Заметки вашего современника. Том 1. 1953-1970

Книжка 25 Ноябрь 1963 г. — март 1964 г.

Средний мозг человека весит около 1400 грамм. Мозг Ивана Сергеевича Тургенева весил 2012 грамм, что объяснить можно. Мозг Анатоля Франса весил 1017 грамм. Однако я знаю современных писателей, у которых мозг куда больше, чем у Франса, а пишут они заведомо хуже, что уже не поддаётся, казалось бы, никакому логическому объяснению. Но если взглянуть на данный вопрос шире, то нельзя не признать, что мозг у того же синего кита весит вообще до 10 кг, а он вообще писать не умеет.

Универмаг для женщин «Царевна-лягушка». Плакат: «Сбрасывайте старую кожу, дорогие покупательницы!». А рядом — эмблема: царевна-лягушка, обернувшаяся красавицей.

Только в Ленинграде видел: ветер дует сверху вниз, снег вбивается в мостовую.

Троллейбус № 1 идёт по Старо-Невскому. В троллейбусе — старушки, все, как на подбор, в серых шерстяных платках, едут из лавры с богомолья, один пьяный и я. Пьяный говорит внятно, достаточно быстро, но между фразами у него огромные, качаловские паузы: «А на чьи деньги живёте, а?.. Нет, я не против. Если хотите верить — верьте… И не совестно вам, а?..» И так до самого Казанского собора.

Мои друзья, молодые ленинградские архитекторы: Георгий Гватуа, Генрих Хозацкий, Владимир Коротков и Игорь Билибин.

В Махачкале год назад познакомился я с замечательными молодыми архитекторами из Ленинграда: Димой (хотя он Владимир Иванович) Коротковым, Игорем Билибиным, Генрихом Хозацким и Георгием Гватуа. Они все — аспиранты знаменитого архитектора Игоря Ивановича Фомина. В Махачкале они перепланировали набережную, а теперь проектируют морской вокзал в Сухуми, на родине Георгия. И вот я заявился к ним в гости. Как мне нравится это мансардное братство, эта светлая мастерская, где всё — общее, даже библиотека, натасканная из дома: «Пластмассы в строительстве», «Вешние воды» Тургенева, «Современное декоративно-прикладное искусство Индии», «Моторная лодка», несколько томов «Истории русской архитектуры», «Van Gogh». Красивые тарелки из Хивы. Макет вокзала замечательный! Они рисовали пальмы вокруг вокзала, когда я пришёл. По улице Желябова гуляла метель, а они рисовали пальмы!.. Или я просто влюбился в этих ребят?..

Проект морского вокзала в Сухуми был утвержден в Москве и построен. Правда, там не много осталось от первоначального замысла моих друзей. Вокзал был последней их общей работой: они разбежались, просто потому, что каждый, подчас даже не сознавая этого, по-разному планировал свое будущее. Они не ссорились, у каждого — своя мастерская, а значит — своя жизнь. Всякий раз, приезжая в Питер, я собираю их вместе, за что они мне очень благодарны, потому что, живя в одном городе, они редко видятся друг с другом. И всякий раз они просят, чтобы я не писал о них в газете. Вот я и не пишу. Уже 37 лет. Димка, Игорь, Генрих и Георгий — вы ещё встретитесь с ними.

ЛГУ. Профессор Леонид Леонидович Васильев. Ученый очень серьезный. Разговор о парапсихологии, интуиции, предчувствиях, ясновидении, телекинезе и т. п. Говорили долго и в конце концов пришли к таким общим выводам: 1) ко всей этой проблематике примазалось огромное количество шарлатанов всех мастей, которые мешают разобраться в ней объективно; 2) изучение этих явлений требует создания специальной высокочувствительной аппаратуры, в состав которой должны быть включены живые ткани (например, нервные волокна); 3) нельзя отрицать, что есть люди, обладающие свойствами, недоступными простым смертным.

— Вы помните, как Чехов говорил о любви? — спросил я Васильева. — Я по памяти цитирую. Он говорил, что это остаток чего-то, что в прошлом было великим, или, наоборот, зародыш чего-то, чему предстоит стать великим в будущем. В настоящем любовь не удовлетворяет. Может быть, и с парапсихологией так?

Леонид Леонидович улыбнулся:

— Мечников тоже рассматривал эти явления как атавистические. Есть люди, которые могут двигать ушами. Предкам человека это нужно было, а современному человеку не нужно. Но если подобное возможно на анатомическом уровне, то почему невозможно на мозговом?..

Из рассказов профессора Васильева:

— Учительница. 45 лет. Сын учится в городе в 300 км от матери. Заболевает, попадает в больницу, мать, естественно, беспокоится. Ночью, чтобы успокоиться, мать берет книгу, начинает читать. Вдруг ясно видит лицо сына на странице. Установлено, что сын умер точно в тот час и минуту. Никогда прежде учительница галлюцинациями не страдала. Случайное совпадение? Но как в этом убедить человека?

— У мадам де Ти, профессора психологии, был умственно отсталый 40-летний брат, который не умел говорить, то есть знал несколько слов, но чаще мычал. И в то же время он ясно произносил сложные незнакомые ему слова, когда они возникали в уме отца или сестры, до того как были произнесены.

Васильев рассказывал, что лозоходцы, которые ищут под землёй источники воды и полезные ископаемые, сами не в состоянии остановить движение рамки в своих руках, даже если они хотят это сделать.

У животных подобные явления носят не индивидуальный характер, а видовой, ими обладает весь вид. Бабочки, например, призывают самцов явно не запахом: самцы летят по ветру, а не против ветра. Мы не можем пока назвать в человеческом организме орган, который бы генерировал биополя.

Недостатки в газетах бывают или «некоторые», или «крупные».

Ухаживание в гостях за собственной женой дает удовлетворение, соизмеримое с удовлетворением победителя в шахматной партии, когда играешь сам с собой.

«Россия… требует величеству и могуществу своему пристойного и равномерного великолепия».

Михайло Ломоносов.

Деревня называется Долгие Бороды. Ночь. В избах желтеют лампочки. Избы высокие, окна в рост человека. Тихо, собак не слышно. Подвыпивший парень молча ездит по заснеженной улице на велосипеде. Когда пятно велосипедного фонаря проносится мимо нас, слышно, как комариным гудом пищит динамка на колесе. Как он ездит в такой темноте, почему не угодит в сугроб — уму непостижимо! Так и запомню: деревня Долгие Бороды, где в январе ездят на велосипедах.

15.1.64

Подлёдный лов. Маленькие окуньки, вывалянные в сухом морозном снегу, как в сухарях.

Новгород. Девушка-экскурсовод, замерзшая до крайности, рассказывает:

— Щусев[108] предложил застроить Новгород одно- и двухэтажными домами, чтобы его исторические памятники были хорошо видны отовсюду. Но этот проект устарел. Сейчас в Москве на утверждении новый проект, по которому будут строить пяти- и шестиэтажные дома…

Чем больше думаю я о типовой городской архитектуре, тем больше укрепляюсь в мысли, что лет через 20–25 все эти новостройки будут ломать. Архитектура обязана опережать свое время, а мы часто строим так, как будто в этих домах ещё должны родиться наши отцы.

Напечатал в журнале «Юность» повесть «Кузнецы грома»[109]. Вся построена на реалиях моего недавнего ракетного прошлого, но, чтобы притупить внимание цензуры, космонавты в повести летят аж на Марс. Цензура спохватилась, когда на «Правде» уже пошёл тираж. Остановили машины. Ночью мне позвонил Борис Полевой[110] и умолял что-нибудь предпринять. Наутро я позвонил помощнику К. (Характерно, что даже в записной книжке, находясь под гнётом секретности, я не рискую называть главного конструктора космической техники Сергея Павловича Королёва!) Юрию Николаевичу Орешкину, купил две бутылки коньяка и поехал к нему. Он обещал решить вопрос у К. Как рассказал мне Орешкин, он передал вёрстку журнала К. вечером, а наутро тот, не раздеваясь, зашёл к нему в кабинет и, не здороваясь, спросил:

— Кто этот парень? Откуда он всё знает?

Орешкин объяснил и спросил, можно ли это печатать?

— Можно, — сказал К и ушёл.

Орешкин вернул мне вёрстку. На ней я не нашёл ни единой пометки, ни ручкой, ни карандашом. Как прошла команда в цензуру, я не знаю, но машины на «Правде» заработали…

Дом отдыха на Валдае. Я с женой и Сашка[111] из иностранного отдела. Марина Владимировна, старушка-врачиха, обедает за нашим столом и каждый день вымучивает нас рассказами из жизни Молль Флендерс[112]. Ежедневно наставляет Сашку:

— Нет, вы обязательно прочтите! Вы должны прочесть эту книгу!!

— Да, я непременно прочту, — кивает Сашка. Марина Владимировна не унимается:

— Я ведь два года тут жила и вела дневник. И вот однажды встретила в лесу лисицу. Она бежала, а я навстречу иду. Потом увидела меня и в сторону… Я записала тогда в дневнике: «Прости, небесное созданье, что я нарушила твой путь…» А сегодня, вы не представляете, Саша, меня ворона приветствовала!

— Стрелять её надо было, — хмуро буркнул Сашка.

— Как же я могу в неё стрелять?! — встрепенулась старушка. — Ведь у меня нет ружья!!..

И вот такая музыка три раза в день…

Илья Тимуровец — герой новых советских былин.

Борис Полевой прислал мне письмо. Вася Аксёнов[113] говорит, что Полевой пишет подобные письма всем, кто впервые по-крупному публикуется в его журнале.

Привожу его как «документ, отражающий литературные нравы» тех лет: «Дорогой Ярослав! Ну, вот и вышла Ваша повесть, стоившая всем нам, вместе с Вами, немалой нервотрёпки. Ничего, старик, овчинка стоила выделки. Вы открыли новую тему, а это всегда даётся нелегко и всегда событие. Вчера перечитал повесть уже в номере и самодовольно похлопал себя по брюху. Очень, очень неплохо. Обратил на нее внимание нескольких критиков, но Вы и сами не почивайте на лаврах, помните, что под лежачий камень вода не течёт.

Ну, что Вам сказать с выходом первого Вашего большого сочинения? Не зазнавайтесь. Это прежде всего. В сущности, это лишь заявка на настоящую литературную работу… А главное, не порывайте ни с журналистикой, ни с жизнью. Сколько на моих глазах таких маленьких писательских трагедий. Написал человек то, что накопил лет за двадцать. Искренне выплеснул всё это. Услышал дружные, иногда неумеренные аплодисменты, возомнил о себе невесть что. И начал мотаться по четырёхугольнику: стойка бара в Доме литераторов — Дубулты — Сочи — Переделкино. Порастеряют в этом четырехугольнике последние медяки своих наблюдений, начинают повторять самих себя, а, не встретив одобрения, сердятся на весь мир. Нет, Ярослав, это не Ваш путь. Не порывайте с хорошей, умной, острой газетой, тогда и людей будете знать, и новое видеть, и новые книжки писать.

Кстати, о новой книге. Маленький совет. Не давайте себе передышки. Сразу же садитесь за письменный стол. Ну, всего Вам хорошего.

Ваш Б. Полевой 22 января 1964 г.»

Ели угнетены снегом, он тяготит их, а сосны поднимают его и несут. В сосновом лесу зима лёгкая, весёлая, а в еловом — дремучая, долгая.

Некоторые люди живут, как в очереди: знают, кто перед ними, знают, кто за ними, а остальное человечество их не интересует.