Быть Джоном Ленноном

58. «Исполним-ка песню моего старого женишка по имени Пол, с которым мы нынче в разлуке…»

Сколь бы необъяснимым и губительным для него самого ни было порой поведение Джона, его дни с Мэй вовсе не представляли собой полтора года загула. Ни в коем случае. Большую часть времени он усердно работал — сочинял, записывал и выпускал песни, и верная Мэй всегда была рядом. В заголовки попадали лишь его неистовые выходки. Когда вышла пластинка «Mind Games», на конверте которой изображен крошечный, похожий на лилипута Джон — уходящий от гигантской Йоко, лежащей на спине, точно Гулливер, — он дал интервью всем американским рок-журналам и даже снял шутливое видео для телеэфира. К сожалению, пластинка стала очередным провалом, получила справедливо плохие отзывы и, по стандартам Леннона, продавалась скромно. Однако потенциал для роста все же был. Пока Леннон ее продвигал, они сблизились с Элтоном Джоном. Оба начали свою карьеру, когда их песни издал Дик Джеймс, и оба впоследствии с ним порвали. Им было о чем поговорить.

По настоянию Мэй Леннон побывал в Диснейленде со своим сыном Джулианом, которому было уже десять и которого он ни разу не видел за два года, что жил в Америке. В гости к отцу в Нью-Йорк мальчика не приглашали, ведь его присутствие в доме Леннонов напомнило бы Йоко о потерянной дочери — она все еще не могла найти Кёко.

Работа над пластинкой «Rock’n’Roll» застопорилась, ибо внезапно исчез Фил Спектор, прихватив с собой уже записанные песни, и Джон растерялся. Он не представлял, что делать дальше. Ответ дал его друг и собутыльник Гарри Нилссон. Он тоже любил «золотую старину», и Леннон согласился выступить продюсером его пластинки — «Pussy Cats». Услышав о проекте, к ним прилетел Ринго, а следом и еще один ударник, Кит Мун.

В первый вечер записи у дверей студии, чего никто не ожидал, появились Пол и Линда. То был первый раз со времен разрыва Beatles, когда Джон и Пол были в одной комнате. И что теперь будет? Вселенский скандал? Ни в коем случае. Когда музыканты собираются вместе и разговоры смолкают или становятся неловкими, они делают то, что делают всегда. Они играют. В тот вечер, когда не было ни Ринго, ни Кита, Пол играл на ударных, а Джон подхватил гитару, и вскоре к ним присоединился Стиви Уандер, и они сыграли «джем» — «Midnight Special». Эту песню Джон и Пол не играли вместе со времен клуба «Кэверн». Лед в отношениях был сломан. В конце вечера Джон пригласил Пола и Линду навестить их в новом доме на пляже к северу от Санта-Моники, куда вместе с ними только что въехали Ринго, Нилссон и Мун. Да, и приезжайте завтра же!

Супруги Маккартни приехали, привезли с собой детей и отправились в тур по дому. Джон и Мэй показали всем свою спальню, в которой, как говорили, Мэрилин Монро развлекала то ли Роберта, то ли Джека Кеннеди, или, возможно, обоих, только в разное время, — никто не был уверен. Но Джон любил эти сплетни. После экскурсии Пол спустился к роялю и начал играть, как делал везде, где бы ни оказался. В то время он горел творческой лихорадкой — у него был успешный сингл, «Live And Let Die», и столь же успешный альбом, «Band On The Run». Если Джон и завидовал, а это, вероятно, было так, он этого не показал.

Перед уходом Пол преподнес бывшему партнеру сюрприз — отвел Джона в сторонку и сказал, что Йоко недавно была в Лондоне, где заняла место Леннона в совете директоров Apple и сказала: если муж хочет вернуться к ней, «ему придется потрудиться». Маккартни играл роль посредника между Джоном — и женщиной, которая так часто его разъяряла и поспособствовала распаду Beatles! Должно быть, Леннон подумал, что жизнь весьма иронична.

Как бы ни восхищался Джон голосом Гарри Нилссона, сессии шли не так хорошо, как он ожидал. Проблема была отчасти в том, что Гарри губил связки наркотой и пойлом и под конец начал кашлять кровью. Но дело было не только в этом. Гарри, Ринго и Кит Мун хотели каждую ночь устраивать вечеринки, и Мэй иногда казалось, что она живет в «приюте для умалишенных». Пол тоже назвал их образ жизни безумием.

Вскоре Джон начал понимать, что впереди пропасть. И раз он был продюсером пластинки, то он за нее и отвечал. «Я словно очнулся посреди всего этого и подумал: «Здесь что-то не так. Привести бы себя в порядок»». Он так и сделал, а потом отвез и Гарри, и пленки в Нью-Йорк и записал новые аранжировки.

Может, визит Пола, делавшего успешную сольную карьеру, вдохнул в Леннона дух прежнего соперничества, когда он увидел себя глазами Маккартни — старый друг, уходящий в никуда, выбрасывающий свой талант в современной стране лотофагов[157]? Или такой эффект оказали слухи о том, что Йоко задумалась о поиске адвоката по разводам?

Вернувшись в Нью-Йорк, он поселился в нескольких кварталах от «Дакоты», в отеле Pierre, куда к нему приехала Мэй. Вскоре Йоко предложила им переехать в «Дакоту» — в другие недавно освободившиеся апартаменты, — но Джон предпочел вместо этого снять квартиру для себя и Мэй на 52-й улице, в квартале Саттон-плейс.

Йоко была довольна. А когда он, ускользнув на ночь со случайной знакомой, попросил Йоко сказать Мэй, что переночует в «Дакоте», ее это позабавило. Странная выходила картина: жена лжет любовнице мужа, прикрывая его неверность любовнице.

Джон всегда любил Нью-Йорк и, вернувшись, вскоре отправился в студию творить новую пластинку. Он назвал ее «Walls and Bridges», а для конверта попросил тетушку Мими прислать ему несколько иллюстраций, которые нарисовал в школе, в одиннадцать лет. На одной была игра в футбол, а на другой — двое краснокожих индейцев в голливудском стиле на лошадях, скачущих к художнику. Прошлое никогда его не покидало. Стоило ему позвонить Мими, она всегда хотела узнать, когда снова его увидит. И он никогда не мог этого сказать. Проблема с визой все еще «решалась», и он не покидал США — а вдруг не пустят обратно? Он просил тетю приехать в гости, но та всегда отвечала, что «ноги ее не будет в стране, где у полиции пистолеты». Скорей всего, она просто упрямилась и не хотела ехать.

«Walls And Bridges» была намного лучше, чем «Mind Games», хотя склонность Джона рефлексировать и жалеть себя по-прежнему сохранилась в таких песнях, как «Nobody Loves You (When You’re Down And Out» и «Scared») — кстати, довольно неплохих. И тем не менее, когда как-то вечером он сыграл эти песни Элтону перед тем, как их записать, тот спросил, а можно ли ему принять участие, — и выбрал песню «Whatever Gets You Thru The Night», в которой играл на органе и подпевал. Эта песня нравилась Джону меньше всех других на пластинке, но Элтон знал американский рынок грампластинок лучше и настаивал: это будет хит номер один. Джон сказал: если это произойдет, выйду с тобой на сцену, — он не думал, что такое вообще возможно. Сингл полностью провалился в Великобритании, но в США побил планку продаж в миллион экземпляров — впервые с выхода «Imagine» в 1971 году.

Но не всех радовал успех пластинки: Леннон поистине злобно растерзал Аллена Клейна в песне «Steel And Glass». Пятилетний контракт, к подписанию которого Джон подтолкнул Джорджа и Ринго, уже истекал, возобновлять его никто не собирался, и Джон, чувствуя, что Клейн каким-то образом его обманул, прибег к единственному способу отомстить, который знал. «You leave your smell like an alley cat»[158], — пел он.

Клейну это не понравилось, но у него были проблемы и поважнее. Четыре года команды юристов в Нью-Йорке и Лондоне пахали как ломовые лошади, пытаясь понять, как расформировать партнерство Beatles, и теперь близились к соглашению. Джон уже был готов согласиться с Полом в том, что наем Клейна был ошибкой, и они составили отдельный иск против американского менеджера. Естественно, дабы защитить себя и свой бизнес, Клейн, в свою очередь, подал в суд на битлов.

Пол был прав, когда сказал, что судебные издержки, связанные с роспуском Beatles, не просто годами кормили множество юристов, но и позволили тем оплатить учебу своих детей в колледже. Законники были повсюду. Как только одна команда составила соглашение с ATV Music насчет Northern Songs, появилась еще одна проблема — и ею занимались уже другие юристы. Новый спор касался давней записи Beatles «Come Together» — той самой, в которой Джон, наплевав на предостережение Пола, стянул строку из песни Чака Берри. Бизнес есть бизнес, без исключений для музыкальных издательств, а потому глава компании, владевшей правами на песню, конечно же это заметил — и конечно же желал компенсации.

Звали его Моррис Леви. В сфере грамзаписи он был довольно известен, характером отличался жестким и плюс ко всему был связан с мафией. Джону казалось, что примириться довольно просто: стоило всего лишь добавить на свою пластинку «Rock’n’Roll» еще три песни из каталога Леви. Аудиопленки, которые умыкнул Фил Спектор, в конце концов удалось вернуть — о да, для этого на Capitol Records появилось еще больше юристов, — и Леннон стремился закончить все как можно быстрей.

Несмотря на все предупреждения о Леви, Джон был от него просто в восторге. Временами его наивность не знала границ. Леви — человек с характером, сказал он. И верно, тут не поспорить. Записав требуемые песни, Джон был так рад завершить пластинку, что отправил Леви несведенную копию всех пленок. И это была его очередная большая ошибка.

К тому времени он и Йоко уже пятнадцать месяцев как разошлись. Мэй вспоминала: когда жена предложила развестись, Джон согласился. Но Йоко, вернувшись из провального сольного тура по Японии, сказала, что звезды не благоволят, — она к тому времени увлеклась астрологией. Мне она тоже смутно рассказывала о разводе, по телефону, но насколько серьезно она, да и Джон подходили к этому вопросу, невозможно сказать, — столь искушенными они были в своих совместных играх, когда распространяли слухи, а потом опровергали их. Трудно судить и о том, насколько Мэй верила их словам.

Однако в квартире у Ист-Ривер, где они теперь жили с Мэй, появился новый Джон Леннон. Приглашая гостей к себе, он был сама любезность и общительность — чего не наблюдалось много лет. Да, квартирка была невелика, но в том же квартале жила Грета Гарбо, и вряд ли можно было сказать, что он не подходил им по статусу. Пол и Линда появились у них в первый же вечер. «Мы провели вместе пару-тройку вечеров, — позже вспоминал Джон. — Поболтали о старых временах. Вспомнили Гамбург, Ливерпуль… Было здорово». На огонек заглядывал и Мик Джаггер — как он признался Мэй, теперь, когда не нужно было сперва вести переговоры с Йоко, ему было намного легче. Он всегда приносил с собой бутылку хорошего вина. Как-то раз, на выходных, он пригласил Джона и Мэй в дом Энди Уорхола, который они вместе с женой Бьянкой снимали в Монтоке на Лонг-Айленде. Гостил у них и Элтон. Джон в такие дни был сама гостеприимность.

А однажды в пятницу вечером, выйдя на террасу на крыше, Джон узрел НЛО над Ист-Ривер. Он позвал Мэй — посмотреть на этот «то ли черный, то ли серый объект… с мигающими огнями», пролетевший мимо здания ООН и двинувшийся вниз по реке. Она его тоже видела. Оба настолько уверились, что Джон был невероятно рад, когда на следующий день телевизионщики брали у него интервью и он, нацепив свою кепку с козырьком, тыкал пальцем в небо и рассказывал о пережитом. Он знал, что слывет наркоманом, и некоторых не удивило, что он верил в летающие тарелки. Он, конечно, не верил в них, когда о тех упоминали сектанты-предвестники — в Дании, в 1970 году. Но увидеть — значит поверить. Он настаивал: ничего я в тот день не курил — и как бы то ни было, до конца жизни оставался убежденным, что видел то, чего не мог объяснить.

В 1974 году, на День благодарения, Элтон в разгаре своего американского тура напомнил Джону про обещание спеть «Whatever Gets You Thru The Night» и попросил присоединиться к нему на сцене в «Мэдисон-сквер-гарден». Он не настаивал. Джон мог и не соглашаться, если чувствовал, что ему не хочется. Но Джону хотелось.

За ночь до выступления он по глупости смешал шампанское и кокаин и чувствовал себя препогано, когда, готовясь к шоу, облачился в черный костюм и надел драгоценный кулон — подарок Элтона. Лимузин Элтона отвез их с Мэй в Медисон-сквер-гарден, и когда они прибыли, то увидели, что Йоко прислала каждому из певцов большую белую гардению. Джон прикрепил цветок к лацкану. Затем, когда шоу началось и Элтон стал исполнять свои хиты, Джон и Мэй ждали за кулисами, пока тот объявит выход.

Дальше воспоминания о вечере и последующих событиях начинают расходиться. Йоко позже сказала, что Джон понятия не имел, что она посетила шоу, и Джон с этим согласился. Но Мэй вспоминала иначе: по ее словам, Йоко попросила ее приобрести билеты ей и ее спутнику, гитаристу Дэвиду Спинозе, и Джон прекрасно знал, что она там будет.

Слухи витали среди публики весь день, и когда Элтон наконец повернулся к аудитории и сказал: «Итак, сегодня День благодарения, и мы подумали, что в этот вечер подарим вам немного радости, пригласив кое-кого к нам на сцену…» — Джон вышел, и публика была готова взорваться. Леннон был поражен. «Это было похоже на битломанию… Я не слышал такого со времен Beatles», — позже расскажет он Дэвиду Шеффу из Newsweek.

Сразу же Джон и Элтон перешли к «Whatever Gets You Thru The Night», затем настал черед «Lucy In The Sky With Diamonds». Но самый большой отклик был еще впереди. «Мы пытались придумать, какой песней закончить, чтобы я поскорее слинял отсюда и проблевался, — пошутил Джон, — и мы подумали: исполним-ка песню моего старого женишка по имени Пол, с которым мы нынче в разлуке… Это старая битловская песня, и мы все ее вроде как знаем». И затем, немного подразнив публику, когда соло-гитарист Элтона сыграл вступление к «I Feel Fine», они перешли к «I Saw Her Standing There».

Это был умный выбор. Элтон предлагал «Imagine», но позже Джон говорил: «Я не хотел являться, точно Дин Мартин, и играть свою классику. Я хотел оторваться и забацать рок-н-ролл». И они выбрали песню, которую Пол написал практически один. Джон впервые исполнял ее как ведущий вокалист, но Элтон подпевал в знакомой гармонии, и Леннон строил фундамент моста обратно к Полу, не зная, достроит ли когда-нибудь сам мост.

Йоко, сидевшая в зале, позже сказала, что Джон выглядел одиноким. Но Мэй, стоявшая за кулисами, думала, что он потрясающий, и ей казалось, тот вечер будет началом чего-то нового.

После шоу Джон взял Мэй на прием в отель Pierre. Йоко была там, и в усеченной версии событий, на которой позже сошлись они с Джоном, оба взглянули друг другу в глаза — и это случилось. Их роман возгорелся опять, и они снова были вместе.

На самом деле ничего там не возгорелось и вместе они не были.

Джон пошатался от стола к столу, немного поболтал с Йоко, поглазел на то, как Ури Геллер гнет ложки, а потом отвез Мэй домой, в Саттон-плейс.