Греческая группа остановилась в бухарестском отеле «Атене палас». Обычно зарубежные гастроли греческих певцов и музыкантов начинались в столицах, а затем уже были долгие поездки по стране. Но из Болгарии пришла телеграмма с просьбой начать выступления в приграничных городах на Дунае.
После очень теплой встречи в первом болгарском городе директор местной оперы, знавший Елену Киприанис по давним гастролям певицы в Болгарии, сказал:
— Жаль, что вас не было на нашем весеннем музыкальном празднике. Один из вечеров был посвящен греческой песне. Мы слушали песни Никоса Ставридиса в его же исполнении. В этом нам помогла супруга этого мужественного человека.
— Хтония! — воскликнула Елена. — Она была здесь?
— Да, и привезла записи песен Никоса, чудом вывезенные из Греции. Знаете, что мы сделали? Послали Никосу Ставридису приглашение. Адрес: остров — место ссылки. Ответ, разумеется, не пришел. Но очень надеемся, что Ставридис будет на нашем празднике музыки. Будущей весной. Когда в Греции будет другая весна.
Лето на дунайском берегу было в разгаре. Многое на болгарской земле напоминало гостям родину, которая была недалеко: день пути — и дома. Ностальгию греков чувствовали заботливые хозяева, поэтому окружили гостей особым вниманием, знакомили с городом, приглашали в свои дома… Поздно вечером в номере отеля, где жили Елена и Лулу, раздался телефонный звонок. Звонила Хтония! Оказывается, она ждала в Софии и сообщила, что немедленно выезжает. Долгие годы разлуки пришлось им пережить! Целых семь лет. С той черной весны в Греции.
Наступит срок и нам подвести итоги.
Слева — «дебет», а справа — «кредит».
Весы мы установим, чтобы взвесить
каждое окрыление, каждое деяние.
Эти деяния, отметившие наши тела,
эти слова, подобно молоткам,
ночи напролет стучатся в наши ставни.
С этой песни Никоса начался концерт в болгарском городе. В темном притихшем зале звучали песни, как птицы, прилетевшие на далекий дунайский берег. Песни, рожденные в ночи. Песни, ведущие к свету и свободе.
Хтонии, которая была в зале, казалось, что звуки песни и бузуки перенесли ее в Афины, ближе к Никосу, к дому. Словно не было и долгой разлуки с Лулу. Только вот никогда не видела она дочь в таком красном платье. И петь Лулу стала лучше, голос так и проникает в душу, правда, все песни грустные, тревожные… Хтония заметила материнским глазом, что дочери оказывает особые знаки внимания красивый молодой мужчина, который был главным организатором в греческой группе. Узнала, что этот влюбленный — сын бывшего министра, но дочь решительно заявила, что до возвращения в Грецию и слышать не хочет о замужестве. Ну а как же Самандос, думала Хтония. Парень давно влюблен в Лулу, только и живет мечтой о встрече, страстно желает, что они когда-нибудь будут вместе. С тех пор как ему удалось скрыться от преследования хунты, Самандос-младший стал своим человеком в семье Ставридисов. Это он помог наладить жизнь. Сейчас вместе с детьми Хтонии находился на черноморском побережье около Варны, в международном молодежном центре. Если бы он только знал, что Лулу на берегу Дуная, — немедленно примчался бы… Но Самандос решил, что концерты греческой группы начнутся в Софии, и рассчитал по дням и по часам свою встречу в болгарской столице с Лулу. От нахлынувших впечатлений голова у Хтонии пошла кругом. Но она была счастлива, когда увидела Лулу, повзрослевшую и посуровевшую дочь-певицу. Из газет, из рассказов знакомых, встречавших Лулу в разных странах, Хтония знала о большой популярности певиц в черном и красном, гордилась своей дочерью, хотя материнское сердце было в вечной тревоге, особенно после покушения на них в Риме и переворота в Чили. Но борьба — это риск во имя великой цели, которая дороже собственной жизни. Разве Никос и Хтония мало рисковали, сколько раз они находились на краю верной гибели? Жизнь Никоса Ставридиса — длинная цепь побед и поражений, лишений и надежд. Лулу жила и воспитывалась в этой атмосфере борьбы справедливости с тиранией, свободы с диктатурой. Ее оружие — песня. Ее баррикады — сцена. Где бы ни было — в предгрозовом Сантьяго или в Париже. Песни гречанки в красном можно запрещать, можно расстреливать и взрывать, но убить невозможно. И все началось — Хтония невольно улыбнулась, вспомнив Лулу совсем маленькой, — с бесхитростной детской песни:
Жил-был старый дедка,
С ним горластый петька,
Что певал на зорьке,
Подымая дедку.
Конечно же, думала Хтония, эту песню будут петь и дети Лулу, поглядывая на своего дедку — поседевшего, но все еще стройного и веселого Никоса.
Хтония была вся в своих мечтах и не сразу заметила, как на сцену быстро вышел сын бывшего министра, поднял руку и прерывающимся голосом сообщил:
— Получено экстренное сообщение о падении военной хунты в Греции!
В зале вспыхнул свет. Люди встали в едином порыве и приветствовали сообщение восторженными криками и рукоплесканиями. В зале творилось что-то невообразимое. Все смеялись, плакали, обнимались, целовались. Толпа ринулась на сцену. Чьи-то руки потянули Хтонию, подталкивали ее к сцене. Она с трудом пробиралась сквозь толпу на сцене к Лулу. Мать и дочь, обнявшись, долго плакали, не видя и не слыша ничего вокруг, пока к ним не подошла радостная и взволнованная Елена и не сказала, что концерт продолжается и надо петь, петь весь вечер.
После мощного вступления бузуки все участники концерта запели. Слова известной песни звучали в этот вечер как-то особо:
Живые и павшие —
мы знали, настанет этот день,
когда мы, взявшись за плечи гор,
танцуем сегодня сиртаки
на могильной плите павшей хунты.
Мечта греков сбылась.
Бузуки заиграли сиртаки — мелодию огневой пляски. В зале, на сцене все танцевали, взявшись за руки.
В ту ночь никто из греков не спал, утро застало всех в отеле у радиоприемников, настроенных на Афины. После очередной политической провокации, на этот, раз против Кипра и его президента Макариоса, греческая военная хунта пала. Президент-временщик из генералов Гизикис призывает ряд политических деятелей вернуться в Афины. Каждое сообщение было важным и интересным, было поводом для обсуждений и споров. Еще не было ответов на вопросы, которые особенно интересовали греков-эмигрантов. Как будет решена их судьба? Когда выпустят из тюрем и концлагерей товарищей по антидиктаторской борьбе? Будет ли легализована компартия? Будет ли восстановлена демократия? Отменят ли послевоенные драконовские законы, которые способствовали военно-фашистскому перевороту? Будут ли уничтожены американские военные базы в Греции? Вопросы, вопросы, вопросы… Знали, что не на каждый будет ответ сегодня. Но ждали ответы на главные.
Вдруг по радио зазвучал всем хорошо знакомый голос женщины-диктора, которая после семи хунтовских лет впервые подошла к микрофону.
— Сегодня из ссылки вернулся в Афины Никос Ставридис, которого встречали ликующие греки. На всем пути от Пирея до Афин из автомобилей, идущих за машиной знаменитого певца и композитора Никоса Ставридиса, звучали его песни. Дорогие соотечественники, слушайте голос Никоса Ставридиса.
Опять звучат бузуки, сопровождая новую песню:
Друзья, простите мне, что в этот радостный миг
хочу сказать вам два слова заветных…
Давайте-ка вспомним сегодня тех,
кто остался нашим обетам верен,
с кем были мы вместе в тягчайшие из годов
и кого скрыла от нас могила.
Ах, Никос, Никос, какие слова заронил ты в души самых близких и родных тебе людей! Крепкие и сильные, много повидавшие на своем веку мужчины не успокаивали плачущих женщин — сами не могли сдержать слезы. Хтония сидела в обнимку с Лулу и Еленой и сквозь слезы горячо шептала:
— Домой! Девочки, домой! Сердце рвется домой!
Греческое радио с небольшими перерывами передавало песни и музыку, особенно часто Никоса Ставридиса. Вдруг Елена стремительно поднялась, подошла к шкафу и вытащила свое черное платье?»
— Все! С этим все! — воскликнула она. — Лулу, я буду…
— Гречанкой в красном! — мгновенно догадалась Лулу.
— Девочки мои милые, — сказала Хтония, — я видела такой же материал, как твой, Лулу, в одном здешнем магазине. Я мигом…
И Хтония заторопилась к выходу. Лулу догнала, просила не уходить, уговаривала, что это не к спеху, что она сама… Но Хтония была человеком с твердым характером, решительным и упорным. «Как две капли воды», — говорили друзья о Хтонии и Никосе. Задумала — должна сделать.
На вечерний концерт женщины вышли в красных платьях, как знамя, как символ осуществленной мечты.
До начала вечернего концерта на попытки Хтонии дозвониться Никосу телефонистка в отеле с сожалением отвечала, что связи с Афинами еще нет. А поздно ночью позвонил сам Никос.
— Как? — только и смогла спросить Хтония, услышав знакомый голос. К горлу подкатил комок.
— Хтония! Болгарские друзья помогли найти тебя, дорогая моя Хтония! — быстро произнес Никос. — Скажи что-нибудь, Хтония, твой голос…
Что ее голос? Она слышит голос Никоса. Это главное.
— Никос! — нашла в себе силы отозваться Хтония. — Никос, мы, Лулу, Елена, я, все греки слышали твою песню. Ты почаще, Никос, пой свои песни. Их везде услышат. Никос, прошу тебя, пой для нас, для всех греков. Это сейчас так надо! Голос у тебя, Никос, радостный, а как здоровье, как…
— Хтония, об этом я скажу после. А ты, милая моя Хтония, обо мне не беспокойся. Мы все здесь ошалели от радости, от новых надежд. Что? Ошалели, говорю. Да, именно так. Только очень не хватает тебя, родная моя. Я хлопочу о вашем приезде. Болгарские друзья сообщат тебе все подробности. О детях они мне все рассказали. Поцелуй крепко Мирто и Костаса. Лулу особенно. Она молодчина. И Елена. Хтония, живу надеждой на скорую встречу. Завтра в это время пусть у телефона будут и Лулу с Еленой.
— Никос, дорогой мой, у нас радио настроено на Афины. Мы будем слушать твои песни, Никос!
Утром из Софии приехали болгарские друзья Никоса — певцы, композиторы, поэты. Многих из них Хтоиия знала: с одними была знакома по встречам в Афинах, с другими подружилась уже в Болгарии. Молодой композитор привез песню, которую посвятил греческим друзьям. Накануне переворота он был в Афинах, там он познакомился и подружился с борцами за новую Элладу. Хтония показала Елене и Лулу ноты новой песни болгарского композитора, предупредив:
— Только стихи на болгарском.
Автор песни наиграл на пианино в холле отеля мелодию, спел на болгарском языке… Песня, очень понравилась певицам. Но как быть со словами? Хтония прочитала текст.
— Используем свои знания болгарского, — весело произнесла она. — За семь-то лет!
Песня называлась «Улыбка»:
В застенках глухих, там, где ужас и плаха,
улыбка нам шепчет, не ведая страха:
«Никто надо мной не имеет власти.
Люди, я ваша защита и счастье!»
Я обнимаю ее осторожно
звонкими рифмами, ритмом тревожным
и думаю, как она, хрупкая, вынесла
ложь и обиды, грубость и вымыслы?
Улыбка не знает сомненья, сметенья,
улыбка — сестра всех цветов и растений,
пахнет она резедой и пшеницей…
Она палачей и убийц не боится.
Но что же я вижу? Палач убегает!
Скажите скорей, что его так пугает?
Угрозы, приклады иль скрежет металла?
Нет, улыбка его испугала.
Сквозь горе и боль, сквозь моря-океаны
улыбка шагает, твердя неустанно:
«Никто надо мной не имеет власти.
Люди, я ваша защита и счастье!»
На прощальном концерте на дунайском берегу звучали греческие и болгарские, русские и французские, итальянские, американские, чилийские песни. Был и неожиданный подарок. Накануне примчался Самандос — младший с Костасом и Мирто, и они тоже привезли свою песню. Костас, похоже, унаследовал от отца композиторский дар, да и пел юноша хорошо. Песни Ставридиса-младшего уже пели в школе, где он учился, дети греческих эмигрантов и новые болгарские друзья. Главной «поклонницей» его песен была сестра Мирто. Перед самым концертом Хтония видела, как Самандос-младший о чем-то шептался с Еленой и Лулу, но не могла даже предположить, что готовится сюрприз. Сын и дочь Никоса Ставридиса пели песню о своем отце, о подвиге греков в борьбе с хунтой. «Видел бы, слышал их сейчас Никос!» — шептала Хтония, слушая, как Костас и Мирто исполняют свою песню сразу на двух языках — на родном и на языке народа, который дал им кров, хлеб и ласку.
На следующий день Хтонию по телефону вызвала София.
— Чувам! — сказала она по-болгарски и удивилась, когда услышала ответ на греческом языке.
Звонили из греческого консульства в Софии. Хтония вся напряглась. После того как она с детьми оказалась в чужой стране, Хтония даже и думать не могла обратиться в посольство или консульство страны, где она родилась и чьей подданной была. И вот этот неожиданный звонок и вежливое сообщение консульского сотрудника: госпоже Ставридис и ее двум детям разрешено возвратиться в Грецию.
— У меня трое детей, — возразила Хтония.
— Одну минуту, госпожа Ставридис, уточним, — быстро отозвался сотрудник консульства. — Ваши дети Костас и Мирто. Двое, госпожа Ставридис.
— И Лулу. Моя дочь.
— Госпожа Ставридис, под этим именем у нас никто не значится.
— Да, у вас она, может быть, и не значится. Но если вам ничего не говорит имя Лулу Ставридис, то, быть может, что-нибудь скажут песни гречанки в красном. Они-то дают моей дочери право опять быть вместе с нами, быть в нашей Греции.
Да, Хтония всегда была Хтонией.