Глава 2

Я вошла в Главный зал дворца, поправила свободный рукав платья, прикрывавший повязку на плече, и изобразила на лице улыбку. Маркел, один из старших братьев, пару часов назад залечил мои раны. Хорошо быть архимагом, хорошо быть принцем. Хорошо быть кем угодно, но только не мной.

Мой День рождения выпадал на самый важный праздник Лидора — День Всех Ветров, когда чествовали местного бога Вардана. И за всю жизнь мне ни разу не дали возможности отпраздновать так, как мне бы хотелось.

Отец требовал моего присутствия на балу, каждый раз устраивая в мою честь торжество большее, чем для самого бога. От меня ожидалось, что я буду благодарна, почтительна и стану бесконечно торговать лицом на приеме.

Король в который раз станет показывать меня заезжим королям и гостям города, словно диковинную зверюшку, а я буду глупо улыбаться и делать вид, что я, вопреки законам наследственности в королевской семье, родилась умалишенной.

Я поправила короткий меч, висевший на поясе, и поклонилась отцу. Он оглядел мое изящное платье с многослойными пышными юбками, высокую сложную прическу, заметил оружие и тут же помрачнел.

— Зачем тебе меч на балу? — сдвинув брови, спросил король. Он сидел на своем резном троне, обхватив мощными руками подлокотники. Единственный во всей семье он носил бороду. Длинные пшеничные волосы перехватывал золотой обруч короны. Отец был массивным, суровым и правил нашей страной несколько тысяч лет.

— Мне этот меч Вардан подарил, правда, красивый? — глупо улыбаясь, спросила я, демонстрируя отмытый от крови клинок. Отец помрачнел еще больше, отчего моя улыбка стала шире и искреннее. Пусть попробует покатить бочку на божество, посмотрим, как у него это получится! — Он хотел подарить мне посох, но без должного обучения опасно пользоваться магическим оружием. Поэтому мы сошлись пока на мече.

— Ты еще слишком молода для войн, — сухо заметил отец, меняя тему. — Тебе только исполняется тридцать, и, пусть юридически это совершеннолетие, ты еще юна. И ты знаешь, что мне бы хотелось больше уделить внимания твоему обучению на чиновника.

— А мне бы не хотелось, — все еще улыбаясь, ответила я, твердо встречая взгляд отца. Кажется, ему пока не доложили о моих утренних подвигах.

— Сегодня не время для споров, — махнул рукой король, словно отгоняя назойливую муху. — Потанцуй, выпей и повеселись от души сегодня, доченька.

— Ага. Так и поступлю, папочка, — я поклонилась и отошла в сторону, подхватывая со стола бокал с вином. Сегодня я определенно напьюсь! Невозможно этот цирк воспринимать на трезвую голову.

— Не беси его, — оскалившись неестественной, словно приклеенной улыбкой, ко мне подошла Синтия, младшая сестра.

Самые старшие из семьи — Ринек, Ника, Вениан, Адриан, Ден и Маркел — были существенно древнее нас, кто на восемьсот, кто на триста лет. Среднее же поколение шло куда более кучно, с разницей от тридцати лет до полугода. Нас с Синтией разделяла всего пара месяцев.

Ее мать, Октавия, еще боролась за внимание отца, поскольку пять лет назад родила очередного принца. Моя же, Туна, уже давно уехала в Крелонтен, устав и от короля, и от его вечных измен, и от своры бессмертных принцев и принцесс. Несмотря на эликсир долголетия, ей было уже почти триста лет. И честно сказать, я не думаю, что мама была счастлива провести три столетия, рожая отцу очередных детей и сражаясь за его внимание.

Я пыталась навестить ее сегодня, но мне сказали, что она молится в кристальном лабиринте и никого не желает видеть. Думаю, она помнила, какой сегодня день. Не столько же у нее детей, чтобы забывать их дни рождения. Да и запомнить легко — главный праздник Лидора, День Вардана.

Но, судя по всему, общаться она не желала. Дядя передал мне на словах ее поздравления и даже подарил чудесный браслет… и могу голову дать на отсечение, что дядя сам его сделал и зачаровал.

— Не зли отца, — повторила Синтия, прикрывая лицо изящным веером. — Он и так не в духе, все утро спорил с Рином, пока того не вызвали на войну. И заметь, это папочке еще не доложили, что ты в обед делала.

— А что я такого делала? — с яростью спросила я. Но Синтия только вздохнула и обняла меня.

— На меня рычать не надо. Я тебя люблю. Я тебе принесла лучшее вино Бироса. Как знала, что тебе потребуется.

— Бутылки будет маловато, — смягчаясь, заметила я и обняла сестру в ответ.

— А кто сказал, что я приперла только одну бутылку⁈ — фыркнула Синтия, ехидно улыбаясь.

Несмотря на очередные устраиваемые отцом показы меня разным коронованным особам, вечер определенно налаживался. Мы потанцевали с Донатом, выпили пару бутылок вина с Синтией, обсуждая ее недавнее путешествие по государственным делам, поспорили с Марком на тему магических оберегов. Все шло отлично, пока я случайно не услышала разговор Адриана и Вениана.

— Отлично, просто прекрасно! — вкрадчиво вещал Адри, прикладываясь к своему бокалу. Он был трезв, зол и ехиден, а Вениан с синяком на лице после сегодняшней битвы, только устало кивал. — Он еще и командовать начал, чертов герой!

— Рин — генерал, имеет право, — флегматично отозвался Вениан, выбирая на столе закуски.

— Хорош главнокомандующий — увел почти всех дозорных пегасов на пафосный воздушный парад. Так что портальная стена осталась без должной защиты. Выпендриваться дорого стоит.

Я помрачнела и подошла ближе, смеряя взглядом черноволосого брата.

— Каждый год король требует парад, каждый год в этот день небо над стеной охраняет урезанный патруль, — холодно произнесла я, встречая пронзительный голубой взгляд брата. — Не неси чушь. Ты бы не стал такое говорить, будь Рин сейчас в зале.

Адриан устало вздохнул и посмотрел на меня, как на идиотку.

— Как хорошо, что у наследного принца есть такая маленькая злобная охрана, — ехидно улыбнулся он, отпивая вино из серебряного кубка. Глянул на мой меч, что висел на поясе. — И даже вооружена зубочисткой. Королевство может спать спокойно! Ты главное, не забывай снимать доспехи посреди боя. Это произведет деморализующий эффект на противника. Пока он будет ржать, у тебя будет возможность затыкать врага этой булавкой.

Я нехорошо оскалилась, ощущая, как во мне поднимается сокрушительная волна злобы.

— В самом деле, Адри? Может повторишь? — проговорила я, доставая меч из ножен. Толпа вокруг нас немедленно расступилась, давая нам место для дуэли. Отец сидел на троне и скучающе на нас смотрел — в последнее время наши драки с Адри стали обычным явлением.

Вокруг продолжала играть музыка. Люди иногда поглядывали на нас, но в большинстве своем продолжали пить, танцевать и праздновать День Вардана.

— Боже мой, сестренка! Кажется у тебя плохой слух. Надо срочно показаться врачу! — лениво произнес Адриан и допил вино из кубка. Затем медленно поставил его на стол и широко улыбнулся. — Тебе все время приходится повторять оскорбления, а я так люблю оригинальность.

Он знал, как сильна моя ненависть и наслаждался этим. И каждый раз он с Венианом придумывал новый способ вывести меня из равновесия. Обычно, если присутствовали Ника или Ринек, то драки удавалось избежать, а мне самой не хватало ни таланта, ни дипломатии, чтобы свести на нет оскорбления брата или же просто метко ответить на его колкость. Он знал, на что давить и как меня достать.

Наши мечи блеснули при свете свечей и со звоном скрестились. Я нанесла удар по его правой ноге, он отбил и попытался добраться до моей шеи, но я парировала. Раненная днем рука немного ныла, но я игнорировала боль.

— Так рождаются традиции! — шепнул кто-то в толпе рядом с нами. Раздался тихий смех.

Адриан, очевидно, был не в духе и потому немного рассеян. Это могло сыграть мне на руку. Стоило хотя бы раз отдубасить этого ублюдка как следует, может быть, хороший удар в голову и помог бы остатку мозгов встать на место. И когда он, наконец, немного устал, я решила привести свой план в исполнение. Я уже начала медленно подбираться к нему, точно рассчитывая удары, когда случилось нечто совершенно неожиданное.

На меня с двух сторон навалились стражники, которые никогда не вмешивались в дела семьи, хоть и вежливо, но все же выдернули у меня из руки меч. От удивления я даже не стала сопротивляться. Такого еще не случалось.

Толпа вокруг молча расступилась. Я подняла глаза и увидела отца, сидящего на троне и внимательно разглядывающего меня. Он кивнул стражникам и меня отпустили, хотя меч так и не вернули. Отец устало потер рукой лоб и встал с трона.

— Я долго надеялся, что все образуется само собой и приложенных усилий хватит. Или хватит моего слова. Я ошибался. Ди, ты моя любимая дочь, я никогда этого не скрывал. Более того, если не считать Нику, ты старшая из моих дочерей, и я возлагаю на тебя большие надежды. Которых ты пока не оправдываешь. Я долго списывал твое поведение на то, что ты еще ребенок, но сегодня твой тридцатый день рождения — по нашим законам ты уже совершеннолетняя. И хотя я часто думал увеличить этот срок до ста лет, ибо до этого возраста вы все еще дети, традиции есть традиции. И устраивать детские свары в такой день… Я разочарован. И я принял решение.

Отец сел на трон, откинув полы мантии. Вокруг царила полнейшая тишина, не было слышно даже шороха пышных платьев.

— Ты отправляешься на обучение в закрытую школу для девушек, где, я надеюсь, из тебя сделают приличную воспитанную леди. Ты старшая принцесса и должна быть образцом для подрастающего поколения. Ты выезжаешь немедленно! Твои вещи уже собрали слуги, едешь под охраной двух старших братьев. Если сбежишь — в город больше можешь не возвращаться! Я от тебя отрекусь!

Эхо его слов еще долго звучало в ушах, пока я садилась в карету, окруженная братьями. Все произошедшее было для меня таким шоком и погрузило в настолько глубокую апатию, что я даже не отреагировала на выражение лица Андриана, когда меня взяли под руки и вывели из зала. Задним числом, уже спустя годы я понимаю: на нем мелькнуло раскаяние. И даже страх.

Но тогда лица придворных, окружающая обстановка и отец были словно в тумане. С одной стороны в карете сидел Маркел, с другой — Ринек, видно, их выбрали для конвоя как самых ответственных и адекватных. Оба молчали и в задумчивости глядели в окна. Я тоже молчала, сидела в тряской карете и смотрела на свои руки.

Долгой дороги не хватило, чтобы собраться с мыслями.

Я, достаточно взрослый человек, который столько лет занимался государственными делами, на «отлично» выполнял любую работу, отправлена в самую натуральную ссылку! Если не в тюрьму. И за что? За то, что на собственном дне рождения схватилась за меч после оскорблений брата?

Отец никогда не играл из себя тирана и деспота, никогда не обижал меня и не оскорблял. И вот так прилюдно опозорить меня, — меня, чистокровную лидорианскую принцессу! — перед братьями, сестрами и всем Двором! Отправить в место, судя по описанию, больше похожее на монастырь, да еще и пригрозить отречением в случае моего побега! Как такое возможно? Неужели я действительно была самой плохой из его детей? Ведь Нику в такое место не отправляли! Она прошла обучение в Академии на архимага, и отец никогда так с ней не поступал. Что же случилось? Как такое вообще возможно?

Я без устали задавала себе эти вопросы пока мы ехали через три Сопряжения в какое-то богом забытое место, которое станет теперь моей тюрьмой. На рассвете, сером и промозглом, мы остановились у огромных ворот, окованных металлом. В мутной синеве виднелись мрачные шпили высоких башен и крепостных стен. Маркел помог мне выйти из кареты не столько из-за хороших манер, сколько пытаясь меня морально поддержать. Он даже ободряюще улыбнулся, но от этого мне стало казаться, что со мной прощаются.

Ринек обнял меня, крепко прижав к груди и поцеловав в щеку. Я еле сдержалась, чтобы не расплакаться. Что же это такое⁈ Я была единственной в семье, с кем так несправедливо обошлись. И это называется «любимая дочь короля»? Почему не отослали, не отправили на подвиги или в тяжелый поход, почему именно такая унизительная кара?

В воротах открылась маленькая калитка, из нее вышли три женщины в длинных серых платьях, нет, не монашеских, но некое сходство все равно было. Суровость, аскетизм, надменность и чопорность. На меня они лишь быстро глянули и стали вежливо и учтиво разговаривать с братьями, словно я была пустым местом. Отчасти — это было и хорошо, начни они беседу со мной, не знаю, как бы себя повела. Я глубоко вздохнула и взяла под контроль свои эмоции, сжав в кулаке висевший на шее медальон. Маленький герб Лидора из белого золота и голубого металла, что добывают в горах Крелонтена. «Честь, достоинство, сила» — девиз моей семьи, моего рода. И даже если сейчас эта самая семья и не сильно меня любит, кровь свою я не предам и не опозорю.

Поэтому я медленно, спокойно и чинно вошла за тремя женщинами-смотрительницами в серую крепость, так похожую на тюрьму, и даже почти не вздрогнула, когда за мной громко закрыли дверь на засов.

Первый день всегда самый тяжелый, так говорила я себе через каждые пять минут. Нужно продержаться подольше, все наладится. Когда-нибудь.

Вокруг были серые аскетичные стены, немыслимо высокие и уродливые. Каменные плиты начищены до блеска, но, несмотря на чистоту, уютным это место не было. Школа для девушек — я ожидала ярких цветов в кадках, кружевных занавесок, сделанных руками учениц, узорных витражей с изображением героев, детей, свадеб и прочих матримониальных глупостей. Но в таком месте скорее могут отбывать наказание преступники, пираты и насильники, чем учиться молодые девушки и девочки.

Меня долго вели по пустым сонным коридорам мимо тяжелых закрытых дверей и голых стен, пока я не оказалась в просторном, но не менее убогом зале, где в широком кресле сидела худая, как смерть, женщина в таком же сером платье с кружевами, как и все прочие.

— Добро пожаловать, милое дитя, в нашу закрытую школу для настоящих принцесс, — растягивая слова и немного гнусавя, произнесла костлявая тетка. Она критично оглядела мой наряд — золотистый корсет, голые руки и несколько длинных юбок с разрезом от самого пояса. По-моему, это был вполне приличный наряд, особенно для южного Лидора, где летом с моря дул такой жаркий ветер, что даже старые вдовы одевались легко и открыто. Но при виде моей юбки с разрезом, костлявая тетка лишь сжала свои тонкие, бесцветные губы в узкую черточку. — Вы выглядите неподобающим образом для маленькой целомудренной девочки.

Тут я уже не сдержалась.

— Прошу прощения, но, я, во-первых, не маленькая, во-вторых, давно не девочка, и в-третьих — не целомудренная. Я лидорианка, и этим все сказано, если вы удосужились хотя бы немного ознакомиться с обычаями моей родины.

Костлявая женщина чуть не свалилась со своего насеста после моих слов, но видно к дерзости ей было не привыкать.

— Как это ужасно, — прогнусавила она. — Теперь понятно, почему ваш отец так обеспокоен. Кто же женится на распутной и невоспитанной принцессе! Какой позор! Какое оскорбление вы нанесли своей семье! Надеюсь, бастарда вы не привели?

— Я вам что, собака, чтобы «приводить» потомство? — в этот момент у меня совсем потемнело перед глазами от ярости. — И это вы сейчас наносите оскорбление моей семье и моему государству, которое за триста лет не смог завоевать даже Грязный Кормчий с восемью сотнями боевых кораблей! Я взрослая женщина, а не пятилетняя девчонка. К тому же, лидорианки хранят чистоту сердца и духа, а не трясутся над плотью, их не выдают замуж, они сами решают, с кем быть. В моем городе женщины воюют наравне с мужчинами. Я вижу, у нас разные представления о том, какое место занимает женщина в иерархии мира.

Я стояла, сжав челюсти, и молча смотрела на эту костлявую женщину, что посмела оскорбить не только меня, но и весь мой род.

— Вы все-таки не так безнадежны, — прогнусавила она. — Как вижу, вам нравится история. Вы умеете танцевать?

Дальше беседа протекала в таком же духе: я произносила гневные речи, обоснованно указывала на ошибки, но костлявая женщина, как позже выяснилось, Смотрительница словно и не слышала сути моих слов. Она лишь выхватывала какие-то обрывки, перевирала мои высказывания и принималась обсуждать отдельные детали, начисто игнорируя здравый смысл.

Под конец, мне стало казаться, что я тону в вязком болоте чужой глупости и ограниченности или вовсе говорю на другом, непонятном для этой особы языке. Наша беседа завершилась на том, что Смотрительница резко оборвала себя на полуслове и пристально посмотрела мне в глаза, своим цепким и холодным взглядом.

— В любом случае, ваш отец подписал необходимые бумаги, и вы теперь полностью под нашей ответственностью. Он разрешил применять к вам любые воспитательные меры, дабы мы привили вам добропорядочность, скромность и учтивость. И мы приложим все усилия к этому! Вы совершенно неблагодарный ребенок, который не ценит того, что ему дали родители и семья. Но мы это исправим!

«Меня что, продали в рабство?» — с ужасом подумала я и снова впала в странный ступор, даже не заметив, как меня отвели в жилую комнату, конфисковали все вещи и выдали серое чопорное платье.

Загрузка...