Рассвет после ночи

ВМЕСТО КОРОЛЕВСКОЙ СВАДЬБЫ

Елена часто возвращалась к воспоминаниям о курьезном случае — неожиданной встрече в Лондоне с королем-изгнанником. Думала: могла бы рассказать ему о том, что она была в тот день в Афинах, когда состоялась помпезная королевская свадьба. Конечно, мог бы возникнуть вопрос: была ли известная певица свидетельницей нашумевшего события в сентябрьский день 1964 года? Ответом Елены Киприанис было бы…

Свадебный кортеж медленно двигался по центральным улицам Афин. В осенний день заключили супружеский союз молодой король эллинов и одна из дочерей датского короля. Приглашенных на свадьбу было много. Среди гостей находилась и греческая певица, которая уже много лет не была на своей родине и приехала в Афины, чтобы принять участие в скромных памятных торжествах, посвященных ее отцу. И вот Елена Киприанис приглашена на королевскую свадьбу.

Торжественная процессия приближалась к королевскому дворцу на красивой и тихой улице. Вдоль проспекта растянулась длинная цепь автомобилей. И вдруг среди шикарных автомобилей Елена увидела престранную, но такую знакомую машину. Только за рулем восседал уже не тот маленький и смешной грек, который весело напевал: «На земле — Фаэтон, и на небе — Фаэтон», а огромного роста мужчина с большими и пышными усами. Его лицо показалось Елене знакомым. И когда эта машина была рядом, Елена сделала знак водителю остановиться, быстро пересела в «Фаэтон».

— Здравствуйте, я…

Невозмутимый водитель тут же показал на большие афиши с портретом певицы, расклеенные на стенах.

— Давно вас знаем, — пробасил он дружелюбно. — Кофейню на Пирейской дороге помните? Я не забыл, как друг мой Фаэтон вез однажды вас из Пирея. — Самандос засмеялся и, совершенно не обращая внимания на гневные взгляды и сердитые крики шоферов, прорвал цепь автомашин и выехал на улицу, ведущую в Пирей. — Вы молчите, — продолжал Самандос, — но я знаю, что вам хочется побывать в Пирее. Эх, если б «Фаэтон» был как ракета! Мы немного опоздаем…

— На концерт? — спросила Елена.

— А вы знаете? Гостей знаменитых там нет, афиши тоже не зазывают…

— А как вы очутились в такой день около дворца? — поинтересовалась гостья.

— Русского Никоса отвозил в советское посольство, рядом с дворцом.

— Русский Никос?

— Боевой друг нашего Никоса. Вместе были в горах, воевали с фашистами.

Когда «Фаэтон» остановился около портового клуба докеров, концерт уже начался. Елену провели на балкон. На сцене пел хор в сопровождении небольшого оркестра. Среди поющих Елена сразу узнала Никоса, хотя тот и заметно изменился с тех пор, когда они почти десять лет назад последний раз виделись в Париже. Никос сделал несколько шагов к краю сцены. Елене показалось, что сделал он это не без труда, словно у него были не ноги, а протезы. Да, да, она слышала, что Никоса жестоко пытали. Неужели верны слухи о том, что ему перебили ноги?

В буйной копне светлых и вьющихся волос на голове Никоса виднелась пепельная седина. Черты его лица стали резче, глубже глаза… Никос стоял в середине первого ряда и пел вместе со всеми.

Но когда хор кончил петь, собравшиеся в зале стали кричать: «Никос, Никос!», «Ставридис, браво!»

На сцену вышла женщина в черном и торжественно объявила:

— Баллада о павших. Солисты Никос и Лулу Ставридис. Баллада посвящается памяти наших братьев и сестер, погибших в годы Сопротивления.

Сердце Елены билось гулко, тревожно. Она чувствовала себя случайно оказавшейся среди людей, которым так близка и понятна баллада о павших. Но она пришла, и Никос, быть может, уже знает об этом. То, что она сейчас услышит и почувствует, должно облегчить ей разговор с Никосом после долгих лет разлуки. Да, она осталась на чужбине, стала известной певицей, а другой певец вернулся, прошел через круги ада… Елена жила своей жизнью, Никос — своей. Позади целая жизнь. И об этом, так казалось Елене, должна рассказать баллада.

Елена внимательно разглядывает лица певиц на сцене. Узнает ли она Лулу? Кто из этих женщин Лулу? Крошечная девочка превратилась в девушку. Никос очень хвалил ее в Париже, радовался ее способностям.

После первых аккордов оркестра вступил хор. Плач женщин. Скорбные раздумья мужчин. Женщины пеплом посыпают головы. Звенят набатом колокола. Люди в печали. Печаль по павшим не расслабляет. Мужчины и женщины, старики и дети — потомки и наследники сулиотов, сыновья и дочери клефтов — объединены гневной ненавистью, мужественной решимостью. Люди готовы на подвиг.

Из мужских голосов выделяется голос Никоса — великолепный баритон, который снова так восхитил ее в Париже. Елена закрывает глаза, вслушивается в песню — и перед нею всплывают картины, которые она видела в Афинах, в Пирее, на Олимпе… Люди, о которых сейчас поется в балладе, никогда не отступают, они в вечном бою.

Хор продолжает петь, но это уже не традиционный плач, а клятва. И Елена чувствует, что вот-вот должен прозвучать сольный женский голос. Она не сразу замечает ту, чей голос один зазвучал со сцены. Все женщины в одинаковых платьях, никто из них не вышел вперед. Высокая стройная девушка с длинными черными косами, с красивым светлым лицом лишь чуть-чуть выдвинулась из среднего ряда и пела прозрачным, как хрустальный родник в горах, голосом. Лулу! Та самая Лулу, маленькая лакомка! Тогда, в горах, Лулу несколько месяцев была дочкой Елены. Потом Лулу потеряла Елену, и Хтония стала единственной женщиной, которую она называет мамой.

О чем поет Лулу? Елена пытается успокоиться, понять слова песни. У женщины пал в бою сын. Мать гордится сыном. Она сохранит горсть его праха. Она прокляла бы сына, если бы он сдался врагу. Жить только честно. Жить только с горячим сердцем. Жить только с чистой совестью. И только стоя. Никогда не опускаться на колени. Иначе презрение. Самое страшное презрение — презрение матери.

Вот о чем поет Лулу. С каждой нотой голос ее крепнет, он звучит гневно, страстно и убежденно. Опять вступает хор. Теперь все повторяют клятву. Жить Жизнью тех, кто пал в сраженьях за справедливое дело. Никогда не забывать о павших. Жить и бороться. Жить стоя. Павшим — память благородных сердец. Павшим — клятва новых борцов за Элладу, за свободную Элладу. Да здравствует Элефтери Эллада!

Зал встает, восторженно аплодирует. И Елена вместе со всеми. Она испытывала и чувствовала то же самое, что и все в зале. Это радовало ее, освобождало от тревожных дум.

Самандос, которого Елена встретила около выхода, сказал:

— Никос пока ничего не знает, но вас могут провести за кулисы.

Самандос говорил и лукаво улыбался.

— Вы не знакомы с этим знаменитым пирейцем? Не узнаете? А, да-да, много воды утекло с тех пор. Тогда он был совсем юным. Он был одним из тех, кто сопровождал Киприанисов на Олимп.

Елена смотрит на высокого, смущенно улыбающегося мужчину и с трудом вспоминает лицо пирейского парня, который первым бросился к ее раненому отцу.

— Вы? И вы помните Олимп, перестрелку, моего отца, меня?

Очень хорошо помню, — уверенно прозвучал ответ — Такое не забывается. Я провожу вас к Никосу.

— Да, прошу вас, — сказала Елена и хотела уже идти, но толпа расступилась, пропуская молодую женщину, которая только что покорила всех своим пением.

— Лулу! — Елена бросилась навстречу к ней, обняла. А Лулу что-то говорила, говорила и целовала…

Елена увидела девочку и мальчика, которые с молчаливым любопытством смотрели на нее. Она догадалась, что это дети Никоса. И тут она услышала знакомый голос:

— Здравствуй, Елена!

Никос стоял совсем рядом, улыбался, радостно протягивая руки…

— Вы все здесь! — воскликнула Елена, совсем растерявшись, ошеломленная происходящим.

— А это Хтония. Узнаешь? — спросил Никос, и Елена увидела рядом с ним незнакомую, словно она никогда ее раньше и не встречала, худую, с заметной сединой в волосах, со строгим и удивительно спокойным лицом женщину.

Хтония протянула ей руку.

Несколько минут, всего несколько мгновений, а сколько встреч, сколько воспоминаний!

Самандос глухо пробурчал:

— Гостью неплохо бы и усадить. Накинулись как пчелы на мед. За сценой поговорите. Да и антракт кончается.

Но воспользоваться этим советом не пришлось. К ним направлялись двое мужчин.

— Наши советские друзья, — сказал Никос и двинулся навстречу гостям.

И по тому, как он тяжело переставлял ноги, Елена уже не сомневалась, что Никос из Макронисоса вышел инвалидом.

— Очень рад, — сказал первый из гостей, — Николай Романов. Только учтите, не самодержец, не царь, а простой советский человек.

Люди кругом заулыбались.

— Таких, как я, у нас двести с лишним миллионов, — заметил русский. — И один из них — наш советник по торговым делам Сергей Арамян.

Елена протянула им руку, с улыбкой сказала:

— Был бы здесь советник по культурным делам, посоветовала бы ему показать вашим зрителям Никоса.

— Могу обрадовать госпожу Киприанис, что гастроли певца Никоса Ставридиса состоятся в нашей стране в конце этого года, — сообщил Арамян.

— А вы бывали у нас? — поинтересовался Романов у Елены.

— Меня вы не приглашаете. Я бездомная бродяга. Гречанка, а живу в Париже, Риме, Лондоне…

— Но вас хорошо знают в нашей стране, — заметил Арамян. — Я видел пластинки с записями ваших песен.

…Елена была уверена: вряд ли такой рассказ польстил бы самолюбию, гордыне экс-короля.

— Ну и бог с ним! — воскликнула она и дала себе слово больше не вспоминать об этом.