Рассвет после ночи

ДЕВУШКА В БЕЛОМ

Досье на Нису Гералис было не только у службы безопасности, но и в университете. По новому уставу высших, учебных заведений, утвержденному хунтой, подобного рода информация имелась на каждого студента. Досье Нисы — студентки археологического факультета, пропустившей в «хунтовские годы» все учебные занятия, было самым пухлым. О подлинной деятельности девушки знали многие студенты и преподаватели; для одних она была непонятной, для других героической личностью, поэтому и отношение к ней было разное, но ее популярность как участницы подпольных радиопередач росла.

Ниса не оставляла надежды, что настанет время и она продолжит учебу. А пока ей пришлось тайком пробраться в здание Политехнического института.

События в Греции свидетельствовали о том, что хунта пытается разными ухищрениями спасти антинародный режим. Дискредитировавшие себя в народе военные — многие ближайшие сподвижники диктатора — были им же заменены гражданскими лицами. Создавалась видимость ослабления роли военщины в политической жизни страны и начала демократизации на основе новой конституции. Но кольцо изоляции, в котором оказалась хунта, продолжало сжиматься благодаря усилиям участников антидиктаторского движения. Одной из активно действующих организаций популярного движения был ЭФЕЕ — Антидиктаторский национальный союз греческих студентов. Руководство ЭФЕЕ выступило с требованием восстановить в высших учебных заведениях студентов, которые были вынуждены пропустить занятия по политическим причинам. В списке таких студентов была и Ниса Гералис. ЭФЕЕ распространил и требование студентов Политехники отменить приказ министерства просвещения о милитаризации высших учебных заведений, о запрещении вступать в контакты со студентами других вузов и участвовать в демонстрациях. Только правительство, именуемое гражданским, могло дать ответ на решительные требования студентов, с которыми сам диктатор-президент долго и безуспешно заигрывал, пытаясь привлечь молодежь к участию в националистических акциях «вождя эллинов».

Ожидая ответа на свои требования, несколько тысяч студентов забаррикадировались за железной оградой Политехники. События принимали опасный поворот. Агенты ЭСА доносили, что студенты не одиноки в антиправительственных действиях. Военной полиции удалось в первую же ночь осады ворваться на территорию института. Вместе с сотнями студентов были арестованы рабочие из «красного пояса» столицы, пирейские докеры, гимназисты, таксисты, даже крестьяне.

Жестокие репрессии против арестованных вызвали возмущение и протесты даже среди тех, кто поддерживал хунту во время переворота, но в последние годы разочаровался в способностях диктатора и его клики решить серьезные политические и экономические проблемы Греции. Поэты, художники, журналисты быстро откликнулись на трагические события у Политехники. В Афинах распространялось стихотворение, которое начиналось с утверждения:

«Режим полковников дал трещину…»

Вызов студентов, брошенный блюстителям «нового порядка», был услышан и поддержан многими антихунтовскими организациями греков за рубежом, мировой общественностью.

После волны арестов власти в Афинах решили применить против студентов танки. Большой район вокруг института стал «мертвой зоной» — никто не имел права приближаться к осажденному зданию, смельчакам грозила смерть. ЭФЕЕ предпринимал отчаянные попытки поддержать студентов. Группа активистов союза студентов встретилась с товарищем Седым, другими руководящими деятелями партии. Была разработана и программа действий в поддержку студентов с привлечением к антидиктаторским выступлениям широких масс населения. Кто-то предложил послать к студентам Политехники Нису Гералис.

— С каким же оружием? — поинтересовался товарищ Седой, но по его прищуренным глазам было видно, что он догадался, о каком оружии идет речь.

— С микрофоном! — последовал ответ.

— Да, знакомый голос Нисы произведет впечатление на ее товарищей, — согласился Седой.

— И на хунту тоже, — поддержал редактор подпольной коммунистической газеты.

В ту ночь 17 ноября тревожную тишину Афин расколол громкий девичий голос: «Греки! В этот момент танки наводят свои орудия на здание Политехники!»

Диктатору в эту ночь было не до сна, он проводил в своем кабинете совещание за совещанием. Как быть, что предпринять в этой ситуации? «Правительство военных знало бы, как действовать», — думал диктатор, сожалея о том, что власть отдана гражданским политиканам. Правда, премьер-министром был один из ближайших военных помощников главаря хунты, но чувствовалось, что новый кабинет остерегается решительных выступлений против бунтующих студентов. Последними на ночное совещание были вызваны, шеф ЭСА и ответственный за зарубежные культурные связи Пацакис. То, что генерал за танки против бунтовщиков, диктатор не сомневался. Но «культурой» давно занимается Ясон Пацакис, и было интересно, что он скажет в присутствии своего соперника из военной полиции.

— Господина Пацакиса, должно быть, разбудил знакомый голос? — обратился к нему диктатор. — Голос, совсем не похожий на писк комара.

Ясон Пацакис прекрасно понял намек.

— Против этого комара, господин президент, насколько мне известно, поставлена служба с неограниченными возможностями и полномочиями, — ответил Пацакис и не мог отказать себе в удовольствии таким же манером ужалить самого диктатора и шефа ЭСА. — Но если это считать моим старым долгом, то я готов, господин президент, в столь сложный и опасный для нас час выполнить самые ответственные поручения.

Хозяин кабинета смотрел на двух соперничающих между собой людей и думал: кто из них скорее предаст его в надежде занять самое высокое кресло в Греции? Интуиция подсказывала, что тот и другой способны на любые, мягко говоря, неожиданные поступки, но больше всего рвется к верховной власти шеф ЭСА. Пацакис не будет рисковать, ибо в этой «игре» на кон будет поставлено наследство его отца, судьба клана мультимиллионера. А шеф ЭСА уже проявил себя, убрав с пути соперников — крупных военных и выдвинув министров из верных ему гражданских политиков.

Но диктатор вызвал двух соперников не для того, чтобы выяснять отношения. Надо решить, какие меры принять против бунтовщиков на «островке свободы», как уже называют территорию Политехнического института. Первое слово было за шефом ЭСА.

— Молниеносный кинжальный удар! — жестко, не допускающим возражений голосом произнес генерал.

Диктатор уже хотел было кивнуть в знак согласия, но генерал глубоко вздохнул и продолжил:

— Выполнить это может только армия. Танки. Решетки под гусеницы. Все, что попадается на пути, — под гусеницы. Любые другие средства затянут операцию. Наши противники успеют стянуть к институту людей из рабочих окраин, из Пирея, черт знает, кто еще поспешит к этим студентам. Только танки, господин президент.

Диктатор бросил взгляд на Пацакиса. «Он тоже понял хитрость этой лисы, — подумал диктатор. — Шеф ЭСА хочет все сделать чужими руками. А сам в случае провала операции может стать судьей и обвинителем».

— Ну а участие вашей службы, господин генерал? — спросил президент.

— После танков дел будет больше, чем даже можно предположить, господин президент. — Чувствовалось, что шеф ЭСА был готов к такому вопросу.

В своем афинском особняке. Пацакис-старший ждал возвращения сына. Он на несколько дней остановился дома по дороге на Кипр, где его ждали срочные дела. Напряженная обстановка в Афинах заставила Ахиллеса Пацакиса всерьез задуматься о возможных последствиях неспособности хунты править страной. Он хорошо знал, что вне Греции, даже в Штатах, многие влиятельные общественные деятели и деловые люди отрицательно или весьма сдержанно относятся к хунте и ее главарю. И внутри страны было много недовольных диктатором, даже среди экономических магнатов, которые тем не менее получали от хунты всевозможные привилегии. Как справится президент с инцидентом в Политехническом? Не для этого ли он вызвал ночью Ясона, который, конечно же, не согласится исправлять ошибки и упущения самоуверенного шефа ЭСА?

Пацакис-младший вернулся в крайне возбужденном состоянии. На все вопросы отца загадочно ответил:

— Под танками может оказаться сам…

И рассказал о разговоре в кабинете диктатора.

— Что ж, надо из зрительного зала смотреть на сцену, — сделал вывод Пацакис-старший.

— Я не привык быть зрителем, — хмуро отозвался Ясон.

— Для кого, для кого, я спрашиваю, быть актером? — внезапно проявил былой характер отец и посмотрел на часы. — Наши друзья, конечно, еще дрыхнут.

— Американцы? Это их тоже касается. Захотят ли они, чтобы старый агент и послушный исполнитель их власти оказался под танками?

— А если у них уже готов более послушный и более подходящий человек? Впрочем, зачем гадать. Утром все будет известно. Не хочешь быть зрителем — не ходи в театр. Там без тебя обойдутся, передерутся между собой, по трупам приползут к власти…

Танки растянулись длинной цепью, жерла орудий были направлены на здание, вокруг которого разбили свой лагерь студенты. Самые отчаянные среди них взобрались на массивные железные решетки и ворота, с решимостью не отступить перед танками. По институтскому радио раздавались призывы — к хунте, к танкистам, к гражданам Афин, ко всем грекам. «Мы требуем! Отменить… восстановить… разрешить… изгнать… Мы требуем!» Слова девушки-диктора громким эхом прокатывались по затаившемуся городу.

Голос боролся с вооруженными солдатами, готовыми двинуть танки на живую цепь. Голос девушки все узнавали. Ниса! Неуловимая Ниса! Невидимая девушка казалась командиром, который давал распоряжения своей армии.

Рано утром к институтским воротам подкатила бронированная автомашина, из которой вышел армейский генерал. Зычным голосом он приказал всем расходиться, сказал, что введенных в заблуждениях студентов ждут в их семьях, что они могут приступить к занятиям, что будут прощены…

— Немедленно отпустите наших арестованных товарищей! — закричали в ответ студенты.

— Требуем выполнить наши условия!

— Мы не уйдем отсюда!

— Долой хунту!

— Долой вмешательство американцев!

— Да здравствует свободная Эллада!

Из черных динамиков вырвалась песня. Старый гимн участников антигитлеровского Сопротивления. Ниса пела:

Дружно и мощно отозвалась, подхватила песню бунтующая Политехника:

Поющие не слышали, что кричал взбешенный генерал. Первый танк двинулся к воротам, на которых сидели, по которым карабкались смельчаки…

— Остановитесь, палачи! — оборвав песню, Ниса старалась перекричать сильный шум. — Танки нас не испугают! Товарищи, не пропустим танки!

Тяжело и грозно урча, танк приближался к воротам — к железной преграде и к живой цели. Удар, сильный скрежет, ворота качнулись и накренились… На какой-то миг воцарилась мертвая тишина. Генерал выстрелил в воздух, и танк сокрушил ворота, надвигаясь на свалившихся с ворот студентов. Вдруг из здания появилась девушка в белом платье и побежала навстречу танку, который уже подмял под себя первые жертвы. Девушка размахивала руками, пытаясь остановить кровопролитие. Неожиданно она остановилась, видимо, надеясь, что и танк остановится. Но он дернулся, приподнялся словно для прыжка, и пошел еще быстрее. И девушка устремилась навстречу… Тысячи людей, наблюдавшие за этим поединком, замерли, когда она бросилась на танк, в гусеничном капкане зацепилось ее белое платье, а потом она исчезла под железной махиной…

— Ниса!

Студенты, словно освободившись от шока, бросились безоружными на танки, на убийц… Через поверженные ворота вползали все новые и новые железные машины, за ними хлынула военная полиция, кося огнем автоматов все живое вокруг, добивая раненых. Все смешалось в дыму и гари, рокот машин заглушал громкие крики и вопли. В Афинах шла кровавая расправа. Политехника стала кровоточащим сердцем города. Озверевшие каратели не жалели пуль для безоружных юношей и девушек, стреляли в упор, пули догоняли спасающихся и случайных людей на этом кровавом пире «победителей».

— Режим полковников дал трещину… — высокий, срывающийся девичий голос громко прозвучал по уже умолкнувшему, казалось, радио. Генерал-палач со своей свитой шагал через трупы убитых, через истекающих кровью раненых. Когда ожило радио, генерал, видимо, не сразу понял, откуда зазвучали слова-приговор. Он озирался вокруг, и в этот момент над его головой снова раздался голос, повторивший:

— Режим полковников дал трещину…

Палач выстрелил в черный динамик, потом еще и еще раз. Но радио пело. Песню подхватил громкий хор оставшихся в живых друзей Нисы Гералис.

В Афинах подводили итоги кровавого ноябрьского дня. Правительство было напугано мощным взрывом народного сопротивления, самоотверженностью греческой молодежи. Хунтовская военщина жестоко расправилась с участниками антидиктаторского движения. Сотни жертв остались на «островке свободы» в центре Афин. Греция протестовала и негодовала, требуя наказания убийц, освобождения арестованных демонстрантов, которые пришли к Политехнике выразить свою солидарность… Пролитая кровь призывала к отмщению, к усилению борьбы всех честных греков против диктатора и его окружения.

В загородном особняке проходила тайная встреча Ахиллеса Пацакиса с эмиссаром ЦРУ, который сменил жердеобразного янки и работал в Греции под прикрытием одной американской фирмы. Даже Ясон не был приглашен на эту встречу, которой хозяин особняка придавал большое значение в связи с чрезвычайным событием в Политехническом институте.

Хотя Пацакис-старший отошел от большой, политики, но то, что произошло сегодня в Афинах, беспокоило его возможными нежелательными последствиями. Ахиллес Пацакис давно знал нового эмиссара. Влиятельный и богатый грек оказывал ценные услуги американским спецслужбам. И он понимал, что судьба хунты и самого диктатора в руках этого американца, который управляет действиями послушных ставленников в греческих верхах.

— Это победа или поражение вашего протеже? — без обиняков задал вопрос Ахиллес Пацакис.

— Он сделал все, что мог, — разжигая сигару, медленно произнес гость. — Сделал и… ушел.

— Сам? — удивился хозяин дома.

— Вам должно быть известно, уважаемый господин Пацакис, что наш протеже, как вы изволили заметить, ничего не делает сам, — улыбнулся одними губами американец.

— Уберете? — пытался уточнить нетерпеливый собеседник.

— Уберут. Так будет вернее.

— Кто же это сможет сделать?

— Более сильные ваши соотечественники.

— Есть и такие? Вытащите из нафталина или кто из новых?

— Из нафталина слишком резко пахнут, к новым еще надо приглядываться. А кто, по-вашему, я имею в виду ваш опыт и опыт Пацакиса-младшего, мог бы выполнить эту миссию?

— Тот, кто рвется к власти.

— И кто же?

— Герой сегодняшнего дня.

— Он был, насколько нам известно, в тени. Танки — акция военных.

— Он тоже военный, только с душой тюремщика.

Гость глубоко втянул в себя дым и задержал долгий взгляд на хозяине дома. Этот грек был в большой цене, имел хорошие связи за океаном. Приятельские отношения с ним льстили не только эмиссару. И гость сказал ему то, что не сказал бы ни одному человеку в Греции:

— Надеюсь, уважаемый господин Пацакис, мы поняли друг друга и нам остается лишь следить за событиями… ближайших дней.