Рассвет после ночи

ДРУЗЬЯ И ВРАГИ

Над Афинами разгорался рассвет, когда Юрий Котиков вышел из пресс-центра, который находился в боковом зале отеля «Гранд Бретань». С улицы он хотел позвонить Ставридисам, чтобы сообщить радостную весть, но решил сделать это попозже, когда в доме его друзей уже проснутся. Провести весь вечер и всю ночь в битком забитом пишущей братией зале было нелегко. Правда, за напряженной работой время проходило быстро. Котиков с чувством облегчения вышел на улицу, несколько раз глубоко вдохнул в себя свежий воздух, благо Афины в этот час еще не были «пленены» огромным множеством машин.

Предварительные результаты выборов в парламент свидетельствовали о том, что избиратели сказали решительное «нет» крайне правым, фашистского толка партиям и группировкам, которые были оплотом хунты и противились демократизации греческого общества. Во всех крупных районах страны, особенно промышленных, много голосов получили кандидаты левых партий, в частности коммунистической. Среди кандидатов-победителей был певец и композитор Никос Ставридис. Как только в пресс-центре на большой черной, как в школьных классах, доске появились сообщения о первых результатах голосования в районе, по которому баллотировался Никос, Котиков хотел сразу же броситься к телефону, чтобы позвонить своему греческому другу, но знакомый журналист из Болгарии попросил его принять участие в интервью для телевидения, оценить первые результаты выборов в парламент. Одним словом, до городского телефона Котиков так и не добрался, а выйдя на улицу, подумал, что в такую рань звонить неудобно. В предутреннем городе чувствовалось какое-то напряжение, словно все затаились и ждут, чем кончится массовое голосование. Но тишина была недолгой. Не успел Котиков пересечь площадь Сантагмы, на которой стояло массивное здание отеля «Гранд Бретань», как из-за угла под рев клаксонов, грохот барабанов и прочих «звуковых эффектов» выскочила вереница автомашин, наполненных ликующими молодыми греками. По ярким плакатам, щитам и фотопортретам на машинах, по громким радостным возгласам в них легко было различить приверженцев партии, которая набрала большее число голосов. Котикову надо было лишь перейти улицу, чтобы оказаться в своем отеле, но он задержался, с интересом наблюдая за столь бурной радостью «автопассажиров». Он не заметил, как на оживленной магистрали оказались Никос, Хтония, Лулу и Елена. Советского журналиста, который что-то записывал в блокнот, первой увидела Лулу, и все четверо направились к своему другу.

— Ни сна, ни отдыха измученной душе! — пробасил Никос рядом с Котиковым.

— А я вам все не решаюсь позвонить, думал, что спите, — обрадовался неожиданной встрече журналист. — Никос, поздравляю! Победа! Елена, не вижу красного платья. Вы же обещали!

Невесть откуда появился Шерлок Джекобс.

— Вы забыли, что я ношу имя знаменитого детектива? — весело обрушился он на своих друзей.

Вопрос повис в воздухе — никто не ответил англичанину. Все смотрели на Котикова.

— Ну, как говорится, кворум есть, и можно объявить, что, по предварительным данным, Никос Ставридис намного опередил всех своих соперников, — торжественно сказал Котиков.

— Что ни говорите, а прогнозы — великая вещь! — воскликнул Шерлок Джекобс. — Тем более если они принадлежат объединенным нациям!

— Браво, Британия! — поддержала англичанина Елена. — Но нас поставили перед фактом, и слово за Грецией.

Никос молчал и по давней привычке, когда волновался, тер свой подбородок. Он знал, что от него с нетерпением ждали реакции на радостную весть, в которую еще не верилось, да еще на улице, где надо было перекричать сильный гвалт и шум. Лучше всех поняла состояние Никоса Хтония. Она взяла его под руку, легко прижалась к нему.

— Спасибо тебе, дружище, — сказал Никос Котикову.

— Браво, Совьет Юнион! — опять воскликнул англичанин. — Ты принес всем нам добрую весть.

— Ой, даже петь хочется, — сказала Лулу.

— Пой, девочка, пой, сейчас только и петь, — быстро откликнулся Шерлок Джекобс. — Даже «Налей-ка нам грогу бокал» подойдет для этого случая.

И окончательно развеселившийся англичанин затянул знаменитую шотландскую…

— Продолжим у нас, — сказал Никос. — Сейчас нам надо быть вместе. Хтония угостит всех знаменитыми ха-ча-пу-ри.

— Я только переговорю с редакцией, — предупредил Котиков. — Передам материал о предварительных результатах выборов и сразу же приеду.

На пороге дома их поджидали Костас и Мирто. Завидя отца, они бросились к нему, наперебой сообщая о множестве телефонных звонков от знакомых и незнакомых людей, поздравлявших Никоса с победой на выборах. Звонили и с побережья. Мэр рыбаков Костас Мав-ридакис сказал, что люди на побережье ликуют, с нетерпением ждут своего депутата…

На заре нового дня в дом вошла большая радость. А сколько было дней, когда заря так и не рождалась, не горела багряным огнем над Акрополем. «Заря пленительного счастья», — вспомнил Никос пушкинские слова и поспешил к роялю. Он давно собирался написать музыку к стихам известного греческого поэта о заре. Удивительно легко и быстро рождалась мелодия на слова о греческой заре:

Елена и Лулу внимательно вслушивались, как композитор ищет нужные интонации для стихотворения, текст которого был перед ним, потом стали подпевать Никосу, а закончили дружно и весело: «Паруса поют в синих заливах: «Здравствуй, радостная заря, наше дитя, наше дитя дорогое, здравствуй!» Англичанин тоже подхватил мелодию о радостной заре.

— Ничего не остается мне, как повторить слова одного вашего поэта. Из какого же камня, железа и огня, из какой крови вас сотворили, греки и гречанки! — с пафосом произнес Шерлок Джекобс, когда отзвучали последние аккорды.

— Какие слова для блокнота Юрия! — по-детски захлопала в ладоши Лулу. — А — вот и он!

Быстро вошел запыхавшийся Котиков, нарочито внимательно посмотрел на стол, около которого суетились женщины, потом шутливо объяснил:

— Боялся, что не успею на хачапури.

— Хачапури впереди, а вот зарю ты, мой друг, не застал, опоздал. Отличная песня, — сказал англичанин.

— Для человека, который первый сообщил нам радостную весть, наше трио готово повторить, — отозвалась Елена.

— Тем более что Юрий был с нами при рождении зари, — поддержал ее Никос и снова сел к роялю.

При повторном исполнении песня прозвучала еще лучше, ее уверенно исполнило трио знаменитых певцов. А англичанин опять повторил слова поэта: из чего же сотворены греки и гречанки? Журналист быстро вытащил из кармана блокнот…

Котиков не мог понять, почему все в комнате весело засмеялись, когда он стали записывать слова, произнесенные Шерлоком Джекобсом. И только когда Лулу объяснила, он сам весело рассмеялся.

— Когда я вижу газетчиков, работающих в поте лица, сразу вспоминаю байроновский вопрос: «Кто возбуждает прессу? Кто создает надежды, интересы? Кто радости и горести дарит?» — продекламировал англичанин, усаживаясь за стол.

— Будем считать это первым тостом тамады, как называют ведущего дружеский стол в «Русском селе», — сказал Никос. — За тех, кто дарит людям радости и надежды.

Из прихожей донеслось:

Если хозяин дома имеет в виду нас, то он близок к истине.

В комнату вошли знакомые журналисты — главный редактор «Ризоспастиса» и политический обозреватель Аргирис.

— Это вы о нас? — озорно улыбнулся Аргирис. — И, разумеется, о нашем советском коллеге? Но услуга за услугу. Главный редактор останется за этим великолепным столом, а ваш покорный слуга умыкнет минут на пять виновника торжества. Сопротивляться бесполезно. Во-первых, интервью ждут в экстренный выпуск. Во-вторых, у меня есть шанс отличиться в присутствии своего шефа.

Не успел редактор сесть за стол, как вошел сын Никоса и сказал, что его просят к телефону. После короткого разговора редактор вернулся явно чем-то встревоженный.

— К сожалению, я должен вас покинуть, — сказал он. — Аргирис, жду тебя в редакции.

Никос вышел проводить редактора и вернулся тоже опечаленным.

— Что случилось? — спросила у него Хтония.

Никос тяжело вздохнул и уже было собрался ответить, как в комнату быстро вошел Самандос-младший.

— Бы уже знаете? — обратился он с вопросом к собравшимся.

— Что же все-таки случилось? — с беспокойством произнесла Хтония.

Самандос посмотрел на Никоса.

— Ты знаешь подробности? — поинтересовался Никос.

— Обычная автокатастрофа, — ответил Самандос. — Но почему среди жертв всегда бывают наши друзья? Налетел грузовик. Но, слава богу, он жив. Я только что из больницы…

— Кто же, кто? — быстро подошла к Самандосу Лулу.

— Алексис, — тихо прозвучал ответ.

— В машине был и ваш журналист, — сказал Никос Аргирису.

— Лефтерис? — спросил Аргирис. — Он утром поехал брать интервью у Алексиса, отец которого потерпел поражение на выборах.

— Да, — подтвердил Самандос.

— Куда они направлялись? — спросила Елена.

— Алексис просил парня из редакции подбросить его сюда, — сказал Самандос.

— Надо ехать, — с решительным видом произнесла Лулу. — В какой они больнице?

— В Пирее, — ответил Самандос. — Там уже полиция. Никого не пускают.

— Нет, надо ехать! — настаивала Лулу.

— Да, надо ехать! — сказал Никос и посмотрел на Самандоса.

— Я готов, — быстро ответил тот.

— А мы? — спросил Шерлок Джекобс.

— Остаетесь на попечении Хтонии, — ответил Никос. — Прошу извинить нас, друзья. Мы скоро вернемся.

— У меня в машине есть места, — сказал Аргирис, увидев недовольное выражение на лице англичанина;

— Мы должны быть вместе, — сказал Шерлок Джекобс и посмотрел на Котикова.

Аргирис заспешил к выходу, громко произнес:

— Едем!

Котиков посмотрел на часы и сказал:

— Видимо, опять придется передавать в редакцию дополнение.

Через час, не заезжая в отель, из офиса представителя советского морского флота в Пирее Юрий Котиков продиктовал редакционной стенографистке дополнение к утреннему репортажу о предварительных итогах выборов в греческий парламент. Специальный корреспондент сообщал из Афин, что, к сожалению, не обошлось без инцидентов: при таинственных обстоятельствах получили ранение двое молодых греков, которые готовили материал о выборах для газеты греческих коммунистов.

Разрешение войти в палату, где в результате автокатастрофы оказались Алексис и совсем молодой журналист Лефтерис, получил от главврача и комиссара полиции только Никос. У входа в палату он чуть не столкнулся с отцом Алексиса, который едва лишь бросил исподлобья взгляд на Никоса. Репортеры, поджидавшие на улице, обступили отца одного из потерпевших, интересуясь возможными причинами катастрофы, пытаясь выяснить, есть ли связь между результатами выборов и неожиданным столкновением малолитражки с грузовиком, который до сих пор не обнаружен. Но все их попытки натолкнулись на стену отчуждения и молчания.

Аргирису все же удалось по дороге в больницу задать несколько вопросов Никосу, он поспешил в редакцию, взяв твердое обещание с композитора, что тот непременно расскажет читателям со страниц газеты о встрече с двумя ранеными товарищами.

Алексис встретил Никоса со смущенной улыбкой и виноватым голосом произнес:

— Очень хотелось поздравить вас, но…

— Кто-то вам помешал приехать к нам?

— Дорога, верно, была забита машинами, но этот грузовик, как-то странно.

— Налетел, и все! — убежденно продолжил Лефтерис. — Почему же тогда грузовик сразу скрылся, если это случайность? Тем более что предупреждение уже было.

— Какие предупреждения? — спросил Никос.

Алексис опять смущенно улыбнулся:

— Да разные. В последнем анонимном письме был нарисован череп и приписано несколько слов о том, что за то, что я симпатизирую левым, получу по заслугам… В общем, очередная чепуха. Вот только меня возмутило, почему это я только симпатизирую.

— А как было бы вернее? — в голосе Никоса была настороженность.

— Я был в числе симпатизирующих там… в Париже, во время турне. Сейчас же я целиком с вами и готов стать членом партии, идеалы которой полностью разделяю, они стали моими после долгих лет раздумий и посильного участия в борьбе честных греков.

Никос осторожно положил руку на перебинтованное плечо раненого и мягко произнес:

— Так думают все ваши друзья, Алексис. К сожалению, пока к вам многих друзей не пускают. Вместе со мной приехали Елена и Лулу, наши советские и английские друзья. Все желают вам, Алексис, скорейшего выздоровления и присутствия духа. Партия, общественность потребуют тщательного расследования причин автокатастрофы. Теперь у нас есть и высокие трибуны. Нас услышат и не смогут не ответить.

Никос задумался, затем продолжил:

— Алексис, за вас есть еще кому заступиться? Видимо, вам это уже обещал отец.

Алексис молчал. Никос заметил, как Лефтерис делает ему знаки, дескать, не надо об этом.

— Я надеюсь и доверяю своим товарищам, — сказал Алексис перед уходом Никоса.

— Товарищи никогда не отрекутся и не подведут, — сказал Никос, словно догадываясь о неприятном, разговоре, который был между отцом и сыном.

И действительно, первое, что потребовал отец, навестивший сына, чтобы тот не поддался на провокации левых, которые могут поднять шум, что якобы Алексису отомстили реакционные силы за поддержку кандидата компартии.

— Знаю твердо, что это сделали враги не только мои, но и новой Греции, которой я буду служить до конца моей жизни, — ответил Алексис, и отцу ничего не оставалось, как сокрушенно покачать головой и уйти.