Рассвет после ночи

НЕПОКОРЕННЫЕ СЕРДЦА

ЭСА — военная полиция теперь была основной силой в борьбе с антидиктаторским движением. Шеф грозной карательной службы имел такие неограниченные полномочия, которые и не снились Ясону Пацакису даже в его самые лучшие времена. Генерал Иоанидис был мрачной и таинственной личностью, а жестокостью превосходил даже коварного Цириса, его побаивалась и «верховная четверка» — диктатор и его полковники-приближенные. Всесильный шеф полиции в «доспехах» новейшей военной техники американского производства пользовался большим доверием заокеанских хозяев. Ни одна политическая акция в Греции не готовилась и не осуществлялась без его участия и одобрения. В верхах мрачно пошучивали, что у этой «сильной личности» пистолет был не с одним дулом, наставленным на противников хунты, а многоствольный и неизвестно на кого нацеленный. Что можно было ждать от шефа ЭСА, никто не знал. В черном послужном списке генерала Иоанидиса было много крупных и важных акций. Вмешательство военной полиции в королевский контрпереворот, когда возникла угроза смещения с политической арены «Непослушных» главарей «малой хунты», закончилось бегством монарха за границу. Военная полиция жестоко расправилась с участниками еще одного контрпереворота — экипажем мятежного миноносца «Белое». Неусыпное и зоркое око ЭСА — слежка за военнослужащими, особенно командным составом, — помогло хунте очистить армию от неблагонадежных офицеров и генералов. Тайные агенты широко разветвленной в стране службы Иоанидиса, вооруженная полиция участвовали в подавлении бунтов, забастовок студентов и таксистов, крестьян и моряков… Тысячи патриотов Греции были брошены в тюрьмы и концлагеря, изолированы от общества на пустынных островках. Террор и фарисейство, жестокая расправа с патриотами и «игра» в спасение Эллады от хаоса, расстрелы самых непокорных и заигрывание с популярными в народе греками — такой стала стратегия хунты. Создать впечатление гуманности режима входило и в планы шефа ЭСА, который считал, что он лучше, чем Пацакис, понимает важность такой политики. Конечно, самых опасных врагов, среди них были и популярные деятели эллинской культуры, нельзя выпускать на свободу, надо лишь делать вид, что их положение облегчено. Концлагеря заменялись поселениями. На одном из таких островов, где не было колючей проволоки и решеток, но который было запрещено покидать, оказался и Никос Ставридис. В нескольких прохунтовских газетах была помещена фотография певца за столом с нотными листами. Кто-то упорно распространял в Афинах и среди эмигрантов слух о том, что якобы Ставридис поддерживает «патриотическое стремление» нового режима создать «Великую Грецию», которая, как и в древние времена, станет центром искусства и культуры. Ставридису приписывалось авторство песни о возрожденной Элладе. Сам ссыльный ничего не подозревал об этой фальшивке. А ложь росла как снежный ком, вызывая разнотолки.

В пирейской таверне опять «прорезался голос» у певца-шпика. Донеся на таксиста и девушку после возвращения из Салоник, он беспробудно пьянствовал на «тридцать сребреников», за это был выгнан «со службы» и теперь опять пел в портовой таверне. Сюда как-то и забрел Тасос. Одна рука у него была на перевязи — после стычки с полицией во время забастовки таксистов. На острове смерти Тасос тяжело заболел и его, полумертвого, просто-напросто выбросили за железные ворота. Как добрался до Пирея и оказался в своей лачуге, Тасос не помнил, долгое время лежал без сознания, но молодой и крепкий организм победил. С большим трудом — помогли друзья Самандоса-старшего — устроился опять работать таксистом. И вот в пирейской таверне, куда он зашел в надежде встретить кого-нибудь из друзей и посидеть за чашкой дешевого, кофе, увидел предателя. Один из оркестрантов объявил о новой песне Никоса Ставридиса. При упоминании этого имени Тасос вздрогнул, подался вперед, но, когда увидел, что к микрофону подскочил давно им разыскиваемый певец-шпик, он сорвался с места и здоровой рукой нанес такой удар, что тот с грохотом рухнул на пол. Тасоса схватили, но он успел крикнуть:

— Это не песня Ставридиса! Обманывают, продажные шкуры!

Тасос отчаянно сопротивлялся, но силы были неравные. Вдруг погас свет, кто-то крикнул: «Бей этих негодяев!» Завязалась драка. Кто-то оттащил Тасоса в сторону и сказал: «Не бойся, парень, мы тебя знаем». Но таверну уже окружили полицейские. Рядом с Тасосом стоял однорукий грек Харалампос из Плаке. Их должны были судить вместе, но Харалампос так и не вышел из подвала, где пытали арестованных. Сердце не выдержало.

Случай в пирейской таверне был описан в одной левой газете, которая выходила нелегально. Скандал в портовом заведении — дело обычное, но заметка привлекла всеобщее внимание: таксист — бывший узник концлагеря, в котором находился известный певец, утверждал, что автор песни о «Великой Греции» не Ставридис, что это обман… Номер нелегальной газеты был нарасхват, один экземпляр оказался у политических ссыльных на острове Самос. Газету показал Никосу старый поэт.

Ставридис не поверил своим глазам. Какая песня? Да еще о «Великой Греции»? Много разных провокаций устраивали против него враги, но такого еще не было. Никос ясно представил, как могли расценить такое «сочинение» его друзья. Да, среди арестованных были и такие, кто, не выдержав истязаний в концлагерях, предавал своих товарищей и переходил на сторону хунты. Но он — Ставридис! Кто поверит, что он отступил и сдался, отказался от своих идеалов? Нет, верные друзья не поверят, не поверит Хтония, не поверит Лулу, не поверит Елена, Не поверят его дети… Ну а тысячи людей, кто слушает «патриотическую» песню о «Великой Греции»?

Старик поэт протянул Никосу листочек бумаги. Стихи. «Нелегкий путь». Никос начал читать:

Никос посмотрел на старого грека, который долгие годы провел на таких островах. Эти стихи о таких, как Никос Ставридис, о тех, кто долгие «хунтовские годы» находится в изоляции.

Старый поэт подмигнул, дескать, читай дальше.

Никос знал: если мелодия рождается, когда читаешь стихи, такую песню можно подарить людям. Новая песня так и будет называться «Не надо было нам чернил — кровью писали!». Это и будет ответом на чудовищную фальсификацию.

Быстро нотную бумагу. Песня как горячий вздох, как короткий выстрел. Теперь ей надо дать крылья…

В Греции ночь террора — диктатура хунты. Неисчислимы жертвы хунты. Каждую минуту могут быть расстреляны узники островов и казематов. Но это не останавливает ссыльных на острове Самос. Новая песня Никоса Ставридиса «перелетает» через море… Попадает в надежные руки. Одно лишь слово произносит товарищ Седой: «Молодец», — и передает песню радиостанции «Свободная Греция». Одно жаль, что эту песню, написанную кровью, поет не сам автор. Но греки знают: он в заточении. Поет женщина, у нее сильный и звонкий голос. Очень мало кто знает имя певицы, по радио его не объявляют, но придет время — и все узнают, кто пел новую песню Ставридиса. А пока лишь узкий круг друзей гордился Нисой Гералис. Кто мог подумать, что эта скромная, застенчивая девушка бросит вызов военной хунте, вступит в противоборство с сильным и безжалостным врагом! За это Ниса уже поплатилась: арестовали отца и брата, были подвергнуты истязаниям родственники, подруги… Охота за девушкой-радисткой окончилась неудачей для бывшего шефа тайной полиции, теперь на ее след пытались напасть агенты ЭСА. Ниса участвовала в каждой радиопередаче. И вот спела совсем новую, чудом полученную песню Ставридиса. Товарищ Седой написал вступительное слово — о песне, о ее авторе — настоящем патриоте, отвергающем хунтовскую иллюзию о возрождении «христианской Эллады». А потом зазвучала песня об узниках, которые перестали считать годы на голых и жарких островах…

— Но они живут и работают. Пишут кровью. Дневники, стихи, рассказы… И эта песня тоже написана кровью. За нее дорого заплатят презренные тюремщики! — закончила свое выступление Ниса Гералис.

О песне-фальшивке забыли. Новую, настоящую песню Никоса Ставридиса пели все, запретить ее было невозможно. После передачи подпольной радиостанции песня «прорвалась» в Париж. Ее исполнил дуэт — Елена Киприанис и Лулу Ставридис.

В пропагандистской машине хунты произошел сбой. Идеологи греческого неофашизма распространяли миф о том, что нация объединяется в стремлении возродить былую славу «Великой Греции». В пример приводились известные деятели культуры, среди которых был и Никос Ставридис. И вдруг эта новая песня. Идеологи обвиняли службу безопасности в том, что «антипатриотам» была дана возможность совершить крупную политическую диверсию. Выходило, что «единство нации» — блеф, мыльный пузырь? Кто-то должен ответить за такой провал. Что ж, опять бросить в концлагеря, может быть, даже уничтожить всех, кто продолжает борьбу? Один приказ сверху, и жестокий шеф военной полиции совершит кровавую расправу. Приказ дать не решались, а шеф инициативу не проявил. Страх за содеянное уже вполз в души временщиков. Поставить народ на колени, заставить беспрекословно подчиняться не удалось. Антидиктаторское движение в стране и за ее пределами расширялось и крепло, в воздухе чувствовалось приближение другой бури. Но свою власть показать надо. Дотянуться до узников Самоса, Лероса, Юры — руки коротки. За ними народ, за ними мировая общественность. На ком же выместить свои неудачи и провалы?

Суд приговорил пирейского таксиста — «возмутителя спокойствия» и «пособника агентов одной иностранной державы» к пожизненному заключению. Тасоса опять бросили на остров смерти. На суде он узнал, что от сильного удара так и не пришел в себя певец-шпик, хотя отчетливо помнил, что тот подонок все же очухался и что-то объяснял полицейским. Для того чтобы осудить Тасоса, необходима была «жертва». Шпика нашли мертвым в постели. «Нашли» те, кто и выполнил приказ. Суд состоялся в осенние дни, когда многочисленные забастовки прокатились по всей Греции — против увольнений, роста дороговизны жизни, засилья американцев. Еще одна смертная казнь накалила бы донельзя и без того взрывоопасную атмосферу. Поэтому решение было: бросить за колючую проволоку на медленную смерть!

На острове узнали о трагической судьбе молодого таксиста. Первым связался с Тасосом Самандос-старший. Он сказал, что здесь у него есть друзья, которые были арестованы вместе с Никосом Ставридисом. Рыбак и студент. Оба «пожизненные», как и Тасос. Родственник Самандоса — охранник, их помощник, тоже здесь, но его используют лишь в крайних случаях, чтобы не вызвать подозрений у стражи. Этот охранник, побывав дома, принес весть о Рите, узнал, что она находится в женском отделении тюрьмы на окраине Афин. Это сообщение сильно взволновало Тасоса. После освобождения из первого заключения он всюду искал Риту, которую тоже арестовали по доносу, но тщетно. Родителей девушки куда-то сослали, а соседи и друзья по организации ламбракидов не имели с ней никакой связи. У Тасоса словно прибавилось сил, собственные беды отодвинулись на второй план, он мечтал о встрече с этой удивительной девушкой. Парень, с трудом передвигаясь после «обработки» в полиции, добрался до знакомого охранника и попросил подробнее разузнать о Рите.

— Ты молодец, парень, — похвалил Тасоса рыбак Костас. — После твоего подвига в таверне все узнали правду о нашем Никосе. Кто знает, дорогой друг, может, и о храбром пирейском таксисте будет сложена песня.

Костас посмотрел на студента и продолжил:

— И петь ее будет Ниса, да не по радио, а среди друзей, когда уважаемый ученый-археолог товарищ Эмбрикос пригласит вот эту компанию.

— О, чую, свадьбой пахнет, — улыбнулся Самандос.

Студент в смущении махнул рукой, хотел что-то сказать, но заметил Тасоса, который сидел с опущенной головой.

— И на твоей свадьбе мы погуляем! — Самандос положил руку на плечо Тасоса. — Вот только выбраться бы из этого ада.

В дверях показалась голова знакомого охранника и тут же скрылась. Это был сигнал — ждите. Через несколько минут он появился вновь и передал друзьям газету. Такие «подарки» были самыми дорогими для людей, оторванных от всех событий, но и самыми опасными. Обнаруженная газета с антихунтовскими статьями — повод для расправы на месте: пуля без суда и следствия.

Обычно первым читал Костас. Сегодня, быстро пробежав глазами, он протянул газету Эмбрикосу:

— Читай и гордись своими друзьями, товарищ студент!