Смерть - лучший учитель

Глава 3

Мне рассказали о распорядке дня, не оставляющем ни одной свободной минуты. Купание, завтрак, занятия, обед, снова уроки, ужин, подготовка к новому дню муштры и короткий сон в неуютной постели. Серые, безликие женщины забрали все мои наряды, оружие, украшения сложили в отдельный шкафчик и даже собирались отнять фамильную подвеску с гербом, но тут я уже была непреклонна. Дядя не разрешал снимать ее никогда, даже во время купания. После долгих боев и дискуссий мне удалось отстоять эту магическую реликвию. С тех пор это единственное, что напоминает мне о доме…

Я повторяла себе, что первый день самый черный и тяжелый, а дальше будет легче. Но когда я проснулась утром в незнакомой постели и увидела серый каменный потолок, я поняла, что ошиблась. С каждым днем будет только хуже…

Я жила словно в кошмарном сне. Мне не хватало воздуха. Серое платье кололось, узкий воротник мешал свободно дышать. Меня заставляли делать каждый день витиеватую прическу, от тяжести которой под вечер болела голова: все-таки волосы у меня были очень густые и длинные, до середины бедра.

Шел день за днем, унылой чередой исполнялись одни и те же обязанности, на занятиях меня учили, как принимать гостей в своем доме, на какие темы можно говорить с незнакомцами, что должна делать женщина, а что — нет. Никакой самостоятельности, никакой инициативы. Меня сковали установленными обычаями, тесным платьем, высокими стенами и тяжелыми воротами.

По ночам мне снился дом. Снились шумные праздники, фейерверки и турниры. Величественные горы, подернутые дымкой, сотни и тысячи милых и очаровательных уголков. Затерянный в проулках дворик с каменной лавкой и россыпью цветов в кадках, деревянный мостик через прозрачный ручей, белые лебеди, смешно подгребаюшие красными лапами и рассекающие озерную гладь. Теплое море, песчаные пляжи и разноцветные коралловые рифы. Звон хрустальных колоколов, отмеряющих время, шелест листвы, запах цветов… Даже через минуту после пробуждения я словно все еще чувствовала Лидор всем своим существом. Но стоило открыть глаза, как мой взгляд упирался в серый потолок, а тишина и бесцветье наваливались на меня тяжким грузом.

Я вставала, облачалась в тугой корсет, натягивала серые кружева, укладывала волосы. Словно воин, обряжающийся в доспехи перед страшной битвой. Шаг за шагом, действие за действием. И с каждым таким серым пробуждением на душе становилось все хуже, а сны о доме постепенно тускнели. Эти однообразные стены и коридоры словно въедались в меня, начав проникать даже в сновидения.

И все время за мной следили выцветшие глаза серых женщин-учителей, следовавших за мной по пятам. Я знала, что могу их убить. Гарнизон крепости был невелик, всего пара десятков солдат на стенах. Они больше следили за тем, чтобы ученицы вели себя хорошо и никакой заезжий гуляка не пролез в постель к знатным дамам. Я могу их убить… но это нанесет вред моему государству.

Я официальное лицо, я обладаю всеми регалиями… кроме права покинуть эту проклятую крепость!

Уже на второй день я решила замолчать. Моя гордость не позволяла мне тратить впустую свое красноречие, приводить аргументы, огрызаться. Это были даже не люди, а так, бездушные манекены в накрахмаленных платьях мышиного цвета. Глупые, глухие… Они казались мне мертвецами. От этих женщин пахло фиалками, но я отчетливо чувствовала запах сгнивших роз, забытых идеалов, порушенных надежд. Это были сломанные души, забытые, забитые, никому не нужные. Они построили свою жизнь так, как их учили. Но счастья это не принесло. И им оставалось либо признать, что они прожили свои годы впустую, либо начать учить других, пытаясь придать своему существованию хоть какой-то смысл.

Возможно, мне бы и стало их жалко, чисто по-человечески, если бы они не пытались изо дня в день убить, затушить и изничтожить огонь души во мне. Они отчаянно силились сделать меня себеподобной, а я боялась, что если пробуду в этой тюрьме слишком долго, то могу сломаться. Или просто устать, потерять то немногое, что у меня осталось от прежней жизни.

Единственным лучиком света оказалась моя соседка по комнате. Утром второго дня я проснулась от того, что она щекотала мне нос длинным пером. Я чихнула и привстала на постели.

— Привет! Как там на воле? Расскажи, пока не забыла! — девушка убрала перо и села на край кровати. Она уже успела одеться в серое платье и уложить волосы, но как же нелепо она выглядела со своими эльфийскими ушами, резкими, ровными чертами лица — и в одежде старой девы! Сложно себе представить более нелепый наряд для лесного народа! — Меня зовут Ментилантандиэль.

Я попыталась повторить имя, но сбилась, чем вызвала ее смех.

— Тогда просто Эль! — улыбнулась она, и я тоже представилась.

Пока я одевалась и причесывалась, она веселила меня характеристиками местных учителей, рассказывала о порядках и тонкостях школы, стараясь хоть немного облегчить мне вхождение в эту среду.

— А как ты сюда попала? — спросила я после краткого рассказа о себе. Эльфийка помрачнела.

— Долгая история и очень плохая. Нет, она связана не со мной, но все равно затронула и мою судьбу. Просто… так вышло, что я осталась единственной, кто имеет право на престол. У нас произошла… одна трагедия, после которой…

Ей было очень тяжело подобрать слова, а я хоть и мучилась от любопытства, не стала давить и выспрашивать.

— После этой трагедии, мама стала очень сильно обо мне беспокоиться, почти до паранойи. И решила спрятать меня от всего мира здесь, чтобы я не пострадала и… дожила до того дня, когда взойду на трон.

— Сожалею, — искренне произнесла я. Было видно, как горько Эльке от произошедшего и за случившееся ей куда более обидно, чем за то, что ее отправили в этот монастырь.

Я быстро перевела разговор на другую тему, но с тех пор мы с Элькой не разлучались, ощущая между собой понимание и сочувствие, которого не находили ни в ком другом.

Постепенно я начала привыкать к жизни в этой школе, и от этого становилось еще страшнее. И пока длилось лето, все еще не казалось таким жутким и безысходным. Мы катались на лошадях во внутреннем дворе, нас учили играть на музыкальных инструментах и петь, и, пожалуй, это были единственные занятия, от которых меня не воротило. Но когда пришла зима и холодные ветры выстудили и без того сырые коридоры, а снег замел башни и стены снаружи до второго этажа, тоска стала беспросветной.

В один их промозглых вечеров, когда мир вокруг, казалось, совсем потерял краски, мы сидели в нашей комнате и смотрели, как за окном кружатся и кружатся снежинки.

— Я здесь уже год, я не выдержу еще девять лет, — тихо произнесла Элька, закутанная в одеяло. От ее слов у меня по спине пробежал холодок.

— Ты сказала — девять лет? — дрогнувшим голосом спросила я.

— Да, полное обучение длится десять лет. Не знаю, зачтут ли тебе эти полгода за полный или нет.

Я попыталась вздохнуть, но мне на грудь словно камень положили.

— Нет, этого не будет! — услышала я свои слова будто со стороны. — Пусть даже от меня отрекутся, я лучше буду мыть тарелки в каком-нибудь кабаке, чем тихо гнить изнутри в этой тюрьме! Я сбегу, и пусть я сдохну в канаве, но тут я не останусь!

После моих слов Элька словно ожила. Она подползла ближе и села напротив меня.

— Слушай, а может быть, нам вдвоем и удастся что-нибудь придумать! Одной тут не справиться!

Мы старались предусмотреть все, разрабатывая план побега. Но и учителя тоже были не лыком шиты. Они следили за каждым шагом, они продумали все. Высоченные гладкие стены, единственные и постоянно запертые ворота. Тех из учениц, что могли покончить жизнь самоубийством, например, из-за разлуки с любимым, селили в комнаты без окон на нижних этажах. А нам они отвели покои в самой высокой башне с видом на леса и луга, но с полной невозможностью побега. Смотрительница знала, что мы никогда не выкинемся из окна. Но она не учла тот факт, что мы немного сумасшедшие, а значит — способны на все.

Еще в середине зимы мы начали ткать гобелен к весенним экзаменам. Длинное полотнище должно было украсить одну из башен по нашему глобальному замыслу. На нем мы изобразили — точнее, искренне пытались изобразить, — конницу, возвращающуюся с поля боя и дам с цветами в руках, встречающих своих героев. Смотрительница утвердила эскиз, — благо, рисовать я умела хорошо, не то что шить и ткать, — и даже разрешила нам работать по вечерам в своей комнате. И мы это делали на славу, как девушки из работных домов, мы трудились сутки напролет за небольшим станком.

Мы с Эльзой много шутили, пока занимались нашим сомнительным творением.

— Слушай, а давай наоборот все сделаем, дамы в доспехах, мужики с цветами и ведрами с водой — то-то у всех лица вытянутся! — предложила подруга, не отрываясь от разноцветных нитей. Я рассмеялась.

— Идея хорошая, только спорим, до весны еще раз десять будут проверять, что и как мы делаем.

— Тоже верно, — грустно кивнула Эль, затем задумалась. — Слушай, я третью неделю думаю, а что мы будем делать, когда сбежим? Ну, после?

Я пожала плечами.

— Лидорианцы много странствуют, иногда сотни лет. Мы водим корабли, торгуем, воюем.

— О! Я хочу воевать!

Неожиданно Элька бросила свою работу и подбежала ко мне.

— Придумала! — шепотом проговорила она. — Ты слышала об Академии?

Я помрачнела от дурных воспоминаний о семье и кивнула.

— Мы пойдем туда, если нас примут, то и твоей, и моей семье ничего не останется, кроме как смириться! Академия своих учеников не выдает. Ну… а если не примут — пойдем странствовать в поисках своей судьбы! — с жаром уговаривала меня подруга. — Там преподает мой дядя, я кое-что слышала об этом месте. Там учат боевой магии, искусству войны и разным тайнам Вселенной. И женщин туда принимают на обучение.

Я задумалась. С одной стороны Элька была права: обучалась же моя сестра там на архимага. С другой — мой отец уже несколько раз отказал мне в праве там учиться. Он поддерживал тесные отношения с деканатом Академии, и если я объявлюсь там, то кто знает, может быть, они и сделают исключение ради короля Лидора. И выдадут ему блудную дочь в нарушение правил.

Но с другой стороны нужно определить хоть какой-то пункт назначения, чтобы не пропасть бесследно на дорогах. И хотя ни я, ни моя подруга не знали, как нам добраться до Академии, мы решили все-таки попытать счастья.

За работой быстро пролетели зимние месяцы и наступила весна. То, что у нас появилась надежда, дало нам силы пережить этот холодный и безрадостный период. Мы решили бежать в начале третьего месяца тепла, когда уже не так холодно ночевать в лесу, но еще не так жарко и можно идти весь день. Длинный гобелен был почти готов, когда однажды ночью мы закрепили один его конец на подоконнике, а другой скинули вниз, в пряную темноту весенней ночи. План был прост и безумен, чем он нам и понравился.

Мы заранее собрали вещи в маленькие мешки, ничего тяжелого: немного еды, украденные с кухни ножи и миски. Мы стащили с конюшни пару кожаных штанов, которые тут же и надели. Представить себе, как мы лезем в темноте над пропастью в кружевных серых платьицах с тремя нижними юбками — та еще самоубийственная комедия.

Я полезла первой, не столько из благородства, сколько из желания как можно скорее покинуть это место. Мы выбрали самый темный час, когда полуночный обход учителей уже окончен, а до побудки еще есть шесть часов.

По краям гобелена из грубой и шершавой ткани шла бахрома, поэтому спускаться вниз было не так уж и тяжело. Но то, что руки не скользили, было единственным плюсом. Дул прохладный ветер, не сильный, но на такой высоте любое, даже легкое покачивание могло стоить жизни. Я медленно сползала в кромешную темноту, стараясь сдержать свой страх. Вдали блестела гладь озера, шумел темный лес, а высоко в небе светили далекие и яркие звезды. В такой момент, когда ветер доносит запах цветущих деревьев и первой травы, особенно сильно хочется жить. И совсем не хочется отскребать свои мозги от земли, там, далеко внизу.

За мной следом лезла Элька, но, как и все эльфы, она почти ничего не весила и спускалась легко и быстро. Я, конечно, имела вес, но тоже отличалась от обычных людей. Я же все-таки лидорианка, поэтому мои руки еще не устали цепляться за бахрому гобелена.

— Эм, — тихо произнесла я. — Море кончилось, то есть, все, конец гобелена.

— Хм… — так же тихо ответила подруга. — Рано как-то, там до земли еще половина башни осталась.

Мне захотелось побиться головой о каменную кладку от выбора прыгать и разбиться или лезть обратно. Я сразу же выбрала первый вариант.

Гобелен рассчитывался по внутренней стене башни, которую он должен был украсить. Но кто же знал, что снаружи эта чертова каменная глыба куда как выше, а внутренний двор — насыпали при постройке? Мы уже год не имели права выхода наружу!

— Подожди-ка чуток, — Эль завозилась наверху, а я постаралась забыть о ноющей боли в мышцах рук и о высоте.

Вдруг что-то схватило меня за ногу, и я едва успела уткнуться лицом в гобелен, чтобы не вскрикнуть на всю округу. Я бешено дернула ногой, пытаясь освободиться, но меня держали крепко. Через секунду что-то твердое и гибкое обхватило меня за талию. Тут уж я запаниковала по полной программе.

— Ш-ш-ш, — зашипела на меня Элька сверху. — Это я, не дергайся. Сейчас спустимся.

Я не совсем поняла, о чем она говорит, но решила довериться подруге, тем более что выбора особо не было. И лишь пару мгновений спустя до меня дошел смысл ее слов. Меня цепко держали тугие кольца виноградных лоз, обвивавших основание башни. В этой убогой школе, в вечно серой тюрьме я совершенно забыла очевидное: моя подруга — эльф, а значит, владеет хотя бы простейшей магией. Но там, на высоте, среди каменных и безжизненных стен, ей негде было демонстрировать свои способности.

Крепкая лоза мягко поставила меня на восхитительно твердую землю и медленно вернулась обратно на стену, а Элька облегченно вздохнула рядом в темноте.

— Пора бежать, вдруг нас хватятся! — тихо шепнула я и нащупала тонкую руку подруги.

— Подожди, пусть лоза затолкает гобелен обратно в комнату, если я дотянусь, конечно.

Мы так постояли какое-то время, но в кромешной темноте я ничего не увидела.

— А, ладно! Пошли! — скомандовала Эль, и мы осторожно двинулись к темному лесу, едва различимому на горизонте.

Я отчаянно хотела почувствовать себя свободной, отдышаться и оглядеться, но страх, что нас хватятся, гнал меня и подругу все дальше и дальше. К рассвету мы достигли опушки дубравы и почувствовали себя в безопасности. Что-что, а спрятаться в лесу эльфы умеют лучше всех. Поэтому когда где-то вдали стал слышен шум погони и рога, мы уже спокойно прокладывали свой путь по звериным тропам.