Быть Джоном Ленноном

42. «Судя по тому, как живет Джордж, годам к сорока ему летать на ковре-самолете…»

После Рождества Фредди с Полиной покинули Кенвуд, и Джон вскоре дал работникам Apple задание — найти тем квартиру в Брайтоне, подальше от любых преследований прессы. «Береги задницу, — советовал Джон отцу в письме. — В Брайтоне легионы педрил». Потом, слетав с Синтией на неделю в Марокко, Джон быстро вернулся в студию и записал новую песню — «Across the Universe». Он снова использовал двухтональную полицейскую сирену и очень этим гордился. «Это одна из моих лучших песен, — сказал он мне. — По-настоящему хорошая поэзия».

Он надеялся, что это будет следующий сингл, но другие битлы восторга не разделили и выбрали сочиненную Полом «Lady Madonna» — видимо, решили сделать ставку на старый добрый рок-н-ролл после плохого отклика на фильм «Magical Mystery Tour». Но когда на вторую сторону выбрали новую песню Джорджа «The Inner Light», Леннон сдался и предложил «Across The Universe» Всемирному фонду дикой природы для благотворительной пластинки по сбору средств. Beatles так и не смогли достойно ее записать. «Отвратно свели превосходную песню, — сетовал Джон. — Я был в такой печали!» Он будет в еще большей печали, когда Всемирный фонд дикой природы не сможет осознать, каким рогом изобилия может стать для них эта песня, — и не станет ее продвигать.

Прежде Джону не были свойственны причудливые поэтические формы — но необычной для него была и неослабевающая увлеченность Махариши. Вернувшись из Бангора, он недолго держал свой зарок от наркотиков, но, окунувшись в новую забаву, теперь стал ревностным пропагандистом трансцендентальной медитации. Медитация дает ему больше энергии — как он заявил Дэвиду Фросту в телеинтервью, — и он стал счастливей. И ему плевать, что скептически настроенная публика теперь смеется над битлами, а газетные всезнайки считают их легковерными. Он настаивал на том, что у Махариши Махеш Йоги есть ответы на все вопросы.

Подчиняясь чему-то вроде стадного инстинкта, ливерпульская четверка с женами и одной невестой — Пол и Джейн обручились на Рождество, — согласилась вылететь к йогу в Гималаи, а если точнее, в Ришикеш, в середине февраля 1968 года. Но перед этим в лондонском «Центре духовного возрождения» состоялась встреча с помощником Махариши. Синтия на нее тоже пошла. Та минута, когда они переступили порог, будет запечатлена в ее памяти на всю оставшуюся жизнь. В своей автобиографии она рассказывала об этом вот что: «Когда мы зашли в гостиную, я увидела, что в углу в кресле сидит японка, маленькая, вся в черном. Я сразу же догадалась, что это Йоко Оно, но, боже, что она здесь делает? Неужели Джон пригласил ее? Если так, то — зачем?»

Никаких объяснений не последовало. Йоко представилась, но не участвовала в беседе и сидела молча. Джон беседовал с помощником Махариши и другими битлами, а Йоко, казалось, не замечал. После встречи все стало еще более странным: Джон и Синтия отправились к своей машине, их водитель Лес Энтони открыл дверь, и Йоко прежде них забралась на сиденье. Как писала Синтия, даже Джон казался удивленным. Он спросил Йоко — может, ее подвезти? «Да, пожалуйста, — сказала та и назвала Энтони адрес возле Риджентс-парка, на Ганновер-гейт».

Они ехали в гробовом молчании. «До свидания, спасибо», — сказала Йоко, выходя из машины.

«Что это было, Джон?» — спросила Синтия, когда они поехали домой. Он сказал, что не знает, и больше ничего не объяснял. Она поняла, что его не стоит раздражать. Но казалось очевидным: он что-то недоговаривал.

Так и было: Джон не рассказывал Синтии, что несколько раз виделся с Йоко и в январе пригласил ее на Эбби-роуд, когда они записывали «Hey Bulldog». Услышанное не произвело на нее особого впечатления. «Почему вы всегда используете этот ритм? — спросила она битлов. — Почему не сделаете чего-то более сложного?» Джон смутился и, вероятно, немного разозлился. И все же раздражение не помешало ему пригласить ее в квартиру Нила, где, как он рассчитывал, они займутся сексом. Обычно, когда рок-кумир приводил девушку в квартиру, так все и случалось. Но Йоко была другой. Подход Леннона показался ей грубым, и она отвергла его.

Отказ лишь сделал ее более соблазнительной и загадочной. К следующему месяцу Леннон решил, что в Индию возьмет с собой и Синтию, и Йоко, но в последний миг растерял свой кураж. «Я не знал, как это сделать, — сказал он позже в интервью. — Вот и не сделал».

Ждала ли Йоко, что отправится в Индию, когда объявилась в «Центре духовного возрождения»? Видимо, да.

Прошло несколько дней, и Синтия наткнулась среди фанатской почты в Кенвуде на напечатанное на машинке письмо, в котором Йоко благодарила Джона за его терпение, писала, что думает о нем, и боялась, что больше никогда его не увидит. Это явно было уже не просто письмо от поклонницы, но на все расспросы Синтии Джон снова отмахнулся: мол, Йоко — это «сумасшедшая художница… которая хочет денег на всю свою авангардную хрень» — ну, или что-то вроде того.

Вряд ли Синтию это убедило. Но она уже много лет верила, что ее муж именно такой, каким она хочет его видеть.

И с такими мыслями Джон и Синтия собрали чемоданы, встретились с Джорджем и Патти в аэропорту Хитроу и отправились в Индию к Махариши, а через несколько дней за ними последовали Пол, Джейн, Ринго и Морин.

Джон плохо представлял, к чему готовиться, когда после двухсот миль на такси — из аэропорта в Нью-Дели до гималайских предгорий — группа прибыла в йоговский ашрам в Ришикеше. Но их ждал приятный сюрприз. Ашрам стоял на склоне холма у реки Ганг, и пусть за стенами владений Махариши Индия, возможно, и была третьим миром, внутри было более чем комфортно. Ришикеш на протяжении веков славился у индусов как святое место для созерцания, и около сотни гостей ашрама пребывали в покое и безмятежности.

Естественно, присутствие Beatles, за которыми вскоре последуют Донован, Майк Лав из The Beach Boys, а также голливудская актриса Миа Фэрроу вместе со своей сестрой Пруденс, — куда бы ни отправлялись Beatles, другие следовали за ними, — вызвало некоторое волнение в округе. Но журналистов и фотографов в ашрам не пускали, и тот, как обещал Махариши, был идеальным местом для отдыха и размышлений. Ни телефонов, ни газет — внешние раздражители исключались.

Но это не касалось внутреннего напряжения, и порой ашрам становился некой «оранжереей духа». Одна из первых песен, которую там сочинил Джон, называлась «Dear Prudence»[102], и написал он ее после того, как их с Джорджем отправили уговаривать сестру Миа выйти из хижины. «Было чувство, что она там слегка кукухой поехала, — вспомнит позже Джон. — Замедитировалась… На Западе ее бы в дурке закрыли. Заперлась недели на три (возможно, гораздо меньше). Пыталась к Богу вперед всех поспеть».

Наверное, у каждого битла была своя причина находиться в Ришикеше. Обычно Джон возглавлял любую новую затею, но в духовных вопросах путь торил именно Джордж. «Судя по тому, как живет Джордж, годам к сорока ему летать на ковре-самолете…» — шутил Джон, но сам был едва ли менее серьезен, а еще он уверился, будто Махариши знает некий космический секрет, и теперь был настроен раскрыть эту тайну. Синтия, с другой стороны, надеялась, что пребывание в Ришикеше отобьет у ее мужа страсть к наркотикам, разрушавшим, как ей казалось, и ее брак, и его талант. Полу было просто любопытно попробовать медитацию. Что до прямого и честного Ринго и его жены Морин, для них то был просто приятный отпуск с друзьями в прекрасном месте — и немного легкой медитации на десерт.

Ели все вместе, за длинными столами под открытым небом, а вечером проводили общие сеансы вопросов и ответов, где гости сидели рядами, украсив шеи гирляндами из цветков померанца; женщины облачались в сари. Вне общих собраний и индивидуальных встреч с Махариши все могли делать что хотят, и это идеально подошло Джону и Полу и позволило им работать над новыми песнями.

Надежды Синтии не оправдались. Может, пасторальная обстановка и удерживала Джона от наркотиков и алкоголя, но романтичной она не стала и не вдохнула новой силы в ее брак. По прибытии им с Джоном выделили бунгало с большой двуспальной кроватью, но вскоре муж стал все сильнее отдаляться от жены.

«Он рано вставал и сразу уходил из комнаты, — писала она позже. — Разговаривал он со мной очень редко, а через неделю или две и вовсе заявил, что собирается переехать в отдельную комнату, так как ему требуется уединение». Он сказал, это поможет ему медитировать. С того момента он почти не обращал на нее внимания. Это было больно и обидно.

«К тому времени наша с ним любовная жизнь сошла на нет», — рассказывала она мне. Секс сменили братско-сестринские отношения — в том смысле, что Джон не испытывал к Синтии сексуального желания. «У него были проблемы, то ли от наркотиков, то ли еще почему. У него со мной не получалось, — вспоминала Синтия. — Хотя с другими у него все было в порядке. Есть много способов «завести» мужчину, но я их не знала».

Еще она не знала, что по нескольку раз в неделю ему приходили письма от Йоко Оно, Джон забирал их в почтовом отделении ашрама. Вот почему он вставал и выходил так рано утром.

«Йоко писала эти сумасшедшие открытки… вроде «Посмотри в небо. Видишь облако? Это я», — рассказывал позже Джон. — И я поднимал глаза, пытаясь ее увидеть, а затем, на следующее утро, мчался на почту за следующим посланием. Это сводило меня с ума».

Йоко дразнила его все время, пока Джон оставался в Индии. Позже она будет отрицать, что преследовала его. Но иные возразят, что она ни на мгновение не оставляла его в покое, даже когда их разделяли континенты. Из Индии он писал и ей, и нескольким друзьям. Многие из его писем друзьям опубликованы; письма, адресованные Йоко, — нет. Скорее всего, она их все еще хранит.

Уроки Махариши по медитации в конечном итоге оказались для Джона как об стенку горох, а вот в плане сочинительства — как для него, так и для Пола — время в Ришикеше было бесценным. Через пару недель Маккартни привезет домой среди прочего «Martha My Dear», «Blackbird», «Back In the USSR», «I Will» и «Ob-La-Di, Ob-La-Da». Джон напишет «The Continuing Story of Bungalow Bill», «Dear Prudence» и «Yer Blues». Еще появится «I’m So Tired» со строчкой: «…and curse Sir Walter Raleigh, he was such a stupid get»[103], — в ней Джон обрушится на Рэли, ибо тот в конце XVI века привез в Англию табак. «Мне она всегда нравилась. Ее бы в кампанию против курения», — говорил он мне.

Ришикеш задумывался как духовный ретрит для Beatles, но для Джона в основном стал местом творчества. «Опыт стоил того, хотя бы из-за песен, что из него получились, — рассказывал он. — Но это с тем же успехом могла бы быть пустыня. Или Бен-Невис… Там было мило, спокойно, все всегда с улыбками… вверху, на горе… и бабуины твой завтрак тырят. И самое смешное — вокруг вся эта красота, в день по восемь часов медитаций, а я писал самые несчастные песни на земле. В «Yer Blues» есть строчка: «I’m lonely, want to die»[104], и я не шутил, вот так вот я себя чувствовал. Там, наверху, я пытался добраться до Бога, мне приходили мысли о самоубийстве». Впрочем, он явно слегка шутил. Он всегда акцентировал в репликах определенные слова — как курсивом на письме.

Ринго и Морин уехали первыми, через десять дней: сказали, скучают по детям и осточертели еда и мухи. Ашрам, как мне поведал Ринго, вернувшись домой, «походил на «Батлинз»», летний лагерь, где он когда-то играл с Rory Storm & The Hurricanes. Скорее всего, он тоже слегка преувеличил.

Пол и Джейн уехали через месяц, но их сменил Алекс-волшебник, и безмятежность лагеря затрещала по швам. Алекс считал Махариши мошенником, доившим Beatles ради собственной славы, и звучало это слегка забавно — от грека-телемеханика, который своими невозможными задумками и вечно не работавшими изобретениями задурил голову легкомысленному и впечатлительному Джону.

Но через несколько дней по лагерю прокатился слух, будто Махариши домогался американки. Алекс-волшебник ухватился за этот слух: вот, говорил он, видите, а факирчик-то не такой святой, каким себя выставляет!

Махариши мог быть кристально чист в своих помыслах, словах и делах, как верили некоторые из его почитателей-битлов. Мог и не быть. Никаких доказательств порочащего его слуха никто не представил. Но это уже не имело значения. Маленькая община, разгоряченная, замкнутая и слегка истеричная, плевать хотела на поиск улик или опровержений. Словно в романе Эдварда Моргана Форстера «Поездка в Индию», слухи, сплетни и, возможно, культурные различия быстро взяли свое.

Синтия позже вспоминала: после девяти недель в ашраме Джон сказал ей, что разочаровался в Махариши. Леннон решил, что для духовного человека, каким выставлял себя йог, тот слишком сильно интересовался деньгами, славой и знаменитостями — по сути, повторил все обвинения, которыми в шутку бросалась в Махариши британская пресса, когда Beatles стали им столь публично одержимы. Вариант, что он в одно и то же время может быть и хорошим, духовным человеком, и успешным дельцом, видимо, не рассматривался.

Харрисон разрывался на части. «Когда уже и Джордж заподозрил, что все это правда, — рассказывал Джон, — тогда я подумал: «Ну, если уж и Джордж в нем усомнился, тут явно что-то неладно»». Он решил покинуть ашрам и, как обычно, подал пример всем остальным.

— Почему ты уезжаешь? — спросил Махариши.

— Если ты такой космический, догадайся сам, — отрезал Джон.

И вот так, на фоне слегка иррационального и необоснованного страха, будто Махариши может помешать им покинуть ашрам, приключение Джона с «маленьким факиром» подошло к концу.

Ну, почти… Такси, перевозившее Джона и Синтию в Нью-Дели, сломалось, и, когда водитель отправился искать помощи с автомобилем, Джон вышел на обочину и поймал машину — изумленный незнакомец узнал его и любезно отвез пару в отель.

Авторы часто находят способ обрушить месть на голову тех, кого считают предателями. В душе Джона, автора песен, уже пустила корни мысль отомстить гуру, ославив его на весь свет. «Maharishi, what have you done, You made a fool of everyone»[105], — родились первые строки. Джордж, невероятно расстроенный, все-таки уговорил его скрыть имя того, в кого был нацелен удар. Так Махариши уступил место некой сексуальной Сэди. «Sexy Sadie, oh yes, you’ll get yours yet»[106]. Это было злобно.

Случилось ли что-нибудь неприятное с неведомой юной американкой, когда та была в Ришикеше, никто не узнал, и это наводит на подозрение, что, скорее всего, ничего там и не произошло. Джордж всегда будет считать, что с Махариши поступили плохо, и позже примирится и с ним, и с движением трансцендентальной медитации. Но самое большее, что сделает Джон — и что для него максимально приблизится к извинению, — это признание спустя несколько лет после тех событий: «Мы ошиблись… Мы ждали гуру, и он пришел…»

Лететь в Лондон из Индии довольно долго, и есть две версии того, что произошло во время полета. Одна гласит: после недель трезвости в Ришикеше Джон напился и вывалил на Синтию настоящую исповедь — рассказал, что и до свадьбы, и во время их брака занимался сексом с сотнями девушек, и кого-то из них она даже знала, а иных считала добрыми подругами.

Синтия писала, что в полете была до слез расстроена тем, как все вышло с Махариши, а о сексе они говорили на кухне в Кенвуде, спустя несколько дней по возвращении домой.

«Знаешь, Син, у меня ведь были и другие женщины», — совершенно внезапно сказал Джон. По ее воспоминаниям, она ответила, что тронута его честностью. «Все о’кей», — сказала она. Он обнял ее, сказал, что все еще ее любит, и спросил, были ли у нее романы. Она сказала, что нет. Только флирт, ничего больше.

Хроники отношений в рассказах двоих совпадают во всем крайне редко. Но именно так Джон и Синтия запомнили — или решили запомнить — миг, ставший их точкой невозврата.