И ГРОМ ВСТАЕТ НА ГРОМ…

Елену уговорили остановиться в доме Ставридисов, где дорогой гостье были очень рады, считали родным человеком. Елена близко к сердцу принимала многие политические события на родине, особенно подготовку к парламентским выборам.

— Надо повторить наши турне, предложила Елена, удивив даже Лулу, которая спросила:

— Опять за границей?

— Нет, теперь мы нужны здесь, — ответила Елена.

Идея Елены состояла в том, чтобы с греческой музыкальной группой совершить поездки по стране с предвыборными концертами.

— Оркестр бузукистов и две певицы в красном будут петь песни новых надежд, — заключила Елена.

Идея всем понравилась, а Никос обещал поддержку греческой группе со стороны компартии. Алексис сказал, что можно рассчитывать и на его участие в турне группы. Вскоре группа отправилась в путь-дорогу. Популярные в народе певицы и музыканты выступали на многих митингах и собраниях, организованных компартией и другими левыми партиями, у которых избирательные платформы во многом были одинаковы. В репертуаре группы в основном были новые песни Никоса Ставридиса.

Алексис опять окунулся в интересную и важную работу, накопленный опыт прежних гастрольных поездок помогал в организации новых выступлений греческой группы.

— Я как бы заново открываю для себя Грецию, — признался он после выступления музыкальной группы на побережье перед избирателями-рыбаками.

— Эти слова могли быть и моими, — улыбнулась Елена. — Да и Лулу, и все наши музыканты заново открывают для себя родину после долгих лет изгнания.

Разговор происходил после предвыборного митинга, на котором выступали кандидаты от разных партий.

Несколько десятков партий, групп и группировок в Греции выставили своих кандидатов в депутаты. Многие кандидаты от крупных партий, в том числе от коммунистической, были известны в провинции. Но кандидатов «всплывших» после хунты мелких партий и групп, как, например, возглавляемой одним «пивным королем», почти никто не знал. Поэтому на митингах и собраниях в первые дни внимательно слушали всех кандидатов. Но, быстро раскусив некоторых претендентов в парламентские кресла, избиратели, главным образом трудовые люди, уже без всякого уважения и почтения стали относиться к ним, откровенно высказывались против. Чем ближе становился день выборов, тем больше кандидатов теряло шансы на успех личный и своей партии. Выступления главных соперников ожидались с большим интересом и нетерпением. На побережье, в в районе Волоса, ими были Никос Ставридис и отец Алексиса. Кандидаты от крайне правых буржуазных и неофашистских партий потеряли всякие надежды на избрание в парламент. Поэтому борьба между этими двумя кандидатами резко обострилась. Первым на митинге, организованном компартией, выступил с предвыборной речью знаменитый певец и композитор. На следующий день должен был выступать отец Алексиса. Люди собрались на этот митинг под звуки песен Никоса Ставридиса. Это было заранее срежиссировано противоборствующей стороной, чтобы внушить мысль о том, что кандидат другой партии столь же близок к народу, как и автор популярных мелодий. Но на рыбачьем побережье произошло одно событие, которое увеличило шансы кандидата от левых и уменьшило шансы соперника.

После речи на митинге Никоса Ставридиса состоялся концерт греческой группы. Как всегда, концерт вел Алексис. Рыбаки узнали сына, министра, и появление Алексиса в такой роли расценили как его твердую поддержку избирательной платформы компартии. В пользу Никоса Ставридиса добавилась и пламенная речь певицы Елены Киприанис в поддержку компартии, которая, как заявила беспартийная гречанка, является совестью и надеждой народа. И конечно, сам концерт из произведений кандидата в депутаты имел большой успех у рыбаков.

Вот тогда-то между Алексисом и его отцом состоялся резкий, нелицеприятный разговор.

— Как можно считать Ставридиса противником, если он пользуется в народе огромной популярностью и любовью, многие гордятся им и стараются подражать? — удивился Алексис.

— То-то и видно, что ты тоже превратился в подражателя, — недовольно произнес отец. — К лицу ли это моему сыну?

— Я и не скрываю, что мне импонирует жизнь и борьба грека во имя такой Греции, какой можно будет гордиться после позорного семилетия хунты.

— А мы, выходит, не боремся за такую Грецию? Значит, мои семь лет в изгнании, в лишении…

— Но не на острове смерти, отец!

— А ты хотел, чтобы я был на острове смерти? Мало мне и всей нашей семье выпало испытаний в эмиграции? Что же, может быть, мне надо было не выйти с острова, чтобы хотя бы этим заслужить… уважение своего сына?

— Так мы зайдем слишком далеко, отец. Но скажу одно. Понимаешь, дорогой мой и уважаемый отец, я вижу и чувствую, что люди отдают предпочтение и высоко ценят тех, кто на тюремных островах каждый день, каждое мгновение рисковал жизнью, кто кровью своей и здоровьем…

— Хватит! Ты уже не маленький, а рассуждаешь, как уличный Гаврош! Народ, кровь, риск! Народом, страной надо управлять, а не ждать дешевых признаний. В парижской квартире я и мои коллеги делали больше, чем все каторжники на этих островах. И я плевать хотел на эти ваши дешевые песенки. Греции нужны государственные умы и государственные деятели, а не горлопаны и певички! Одумайся, Алексис, пока не поздно. Твое место в солидном учреждении, тебя ждет блестящая карьера, ты должен быть достойным отца — государственного деятеля, а не объявлять зевакам, кто выйдет их потешать — женщины в платье или без…

— Отец! Они прежде всего женщины. Я их так же высоко ценю, как и товарища Ставридиса.

— Товарища? Коммунист товарищ моего сына?

— Да. И очень горжусь, что он считает меня тоже товарищем.

— Может быть, этот товарищ уже коммунист?

— Ну, до этого мне еще далеко. — Заслужить надо.

— Заслужить такими делами, как участие в сборищах против собственного отца?

— Я участвую в парламентских выборах в меру своих сил и убеждений.

— Убеждений, которыми напичкан коммунист-певец и которые идут вразрез с убеждениями твоего отца и его партии?

— Только время может подтвердить, чьи убеждения будут на пользу Греции.

— Только какой Греции? Такой, какой хочет ее видеть твой кумир и его партия, Греция не будет. Мы смотрели и будем смотреть не на Восток, а на Запад.

— Остается только об этом честно сказать людям на побережье, и тогда они сделают выбор.

— Между кем и кем? С помощью таких, как мой заблуждающийся сын, эти рыбаки и прочие, убаюканные красивыми словами и песнями, может, и сделают свой выбор в пользу вашего кумира. Но его партия, ваша партия не пройдет. Я не пройду, но все мы, кого призвали из эмиграции возрождать Элладу, пройдем и займем места в парламенте. Мы — голова. Мы — деньги. Мы — сила. Мы — опора Запада. Мы…

— Отец, ты меня убедил. Теперь я твердо убежден.

В номере отеля прибрежного городка, где происходил этот разговор, воцарилась тишина. Один как бы поставил все точки над «и», а второй раздумывал: в каком контексте это понимать? Отец, видимо, не решался спросить, что означают последние слова сына: в чем он убедился? Если сына убедили его слова, значит, цель достигнута, Алексис возвращается в лоно семьи, пойдет по стопам отца. Ну а если… Нет, нет, тогда разрыв, потеря сына, потеря наследника, удар по престижу отца, скандал в обществе, неприятности по службе, в партии! Конечно, лучше спросить, рассеять все сомнения… Когда отец поднял голову, Алексиса в номере уже не было.

Слова о том, что он заново открывает для себя Грецию, Алексис сказал Елене после этого очень трудного разговора с отцом. По настроению Алексиса Елена поняла, результатом чего были эти слова. Она вспомнила свои споры с отцом, с Никосом в месте в жизни, о личном участии в борьбе за счастье народа, о роли искусства в современном мире. Годы нужны, чтобы понять и найти свое место в борьбе со злом. Примером для Елены в причастности к судьбе Греции всегда был Никос. Да, ему приходилось трудно, часто он был между смертью и жизнью, политическая борьба отнимала у него много сил и времени, но Никос с честью, гордо нес предназначенное ему судьбой. И получал большое моральное удовлетворение, признание и благодарность всех честных греков, многих зарубежных друзей.

Вспомнились Елене слова Шиллера, которые любил произносить ее английский друг Джекобс: «Кто жизнью не рискует, тот никогда ее не обретет» Да, вот так, вероятно, думала Елена, Алексис столкнулся с иными взглядами на жизнь, на судьбу Греции. И его оппонентом был отец, да еще в столь ответственное время, как формирование высшего органа государственной и законодательной власти. До разрыва, конечно, не дошло, но то, что Алексис горячо поддерживает избирательную платформу компартии, было ясно и Елене, всем участникам греческой группы. Лулу дала лаконичную и точную оценку поведения сына министра:

— Ты молодец, Алексис!

Один из концертов греческой группы состоялся в рыбачьем стане, откуда виднелись два «собственных» острова на горизонте. Когда Елене объяснили, что один из островов принадлежит клану Пацакисов, певица не без иронии произнесла:

— Пошлите приглашение этим островитянам на концерт. Перед тем как они сядут на скамью подсудимых пусть послушают, что о них говорят в народе.

В левых газетах были опубликованы слова Елены Киприанис о том, что все участники греческой трагедии, в том числе и хозяева острова в Эгейском море, эти затаившиеся Пацакисы, должны быть немедленно судимы. Открытое обвинение, брошенное в адрес отца и сына Пацакисов, вызвало большой резонанс в стране. В своих речах левые кандидаты в депутаты требовали суда над хунтой, над приверженцами диктаторской власти. В речи перед рыбаками Никос Ставридис требовал ускорить расследование убийства в Пирее молодоженов и таксиста, прямо обвинял в этой трагедии «любителя бить тарелки в таверне» и мастера «мокрых дел» Пацакиса-младшего. На собрании было принято решение вызвать «островитян» на суд рыбаков, потребовать от них отчета о преступлениях в годы хунты. По предложению «красного мэра» Костаса Мавродикиса за ними был послан катер с несколькими смельчаками, который подошел близко к «пацакиевскому острову» и через радиорупоры были переданы требования рыбаков. Остров ответил молчанием. Во второй рейс катер вышел с певицей Еленой Киприанис на борту. Под самым «носом» хозяина острова она спела старую песню на слова Паламаса:

Недостоин тот,

кто на брюхе, словно пес, ползет

в час, который поздно или рано

настает, — и гром встает на гром,

рассыпая молнии кругом…

В ответ оглушительно завыли сирены нескольких яхт на стоянке у острова. Хозяин острова не выдержал. По команде Пацакиса пытались пронзительными гудками заглушить знакомый голос певицы.

— Вы страшитесь моих песен, Ясон Пацакис! — раздался голос певицы, усиленный мощным динамиком. — Но вы еще услышите знакомые голоса на справедливом суде!

Катер уже вернулся к берегу, где большой и тесной толпой стояли рыбаки во главе со своим мэром, а сирены на яхтах Пацакисов продолжали истошно гудеть, словно там опасались, что в тишине опять зазвучит старая песня о «псе, который ползал на брюхе». Эта песня тоже была включена в репертуар греческой группы. Ее автором была Елена Киприанис, певица, чье сердце было наполнено гневом против человека, делавшего всю жизнь только зло. Алексис всегда с большим волнением объявлял эту песню. И как в Чили, он однажды получил почтовый конверт, в котором на листе бумаги был нарисован череп с перекрещенными костями.

— Я тоже, — сказала Елена, когда Алексис рассказал об этом, и показала листочек с черепом.

— Значит, фашизм опять поднимает голову? — спросил Алексис.

— Так будет, пока хунта не получит по заслугам. Суд и только суд! Я не уеду из Греции до того дня, пока не увижу на скамье подсудимых всех этих Пападопулосов и пацакисов.

— Но кто же противится этому и затягивает начало процесса над преступниками?

— Дорогой мой друг, вы можете… спросить об этом…

— Спрашивал. Отец утверждает, что процесс состоится после выборов в парламент и референдума о королевской власти.

— Вот вы и ответили на свой вопрос. Один из мудрецов Древней Греции — Солон говорил, что справедливость воцарится тогда, когда каждый будет чужую беду воспринимать как свою. Когда Никос Ставридис требует суда над хунтой, все понимают, что хунта — это и его беда, и беда всей Греции. Ну а кто чужую беду не воспринимает как свою, тот и противится, затягивает…

Этот короткий разговор с Еленой оставил у Алексиса тяжелый, горький осадок. Ведь в задержке суда над хунтой все честные греки обвиняли таких людей, как его отец. Но отец такое предупреждение о расправе не получил и не получит. А его сын, Елена, Никос, Лулу, участники греческой группы, «красный мэр» получили. И все в Афинах знают, кто автор этой угрозы. И молчат власти предержащие. Ждут, тянут, не спешат… Почему? По какому закону?

— Справедливостью это и не Пахнет, — заключил Алексис.

Загрузка...