Орден переходящего Красного Знамени.
Перст судьбы: ещё в детстве разгрыз и съел младенческое зубное кольцо.
У древних майя только одно преступление каралось смертью: историка, который искажал факты, казнили.
Вчера был в Музее Советской Армии. Одна мысль не даёт мне покоя. Я понимаю, что фашисты были лучше вооружены, что у них в начале войны было больше пушек, танков, самолётов. Это понятно. Но почему сплошь и рядом в музее сталкиваешься с тем, что в 1941–1943 годах «наши бойцы вели бои с превосходящими силами противника»? Кто мог превзойти нас в живой силе? Ну, пусть не сразу провели мобилизацию. Но ведь это продолжалось не месяц и даже не год.
В 1967 году я не знал, что миллионы наших бойцов попали в плен. — Прим. 2000 года.
Яблоко, прошуршав в листве, упало на землю. Ньютон поднял его, отер полою камзола и съел. Бросая через забор огрызок, подумал: «Наверное, всё-таки есть это чертово всемирное тяготение, не может его не быть…»
Встречал Новый Год в Доме кино. Душно от дорогих духов. Рядом сидят одуревший от славы Зархи[213] и ровно гениальный Сергей Герасимов[214]. Слева — итальянцы. Маленький Де Сантис[215] — самый тихий и незаметный. Крутили чудесные мультяшки Диснея. Уехал в 6 утра.
Когда хотят сказать, что это хорошо — говорят «обнажённые» ноги, а когда это плохо — «голые» ноги.
Под рубрикой «Этюды об учёных» напечатал заметку о Рудольфе Дизеле. Пуся[216] всегда внутренне ликует, когда понимает, что он может сделать мне какую-нибудь маленькую гадость. Он со скандалом вычеркнул абзац: «Можно преследовать человека за его бога — он сам выбрал его. Можно преследовать за убеждения — он сам пришёл к ним. Но если ты родился немцем — никакие молитвы богам и никакие клятвы вождям ничего уже не поправят, а разве ты виноват в этом?» Почему (и со скандалом!) он выбросил именно эту фразу? Потому что — антисемит и усмотрел в ней защиту евреев. Лена Брускова рассказывала, что у Пуси есть два списка: редакционных евреев и «сочувствующих». Среди «сочувствующих»: Павел Михалёв (он — грек по отцу), Капа Кожевникова (её муж Иосиф Герасимов — еврей), я (очевидно, потому, что живу в одном доме с Осей Герасимовым).
13.1.68
22 января исполняется 60 лет Ландау. Еду к нему. Он изменился мало. Так же скрючена рука, один глаз полузакрыт и та же семенящая, мелкая походка. Большую часть времени лежит на своей кушетке. На нем толстая польская ковбойка и синие спортивные шаровары, которые сидят на его искалеченном теле как-то нелепо, жалко. Добротные, цвета желудёвого кофе с молоком, ортопедические ботинки. Говорил односложно, с долгими паузами.
Через несколько дней поехал прочесть ему очерк. Взял Роста поснимать Дау. Рост хотел снять его у окна, Дау капризничал, снимка не получилось. Когда я читал, лицо у Дау было совершенно отрешённое, но слушал он очень внимательно и дважды точно исправлял текст.
Потом мы спустились вниз[217], сидим, разговариваем с Корой[218], вдруг приходит Алёша Абрикосов[219] и начинает рассуждать, какие учёные нам нужны: типа Семёнова или типа Капицы. Рассуждения умозрительны, поскольку Семёнов — теоретик, а Капица — экспериментатор.
Ровно к 13.30 Капица пригласил нас с Ростом позавтракать с ним. Кроме нас за столом — жена Петра Леонидовича Анна Алексеевна и Женя — жена Андрея, сына Капицы. Разговор шёл о процессе над Гинзбургом[220]. Комментируя процесс, Капица сказал:
— Все статьи об этом процессе, в том числе и в вашей газете, не говорят об очень важном: о мотивах преступления. Если один человек убил другого человека, то, прежде всего, важны мотивы, что это: несчастный случай, покушение, убийство из-за ревности? Помните дело Веры Засулич? Ведь её оправдали, поскольку она доказала, что её хотели изнасиловать. Мне интересно знать, почему Гинзбург так вёл себя, что было мотивом его преступления?
Лев Давидович Ландау слушает мое сочинение.
Капица рассказывал о поездке в Венгрию и Чехословакию, говорил, что чехи нас не любят, рассказывал, что директор чешского гаража не дал ему жиклёр, сказал, что у него нет жиклёра, а простой рабочий дал и денег не взял. Хвалил спектакль «Большевики» в «Современнике». Рост рассказывал о спектакле «Мистерия-Буфф», который поставил Петя Фоменко в Ленинграде. Капица слушал внимательно, переспрашивал. Потом, уже не помню как, зашёл у нас разговор о воровстве.
— А я в институте всем сотрудникам разрешаю выносить разные инструменты, материалы, радиолампы, например. Только прошу спрашивать, когда берешь, но разрешаю почти всегда. Вот, правда, один хотел взять алюминия на целую лодку. Я не дал…
Рассказывал о порядках в своём институте:
— Я сам — отдел кадров. Всех сотрудников на работу я беру сам. И обязательно спрашиваю, как они относятся к своему прежнему начальнику. Я заметил, что хороший работник никогда не ругает начальника, а плохой, напротив, старается спихнуть на него и на приборы все свои неудачи.
Я не запомнил, как строился наш разговор, но от воровства мы перешли к головотяпству. Тут Капица рассказал такой случай. В 1944 году по распоряжению Сталина в Москве решено было создать завод по производству жидкого кислорода. Требовалось найти для него базу.
— Однажды, — рассказывал Пётр Леонидович, — за мной заехал Сабуров[221] и предложил мне осмотреть расположенный неподалёку заводик, на котором делали «катюши». Приезжаем, а нас не пускают. Дело к вечеру, начальства нет, и наши документы даже смотреть не стали. Сабуров поначалу начал доказывать: кто да что — ничего не получается. Он извинился, что потревожил меня, что всё так нелепо получилось. Тогда я предложил ему хотя бы обойти завод вокруг, чтобы знать, какую примерно площадь он занимает. Пошли. Идём и вдруг видим в заборе большой лаз. Мы прошли через него, осмотрели весь завод и через эту же дыру вылезли обратно…
Разговорились о спектакле «Большевики» в «Современнике». Капица рассказал, что Бухарина[222] Шатров[223] из пьесы убрал, а его реплики, взятые из документов, раздал другим действующим лицам. (Кстати, Игорь Кваша рассказывал мне, как Н. С. Хрущёв, уже снятый со всех своих должностей, после просмотра «Большевиков» пришёл за кулисы и жаловался актерам, что он не успел реабилитировать Бухарина, что это его грех[224].)
— Я знал Бухарина, часто с ним говорил, — рассказывал Пётр Леонидович. — Однажды я приехал из Англии отдыхать в Крым, а оттуда решил заехать в Москву и Ленинград. Это было году в 1932-м. В Москве мы встретились с Бухариным вечером того дня, когда мой поезд уходил в Ленинград. Сидели спорили. Он нёс какую-то жуткую чушь о том, что нам не нужны крупные учёные, а нужны большие институты, что мы должны брать не качеством, а количеством. Я, конечно, с ним не соглашался. Моя жена Анна Алексеевна была в гостях у своего дяди — известного врача Сперанского, я должен был за ней заехать и — на вокзал. Бухарин вызвался меня проводить. В машине продолжаем спорить. На вокзале — то же самое. Вдруг Бухарин говорит:
— Знаете, я этот разговор оставить не могу. Я поеду с вами в Ленинград, и по дороге договорим. Только пойду позвоню в Кремль…
— Хорошо, — отвечаю я, — у нас с женой как раз четырёхместное купе, места хватит…
Бухарин ушёл. Поезд тронулся. Вдруг он появляется, и мы продолжаем спорить. Почти до утра проговорили. Потом он встал, пожелал нам доброй ночи. Я предлагаю ему остаться, говорю:
— Куда же вы пойдёте, уже очень поздно…
— Нет, нет, — отвечает он, — не буду вас стеснять. Я уже договорился с проводником, заночую у него…
Так и спал у проводника. А наутро мы приехали в Ленинград…
18.1.68
Капица рассказал ещё одну поучительную историю. Один человек поехал кататься в Пиренеях на «Ролс-Ройсе», и у его машины сломалась полуось. Он из ближайшей деревушки позвонил в Лондон на фирму и сообщил об этом. Через три часа прилетел вертолёт с двумя механиками, которые заменили полуось. Денег не взяли, сказали, что расчёт будет произведён в Лондоне. Владелец «Ролс-Ройса» возвратился в Лондон и позвонил на фирму, чтобы ему прислали счёт. Он понимал, что вся эта вертолётная помощь обойдётся ему в копеечку, но на фирме сказали: «Вы что-то путаете, у автомобиля «Ролс-Ройс» полуось сломаться не может!..»
На даче у Вирты[225] переполнилась выгребная яма, и он позвал местных ассенизаторов — старика с сыном. После того как те закончили свою работу и умылись, пригласил их на кухоньку, поставил бутылку, разговорились.
— Что же ты всё горбатишься, — говорит Вирта старику, — пора бы тебе на покой. Вон у тебя какой парень вырос. Сдавай ему дела…
Старик подумал и говорит:
— Рано. Горяч!
Сижу в отделе науки. Приходит посетитель, весьма благообразный мужчина средних лет, в хорошем костюме, и вытаскивает из картонной трубы совершенно профессионально выполненный архитектурный чертёж: 16-этажное здание с крыльями, условными деревьями, автомобилями у подъезда, барышнями в кринолинах, всё весьма грамотно нарисовано. Я спрашиваю, что это за дом.
— Пивная «Советский Союз», — спокойно отвечает посетитель.
— А не великовато ли для пивной? — спрашиваю я.
— Нет, в самый раз. По числу республик СССР, — отвечает автор проекта. — Пиво выпускают все республики. Наверху — зал РСФСР: «Жигулевское», «Ленинградское», «Портер» и другие марки. Ниже — зал Украины и так далее. Но вы не знаете главного. Ведь чем больше пьют пива, тем чаще ходят в туалет. Ведь так? Все туалеты объединены единым коллектором, а внизу стоит гидротурбина! Пивная не только сама обеспечивает себя энергией, но и может отдавать её на другие нужды!
Плохо дело. Опять псих. Но как от него избавиться?
— Вы понимаете, — говорю я, — мы всё-таки «Комсомольская правда». Согласитесь, что нам не совсем с руки рекламировать пивные среди нашей молодёжи, нас могут неправильно понять. Я вам подскажу выход. У вас пивная «Советский Союз», а есть журнал «Советский Союз». Смекаете? Идите в этот журнал, найдите там заведующего отделом науки Иосифа Григорьевича Нехамкина. Не говорите, что были у меня, устроим ему маленький сюрприз. Он ваш проект с руками оторвёт…
Окрылённый архитектор радостно удаляется. Проходит несколько дней и к нам в отдел заходит наш давний друг Ося Нехамкин. Кидается в кресло и говорит:
— Ой, ребята, у меня был такой замечательный «чайник»!.. — И рассказывает всю историю.
— Ну, и что же ты с ним сделал? — спрашиваю я.
— А что я мог с ним сделать? Отправил его в «Известия»…