будет.