Быть Джоном Ленноном

48. «Спасибо всем большое, надеюсь, мы прошли прослушивание»

Джон просто не был готов. Прошло всего 11 недель после того, как они закончили запись «White Album», и с тех пор он ничего не писал. Но тем не менее во второй день января 1969 года в холодной Твикенхемской киностудии Beatles репетировали перед кинокамерами песни для очередного альбома, предварительно названного «Get Back» — по новой песне Пола.

Не очень ясно, почему они так срочно вернулись на работу — ну разве что трудоголик Пол считал, что группа останется вместе, только если будет играть вместе. Возможно, лучше было бы взять отпуск на полгода, а то и год, и ждать вдохновения. Или, как здраво предложил Джордж, разойтись и делать сольные альбомы, а затем вновь собраться вместе — тогда, когда им этого по-настоящему захочется. Но с момента встречи с Брайаном Эпстайном главным в их жизни был тяжелый труд: каждый год — новый альбом, а то и два, и четыре сингла. И вот они снова возвращались к ежедневной битловской рутине. Ожидалось, что они будут яркими и креативными независимо от того, в каком они настроении, — именно такую планку они сами себе установили.

Они обсуждали всевозможные идеи на следующий год. Например, отыграть три ночи в концертном зале «Раундхаус» в лондонском Чок-фарм и чтобы BBC сняла про их концерт фильм (конечно, BBC такая идея не могла не понравиться). Затем явились сумасшедшие планы выступить на фоне египетских пирамид, или при свете факелов в римском амфитеатре в Тунисе, или на океанском лайнере… В конце концов, они же Beatles! Им можно все! «Мою душу греет мысль сделать это в дурдоме», — с кривой усмешкой бросил Джон.

Но пока что они с помощью режиссера Майкла Линдсей-Хогга собирались вновь явить себя публике живьем: пару недель порепетировать, а затем записать новый альбом прямо перед камерами — показать поклонникам, как им весело работать вместе, играть друг другу новые песни, душевно исполнять старые рок-н-ролльные номера. Проблема крылась в том, что им не было весело работать вместе. Как показали беспристрастные документальные съемки Линдсей-Хогга, беззаботные битловские деньки давно прошли.

В смонтированный фильм пробьется лишь малая доля отснятого и записанного материала, но сохранилось не менее сорока часов записей — как студийных сессий, так и разговоров в перерывах между песнями. И из них ясно видно: и Пола, и Джорджа по-прежнему чрезвычайно напрягало неизменное присутствие Йоко, вечно желавшей высказать свое мнение о том, что Beatles должны делать и чего не должны, — причем не только на сессиях звукозаписи, но и на заседаниях совета директоров. Джон всегда был самым болтливым из группы, но теперь иногда казалось, что отныне за него говорит она, а он просто слушал и кивал.

Пол буквально ходил на цыпочках, прекрасно зная, что может случиться, если он или кто-либо другой пожалуется слишком громко. «Есть только два пути, — слышим мы, как он делится мыслями с Джорджем. — Первый — сражаться, попытаться вернуть четверку битлов без Йоко и попросить ее тихо сидеть на заседаниях совета директоров. Второй — просто принять ее как данность, ведь Джон не порвет с ней ради нас. Он перегибает палку. Но он всегда перегибает палку. Если дойдет до противостояния — Йоко или Beatles, — Джон выберет Йоко, а нам просто скажет: «Ладно, увидимся». И это не в наших интересах. Лет через пятьдесят будет смешно, если люди скажут, что Йоко развалила Beatles, усевшись на усилок».

Но дело было не только в Йоко. Битлы не подготовились к записи нового альбома. Они спорили и насчет аранжировок, и насчет песен, и Джон часто жаловался, что Пол не дал ему времени написать ни одной новой песни. Позже он скажет журналистам: «То были самые жалкие сессии… Мы просто не могли начать, поймать волну… Музыка так не делается — в восемь утра, бог знает где, с какой-то левой толпой с камерами, с этими цветными прожекторами… Я все время ходил обкуренный, и мне было плевать на все…»

Ну, не совсем на все. Он был озабочен достаточно, чтобы наехать на Джорджа Мартина со словами: «Так, Джордж, на этот раз нам не нужен твой дерьмовый продакшен. Это будет честная пластинка, понял? Не хочу этих твоих перезаписей и твоего долбаного монтажа!» Это особенно уязвило Мартина, ведь именно Джон некогда настаивал на его «дерьмовом продакшене» — в первую очередь, например, на записи «Strawberry Fields Forever».

Тем не менее насчет этих сессий он был прав. Они были жалкими. И Пол, уже сочинивший для альбома три своих самых знаменитых хита — «Get Back», «Let It Be» и «The Long And Winding Road», — был явно раздражен творческим бесплодием коллеги.

— Ты что, еще ничего не написал? — слышим мы его вопрос Джону.

— Нет.

— Мы вылетим в трубу.

— Пол, я всегда лучше всего работаю, когда меня припрут к стенке. Я напишу. В воскресенье, — отвечает Джон.

— Ну, надеюсь, родишь, — отвечает Пол.

— Родишь-погодишь, был такой рокер, Сэмми-мамин-малыш, — отшучивается Джон, снова начиная играть словами.

Пол больше ничего не мог сказать. Он просто наблюдал, как Джон возвращается к Йоко. «Сдается мне, как скончался мистер Эпстайн, так между нами словно черная кошка пробежала, — весьма формально высказывает он Джорджу и Ринго. — Видно, нам нужен большой папочка, который скажет: «Ребятки, уже девять утра, пора! Оставьте девочек дома!»»

Но Джон не собирался оставлять эту девочку дома. Пол, может, и чувствовал, будто знает, как лучше для Beatles, и все еще был уверен, что «группе лучше, когда все вместе». Но Джон, ныне равнодушный к тандему Леннон — Маккартни, не слушал уже ничего.

Пол пошутил, что с нетерпением ждет, когда старый друг устроит представление «в черном мешке на той недельке», и продолжил работать — указывал другим битлам, как, по его мнению, им следует играть его песни. В конце концов переклинило Джорджа, и на съемочной площадке разразился скандал. Соло-гитарист дал всем понять: его заколебали эти «визгливые потуги» Йоко. «Все, свидимся в клубах», — сказал он остальным, вышел и поехал в Ливерпуль. Для записи альбома и съемок фильма, которые и так уже шли со скрипом, это создало серьезную проблему. Когда в прошлом году ушел Ринго, его место на время занял Пол, неплохой барабанщик. Но ни Джон, ни Пол даже думать не могли сыграть за Джорджа партии соло-гитары.

За последние несколько лет Леннон и Харрисон сблизились. И на словах Джон даже сочувствовал гитаристу, убежденному в том, что его ставят ниже двух верховных сочинителей Beatles. «Это его неизлечимая, терзающая рана, — откровенничает он с Йоко. — Только в этом году он понял, кто он на самом деле и сколько дерьма мы ему сделали». Но магнитные ленты ясно показывают: отсутствие Джорджа его не волновало. «Уйдет так уйдет, — говорит он. — Если вернется, продолжим, как будто ничего не произошло… Не вернется к понедельнику или вторнику, попросим Эрика Клэптона».

Для него концепция Beatles уже изменилась. «Не думаю, что Beatles вращаются вокруг одной четверки», — говорит он в какой-то момент, и подозревают, что рядом была одна только Йоко.

Дни на Твикенхемской студии шли своим чередом. В один из них Джон и Йоко развлекали съемочную группу, танцуя вальс, а в другой день Йоко непрестанно стонала, словно заблудший дух: «Джон… Джон… Джон… Джон», так маниакально и так настойчиво, что даже Ринго, обычно спокойный, сказал им обоим прямо в глаза: «По ходу, вы совсем кукухой поехали. Оба».

Через две недели все они были по горло сыты Твикенхемом и согласились вернуться в штаб-квартиру Apple на Сэвил-роу. Там к ним присоединился Джордж с новой песней «I, Me, Mine» и заявил: «Если вам не нравится, мне плевать». Они сказали, что песня им очень нравится и они ее непременно запишут.

Конечно запишут — вот только где? Алекс-волшебник обещал им современную, «с иголочки», студию звукозаписи и взял на нее деньги. Но он ничего не построил, ибо не знал как. Если собрать воедино все рассказы очевидцев, картина выходит такой: он поставил древний осциллятор на пару досок и приделал несколько маленьких колонок по периметру стен в подвале с отвратной звукоизоляцией. Наверное, в ту минуту даже Джон наконец-то прозрел. Это он привел Алекса-волшебника, и это его снова развели, как малыша.

По словам Харрисона, студия «была самой большой катастрофой всех времен». Алекс Мардас «расхаживал по ней в белом халате, словно какой-то аптекарь… но и понятия не имел, что делает». Джордж Мартин просто окаменел.

После такого Алекс-волшебник в Apple не задержался. Когда техники EMI с Эбби-роуд сорвали его оборудование и под руководством Мартина установили свою собственную переносную систему, Beatles вернулись к работе. По любезному приглашению Джорджа к ним присоединился клавишник Билли Престон.

Запись пластинки заняла чуть больше недели, и съемочная группа толпилась вокруг битлов в маленькой студии, но фильм больше не назывался «Get Back». Как оказалось, ему лучше подходило название одной из новых песен Пола, «Let It Be»[118]. Никто уже не говорил о том, чтобы снимать концовку в римском амфитеатре в Тунисе. Во-первых, «Ринго не поедет за границу», — сказал Пол. Во-вторых, все четверо битлов просто хотели как можно скорей закончить горький опыт. И тогда у режиссера Майкла Линдсей-Хогга появилась идея.

30 января 1969 года, вскоре после полудня, в отдел новостей газеты Evening Standard посыпались телефонные звонки. Их переводили на меня. «С крыши здания на Сэвил-роу слышен дикий грохот», — пришел первый отчет, за которым вскоре последовали звонки от взволнованных офисных работников, которые распознали в «грохоте» игру Beatles. Сообщалось, что битлы играют на крыше своего особняка XVIII века, имеющего статус архитектурного памятника, и их голоса и звуки гитар разносятся далеко за пределы Мейфэра.

Люди высовывались из офисных окон, бросали пишущие машинки, чтобы присоединиться к другим, выбегавшим из магазинов на соседней Риджент-стрит, и спешили собраться на участке тротуара у Сэвил-роу, 3, слушая, как в вышине, над ними, дают бесплатный концерт битлы. В окружении персонала и нескольких друзей Джон в меховой шубе, Джордж в накидке из каракуля, Ринго в чем-то оранжевом и Пол, отрастивший густую черную бороду, в темном костюме и белой рубашке апаш, — играли на быстро сколоченной сцене размером немногим больше, чем в клубе «Кэверн».

Они не особенно хотели играть. День выдался холодный и пасмурный, настроение у них было так себе. Но Линдсей-Хогг сумел их убедить: если полиция позволит им нарушать общественное спокойствие хотя бы полчаса, у него будет достаточно материала, чтобы закончить фильм эффектным последним рывком и положить конец всей этой несчастной затее, о которой они уже жалели. Впервые за несколько месяцев Йоко не висла на Джоне, а укрылась у дымохода. Это были Beatles, просто Beatles, и они играли вместе, как группа, — так же, как в свои самые первые дни.

Пол исполнил «Get Back» и «One After 909», Джон спел «Don’t Let Me Down», и никто из них ни о чем особенном не думал, разве что как бы побыстрее со всем разделаться. Но пленка с этим фильмом станет одним из самых запоминающихся моментов их пути. В то время никто из них этого не понимал, но они в последний раз играли вместе на публике… ну, почти на публике. «Спасибо всем большое, надеюсь, мы прошли прослушивание», — сказал Джон, когда приехала полиция и сессия завершилась. Это была самая прекрасная завершающая реплика, на какую только можно было надеяться. Они действительно прошли прослушивание. Да, он всегда находил что сказать.

Что касается их альбома, то ни битлы, ни Джордж Мартин не хотели возиться с музыкой бог знает сколько, и все пленки отдали ассистенту EMI Глину Джонсу, чтобы посмотреть, сможет ли он свести это в достойную пластинку. Спешить было некуда. Монтаж фильма, который должен выйти вместе с пластинкой, займет целый год, и кто знал, где они к этому времени окажутся?