Быть Джоном Ленноном

36. «Мы были на сцене… Нам грозили расправой, потом кто-то швырнул петарду… Каждый думал, что подстрелили другого…»

Не успела мировая пресса начать охладевать к оскорбленной миссис Маркос, как Beatles снова вернулись на первые страницы газет. По крайней мере Джон — и на этот раз его фотография появлялась рядом с кострами, на которых полыхали пластинки Beatles.

Увы, беседуя с Морин Клив в феврале прошлого года, он не учел, что ее интервью могут продать для публикации в несколько изданий, что позволило малоизвестному американскому подростковому журналу под названием DATEbook поместить на обложку мысли Леннона о христианстве. Когда статью опубликовали в Великобритании, а затем во многих других странах, никто особо не возмутился. Но когда она появилась в «Библейском поясе» Соединенных Штатов, в издании, совершенно не похожем на утонченную лондонскую Evening Standard, и один диджей в Бирмингеме, штат Алабама, ради рекламного трюка зачитал цитату вслух — Леннон, мол, говорит, «битлы популярней Иисуса», — это в прямом смысле воспламенило мир.

Южные проповедники, горя гневом, обрушивались на Beatles с амвонов. В Южной Каролине Великий дракон ку-клукс-клана прибивал их пластинки к горящим крестам. Многие радиостанции наложили на их песни вето.

В Англии, готовясь лететь в Америку, Джон был сначала озадачен суматохой. Затем он разозлился. А потом разволновался. Морин Клив пришла ему на помощь и написала в Evening Standard, что Леннон «не сравнивал Beatles с Христом. Он просто заметил, что состояние христианства было настолько слабым, что Beatles были для многих известней. Он не одобрял этого, но сожалел об этом».

Не помогло. В Пенсильвании республиканский сенатор Роберт Флеминг заявил, что постарается запретить Beatles въезд в его штат. В Кливленде пастор баптистской церкви угрожал отлучить любого прихожанина, побывавшего на их концерте.

Брайан сперва даже хотел отменить тур. Миллион долларов убытка, сказали ему. Даже не думай. У Beatles, и особенно у Джона, не оставалось выбора: только отправиться в Америку, объясниться и разрешить непонимание.

Истерия толпы, создавшая битломанию, сменила полюс и подернулась гнилью. Любовь превратилась в гнев. Местные демагоги ссылались на Beatles, оправдывая нападки на молодежь, запросы которой не одобряли. Нет, в большинстве своем американцы были поражены действиями некоторых своих сограждан, что оказались столь ярыми христианскими фундаменталистами — в конце концов, Джон просто поп-певец! Но этот неосмотрительный «плевок в лицо» сделал его легкой мишенью.

Новый тур начинался в Чикаго. 11 августа, когда Beatles приземлились в аэропорту О’Хара, на Джона налетела толпа журналистов. Вечером, почти в таком же гвалте, Тони Барроу устроил более организованную пресс-конференцию. Никто из тех, кто все время путешествовал с Джоном, никогда прежде не видел его таким измученным и поверженным. Нахальное хвастовство исчезло. Он как мог объяснял, что не «нападал на религию и не принижал ее», и не говорил, будто Beatles «лучше Иисуса» или «больше Иисуса», и «не сравнивал себя с Иисусом Христом ни как с человеком, ни как с Богом, ни как бы то ни было». Просто он использовал имя Beatles как феномен, отдельный от него самого. «Если бы я сказал, что телевидение более популярно, мне, наверное, сошло бы это с рук».

— Вы считаете, вас распинают? — спросил репортер, лукаво пытаясь вложить свои слова в уста Джона.

— Нет. Я бы такого никогда не сказал, — ответил Леннон. На эту удочку он не попался.

Допрос продолжался — и продолжались объяснения. Когда на следующий день ему сказали, что диджей из Алабамы, начавший все дело, теперь требовал от Леннона извинений, тот смутился. Он подавил гнев, проглотил обиду и сказал: «Я все еще не совсем понимаю, что я сделал… Но если хотите, чтобы я извинился, если это вас осчастливит, тогда ладно, извините». Человек, которого Синтия ни разу не видела плачущим за десять лет совместной жизни, был готов разрыдаться от горечи и злости.

В конце концов концерт в Чикаго продолжился. Но допросы не прекращались. Тур пошел по другим городам — Детройт, Кливленд, Вашингтон; дальше была Канада, и наконец они прибыли в Мемфис, штат Теннесси. В этом городе страх пробирал битлов до колик: здесь могли и застрелить. Им снова грозил ку-клукс-клан. «На мне только мишени не хватает», — мрачно сказал Джон перед концертом.

Нервная дрожь била всех. Beatles вышли на сцену. Им предстояло два выступления в «Мид-Саут-колизеум». Первое прошло без инцидентов. Началось второе. Проблем пока не было. И вдруг, в самой середине концерта: «Мы были на сцене… — часто рассказывал потом Джон. — Нам грозили расправой, потом кто-то швырнул петарду… И тут как жахнет! И мы все смотрели друг на друга, потому что каждый думал, что подстрелили другого. Все было настолько плохо».

На следующий день они отправились в Цинциннати. Тур продолжался — снова стадион «Шей» в Нью-Йорке, где остались нераспроданными 11 тысяч мест; «Доджерс» в Лос-Анджелесе и, наконец, «Кэндлстик-парк» в Сан-Франциско. До этого момента никто из их ближайшего окружения не знал, что это их последние гастроли. Брайан все еще надеялся, что они передумают. Но Джону и Джорджу хватило.

Перед последним выступлением они установили на усилитель фотоаппарат с широкоугольным объективом. Ринго сыграл последнюю песню, отошел от ударной установки, поставил камеру на таймер и присоединился к остальным троим. Они повернулись спиной к залу, где было 25 тысяч фанатов, взглянули в объектив — и аппарат в последний раз запечатлел всю четверку на сцене. Вот и все. Никто не делал шокирующих публичных заявлений. Слухи пошли лишь через несколько месяцев.

Джордж с радостью прекратил бы гастроли годом раньше. Иногда он до смерти боялся толпы и иррациональной истерии, где бы ни приходилось играть. Но именно Джон возглавил бунт. «Это было чертовски унизительно, — часто говорил он позже. — Нужно унизиться в высшей мере, чтобы стать тем, во что превратились Beatles. Я этого не предвидел. Все нарастало само собой, мало-помалу, пока это безумие не поглотило нас». Он ни о чем не жалел, разве только о фанатах, которые не успели их увидеть.

Но Beatles повзрослели, детство кончилось. Тысячи живых выступлений повлияли на них до такой степени, что ливерпульская четверка часто чувствовала себя старше своих лет — да и выглядела старше. А теперь им предстояло придумать, чем заняться в жизни.