Рассвет после ночи

И БУДЕТ ДРУГОЕ УТРО

В предрассветный час, когда особенно крепко и безмятежно спится, началась в Афинах тщательно подготовленная сверхсекретная и широкомасштабная операция под кодовым названием «Прометей». Использование имени легендарного героя преследовало цель доказать грекам, что этот переворот совершен в интересах страны, для национального возрождения Эллады, Одним из организаторов военно-фашистского переворота — заговора «черных полковников» был Ясон Пацакис. По его списку были произведены аресты, разгромлены прогрессивные организации. Людей хватали в домах и на улицах, черные автомашины свозили их на олимпийский стадион, превращенный в огромную тюрьму. Но уже к концу дня каким-то чудом вышла в эфир радиостанция, передавшая сквозь истошный рев «спасателей нации» первые слова правды о совершенном перевороте «черных полковников». Были разоблачены тайные встречи заговорщиков с эмиссарами американского ЦРУ, в частности, на острове, который принадлежал Падакисам. Неизвестный молодой грек, назвавший себя рыбаком, говорил в микрофон о том, что он видел несколько раз одного из заговорщиков-полковников вместе с американцем и описал его внешность, точно назвал день и время этих встреч на строго охраняемом острове в Эгейском море. После страстных призывов к сопротивлению зазвучали поэтические строки:

Потом без обычного аккомпанемента раздался всем хорошо знакомый голос Никоса Ставридиса, певшего:

Эту песню Фотоса и Рицоса Никос исполнял впервые, не подозревая, что в тот же день в Париже ее пела и Лулу — его приемная дочь. Выступление Никоса услышали многие греки.

Ясон Пацакис был в ярости. Откуда взялась эта радиостанция? Все шло по разработанному плану, и вдруг эта передача с участием популярного певца. Значит, и в этот раз его не удалось схватить и уничтожить?

Заговорщики, ворвавшиеся в дом Ставридисов, не застали там ни певца, ни его жену. Кто-то в этот предрассветный час «икс» увел и детей, постели которых были еще теплыми… Где же певец? Как он успел выйти в эфир, который, казалось, безраздельно принадлежал новым властителям? Ясон Пацакис терялся в догадках. Опять на его пути оказался старый враг и соперник Никос Ставридис. Еще вчера, за день до переворота, люди Пацакиса докладывали, что с визой все «о’кей», дело, как и условливались, затянулось. Супругов Ставридисов его агенты видели на морском берегу; видимо, поехали рыбачить. Но из-за внезапного густого тумана они исчезли из поля зрения агентов, и те предположили, что супруги возвратились домой. Рано утром Ставридисов дома не обнаружили. А это выступление по радио, конечно же, многим придаст силы в борьбе против нового режима. Так уже бывало в Греции, отчего сначала у Цириса, а теперь у его преемника портились нервы. Сейчас виновен был в этом непокорный Никос Ставридис — певец, которого так и не удалось заставить замолчать, несмотря на старания самого Ясона Пацакиса.

Подпольную радиостанцию в Афинах пока не обнаружили, пеленгаторы работали вхолостую, медленно курсируя по городу, особенно по рабочим окраинам. В этот день она больше не выходила в эфир. «Захлебнулась», — с облегчением подумал Пацакис и распорядился сделать официальное сообщение по радио о том, что среди интернированных находится и певец Никос Ставридис, бунтовщик, подстрекатель к неповиновению властям и агент одной иностранной державы. Именно это сообщение и услышала Хтония. В Салониках уже был объявлен комендантский час, велись повальные аресты. Она еще надеялась, что это ложь и что голос Никоса вот-вот еще прозвучит в эфире. Но тайная радиостанция молчала, и Хтония начала верить в самое худшее: ее запеленговали, захватили, а Никоса и его друзей арестовали. Ночь прошла в мучительном ожидании: может быть, опять заговорит радиостанция, раздастся голос Никоса, зазвучат его песни. Хтония так и не сомкнула глаз: думала о Никосе, сильно тревожилась за детей, хотя Такие Камбанис передал весть, что Мирто и Костас в безопасности, что друзья Ставридисов заботятся о них.

В утренних газетах, вышедших в Салониках, сообщалось, что среди арестованных находится и Никос Ставридис. В одной из них, крайне правой, даже описывалось, как певец был схвачен после неудачной попытки укрыться в советском представительстве. Это ложь, чувствовала Хтония, в которой концы с концами не сходятся. Ведь Никос мог только к вечеру добраться в Афины, и уж не для того, чтобы искать убежище в иностранном представительстве, находившемся под неусыпным наблюдением заговорщиков. Тогда где же он? Где радиостанция, по которой выступил Никос, вселив надежду в сердца честных греков? Такие Камбанис недоуменно пожимал плечами, говорил, что в Салониках такой радиостанции нет. Предположил, что, может быть, она на каком-нибудь безымянном острове или в подземных лабиринтах античных развалин. Но оставалось только терпеливо ждать ответа на мучительные вопросы.

…Секретарь местной организации коммунистов оценил всю важность сообщения Никоса Ставридиса о подозрительной возне вокруг пацакиевского острова. Было решено организовать переправу певца ближе к Афинам, откуда будете легче сориентироваться, как встретиться с оставшимися на свободе руководящими деятелями партии. Трудностей было много. Дороги были практически перекрыты и строго контролировались, казалось, не только автомашина, даже мышь не проскочит незамеченной. Из города не выпускали никого. Оставался один способ — рыбацкие посудины, но не в самих Салониках, а в прибрежных селах, куда еще надо было добраться. Была единственная возможность: под видом рабочих нефтяной экспедиции, ведущей разведку в шельфе Эгейского моря, проникнуть на быстроходное судно, которое доставит до искусственной буровой платформы, а уже оттуда перебраться к рыбакам… На этом катере были свои люди, среди них судовой механик — коммунист и участник Сопротивления. Он и должен был помочь Никосу Ставридису и его провожатому пробраться на борт под видом двух рабочих и передать их рыбакам. Рискованная акция удалась: Никос и его провожатый — инструктор салоникской организации партии оказались в рыбацком стане. Там был и Костас — новый знакомый Ставридиса. Он-то и показал им передвижную радиостанцию, снятую с затонувшего неподалеку катера богатого судовладельца. Неожиданная находка изменила первоначальные планы Никоса. Если быстро и умело использовать радиостанцию, то огромное число греков услышат важные сообщения истинных патриотов, тем паче что такая возможность вряд ли представится в Афинах. Никос, инструктор из Салоник Панайотис Мицитакис и молодой рыбак Костас приступили к делу. Радиостанция находилась в пещере, выдолбленной в большой скале. Вход туда был известен лишь немногим рыбакам. Пока инструктор — журналист по профессии быстро составлял план первой передачи, а Никос выбирал песни, которые созвучны создавшемуся положению в Греции, Костас возился с радиоаппаратурой. Им помогали еще двое — парень и девушка, студенты-практиканты, работавшие на археологических раскопках, случайно оказавшиеся среди рыбаков после того, как увидели танковые колонны на шоссе, двигавшиеся в сторону Афин. Они отбились от своих, забрели в рыбацкий поселок и решили переждать здесь. Георгис и Ниса, будущие археологи, узнали Никоса Ставридиса, а когда тот ввел их в курс событий, решительно заявили, что они — члены греческого комсомола, вступают в борьбу с «черными полковниками». Ребята внимательно слушали эфир, отмечая все сообщения, связанные с совершенным переворотом. Первым отозвался на трагические события в Греции соседний Кипр. Георгис и Ниса записали несколько выступлений кипрских политических деятелей, писателей, поэтов… Особенно понравились им гневные стихи о том, что опять «святые стены Парфенона пятнает свастики губительная тень». Стихотворение киприота студенты показали Никосу, который на ходу сочинил мелодию, а через полчаса песня была готова.

После передачи было решено покинуть пещеру, поменять место радиостанции. Костас сказал, что знает несколько труднодоступных мест. Так они оказались в лесу, вернее, в небольшом урочище в горах. Пока Костас и Панайотис развертывали радиостанцию, Никос и двое его молодых помощников готовили программу очередной передачи. Ниса поймала Афины и не поверила своим ушам: сообщалось об аресте певца Ставридиса.

— Узнаю Пацакиса, — после долгого молчания проговорил Никос. — Сейчас мы ему окончательно испортим настроение, — и пошел к микрофону.

Никос пел одну песню за другой, только эхо вторило в горах. Затем Никос сказал:

— Греки! Чтобы кое-кого в Афинах не оставить без тридцати сребреников, могу согласиться: Никос Ставридис арестован. Только, видимо, тезка, а не певец, который еще раз споет вам: «Верьте, люди, что будет другое утро!» Запомните эти слова, гордые и непокорные греки! Жива еще память о годах Сопротивления, она в наших сердцах и делах. Как и тогда, земля греческая будет гореть под ногами подлых заговорщиков, продавших свою родину! Слушайте наши передачи, все честные греки! Слушайте и вы, факиры на час! Может быть, танки «черных полковников» вдавят нас — непокорных сынов и дочерей Эллады, в землю, но и из-под земли, как герои Фермопил и Сопротивления, как Ригас и Белояннис, Электра и Арис, мы будем призывать к борьбе за свободу и демократию! Может быть, завтра мы уже не выйдем в эфир, уничтоженные ищейками Пацакиса, поэтому сегодня говорим о завтрашнем дне. Греки! Завтра все честные люди отметят день рождения великого из великих — Ленина. Поклянемся и мы, что гордое знамя, поднятое высоко в России, знамя Ленина, мы возьмем с собой на баррикады. Мы победим, как победил Ленин, как побеждают миллионы и миллионы ленинцев на нашей раздираемой противоречиями планете Земля!

Никос запел «Гимн Свободе», известную песню на слова поэта-революционера Саламоса, ее подхватили его новые друзья:

И зазвучала над Элладой песня протеста и надежды.

— Ну а теперь поспешим в новую… студию, — предложил Костас. — Эх, жаль, не знаем, услышали ли нас.

— Даже если из сотни песен будет услышана одна, из тысячи слов дойдет только одно, все равно цель будет достигнута! — убежденно произнес Никос. — В самые напряженные минуты в эфир обычно передают тревожное SOS и радостное «ура!».

— Ура! — радостно поддержали студенты, восхищенные певцом, с которым им впервые довелось общаться. Ребята зарядились его верой, оптимизмом и мужеством.

Глаза Никоса горели — он был в привычной атмосфере боя и готов был броситься в опасную схватку, увлекая за собой друзей во имя будущего Греции.

— Друзья! — воскликнул он. — Вспомните, что говорил Ленин о первых большевиках на заре великих битв с таким же деспотизмом, как власть этих выскочек-полковников. Он говорил: нас мало, но мы идем плечом к плечу, рука об руку по трудной и опасной дороге. Идем, чтобы победить. И мы победим, друзья. А теперь пошли, послушаемся нашего храброго товарища Костаса, не будем зря рисковать.

Над скалой медленно, почти задевая верхушки деревьев, пролетел вертолет, за ним еще несколько. Они долго кружили над пятачком, где укрылись люди с радиостанцией. Еще несколько вертолетов облетели скалу со со стороны моря. Но с наступлением вечерних сумерек улетели. Их маршруты были обозначены на большой карте в кабинете полковника-заговорщика, который отвечал за военно-воздушные силы. Было ясно: те, кто пользовался радиостанцией после первого выхода в эфир, перебрались с моря на сушу. Полковник бросал иронично-укоризненные взгляды на человека, который уверенно докладывал, что такие неожиданные сюрпризы, как работа тайной радиостанции, практически исключены, а все потенциальные «возмутители спокойствия» были нейтрализованы, обезврежены… Теперь о спокойствии не может быть и речи: станция-невидимка разоблачила всю тайную механику операции «Прометей». Особенно опасным для заговорщиков был Никос Ставридис с его песнями и сообщениями. Казалось, что он предвосхитил события и теперь во всеоружии… Полковник подозрительно посмотрел на шефа тайной службы Ясона Пацакиса: не ведет ли тот двойную игру, не льет ли воду на мельницу тех, кто может совершить контрпереворот и взять власть в свои руки, удалив с политической сцены «черных полковников». А вдруг Пацакис заигрывает с левыми, как это иногда делал Цирис?

— Господин полковник, эта радиостанция, жалкие потуги которой похожи на укусы комара, будет уничтожена! — словно разгадав мысли подозрительного хозяина кабинета, решительно пообещал Пацакис. И, не отказав себе в удовольствии щелкнуть по носу этого выскочку, возомнившего себя крупными военным стратегом, ядовито продолжил: — И мы сделаем это безо всяких вертолетов и пеленгаторов. С вашего позволения, господин, полковник, я немедленно приступаю к решительным действиям, чтобы доложить господину премьеру и лично вам о трагической участи… писклявого комара.