Быть Джоном Ленноном

38. ««Strawberry Fields Forever»… Это про меня, и у меня тогда были трудные времена»

В конце ноября 1966 года, после того как окончился самый долгий перерыв в карьере Beatles, в первый день возвращения на Эбби-роуд, Джон пел «Strawberry Fields Forever» под акустическую гитару. Изначально они хотели сделать новую пластинку автобиографичной. Подобные мотивы уже проскальзывали в «In My Life». Но «Strawberry Fields» была совсем другой. Симфоническая поэма, сплетенная с потоком сознания, она родилась из эффекта галлюциногенных препаратов и туманных воспоминаний детства. В равных частях.

Но что было чем порождено? «No one I know is in my tree, I mean it must be high or low»[89], — гласили строчки. О чем это? Воспоминания о реальном дереве, как те, под которыми Джон когда-то играл в прятки с Питом Шоттоном под звучащий фоном оркестр Армии спасения? Или это просто наркоманская метафора, призванная выразить, что ты всем чужой и тебя никто не может понять?

Когда его просили истолковать его тексты, он порой растекался мыслью по древу, — я сам был тому свидетелем, когда мы говорили об этой песне. «Было одно место, куда я ходил играть… в детском приюте, там были праздники в саду», — ответил он. Но смысл? «Это про меня, и у меня тогда были трудные времена». Дальше шли истории о том, как он отличался от остальных — всегда, с самого детства. «Я был самым умным и классным. Никто таким не был. Об этом я и говорил… когда сомневался, гений я или безумец». Иногда, как объяснял он в другой раз, не стоит слишком тщательно исследовать смысл песен.

Ему было важнее ощущение сна, отрыва от реальности, что порождала песня, созданная при участии всей ливерпульской четверки и Джорджа Мартина. Продюсер добавил трубы и виолончели, Пол наиграл вступительное соло флейты на меллотроне, Ринго обернул барабаны полотенцами, чтобы заглушить звук, а Джордж применил новую гитарную технику и играл слайдом. Обычно в студии Джон спешил закончить запись, в отличие от Пола, который беспокоился о каждой, даже мизерной детали аранжировки. Но сейчас он, возможно, чувствовал, что и для него, и для Beatles настал момент перемены пути; возможно, даже эпохальный момент для рок-музыки — и ему все время казалось, что с песней что-то да не так. И когда наконец все думали, что запись закончена, он едва не разбил сердце Джорджа Мартина, когда решил, что хочет начать все заново.

Новая запись ему тоже не понравилась. Он потребовал свести обе версии вместе, хоть те и были записаны в разных тональностях и с разной скоростью. Позже Мартин говорил: то была самая сложная в его жизни задача, и он справился, замедлив одну версию и ускорив другую, пока они чудесным образом не сошлись.

Много лет спустя оба встретились в Нью-Йорке, и Джон, решив подразнить продюсера, сказал:

— Эй, Мартин, как насчет заново записать все песни Beatles?

— Даже «Strawberry Fields»? — спросил тот.

— Особенно «Strawberry Fields»! — ответил Джон.

Все студии на Эбби-роуд, как и прежде, были в полном распоряжении Beatles, и для записи «Strawberry Fields Forever» потребовалось в общей сложности 55 часов.

Следующая песня, к которой они обратились, вряд ли могла отличаться сильнее. «When I’m Sixty-Four», песня Маккартни, строилась на мелодии, которую тот играл еще в дни концертов в «Кэверн», только теперь с новыми словами к шестьдесят четвертому дню рождения отца Пола. Для поклонников битла это было бы шоком: то был пастиш на песни английских мюзик-холлов тридцатых годов, который, возможно, подошел бы Джорджу Формби. Вклад Джона был минимален — ну, может быть, он добавил пару-тройку случайных строк.

У Пола были работы, которые Джон порой мог назвать слащавыми. Но в его следующей песне, «Penny Lane», ничего слащавого не было. Да, мелодия была чисто в стиле Маккартни. Но название придумал Джон за несколько месяцев до этого, когда они собирали серию образов, чтобы использовать в песне. Географически Пенни-лейн — всем известная конечная станция на окраине Ливерпуля, неподалеку от их домов. Слова были просто воспоминаниями о детстве, Джон говорил о «синих небесах окраин», под которыми они оба выросли, хотя это только в их памяти дни всегда были солнечными, — а так-то небо над Ливерпулем часто закрывали облака. «Там был банк, и трамвайное депо… и пожарные машины, если чуть спуститься…» Была и парикмахерская, а «милой медсестричкой, что маки продает с лотка», была подружка Пита Шоттона. В плане стихов то был шедевр Леннона и Маккартни, их по-настоящему совместное творение — и они были настолько в себе уверены, что даже внесли маленькую вульгарность ливерпульских парней в строчке «four of fish and finger pies»[90]. Песня была неимоверно хороша, и запись ей не уступала, а потому, когда отдел продаж EMI взмолился: «Пришлите новинку от Beatles!» — Джордж Мартин и Брайан передали ее вместе с «Strawberry Fields Forever» для сингла с двойной стороной «A», решив снять обе песни с нового альбома.

В этот момент всякая надежда на пластинку, вдохновленную Ливерпулем, была утрачена. Вместо этого Beatles стали создавать «концептуальный альбом» — понятие в то время новое, означавшее все, что душе угодно. Возможно, автобиографический элемент никогда бы и не сработал. Не смогли же они придумать сюжет несколькими годами раньше, когда пытались написать совместную пьесу. Так что и в этом проекте их мог ждать тот же самый творческий кризис. И все же это была упущенная возможность — жаль, что они даже не попытались.

Но почему выпуск «Penny Lane» и «Strawberry Fields Forever» в качестве сингла должен был исключить их появление на альбоме — это так и осталось загадкой. «Eleanor Rigby» и «Yellow Submarine» вышли и синглами, и на «Revolver». Неужели отдел продаж EMI убедил Брайана и Джорджа, что пара песен, изданных несколько месяцев тому назад, повредит продажам альбома? Джордж Мартин говорил мне, что это решение стало самой большой ошибкой в его карьере.

Запись затянулась. Миновал Новый год. Все видели, что и песни, и аранжировки, которыми их украшал Джордж Мартин, отличались от прежних творений Beatles. И, словно подсознательно подстраиваясь под эти изменения, битлы даже и выглядеть стали по-другому: все четверо отпустили усы — остальные трое присоединились к Полу, который так прикрывал верхнюю губу, разбитую после аварии на мотоцикле.

Новая тема для альбома, которая развивалась главным образом в голове Пола, состояла в том, что битлам предстояло встроить свою идентичность в духовой оркестр викторианского образца, чей стиль пребывал в непрестанном противоречии с психоделикой 1967 года. Благодаря гастрольному менеджеру Мэлу Эвансу, который случайно ослышался и решил, что ему сказали «соль и перец» — «salt and pepper», — в конце концов альбом стал известен под названием «Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band»[91] — и ему предстояло стать одним из самых продаваемых альбомов в истории. Среди его достижений на сегодняшний день — 32 миллиона проданных копий, несколько премий «Грэмми», десятки призов от музыкальных журналов и масса других наград.

Стоил ли он тех похвал, что ему выпали? Это спорно. Джон всегда испытывал к этой пластинке смешанные чувства — может, потому, что не считал проект «своим», ведь именно песни Пола — «She’s Leaving Home», «Lovely Rita» и «When I’m Sixty-Four» — стали явными хитами. Но хотя он, вероятно, был прав, описывая свою песню «Good Morning Good Morning» как «непотребный хлам», то, как он использовал слоганы с рекламного плаката викторианского мюзик-холла, найденного в антикварном магазине, для «Being For The Benefit of Mr. Kite!» — это было блестяще. Кому еще такое пришло бы в голову? Кто бы мог положить это на музыку? Или создать «Lucy In The Sky With Diamonds», которую потом кто только не копировал?

Он снова замаскировал свой голос, когда пел ее, но отсылки к «Алисе в Стране чудес» указывают, что за песню, наверное, стоит сказать спасибо Мими, которая когда-то дала ему эту книгу. К сожалению, когда кто-то заметил, что первые буквы слов Lucy, Sky и Diamonds сходятся в аббревиатуру LSD, предположили, что он призывает фанатов Beatles принимать кислоту.

Все было не так. Его сын Джулиан однажды пришел домой из детского сада и показал картинку, которую там нарисовал, а когда его попросили объяснить, что это, просто сказал: «Это Люси в небе с алмазами». Люси была девочкой из его группы.

Однако Джона опережала дурная слава, и непреднамеренная связь с ЛСД стала городской легендой. Мими бы этому явно не порадовалась. В Кенвуде, когда Джон работал над этой песней, кислота явно была — скорее всего, на аптекарском пестике и ступке, в которой он хранил наркотики. Он вполне мог принимать ее, пока писал текст. Но в названии песни не было никакого тайного посыла, в чем он уверял меня спустя годы после того, как вся эта шумиха утихла и уже не имело значения, был он или нет.

Впрочем, никто не хотел верить его оправданиям — учитывая, что в песне «A Day In The Life», одной из лучших на альбоме, Джон пел прямым текстом: «I’d love to turn you on»[92], — а строку эту, кстати, на самом деле создал Пол Маккартни. Это как раз действительно была песня о кислотном трипе, чистый поток сознания, где одна строка напоминала о Таре Брауне, друге, погибшем в автокатастрофе и, возможно, под кислотой; другая была основана на заголовке из газеты Daily Mail о четырех тысячах дыр на улицах города Блэкберн в Ланкашире; а третья, об «английской армии, выигравшей войну», возможно, отсылала к фильму, в котором только что снялся Леннон. Затем, между куплетами, появлялся Пол, чей день начинался с рутинной поездки на автобусе-даблдекере… а потом альбом приближается к завершению, и целый оркестр, сорок один инструмент, играет крещендо, а потом, с чувством, дает заключительный аккорд, и затихают отголоски эха. «Словно конец света» — такое указание дал Леннон Джорджу Мартину.

Услышав это и вчитавшись в строки, BBC вынесла вердикт: запретить песню на радио.

Во многих отношениях «A Day In The Life» была прекрасной иллюстрацией работы дуэта Леннона и Маккартни как авторов, поддерживающих друг друга. «Мы так писали много раз, — пояснял Джон, — один пишет основной кусок, легкую часть, в духе «I read the news today»[93] — или как-то так. А когда стопоришься или тяжело, не продолжаешь, просто откладываешь. Потом мы встречались, я пел половину песни и вдохновлял Пола написать следующий отрывок — или наоборот». При работе над этой песней Пол явно тоже сидел на кислоте, хотя и без особого желания, столь заметного у Джона. Впрочем, даже Леннон гордился тем, что ему хватало профессионализма не принимать ЛСД в студии — кроме того случая, когда он ненароком ошибся, работая над «Getting Better».

«Я думал, что глотал простые стимуляторы — ну, чтоб не спать, но мне поплохело, — рассказывал он позже. — И я врубился, что принял ЛСД, ну и говорю остальным: «Эй, всё, я пас, дальше без меня, я так посмотрю»».

Не зная причины, по которой Джону стало плохо, Джордж Мартин решил, что битлу, вероятно, нужен свежий воздух. «Я знал, что они покуривали «травку», иногда даже в столовой в перерывах, но вот насчет серьезных вещей… — вспоминал он. — Я был настолько наивным, что вывел Джона на крышу студии — там были фанаты, ждали на улице у Эбби-роуд. Знай я, что он под ЛСД, я бы его куда угодно потащил, но только не на крышу. Там был небольшой парапет, высотою с локоть, но без перил. Уже настала ночь, ясная, звездная, и Джон подошел к краю, посмотрел на звезды и сказал: «Ты только посмотри, ну разве они не прекрасны?» Ну да, ему-то они были прекрасны, а мне-то что? Звезды как звезды».

Как обычно, почти все заслуги в работе над пластинкой достались Леннону и Маккартни. Разве что Ринго, которому доверили «With A Little Help From My Friends», немного восстанавливает равновесие и историческую справедливость в интервью для «Антологии Beatles»: «Джордж Мартин стал нашей неотъемлемой частью. Мы намешали туда струнные, духовые, клавишные… и Джордж был единственным, кто мог все это записать. Он был невероятен. Один из них (Джон или Пол) говорил: хочу, чтобы скрипки делали вот так вот «ду-ду-ди… ди-ди-ду…» — и Джордж ловил это на слух и записывал. Он стал частью группы».

«Sgt. Pepper» был необычен во всех отношениях. Харрисон расстроился, когда Джон и Пол наложили вето на его уже записанную песню «Only A Northern Song», но затем появилась «Within You Without You», которую он записал отдельно с группой индийских музыкантов. Ринго за те долгие дни и ночи, когда был не нужен, научился играть в шахматы. Впрочем, он весьма откровенно выразил мнение некоторых поклонников Beatles о пластинке, сказав: «Я в половине песен не догоняю, о чем там Джон и Пол поют».

Джейн Эшер, скорее всего, прекрасно знала, «о чем там пел» Пол. В то время она была на гастролях в Северной Америке с бристольским театром «Олд Вик». А вот Синтия вряд ли понимала более сложные, по общему признанию, тексты Джона — и никогда не говорила, будто он тратил время на объяснения. Возможно, она никогда и не просила ей объяснить. Но жили они мирно — большую часть времени. «У нас дома не было проблем, — говорила она. — Как пара мы старались жить наилучшим возможным образом, учитывая сложившиеся обстоятельства. Правда. Мы даже не ругались».

Но позже она призналась мне, что пристрастие Джона к кислоте меняло его. «Кислота разрушала не только его самого, но и многое, что он ценил. Дома он пропадал в своих грезах: вроде бы здесь — а на самом деле нет. Я говорила с ним, но он меня не слышал».

Считала ли она, что наркотики исказили разум Джона? «Он был на другой планете, пока писал этот альбом. И хотя на время наркотики стали частью его работы… мне все же кажется, они во многом погубили его способность творить».

Что до их брака, то изначальная пропасть, бывшая между ними еще в день свадьбы, ширилась с каждым днем.