Рассвет после ночи

ХРОНИКА ЧЕРНЫХ ЛЕТ

Записи в дневнике, начатом в первый день переворота, должны были, как надеялся Юрий Котиков, стать документальной основой для задуманной книги-хроники черных лет в истории Греции. Но в начале лета 1973 года записи оборвались — истек срок долгой и трудной командировки. Двоякое чувство испытывал журналист, собираясь на Родину. Первая зарубежная командировка была временем больших испытаний. В первые же месяцы работы в Афинах переворот на рассвете апрельского дня изменил политическую ситуацию в Греции, оказавшейся теперь во власти темных сил. В голове не укладывалось, что более чем через двадцать лет после краха мирового фашизма, на греческой земле, где впервые выросло дерево демократии, наследники Гитлера, Муссолини и диктатора Метаксаса пытаются опять установить «новый порядок». Проснувшись ночью от сильного шума и грохота, Котиков увидел в окне колонны танков, которые двигались к центру города. Он включил радио и не поверил своим ушам: в результате переворота к власти пришла военная хунта, которая ставила своей целью спасти Грецию от угрозы коммунизма. Потом он бросился к телефону, но зуммера не было — отключили. С риском для жизни журналист добрался до советского посольства — особняка в центральной части города неподалеку от королевского дворца и парламента, которые были заблокированы танками — и удивился, что спокойный деловой ритм работы не нарушен. Один старый дипломат вытащил из ящика письменного стола свою записную книжку и познакомил Котикова с любопытной статистикой: с тех пор, как Греция получила национальную независимость — почти за полторы сотни лет, — сменилось четыреста сорок правительств, причем нынешний король за последние три года сформировал семь правительственных кабинетов, восьмой — из престарелых генералов — ему образовать не удалось: более прыткими оказались полковники.

В последующие дни журналист записал в своем дневнике, что за спиной мятежников стояли американцы, Посольство США в Афинах, военные стратеги НАТО, агенты ЦРУ принимали самое активное участие в подготовке и осуществлении сверхсекретной операции «Прометей». Факты выявили подлинную сущность «спасителей Эллады» и «истинных христиан-антикоммунистов», которые нанесли удар по демократам, участникам антинацистского Сопротивления, популярным в народе культурным деятелям…

С трудом сдерживая негодование, молодой журналист-международник приводил четкий фактический материал, находил интересные детали, чтобы в своих первых корреспонденциях рассказать правду о греческой трагедии. На родине журналиста всегда проявляли живой интерес к Элладе — стране древней культуры. С приходом к власти неофашистов над наследниками великих эллинов навис дамоклов меч, многие выдающиеся деятели Греции были брошены на пустынные острова смерти. После сообщения о том, что популярный певец и композитор Никос Ставридис схвачен и ему грозит смерть, поднялась целая буря протестов. Но хунта, игнорируя мировое общественное мнение, ужесточила репрессии. За неспособность организовать борьбу с противниками режима по «совету» эмиссара ЦРУ был смещен со своего поста шеф службы безопасности Ясон Пацакис.

Сам диктатор не смог защитить Пацакиса-младшего, хотя был во многом обязан Пацакису-старшему. Значит, какие-то силы могли наносить ощутимые удары, не считаясь с властями предержащими. Кто будет следующим? Борьба была и в верхушке хунты поначалу подспудная: кто будет ближе к диктатору; затем борьба обострилась, принимая порой открытые формы. Главной причиной было недовольство многих диктатором, который никакими заметными государственными и политическими делами себя не проявил. Поговаривали, что вполне возможен «домашний» переворот — замена диктатора, который в обстановке всевозрастающего недовольства в стране будет способен укрепить власть.

Перед отъездом из Афин Котиков перечитывал свои записи в дневнике. И страницы оживали. Ему вспомнилась короткая встреча с молодой гречанкой по имени Ниса, которая скрывалась от агентов тайной полиции. Оказалось, что она вместе с Никосом Ставридисом участвовала в подпольных радиопередачах в первые дни после переворота.

— Вы же очень рисковали, — сказал журналист.

— А кто не рискует? Борьба без риска не бывает. Разве не рискуют две гречанки в черном и красном, люди, продолжающие бороться на островах смерти? — ответила Ниса.

И затем протянула Котикову листочек бумаги со стихами, которые тот быстро прочитал.

Ниса добавила:

— И музыка! Существуют песни нашего движения сопротивления.

Журналист догадался, что девушка думала о Никосе Ставридисе, который не сдавался и каким-то чудом передавал свои песни с островов смерти. Эти песни всюду.

Благодаря счастливому случаю Ниса, как она сама рассказывала, вступила в ряды антидиктаторского сопротивления. Несколько дней участия в рискованных радиопередачах вместе с Никосом Ставридисом и его друзьями оставили в ее душе глубокий след. Хунта делала отчаянные попытки перетянуть молодежь на свою сторону. Была даже создана полувоенная молодежная фашистская организация с «красноречивым» названием «Храбрые». Но «храбрецов» оказалась жалкая куча, организация вскоре перестала существовать, так же как и неофашистская студенческая ЭКОФ. Ниса рассказала о том, как студенческая молодежь — большая ее часть — решительно включилась в противоборство с диктатурой.

— Наша организация — Коммунистическая молодежь Греции — все ширится и крепнет! — воскликнула Ниса.

Какой рассказ получался о борющейся молодежи Греции! Котиков, не называя настоящего имени Нисы, рассказал о ней своим читателям, о члене греческого комсомола, организации, которая под руководством компартии с каждым днем все активней борется с антинародным режимом.

…В Пирее на берегу живописного залива была маленькая таверна, которая славилась блюдами из свежей рыбы и доступными ценами, поэтому здесь за столиками обычно собирались простые труженики. Котикову она очень нравилась тем, что тут можно было спокойно посидеть с друзьями. В один из последних дней своего пребывания в Афинах журналист с несколькими советскими коллегами приехал сюда. К их столику подошел пожилой грек — однорукий официант. Кто мог подумать, что эта встреча с бывшим владельцем маленькой кофейни в Плаки, Харалампосом, будет столь интересной.

— Русские? — вдруг спросил официант, расставляя посуду на столе. Потом огляделся и продолжил: — Есть и у меня хорошие русские друзья.

— Кто же они? — спросил Котиков.

— Артисты. Несколько лет назад приезжали из Москвы. Пригласили меня на свой спектакль. Про историю… иркутскую историю. А потом все были в моей кофейне. В Плаке. Я им сказал, что тоже… вроде артиста, на Макронисосе мы ухитрились участвовать в спектакле. Та пьеса называлась «Дальняя дорога». Автор ее — русский. О, что было! Сначала они мне не поверили, а когда я им привел слова из этого спектакля и переводчик в точности перевел, то один из русских сказал, что я настоящий заслуженный артист Греции. Заслуженный заключенный я. И сцена моя — Макронисос. Тогда в кофейне мы пели про Макронисос. Мой друг написал песню об этом проклятом острове. Сейчас я опять там побывал. Выпустили. Однорукие им не нужны камни ворочать. Тогда тринадцать и сейчас больше пяти лет просидел. Почти двадцать лет отняли и руку в придачу.

Таверна давно опустела. Лишь журналисты, тесно сидящие за одним столом, остались, слушали удивительную одиссею грека по имени Харалампос.

— Артисты из Москвы писали мне, а после…

Рассказчик махнул рукой, продолжил тихо:

— В общем, после переворота если письма и были, то до острова не доходили. Разорили, снесли кофейню «Самандос», самого Самандоса тоже схватили — и на остров. Лишь сыну его удалось скрыться.

— А кто песню о Макронисосе написал? — спросил Котиков.

— О Ставридисе слышали?

Котиков утвердительно кивнул.

И еще Харалампос рассказал, как помогли ему товарищи, многие из которых были с ним на Макронисосе, — устроили официантом к надежному хозяину рыбиной таверны. Не пропадать же инвалиду, участнику Сопротивления с голода! Поступили по закону товарищеской солидарности.

И об этой встрече был написан очерк «Эллады славные сыны».

…В том же Пирее у причала для суперяхт, владельцами которых могли быть только денежные тузы, Котиков однажды увидел белоснежное судно с золотыми буквами ДП на борту. Из нутра этой большой прогулочной яхты выполз ослепительно блестевший лимузин небесного цвета, за рулем которого восседала уже немолодая женщина — явно иностранка. «Любовница Ахи», — услышал журналист шепот позади себя и догадался, что так назвали Ахиллеса Пацакиса — одного из богатейших людей в Греции. А затем увидел и самого Ахи; тот сошел с яхты и сел в автомашину рядом с ДП — Деборой Петерс, о которой шли разные слухи… В последние годы Пацакис-старший редко бывал в Греции, демонстрируя свое недовольство по поводу решения хунты сместить Пацакиса-младшего с поста шефа службы безопасности, хотя наследник получил важный пост в департаменте культурных связей с внешним миром и руководил зарубежной агентурой, действовавшей под прикрытием гастролирующих артистов… Наведываясь в Грецию, Пацакис-старший жил уединенно на своем острове вместе с заокеанской дамой сердца, в обществе показывался редко и неохотно, особенно сторонился своих конкурентов, которые получали гарантии на выгодные экономические акции, сулившие баснословные доходы, поддерживая хунту крупными денежными суммами. С Ахиллеса Пацакиса началось «увлечение» собственными островами — райскими уголками индивидуального пользования, «камешком» посреди моря, на которых шла жизнь, невидимая постороннему глазу. Его наследник помог диктатору завладеть соседним островом, который принадлежал самому серьезному конкуренту Пацакиса-старшего Харосу. За это бывший сосед-нувориш поклялся отомстить клану Пацакисов. Говорили, что к удалению Пацакиса-младшего из органов службы безопасности приложил руку Харос, который был тесно связан с американцами. Когда интересы двух судовладельцев столкнулись и хунта должна была кому-то отдать предпочтение, успех сопутствовал Харосу. Разъяренный Пацакис подал в суд, но и там чаша весов усилиями «объективной» Фемиды склонялась на сторону конкурента. Жалобщик закатил большую речь, в которой обличал продажность главарей хунты и самого диктатора. Разразился колоссальный скандал.

У Ахиллеса Пацакиса, прославившегося многочисленными браками, был сын от женщины, которая впоследствии стала женой Хароса. Сын за это прекратил с матерью всякое общение и по совету отца уехал за границу учиться на менеджера, чтобы стать преемником дела клана Пацакисов. Его-то и избрали своей жертвой враги отца. Сын увлекался автомобильными ралли, и однажды его спортивная машина новейшей марки взорвалась. Гонщик в тяжелом состоянии был помещен в госпиталь, но медики не давали никаких гарантий. Специалисты установили, что взрыв произошел от заложенной под сиденье бомбы. Заподозренный в этом механик был арестован и на допросах сознался, что его подговорили организовать взрыв, посулив очень крупную сумму. Пацакис был уверен, что механика купил его соперник, и пообещал сумму еще большую. Механик сделал заявление для прессы, что к делу гибели сына Пацакиса причастен Харос, но бумага с подписью исчезла, а его самого нашли в камере мертвым.

До отъезда в Москву оставалось несколько дней, но Котиков успел написать очерк «Хищники» — гневное обличение олигархии, главной силы в борьбе с демократией и коммунизмом, которая субсидирует и поддерживает антинародные режимы. А затем и последний очерк о Греции, о ее свободном завтра. До новых встреч, Эллада?

По пути в Москву в Софии была остановка. Поезд задержался дольше обычного на вокзале, и Котиков прогуливался по перрону. Его внимание привлекла женщина в черной одежде. Что-то знакомое было в этой худощавой седеющей женщине, но в Болгарии он никого не знал.

— Кириас [1] Котиков! — вдруг произнесла женщина и сделала к нему несколько шагов.

— Хтония! — радостно воскликнул Котиков.

Они виделись в Афинах всего лишь раз, но запомнили друг друга — жена Ставридиса и советский друг Ставридиса.

— Да, да, я знал, что вы в Болгарии, — обрадовался Котиков. — Но встретить здесь, на перроне, никак не ожидал.

— А я жду поезд на Пловдив. О, вы хорошо говорите на греческом!

— Хтония! Как дети?

— Они со мной, — тихо произнесла Хтония и задумалась.

— Мы все живем надеждой, что с Никосом будет все в порядке, Хтония, — решительно сказал Котиков. — Вы, наверное, знаете, что с каждым днем все сильнее колеблется земля под ногами этих временщиков. Я уверен, что вы с Никосом еще приедете в Москву. Мы будем ждать вас, Хтония.