Быть Джоном Ленноном

41. «Что значит «Я человек-яйцо»? Ну, могла быть «миска с пудингом». Какая разница? Это все чушь собачья»

Если все казалось слишком поспешным, то только потому, что так оно и было. Едва похоронили Брайана, как все его тайны тут же оказались на слуху, и началось осознание, обсуждение планов и яростные споры о том, что делать дальше.

Но сперва обнаружились разные неприятные сюрпризы, о которых битлам никто не говорил (или они просто не удосужились узнать), например что им предстоит выплатить британскому налоговому ведомству непомерный долг. Потом оказалось, что они недополучили около ста миллионов долларов, ибо в 1964 году, когда группа впервые приехала в Америку и страну охватила битломания, Брайан ненароком подписал отказ от девяноста процентов прибыли на сделке по лицензированию прав на продажи футболок, париков, коробочек для ланчей, пуговиц, игрушек, брелоков под брендом Beatles (и всего-всего, куда можно было впихнуть этот бренд). То был невинный промах молодого человека, еще совсем недавно управлявшего магазином грампластинок в Ливерпуле и ничего не знавшего об американских массовых продажах. Опытный делец просто его надул.

Но еще сильнее их, и особенно Джона, тревожило еще одно открытие: Брайан умолчал — и, быть может, не без умысла — о том, что в их договоре о продлении сотрудничества с компанией EMI на следующие десять лет, который они подписали в предыдущем январе и в котором значилась лучшая ставка по роялти, в сделке по-прежнему оставалась NEMS, получавшая за ту же декаду 25 % дохода. Независимый юрист, возможно, предложил бы им присмотреться к этой статье, но они советовались лишь с Брайаном. «Брайан сделал кое-какие штуки… и стало ясно, что он нас облапошивал, — позже с горечью будет рассказывать Джон. — Он просто говорил: «Подпишите еще на десять лет». И кто в шоколаде? Явно не мы. Нас просто держали за яйца».

Джон снова, мягко говоря, преувеличивал. При пересмотре контрактов Брайан заключил с EMI самую лучшую сделку из всех, какие только мог, и Beatles были в выигрыше. Просто Брайан и NEMS, если учесть их вклад, были в выигрыше еще больше; равно как и Дик Джеймс в Northern Songs, получавший гораздо больше Леннона и Маккартни.

Со всеми этими новостями о состоянии дел пришлось разбираться сразу после смерти их менеджера, и это не могло не причинять боль. Но горечь превратилась в общий гнев, когда Beatles узнали о секретном соглашении Брайана с австралийцем Робертом Стигвудом — дельцом, который недавно присоединился к NEMS и привез с собой новую группу Bee Gees. Измученный запросами растущей шоу-бизнес-империи, в которой его интересовали только Beatles и Силла Блэк, Брайан согласился передать Стигвуду контрольный пакет акций компании за единовременный взнос в полмиллиона фунтов. А теперь Брайан умер, и Beatles подпадали под совместное управление Стигвуда и Клайва Эпстайна, брата Брайана, которому начхать было на шоу-бизнес, — он со спокойной душой продавал мебель в Мерсисайде.

Beatles, возможно, и расходились во взглядах, но в этом месяце им предстояло перезаключить договор с NEMS, и все как один согласились, что под управление Стигвуда они не пойдут.

Но кто, если не Стигвуд?

Они посоветовались со своими бухгалтерами и устроили собрание в доме Пола, где решились. Они сами станут своими менеджерами! Не будут они обновлять контракт с NEMS!

Да! Они создадут новую компанию, свою собственную, и сами будут контролировать свои доходы! Теперь им больше не будут платить напрямую, как было при Брайане! Сколько надо денег — столько и возьмут! Компанию назвали Apple Corps. Ей предстояло стать центром их самых разных интересов. Сотрудников наберут из друзей, их вон сколько понаехало из Ливерпуля. А главой станет Нил Эспинолл, их бывший гастрольный менеджер. Даром тот, что ли, учился на бухгалтера, когда они его переманили?

Беда, как это быстро выяснит Нил, состояла вот в чем. Битлы столь мало интересовались бизнесом и столь всецело доверяли Брайану, что никто из них не мог найти копию хоть одного подписанного ими контракта или документа. И вместо одного босса у них теперь было четверо… их же самих. Каковы шансы, что они придут к общему соглашению хоть по какому-то вопросу?

Впервые с тех пор, как Брайан пришел в их жизнь, ливерпульской четверке пришлось думать о чем-то другом, кроме музыки. Хорошие ли сделки он заключал, плохие ли, не важно. Брайан олицетворял надежность, которой всем им будет очень не хватать. В деловом смысле они осиротели. «Мы просто не были к этому готовы», — говорил Джон.

Но были они готовы или нет, за месяц возник целый рассадник компаний Apple, начиная с магазина на лондонской Бейкер-стрит, где продавали яркую психоделическую хипповскую одежду, созданную англо-голландским коллективом модельеров The Fool[99]. Директором назначили Пита Шоттона. Вскоре последовали и другие проекты.

Тем временем битлам пришлось вспомнить про свои прямые обязанности. Джон никакой инициативы не проявлял, и Пол придумал — будем снимать телефильм! Его назвали «Magical Mystery Tour»[100], и съемки начинались через две недели. Фильм был в какой-то мере основан на приключениях писателя Кена Кизи и его «Веселых проказников», которые проехали на бывшем школьном автобусе, окрашенном в психоделические цвета, по всей Америке, ловя приход под ЛСД. Пол выдал более невинную идею: его поездка будет волшебным путешествием в старом экскурсионном автобусе, как те, на которых его в детстве возили любоваться Фестивалем огней в Блэкпуле. А вместо обдолбанных хиппи с ним вместе поедут клоун, несколько чудаков, толстуха и карлик и конечно же Beatles, которые будут все время петь. Уже и несколько песен записаны!

И в понедельник 11 сентября большой роскошный желтый автобус, раскрашенный психоделическими картинками, с надписью MAGICAL MYSTERY TOUR, отправился из Лондона. Подобрав битлов по пути на запад Англии, он поехал дальше… в сопровождении целой вереницы автомобилей, что вытянулась на полмили — с журналистами, в числе которых был ваш покорный слуга, телевизионными командами и, само собой, фанатами, спешившими урвать последний кусочек веселья до конца причудливого «лета любви» в том славном 1967-м.

Пока их автобус вилял по извилистым дорогам, Джон сидел тихо — но лишь до тех пор, пока на второй день они не застряли в Девоне на узком мосту по дороге к деревушке Видекомб, славящейся своей ярмаркой, и пока Леннона не довели неотступные репортеры и фанаты, отчего он, соскочив с автобуса, сорвал с борта слова «MAGICAL MYSTERY TOUR». Даже когда Beatles только начинали гастролировать и надеялись привлечь к себе внимание, их было не столь легко опознать.

Обычно, когда звезда знает, что ее будут снимать, она пытается выглядеть привлекательно. Пол так и сделал — он изображал режиссера и носился туда-сюда в цветастой вязаной безрукавке с узором фэр-айл. А вот Джон поступил совершенно иначе, и к своему бурому в тонкую полоску костюму — «дембельской одежде» сороковых годов, — он иногда добавлял фетровую шляпу, так что больше всего походил на пройдоху-букмекера.

Идея фильма была неплоха — во всяком случае, прообраз идеи, каким он был где-то глубоко в голове у Пола, а может, и у Джона. Но у фильма не было ни сценария, ни продуманных персонажей, ни внятного сюжета, ни режиссера, ни продюсера. «Magical Mystery Tour» делался на коленке. То был прекрасный пример хипповских несбыточных грез, о чем Джордж Харрисон позже, подводя итоги, прекрасно скажет в «Антологии Beatles»: «В эпоху хиппи была одна проблема… все сидели и думали о великих идеях, но никто ничего не делал. А если делали, это почти всегда был провал. Идея была намного лучше, чем ее воплощение».

Beatles очень мало знали о создании фильмов, но очень много — о музыке. Неудивительно, что их в первую очередь интересовали песни для «Magic Mystery Tour», одна из которых, «I Am The Walrus», стала классическим хитом Леннона.

Ее форма пришла к нему тем самым летом, однажды днем, когда он сидел в своем саду с биографом Beatles Хантером Дэвисом и вдруг услышал, как в переулке неподалеку, оглашая округу двутональным воем сирены, проехала полицейская машина. Звук остался в его памяти и после того, как машина уехала. Он пошел к пианино, сыграл ноты, а затем записал их — на будущее. Строки приходили к нему несколько недель в виде литании образов, некоторые — в озарениях под ЛСД, а другие собирались воедино из воспоминаний о детских стишках. Наконец он собрал все это и принес в студию, к Джорджу Мартину, который тогда превзошел сам себя — соединил цепочку рваных мыслей с резкими изменениями темпа и экстравагантными оркестровками, подчинившими непокорные ноты. Это был их общий триумф, и Джон гордился тем, чего достиг, — даже если в этом была капелька хитринки и лукавства.

Тогда Леннон этого не признавал, но его все больше забавляло, как толковали его тексты фанаты Beatles. Прошло несколько лет, и он позволил миру проникнуть в свою тайну.

«В те дни я писал туманно, в стиле Дилана… а в его стихах можно усмотреть все что угодно, было бы желание… О прекрасных текстах песен Дилана больше говорят, чем там есть и когда-либо было. И о моих тоже… Дилану что угодно сходило с рук. Я подумал: да и я могу написать такое дерьмо. Просто сшиваешь пару-тройку образов, и зови это поэзией».

Источником вдохновения для «I Am The Walrus» было стихотворение «Морж и Плотник»[101], которое Мими читала ему в далеком детстве. Вряд ли тетушка могла вообразить, к чему приведут ее попытки познакомить юного племянника с английской литературой, приправленные ЛСД.

По иронии судьбы Джон, в отличие от «интеллигенции», которая, как он считал, переусердствовала в толковании текстов его песен, сам сделал совершенно обратное и не понял смысла изначальной истории. «Для меня то было просто классное стихотворение, — говорил он. — Мне и в голову не приходило, что Льюис Кэрролл высмеивал капитализм. Я ни на минуту не задумался, о чем там на самом деле говорится». Лишь после выхода пластинки он снова перечитал стихи и понял, что «Морж был плохим парнем, а Плотник — хорошим… Но ведь «Я — Плотник…» — это звучало бы совсем не так, правда?»

Другие люди могли видеть там глубину. Но не он. «Слова ничего не значили, — говорил он. — А люди делают столько выводов… Это просто смешно». На вопрос, что на самом деле означает его строчка «Я — человек-яйцо», он просто пожимал плечами: «Ну, могла быть «миска с пудингом». Какая разница? Это все чушь собачья».

И все же он был разочарован, когда «I Am The Walrus» на следующем сингле Beatles пошла на вторую сторону, а на первую поставили «Hello, Goodbye» Пола. Да, тяжело быть битлом, — особенно когда рядом кто-то настолько продуктивный и коммерчески мыслящий, как Пол Маккартни.

Письмо от отца не стало громом среди ясного неба. Несмотря на обещания, Фредди всегда маячил где-то на фоне, и его фотография могла очередной раз мелькнуть в газетах каждый божий день. Отец теперь жалел, что расстроил сына выходом пластинки о своей жизни, и по настоянию брата Чарли написал Джону письмо: просил дать ему возможность объясниться. И сам удивился, что получил ответ.

«Дорогой Фредди, Фред, папа, отче, да как хочешь…» — начал Джон, размышляя, как обратиться к человеку, которого он почти не знал, а затем объяснил, что они смогут встретиться довольно скоро. Он смягчился. Прошло несколько недель, и Джон отправил водителя, Леса Энтони, забрать отца у Кингстонского почтового отделения и привезти его в Кенвуд, где Фредди остался на несколько ночей.

В роли битла были свои неудобства, но было и одно огромное преимущество — у Леннона было достаточно денег, чтобы с их помощью решать практически любые проблемы. Он выручил Мими, которую в Ливерпуле осаждали фанаты, и купил ей дом в Сэндбэнкс. Затем, устав все время видеть мать Синтии у себя дома, он снял для тещи жилье в близлежащем Эшере. Теперь он сделал то же самое для отца: сотрудники Apple получили задание найти квартирку с одной спальней, а своим бухгалтерам Джон поручил выплачивать Фредди десять фунтов в неделю — столько же, сколько отец зарабатывал мытьем посуды в пабе. Впрочем, теперь он мог не тратиться на аренду.

Однако решилось не все, ибо затем Фредди признался в том, что встречается с девятнадцатилетней девушкой, студенткой Эксетерского университета по имени Полина Джонс. Полине было негде жить — разве что вернуться домой к матери, чего она не хотела. Если на Джона и произвела впечатление мысль о том, что его отец способен привлечь девушку почти на тридцать пять лет младше себя, нам об этом впечатлении неизвестно. Но Леннон славился противоречивым характером, а когда он был в хорошем настроении, мало что могло ему помешать. И Полине быстро нашлась работа — она стала секретарем в Кенвуде, жила по месту работы и разбирала фанатские письма. Можно только догадываться, что бы об этом сказала Мими, — если, конечно, ей вообще об этом сообщили.

Без указующего перста Брайана осень 1967 года выдалась лихорадочно суматошной. Вместо того чтобы отдавать правительству большой куш в виде подоходного налога, битлы по совету своих бухгалтеров вложились в новые проекты, и потому к самофинансируемому «Magical Mystery Tour» добавилась дорогущая новая сцена в стиле Басби Беркли для песни «Your Mother Should Know». А модельерам из The Fool выделили 100 000 фунтов стерлингов (1 700 000 фунтов по современным ценам) на создание бутика Apple, и часть денег ушла на гигантскую психоделическую роспись наружной стены магазина. Украшенная звездами, лунами и таинственными фигурами, стена привлекала толпы экскурсантов — до тех пор, пока Вестминстерский совет не приказал ее закрасить. Но Beatles снова были в газетных заголовках.

Однако «магазина одежды» Джону не хватало, и вскоре новые маленькие компании начали множиться вокруг Apple как грибы после дождя. Алексу-волшебнику, как другу, дали Apple Electronics; брат Джейн Эшер стал главой Apple Records; а еще были киностудия Apple Films, книжный магазин Apple Books и даже парикмахерская под названием Apple Hair.

А еще Джона не переставала донимать письмами Йоко Оно. Ей хотелось, чтобы Джон был ее спонсором. Он был рок-звездой с кучей денег и мог их прожигать, а она была малоизвестной художницей, но с таким эго, что в упор не воспринимала ни оскорблений, ни отказов. Наконец, достаточно заинтригованный, в середине октября Джон согласился спонсировать одну из ее выставок в лондонской андеграундной галерее Lisson. Выставка состояла из «половинчатой мебели» — кровати и стула — и такой же «половинчатой» комнаты, и все было окрашено в белый цвет. «Я даже не зашел посмотреть, — рассказывал Джон. — Я был слишком напряжен». Но мало-помалу Йоко влезала ему в душу. Синтия об этом пока что не знала. Впрочем, пока и не о чем было знать: романтическая искра между ними еще не мелькнула.

Далеко не все в окружении Apple в их временных офисах на лондонской Уигмор-стрит были убеждены, что «Magical Mystery Tour» станет хитом, как ожидали сами Beatles. Питер Браун, ставший в то время их личным менеджером, явно не был. Но, опять же, не так много друзей и сотрудников могут сказать четверке своих боссов, что они думают на самом деле — даже после того, как фильм отвергли американские телевизионные сети. В Apple в 1967 году как будто разыгрывали сказку «Новое платье короля». И когда BBC купила фильм для показа в прайм-тайм в День подарков, на следующий день после Рождества, казалось, что нытики опять просчитались и Beatles будут на коне.

Незадолго до Рождества Apple устроила шикарную костюмированную вечеринку в роскошном отеле Royal Lancaster в честь запуска своего первого проекта без Брайана. Вера в успех была настолько велика, что Джон и Синтия пригласили Фредди и Полину в свой «роллс-ройс» — отпраздновать вместе. Джон разоделся как тедди-бой, в костюме более причудливом, чем любой его «экстравагантный» наряд времен Художественного колледжа, а Фредди, словно в насмешку над собой, вырядился мусорщиком. Полина, его юная подруга, надела школьный сарафан, а Синтия выбрала кринолин в викторианском стиле и капор, в которых, по ее собственному признанию, выглядела, словно «дама с жестянки шоколада Quality Street».

Джону вечер пришелся по душе. Они посмотрели фильм, все гости сказали, что им понравилось, и он отлично провел время. Прелестница Патти Харрисон была в костюме восточной танцовщицы, и Джон, всегда неравнодушный к Патти, так лихо отжигал с ней под музыку группы Bonzo Dog Doo-Dah Band, что наконец маленькая певичка Лулу, в платьице в стиле Ширли Темпл и с леденцом на палочке, накинулась на него с руганью. «Бесстыдник! Жену забросил!» — кричала Лулу, уроженка Глазго, со своим резким шотландским акцентом. Но ему не было стыдно. Он напился, и, по словам Синтии, вечер закончился тем, что Джон и Фредди, папаша и сын, пьяные, отплясывали вместе, а она чувствовала себя «очень несчастной». «Джон, кажется, успел перетанцевать со всеми, кроме меня», — вспоминала она.

Джон не был глух к ее чувствам. Он о них знал. Ему просто было все равно.

На Рождество Фредди и Полина остались в Кенвуде. Возможно, то было единственное Рождество, которое Джон встретил с отцом. По крайней мере, о других он не помнил. Они обменялись подарками, а потом, как и миллионы других британских семей, сели у телевизора смотреть «Magical Mystery Tour» на BBC. Их ждал сюрреализм — нечто весьма не в рождественском духе.

Только на следующий день, когда вся страна вышла на работу, а газетные критики единодушно разорвали фильм в клочья, Beatles поняли: не весьма, а вообще не в духе. Джон, который до того относился к проекту прохладно, теперь бросился преданно защищать его, заявлял, что ему нравится фильм и его сновидческие эпизоды… и только позже признал, что это, вероятно, «самый дорогой любительский фильм в истории кинематографа».

Пол принял неудачу с обаятельной усмешкой. «Ну, для доброй сказки в День подарков мы реально облажались», — сказал он мне тем утром.

На самом деле фильм был не так плох, как его представили в рецензиях. Просто его показали в неправильный день в неправильное время для неправильной аудитории на неправильном канале. С тех пор создатели рок-видео не раз наступали на те же грабли. Завязав с гастролями и желая покончить с прежней жизнью, битлы, в лучших традициях учеников художественной школы, получивших камеру и несколько катушек пленки — так, поиграть, — ворвались в мир Феллини и Магритта. И поскольку в их арсенале были лишь смутные идеи и большие деньги, но не было ни опыта, ни дисциплины, — это не сработало.

Может, они чувствовали себя великими и непогрешимыми творцами после ошеломляющего успеха «Sgt. Pepper»? Возможно. Но теперь они поняли, что ошибались.