Быть Джоном Ленноном

63. «Это было восхитительно… Там, на пляже, я просто… играл на гитаре и пел»

Его голова внезапно оказалась полна песен, и он просто влюбился в Бермудские острова — так он будет рассказывать позже. Когда туда добрался Симен, его встретил совершенно другой человек. Исчезла бледность пленника «Дакоты». Симен напишет, что Джон «лучился здоровьем и жизненной силой» и был счастливее, чем когда-либо.

Йоко осталась в Нью-Йорке, но с Сименом приехали Шон и гувернантка. Вскоре для семьи отыскался большой дом, «Вилла Андерклифф». Вежливые, спокойные туристы, регги по радио, дух беззаботного счастья — эта маленькая субтропическая британская колония идеально подходила для прорыва творческой силы, которую он так долго подавлял. И теперь, поиграв с Шоном на пляже, Джон днями и вечерами напролет, на простейшем оборудовании, купленном в местной лавке, делал демозаписи на кассеты, — музыка снова лилась рекой. Одной из первых песен стала «Borrowed Time» с аранжировкой в стиле регги.

«Это было восхитительно. Я был там, на пляже, записывал песни… просто… просто играл на гитаре и пел», — восторженно расскажет он в интервью. К счастью, на «Вилле Андерклифф» нашлось пианино, а когда из Нью-Йорка ему отправили цифровую драм-машину, стало еще лучше.

У него всегда были обрывки песен, то незавершенные, то наполовину записанные на кассетах, оставшихся в «Дакоте», и в дни романа с Мэй он сочинял песню с рабочим названием «Tennessee». И название, и первоначальный текст теперь сменились на «Watching The Wheels»[161] — ответ тем, кто считал, что он сошел с ума, сидя дома и больше не катаясь на каруселях славы. Она была ничуть не хуже, чем любая песня с альбома «Imagine». Затем появилась остроумная «Nobody Told Me», где упомянуто, как они с Мэй видели НЛО. «Beautiful Boy (Darling Boy)» — гимн родительской преданности, который любой отец или мать могут спеть своему ребенку, завершающийся печальной сентенцией «Жизнь — это то, что случается с вами, пока вы заняты другими планами»[162]. Эту мысль он придумал не сам. Он прочел ее в журнале, но заимствовал — и в сознании публики стал ее автором. Еще одна «кража» — это строки «Grow old along with me, the best is yet to be…»[163], которые он взял у поэта Роберта Браунинга[164] для песни, обычно известной как «God Bless Our Love» (или по первой строке «Grow old along with me»). Если он и крал намеренно, то по крайней мере крал у лучших, и, в отличие от песен Чака Берри, стихи Браунинга давно не подпадали под закон об авторском праве. И еще была «Woman», как будто бы виноватое «спасибо» в адрес Йоко за то, что научила его «тому, что значит успех», — но эта песня, как и все его лучшие творения, была универсальной.

В конце концов, несколько раз изменив свои планы, Йоко навестила его на Бермудах, но осталась только на выходные. Джон, как сказал мне потом Фред Симен, расстроился и рассердился. Он с нетерпением ждал ее приезда и хотел сыграть ей новые песни. Те должны были ей понравиться. Для него это было важно. Ему всегда требовалось одобрение. Но у нее были дела, и она скоро уехала. Что держало ее в Нью-Йорке все эти недели, кто ее держал — все это только домыслы и слухи. Но, как позже признал Джон, когда он как-то раз не смог ей дозвониться с Бермуд, он сел за пианино и сочинил блюзовую песню «I’m Losing You»[165]. Может, Йоко и показала, что совершенно свободна от романтических волнений и ревности, когда сама свела его с Мэй, но он-то никогда не переставал быть пленником этих чувств.

Леннон покинул Бермудские острова и вернулся в Нью-Йорк 29 июля, по расписанию, составленному Йоко в согласии с раскладами Таро. И он уже знал, как назовет свою новую пластинку — «Double Fantasy»[166], в честь желтой фрезии, которую увидел, гуляя с Шоном в ботаническом саду на Бермудах.

Сперва он планировал, что пластинка, знаменующая его возвращение, станет сольной, и у него наверняка хватило бы песен. Но Йоко убедила его, что тоже должна там быть, причем каждая ее песня должна следовать за его песнями, словно разговор. Он знал: ни одна звукозаписывающая компания такого не пожелает. Но этого хотела Йоко, поэтому в конце концов он тоже этого захотел.

Музыканты, выбранные для новых сессий в «Дакоте», провели пару вечерних репетиций, и 8 августа запись началась. Продюсером выступил Джек Дуглас на студии Hit Factory в центре Манхэттена. Всего девять дней ушло на то, чтобы записать 22 песни, и для «Double Fantasy» выбрали 14 — семь от Джона, семь от Йоко. Джон закончил со своими быстро — все аранжировки были продуманы заранее. Йоко потратила больше времени. Она никогда не была ни профессиональным музыкантом, ни певицей, и ей было труднее.

Джон жаждал контролировать каждую мелочь, ради этого он оплатил все издержки производства, и, лишь когда работа полностью завершилась, они занялись поиском звукозаписывающей компании, которая будет издавать и распространять пластинку. С этим предстояло справляться Йоко, и она выбрала новую компанию Дэвида Геффена, бывшего импресарио Crosby, Stills & Nash и многих других крупных рок-звезд. Говорят, тот согласился на сделку, не прослушав ни одной песни.

«Йоко — жесткий клиент. Никому не понять, что у нее на уме», — услышал Симен обрывок беседы Геффена и Джона.

Энтузиазм глав других лейблов, по слухам, поутих, когда им сообщили, что Джон исполняет только половину песен на пластинке, — но он и думать не желал о том, чтобы сократить число дорожек Йоко ради добавления своих. Предвидел, что его ждет домашний скандал? Или просто проявлял лояльность жене? С тех самых пор, как они встретились, Йоко мечтала выйти на сцену как рок-звезда. Она пыталась сделать это и в Нью-Йорке, и в Японии, пока Джон был с Мэй, но потерпела неудачу. Теперь он собирался ей помочь, хотя знал, что многие фанаты просто поднимут звукосниматель, когда зазвучит песня Йоко, и переместят его на следующую дорожку, где будет петь он. Его отношения с Йоко на том этапе были сложными, иногда противоречивыми, часто непонятными… и это еще мягко говоря.

Долгие годы Джон идеализировал в своих песнях их роман, но Симен, не раз слышавший их ссоры, замечал, что на деле все совсем иначе. Конечно, ни намека на это нет в бурном потоке их совместных интервью, которые они начали давать для продвижения пластинки, как только контракт с компанией звукозаписи был подписан.

«У нас отношения «учительница — ученик», — говорил Джон в интервью Playboy. — Она учит, я учусь». А репортеру Newsweek он признался: «Рядом с Йоко я обретаю цельность. Не хочу петь, если ее нет рядом». Они ни разу не упоминали о напряженности в браке. Для них смысл всех интервью заключался в том, чтобы продавать пластинки, и ради этого они возвращались к публичной идиллии, облику бессмертной любви Джона-и-Йоко.

Пока ждали выхода альбома, Джону 9 октября исполнилось сорок, а Шону в тот же день — пять. Чтобы отпраздновать двойной праздник, Йоко наняла биплан, и тот написал в безоблачном синем небе над Центральным парком: «С днем рождения, Джон и Шон. С любовью, Йоко». Шон был очень взволнован и видел все это с крыши «Дакоты» вместе со своей гувернанткой и несколькими сотрудниками. Джону было неинтересно, он просто лег спать. Йоко тоже не смотрела.

Сингл с новой пластинки «(Just Like) Starting Over» выпустили на последней неделе октября — так, публику подразнить. Песню намеренно делали в стиле «Элвиса/Орбисона» и, по словам Джона, выбрали не потому, будто она была самой сильной, — а просто и название, и тема отражали миг возрождения карьеры Джона. Песня мгновенно вошла в десятку лучших — но все же ее приняли с неким разочарованием. Как и пластинку, вышедшую через три недели.

Джона волновали не прохладные отзывы, а продажи. Для Йоко они тоже были на первом месте, и она решила, что если хочет привлечь интерес к своему первому синглу «Walking On Thin Ice» — песне в стиле диско, продюсером которой выступил Джон, — то нужно действовать. Для сопровождения пластинки она запланировала видеоролик, который сняли 26 ноября в студии в манхэттенском Сохо, где фотографы Аллан Танненбаум и Этан Рассел направили камеры на диван-кровать у окна, сквозь которое сиял искусственный солнечный свет.

Некогда Йоко обнажалась, стремясь привлечь внимание, и достигала цели. Теперь ей вновь предстояло призвать на помощь испытанное средство. Они с Джоном сняли кимоно, легли голыми на кровать и четыре часа притворялись, что занимаются любовью, а Йоко указывала операторам, под каким углом снимать. Несколько недель тому назад, в интервью журналу Playboy, Леннон высмеял мысль о том, что «Джон и Йоко сделают все для славы». Но видео «Walking On Thin Ice», похоже, предполагало иное. Получал ли Джон удовольствие от этой съемки, знал ли он, чего от него ожидают, прежде чем пришел в студию, неясно. В любом случае он согласился.

Близилось Рождество. Было много дел: доделать сингл Йоко, работать над продажами альбома, — но Джон был особенно доволен, когда в субботу 6 декабря британский диджей Энди Пиблс и команда BBC прибыли в студию Hit Factory — взять у него интервью для радио. Джон уже девять лет жил в США и, несмотря на свои обещания Лейле и Мими, которым он звонил тем утром, не приезжал в Великобританию ни разу за все это время. Никто из семьи, за исключением Джулиана, его тоже не видел. Мими позже винила себя в том, что не съездила к нему в Нью-Йорк, но у Симена сложилось впечатление, что стоило Мими заговорить об этом, для Джона и Йоко время всегда оказывалось неподходящим.

Трудно понять, почему Джон никогда не возвращался на родину. Скорей всего, он был слишком горд. Он не хотел появляться как былая диковинка из шестидесятых. Он желал приехать с хитом номер один. Для того ему и требовались и визит BBC, и возможность раскрутить пластинку.

Интервью длилось три часа, и Джон с радостью вспоминал тех, с кем работал, когда Beatles в ранние годы десятки раз выступали на радио BBC. Он был в хорошем настроении, рассказывал, как шутит со старыми друзьями из Англии: те спрашивают, почему он не тоскует по дому, а он отвечает, что Англия никуда не денется и все равно будет там, где и сейчас, когда он решит вернуться. А потом, завершая беседу, он объяснил, что это Йоко «продала» ему Нью-Йорк, когда он, покинув Лондон, чувствовал, как ему трудно выйти из-под гнета внимания к Beatles — и конечно же Джон, как всегда, немного приукрасил.

«Мы не могли пройти по кварталу… не могли пойти в ресторан… — говорил он. — Йоко сказала мне: «Здесь ты сможешь гулять… ты сможешь пройти по улице». Но я был как на иголках, я шел и все время ждал, когда кто-нибудь что-нибудь или скажет, или прыгнет на меня, и потребовалось два года, чтобы расслабиться… Теперь я могу выйти вот прямо из этой двери и пойти в ресторан… Я имею в виду, люди, конечно, подходят, просят автограф или говорят «привет», но они тебя не лапают, понимаете?»

Утром в понедельник 8 декабря Джон позавтракал в кафе La Fortuna на Коламбус-авеню, после чего у него была стрижка. Уже много недель он носил длинные волосы, словно битл образца 1966 года, а до того годами то делал «конский хвост», то отращивал лохмы с бородой. Теперь он хотел, чтобы его подстригли коротко, почти «под школьника, как в 1958-м» — для фотосессии в журнале Rolling Stone. Позже утром Энни Лейбовиц должна была приехать фотографировать его.

Среди всей этой суеты Йоко позвонила мне в Лондон и настоятельно попросила немедленно приехать и сделать интервью для Sunday Times, которое я предлагал несколько недель тому назад, — и мы договорились, что я сяду на ранний авиарейс завтра утром.

Энни Лейбовиц знала о съемке в обнаженном виде, которую Джон и Йоко сделали двенадцать дней назад для промовидео, и уже представляла, какую сделает фотографию, когда приехала в «Дакоту». Она предложила обоим раздеться. Джон спокойно согласился, но Йоко на этот раз почему-то обнажаться не желала, и Энни просто попросила ее оставить все как есть, — на Йоко были черные брюки и черный свитер. Обнаженный Леннон свернулся калачиком, словно обвил бесстрастную жену, прикрывшую глаза, и казался младенцем-переростком, цепляющимся за мать. Эта фотография брала за душу и, возможно, стала еще пронзительней, когда Джон воскликнул: «Вы верно уловили наши отношения!»

Интервью шли быстрым потоком. Уделив время репортерам с радио RKO, чуть позже в тот же день пара покинула «Дакоту» и отправилась в студию грамзаписи Record Plant, где Джону предстояло доработать новый сингл Йоко.

Они вышли на улицу со служебного входа. На углу 72-й улицы и Сентрал-парк-Вест в это время, как обычно, ошивалась в надежде увидеть кумира небольшая толпа поклонников. Новая пластинка снова привлекла к нему внимание публики, и фанатов было немного больше, чем обычно.

Когда Джон вышел на тротуар, пухлый юноша в очках протянул ему копию «Double Fantasy» для автографа. Джон подписал, пробормотал что-то вроде: «Это все, что вы хотели?» — и машина команды с радио RKO, любезно предложившей подбросить обоих к студии, увезла его от улыбающегося фаната.

Сведение сингла заняло большую часть вечера. Йоко была в восторге и не понимала, почему не выпустить пластинку прямо сейчас, но Дэвид Геффен, приехавший к ним, настоятельно просил подождать до января. Рождество ведь на носу, какой тут выпуск?

Они закончили где-то в половине одиннадцатого. Джон был в хорошем настроении и доволен проделанной работой. Он напомнил продюсеру Джеку Дугласу, чтобы тот на следующий день приехал «с утра пораньше» — заканчивать сведение, — и они с Йоко, отбросив мысль о ресторане или кафе, решили ехать сразу домой, сели в ожидавший лимузин и отправились обратно — вверх по Сентрал-парк-Вест.

В 22:54 автомобиль припарковался у тротуара рядом с «Дакотой». Они выбрались из машины и пошли к кабинке охранника у въездной арки — главного входа в здание. Йоко держалась слегка впереди, когда Джон, несший несколько кассет с итогами их вечерней работы, вдруг услышал голос, прозвучавший в нескольких шагах за спиной: «Мистер Леннон?»

Он на ходу оглянулся посмотреть, кто его окликнул. Грянули выстрелы. Ему в спину попали четыре пули. Он зашатался, пытаясь дойти до кабинки охранника, и на пороге, выронив пленки, повалился внутрь. Истошно кричала Йоко. Молодой охранник судорожно давил на тревожную кнопку. Джон лежал на полу будки, и у него изо рта и груди хлестала кровь.

На улице, у входа в «Дакоту», пухлый юноша, которому Леннон чуть раньше подписал копию «Double Fantasy», бросил пистолет на землю. Он не пытался убежать, просто стоял там, а потом, достав книгу в мягкой обложке — роман Дж. Д. Сэлинджера «Над пропастью во ржи», — принялся читать.

Его звали Марк Чепмен, и он только что исполнил свою мечту: стал знаменитым.