Заметки вашего современника. Том 1. 1953-1970

Книжка 13 29 апреля — 24 июля 1959 г.

Я упросил Аджубея послать меня с украинскими рыбаками в Атлантику, где открывались новые промысловые районы. Зав. отделом науки Михаил Васильевич Хвастунов был против и говорил, что, когда я вернусь, моё место в газете уже будет занято. До «Комсомолки» я два года работал в оборонном НИИ и имел допуск к совершенно секретным документам. Поэтому мой загранпаспорт рыбака оформляли в Одессе очень долго и оформляли бы бесконечно, если бы Аджубей не позвонил своему приятелю Александру Николаевичу Шелепину — председателю КГБ, и вопрос о моём выезде не был бы решён мгновенно. (С этого времени никто и никогда не чинил мне препятствий при выезде за границу, что-то у них там защёлкнулось, и всё, и навсегда!)

Однажды под Дакаром в трал попала акула-молот.

Я был матросом на большом морозильном рефрижераторном траулере (БМРТ) «Жуковский» (немецкая постройка, 104 человека — экипаж), который вышел из Керчи 29 апреля. Жил в кубрике на четверых и болезненно сторонился всякого выделения меня из «народных масс», хотя сохранить журналистское инкогнито мне не удалось: через неделю все знали, кто я такой. Я работал на палубе, в цеху рыбной муки, в цеху рыбообработки, на упаковке и в морозильном трюме. Когда рыба шла, начиналась многосуточная круговерть «четыре через четыре», то есть 4 часа работаешь, четыре отдыхаешь, и это здорово изматывало всех ребят, и меня тоже. Но чаще рыба ловилась плохо, и командировка моя катастрофически затягивалась. 10 июля я пересел на рефрижератор «Актюбинск» и вернулся уже не в Керчь, а в Калининград 24 июля.

В «Комсомолке» я напечатал четыре репортажа, но почувствовал, что мои приключения здесь мало кого волнуют. А материал, собранный в этом плавании, буквально распирал меня! Я подумал и написал повесть «Заводная обезьяна», которую опубликовал журнал «Юность» (1967. № 9). Главным антигероем повести был первый помощник капитана (то есть, по сути, комиссар, главный партийный босс) Николай Дмитриевич Бережной. В жизни его звали Николаем Дмитриевичем Луговым. Это был отвратительный человек, работавший до этого на посту секретаря Крымского обкома КПСС. Поэтому не было ни одной газеты, издающейся в пароходствах, где бы меня не смешали с пищей воробьёв за эту публикацию. Журнал с моей повестью вышвыривали за борт из всех судовых библиотек. Громили меня и в «Водном транспорте», и в «Советской России», где была напечатана рецензия «Искажённые образы» (10.4.68), подписанная пятью заслуженными рыбаками, в числе которых были два капитана БМРТ, Герои Социалистического Труда. (Я потом в Калининграде встретил одного из них. Повесть мою он не читал.) Надо же так случиться, что в день выхода этой рецензии мне торжественно вручали в Доме журналиста премию «Золотое перо», и Московский — главный редактор «Сов. России» тоже сунулся меня поздравлять. Я сказал ему:

— Василий Петрович, дорогой, не трудитесь, не надо. Ведь вы меня сегодня уже поздравили…

Все в зале очень смеялись…

Но весь этот погром начался в то время, когда в издательстве «Молодая гвардия» повесть моя уже была напечатана отдельной книгой тиражом 65 тысяч экземпляров под облагороженным названием «Сувенир из Гибралтара» и её уже передали на книжные склады. В «Молодой гвардии» всё-таки решили её втихую распродать, что и было мгновенно сделано.

Поэтому всё, что я узнал и передумал во время этой командировки, всё, что было в записной книжке № 13 и в двух толстых тетрадях атлантических дневников, в том или ином виде вошло в эту повесть. Так что не будем на этой книжке задерживаться и пойдём дальше. Благо добрейший Михвас Хвастунов место моё в отделе науки сохранил.