Быть Джоном Ленноном

9. «Коп подошел к двери, сказал нам, что произошла авария. Все прямо по сценарию, точно как в кино: спросил, являюсь ли я ее сыном…»

К концу первого курса Джон все чаще ночевал у матери. Когда он был там, его единоутробные сестры, Джулия и Джеки, спали вместе в одной комнате, а ему отдавали кровать Джеки. Там он был и в субботу 15 июля 1958 года — смотрел телевизор с девочками и Бобби Дайкинсом, когда вечером, примерно в семь, мать сказала, что пойдет проведать Мими. Дайкинс, возможно, подозревал, о чем она собиралась побеседовать с сестрой, — но не Джон.

За долгие годы Мими и Джулия, бывало, ссорились, но сохраняли привязанность друг к другу. И если Джон был проблемой, то это была их общая проблема. Джулия, неисправимая оптимистка, верила, что у него все будет хорошо; реалистка Мими могла на это только надеяться.

В тот вечер Джулия хотела поговорить с Мими именно о Джоне, и ей это явно далось нелегко. Она выразила проблему так: Джон гостит слишком часто… а Бобби вот работу потерял, и жалуется, мол, кучу денег тратим на твоего троглодита… Ну, доля истины в этом была. Джон-то ему не родной был, в конце концов. Неудивительно, что, если Дайкинс теперь сидел дома без работы, его могло раздражать, что пасынок безвылазно ошивается у них дома.

Джулия любила, когда Джон приходил, но в беседе с Мими обронила, что Бобби, может быть, успокоится, если сын будет появляться чуть реже. Звучало вполне разумно, и Мими согласилась поговорить с племянником, когда тот вернется в Мендипс. Они поболтали о пустяках, и примерно без четверти десять Джулия распрощалась и отправилась ловить автобус, а у садовой калитки столкнулась с Найджелом Уолли.

Найджел пришел в Мендипс узнать, дома ли Джон. Джона не было, так что они с Джулией поболтали, пока шли по Менлав-авеню до перекрестка с Вэйл-роуд, пожелали друг другу спокойной ночи, и Найджел пошел на холм, в сторону дома, а Джулия перешла половину шоссе с двусторонним движением.

Найджел ушел недалеко и вдруг услышал громкий скрежет шин и глухой удар. «Я обернулся и увидел, как она подлетела… — рассказывал он хронисту Beatles Марку Льюисону. — Я кинулся туда. Нет, моря крови не было. Но у нее явно были серьезные внутренние повреждения. Думаю, она умерла мгновенно».

В Мендипсе, услышав визг тормозов, на улицу выбежала Мими, а потом появился ее квартирант, Майкл Фишвик. Джулия лежала в нескольких футах от автомобиля «стэндард вэнгард». Она выглядела умиротворенной, рассказывал позже Фишвик. Вскрытие установило, что удар сломал ей череп — это и стало причиной смерти. Ей было всего сорок четыре.

Джон поведал Хантеру Дэвису, биографу Beatles, то, что помнил о том вечере. «Коп подошел к двери, сказал нам, что произошла авария. Все прямо по сценарию, точно как в кино: спросил, являюсь ли я ее сыном… Ничего хуже со мной не случалось. За несколько лет мы с Джулией столько наверстали… Я сижу и думаю: «Черт, черт, черт. Ну все, кранты. Я больше никому ничего не должен»».

Они с Бобби Дайкинсом поехали в Сефтонскую больницу. «В такси я истерил, материл водителя… да сами понимаете». Когда приехали, он отказался идти опознавать тело. Это сделал Дайкинс — и рыдал потом.

На следующий день Пит наткнулся на Джона в Вултоне. Он уже знал обо всем от Найджела и сказал Джону, как сожалеет. «Я знаю», — ответил Джон. И только. Больше они об этом не говорили. «Он ничего не показывал, — вспоминал Пит. — Как в школе, когда его порол директор. Ноль эмоций. Не лицо, а маска».

Поминальная служба прошла через девять дней. Джулию похоронили на Аллертонском кладбище. Потом были поминки — чай и сэндвичи у тети Харриет в Вултоне. Джон сидел рядом со своей кузиной Лейлой, в те дни уже студенткой Медицинской школы, положив голову ей на колени. Все молчали. Да и что тут было говорить? С кем Джон действительно хотел повидаться, так это со своей бывшей девушкой, Барбарой. И только с ней хотел поговорить. Барбара всегда нравилась Джулии. После похорон он пришел к ее дому, и двое отправились на прогулку в парк, и слова лились из него словно река.

В ходе расследования выяснилось, что водитель машины — полицейский, за руль он сел в неслужебное время и вообще не должен был ехать без сопровождения, поскольку еще только учился водить и не получил водительских прав. Дело рассмотрели как «несчастный случай» и запретили ему садиться за руль. Из полиции он потом уволился. Говорят, когда зачитывали решение суда, обезумевшая Мими закричала: «Убийца!»

Лично мне Джон рассказывал, что его маму сбил «в субботу вечером бухой коп не при исполнении», но, что касается «бухого», тут он вполне мог и приплести. Скорее всего, Джулия просто вышла на дорогу из-за кустов, разделявших две проезжие части шоссе, не заметив, насколько близок автомобиль.

То, о чем в тот вечер скрепя сердце просила у Мими Джулия, свершилось само собой. Джон уже никогда не будет оставаться в доме на Бломфилд-роуд.

Смерть Джулии изменила жизнь нескольких человек. Джулия и Дайкинс жили в гражданском браке, и обеих ее дочерей, девчушек одиннадцати и восьми лет, на следующий день отправили в Шотландию к тетушке Матер. Им сказали, что мама в больнице, и лишь спустя несколько месяцев, когда девочки вернулись в Ливерпуль — в Вултон, к тете Харриет и ее мужу Берту, — они узнали, что мамы больше нет. Потеряв ее в ту июльскую ночь, они уже никогда не смогли вернуться домой и с отцом больше не жили. Дайкинса, у которого были еще и дети от первого брака, ее смерть подкосила. Джон и Пол потом навещали его несколько раз — сидели в его новой одинокой квартире и слушали любимые пластинки Джулии.

Изменились и планы Мими. Несколько месяцев тому назад она получила небольшое наследство и тайно собиралась уехать с Фишвиком в Новую Зеландию. Может быть, то была туманная, несбыточная романтическая греза женщины средних лет, которая и так бы никогда не исполнилась, но теперь, со смертью Джулии, Мими сама отбросила ее прочь. «Теперь я не могла покинуть Джона, — скажет она позднее. — У него была только я».