Диктатор

Так и лег бы цвет магической Британии на холодные плиты пола замка Хогвартс (хорошо еще, как бы понарошку, не насмерть), если бы в коридоре не появилось новое действующее лицо.

— Ах вы мерзавцы! А ну всем прекратить драку! Ступефайступефайпетрификусбомбарда!

"А вот и кавалерия из-за холмов", — подумал я. И, как назло, чертовы дурмштранговцы заслонили мне своими телами большую часть картинки. Но даже того, что я смог увидеть, мне хватило, чтобы впечатлиться до самых печенок.

Барти… внушал.

Если континенталы напоминали средневековую тяжелую пехоту посреди невооруженной черни, то при взгляде на Моуди, сразу вспоминались виденные по телеку кадры, как в косяк мелкой рыбешки живой торпедой влетает щука. Непрерывно швыряя направо и налево заклинания с зажатой в правой руке волшебной палочки, Крауч мимоходом успевал отвешивать удары посохом неосмотрительно приблизившимся детишкам. Причем, отвешивать нещадно, от всей души. Ах да. Магическая медицина. Что ей какой-то синяк? А уж как эффектно смотрелся финал, когда заклинаниями Бомбарда продавив щиты дурмштранговцев, фальшивый аврор ударами своего посоха поломал чужие и отправил всю, и девушку тоже, команду в техничный нокаут.

— Так! — глядя на поле побоища, заполненное стонущими и хрипящими недорослями, Моуди ничуть не казался озабоченным. — Ренервейт Максима! За каждого участника свалки — по минус десять баллов соответствующему факультету. И отработка! Каждому!

— За что?! — раздался в ответ дружный полувопль-полустон.

— За тупость!

— Не слишком ли, профессор Моуди? — спросила заметно запыхавшаяся МакГонагалл, которая буквально на полкорпуса, так и хочется сказать, кошачьего, смогла опередить остальных деканов. — Они же еще дети, а не ваши… авроры.

— Мои бы у… хм, авроры после такого позора полдня бы беременными жабами ползали по дуэльному залу, своими языками каждую соринку подбирая!

— Но ведь они еще не сдали всех экзаменов и глупо требовать от них соответствующих талантов и выучки…

— Филиус прав! — согласно кивнула Помона, а стоящий как обычно позади всех Снейп промолчал, но бросил о-о-очень выразительный взгляд на своих учеников. Кого-то в мантии с зелено-серебристым кантом заметно передернуло.

— А я, если вы слышали, наказал их не за то, что в бою они показали себя как помесь бубонтюбера с садовым гномом, а за глупость! За то, что они, обладая такими "впечатляющими" навыками, вообще полезли в драку! Мне стыдно за Британию!

— Я поговорю со своими учениками, — после долгой паузы очень веско сказал декан Слизерина. Тихий, но дружный стон серебристо-зеленых, стоило Снейпу лишь удивленно приподнять правую бровь, мгновенно умолк.

— Выдай им самые впечатляющие по размерам и изгаженности котлы, — посоветовал Моуди.

— Коллега, — медленно проговорил Снейп. — Я сам решу, кого и как именно мне наказывать.

"Без сопливых разберусь", — так и слышалось мне в этом чопорном ответе. Впрочем, Краучу было не до этого. Он своим артефактным и здоровым глазами рыскал по валяющимся телам, ища кого-то. И нашел.

— Ты! — Крауч повернулся спиной к предателю Повелителя и указал палочкой на меня. — Сегодня вечером, после ужина, отработка у меня в кабинете!

О! Как вовремя! И сколько зрителей! Ну, сейчас я отыграюсь за урок ЗОТИ и поставлю Моуди на место.

— Профессор Моуди. Я, как полноправный лорд, согласно Кодексу Хогвартса признаю ваше требование оскорбительным и…

— Да мне насрать! — перебил меня Моуди.

— Профессор! Здесь же дети! Какой пример вы им подаете?! — поморщилась МакГонагалл, но Моуди, похоже, было насрать не только на меня.

— Ты понял меня, парень? Не придешь ко мне, тогда я приду сам и устрою такую отработку, которую ты никогда не забудешь! Ясно тебе? Ну?!

— Ясно, — ответил я.

Мда. Поднял, называется, авторитет.

Глава 16. Знакомство с Барти

Авторитет авторитетом, но идти на вечернюю отработку мне все же пришлось. Я не хотел даже мысленно представлять себе, в какую форму, с учетом капитальной ебнутости на голову преданнейшего слуги Волдеморта, примет та самая "никогда-не-забудешь" отработка. Что-то сомнительно, судя по прошлой такой с ним, что я смогу даже хотя бы просто поцарапать Барти. Так что, если тому в голову придет что-то совсем непотребное, всегда и уйти можно, ничего не объясняя (а попросту руки в ноги — и драпать). И прятаться потом за юбкой Спраут на факультете. М-да…

Постучавшись в запертую по вечернему времени дверь кабинета ЗОТИ, я немного подождал, и вскоре дверь с легким щелчком чуть приоткрылась. Раз приглашают, нужно войти.

Класс был темен, тих и пуст. Только из-за приоткрытой наполовину двери в личный кабинет профессора ЗОТИ доносились какие-то звуки, и на темный пол падало прямоугольное пятно света. Поднявшись по коротенькой лестнице (интересно, в том, что кабинет расположен выше класса, есть какой-то глубокий смысл), я зашел в комнату.

Это был первый личный кабинет профессоров, что я видел за прошедшие три года учебы в Хогвартсе. Все же я не Поттер, который ел с рук у оборотня, а Флитвик и Спраут — даже они разговаривали со мной только в классах, поэтому я не считаю, что в моем любопытстве было что-то предосудительное. Я остановился на пороге и стал внимательно по очереди рассматривать предметы, что попадали мне на глаза. И сразу же зацепился взглядом за коллекцию средневекового холодного оружия, многие экземпляры которой хотелось потрогать руками или даже взмахнуть или ударить по мишени. Быть может, лет пять назад я бы с удовольствием схватился за пару-тройку рукоятей или потрогал бы ногтем заточку, но… Здесь я уже не первый год и поэтому отлично знаю, что даже безобидный на вид предмет может быть смертельно опасным, а уж оружию таким быть сам Мерлин велел.

Отведя душу визуальным осмотром богато отделанного холодняка, я перевел свой взгляд на прочую обстановку комнаты. Кабинет ЗОТИ чем-то напоминал кабинет директора, только "труба пониже и дым пожиже". Живые картины, сейчас странно молчаливые, сундуки и сумки, шкафы с книгами и какими-то странными на вид кусками костей и черепами неведомых существ, и прочая, прочая, прочая дребедень, которая неосведомленному магу покажется обычным мусором, а разбирающемуся — редкой драгоценностью. А вот чем рабочее место Крауча отличалось от дамблдоровского, так это тем, что о кабинете профессора ЗОТИ нельзя было сказать, что в нем царил абсолютный порядок — скорее, совсем наоборот.

По полу кабинета совершенно небрежно разбросаны какие-то артефакты, предметы одежды и куски чего-то непонятного. Чем-то это напоминало место крушения самолета. Как и на обгорелом поле, здесь тоже можно было найти "обломки": вот это — деревянная нога-протез, дальше — крутится валяющийся на полу бесценный волшебный всевидящий глаз, металлическая оправа от которого небрежно надета на спинку резного кресла. Посох спокойно прислонен к придвинутому к столу другому креслу, в котором сидит… совершенно незнакомый мне мужчина. Худой и веснушчатый блондин лет тридцати пяти, в небрежно прибранной копне русых волос которого проглядывают седые пряди, пристально смотрел на меня, наслаждаясь моим недоумением. На Барти из фильма он не был похож совершенно, если не вглядываться в горящие фанатичным огнем темные глаза.

— Пришел? Присаживайся, — собеседник с ясно видимым удовольствием потянулся и пошевелил конечностями, — если бы ты знал, как это утомляет — прыгать на одной ноге!

— Кто ты? — спросил я, наставив на блондина волшебную палочку. — Отвечай! Куда ты дел профессора?!

— Как ты меня утомил, Крэбб, — и легким мановением руки Крауча, сопровождаемым невербальным Экспеллиармусом, моя палочка оказывается выбита у меня из руки. Я на автомате потянулся за запасной, но и ее постигла та же участь.

— Постоянная бдительность, Крэбб! Постоянная бдите… тьфу! Как это привязывается! Чертов Моуди. Он совсем чокнулся на своей бдительности, которая, впрочем, его так и не спасла.

— Так кто ты?

— Садись! — и магический толчок отправил меня в объятья кресла. — Для начала, лорд Крэбб, позвольте представиться. Официально бывший наследник и умерший в Азкабане Бартемиус Крауч Второй, — Барти привстал и изобразил пародию на вежливый поклон младшего старшему. Но даже в этой шутовской пародии было столько изящества, воспитания и… долгой череды благородных предков, что меня некисло так кольнула зависть. Увы, придется смириться с тем, что одного попаданчества в аристократа мало. И даже просто родиться им недостаточно: порода и воспитание — вот те киты, что делают в нашем понимании человека аристократом. Все как у, хм… собак.

— Хм… Очень приятно, мистер Крауч. Кстати, а вы не родственник Бартемиусу Краучу…

— Замолчи! — присевший было мужчина вскочил и направил на меня волшебную палочку. — Не произнеси при мне его имя! — тяжело дыша, он оперся на стол, давя в себе приступ ярости, а потом пояснил: — Да. Бартемиус Крауч мой ненавидимый отец!

— Ясно. Вот только это не объясняет того факта, как официальный мертвец занял место аврора Моуди, зачем разыскиваемому преступнику это вообще нужно, а так же, причем здесь я?

Барти ухмыльнулся, подошел к моему креслу и навис надо мной всей своей тушей, если его худощавую фигуру можно так назвать.

— Меня не разыскивают. Зачем искать того, чье тело давно закопано на одном острове в северном море? А вот на остальные вопросы ответ один, — и Барти начал задирать мантию на левой руке. — Господин сказал мне, что один из школьников пытался заинтересовать его.

— Я не помню, чтобы кого-то называл своим господином!

— А ты взгляни сюда. Вот ЕгоМетка.

Метка была впечатляющей. В отличие от той поблекшей и выцветшей, что я видел через память Винса на руке Логана Крэбба, эта была четкой и какой-то… живой? Даже слегка подрагивала, хотя до полноценного движения, как это было при живом Волдеморте, она своим состоянием все еще не дотягивала. И еще от метки ощутимо, вот не знаю только, каким именно чувством я это осознаю, тянуло магией. Злой магией. Очень злой магией. Но она была мне так… приятна. Хм. Что-то со мной не то. Нужно будет разобраться, позже. Сначала — срочные дела. Нужно выяснить, это точно Барти или нет?

— Узнал? — восторженно глядя на свою руку, спросил меня самозваный профессор. — Видишь?! Он скоро возвратится! И у меня к тебе дело от Него.

— Я тебе не верю. Мою память могли считать, и теперь все это — провокация. На кого ты работаешь, на Министерство или на Дамблдора?

— Хм, — Барти сел в кресло и совершенно по-плебейски забросил ноги на стол. — Лорд говорил, что у тебя абсолютная защита от чтения мыслей. Так что не следует делать вид, что ты ничего не понял!

— Только в Хогвартсе. И не далее как год назад меня до донышка вычитал декан Слизерина… — именно вот так вот. Не Снейп, не профессор, не зельевар, не друг Люциуса Малфоя или бывший пожиратель, а декан одного из факультетов Хогвартса, где директором — Дамблдор. Такие тонкости сын рода прирожденных политиков и дипломатов распознаёт независимо от своего состояния, чисто на ощущениях, ибо воспитание. — Так что все мои тайны давно уже известны всем заинтересованным в них личностям. Тем более я никогда не видел Барти Крауча младшего…

— Хм. Не могу отказать тебе в здравом смысле. Ну а как ты объяснишь Метку? И не надо говорить, что ты ее никогда не видел. Уж у твоего отца она была!

— Метка не проблема.

— Что-о-о?

— После падения Лорда на свободе оказалось слишком много предателей… — ой как это хорошо — знать больные мозоли собеседника. Начинаю понимать, зачем и Дамблдор, и Волдеморт учили легилименцию. — И найти одного-двух, согласных изображать хоть Мерлина, хоть Слизерина, не составит труда. Особенно, если отмазать от Азкабана…

— Да. В этом я с тобой согласен.

— Таким образом, я не могу считать тебя тем, кем ты представляешься, пока ты не представишь мне нормальные доказательства.

— Логично… М-да. Твой отец меня так не доставал. Попроще он был. Хорошо, что ты убил его, предателя, уважаю. А может… Нет. Тоже… — бормотал про себя Крауч, видимо, перебирая доводы и доказательства. — Как же с тобой сложно! А впрочем, почему бы и нет? Как раз, вовремя… Значит, говоришь, — губы фальшивого профессора расплылись в хищной, немного безумной улыбке, — тебе нужны по-настоящемусерьезные доказательства?

Вот только что-то не нравится мне его улыбка. Барти же по канону на голову нездоровый. Хм, кстати, странно. Я этого по разговору не особо заметил. Но все равно бывший лояльнейший из пожирателей, недоказанный пытатель Лонгботтомов средних (старшая и младший живы-здоровы), беглец из Азкабана… Что маг с таким багажом за спиной может посчитать за доказательства?

— Хорошо. Ты их сейчас получишь! Да! Самые-самые! И для всех!

— Э-э-э. Может, не надо? — как ни звучит это до неприличия по-детски, но мне что-то реально стало как-то сцыкотно. И за канон, и, главное — за себя родимого. Поймают меня с Барти вместе — и кирдык.

— Ты сам этого хотел! Слушай меня внимательно. Сейчас я превращусь обратно в Моуди, и мы с тобой пойдем в… одно место. И не дай тебе Мерлин, если нам кто-то встретится по дороге, попробовать меня предать! Уж что-что, а кинуть невербальную Бомбарду тебе в голову я всегда успею. Ты понял меня? Ну?

Во что я опять влез? И ведь ответить что-то отличное от "Да. Конечно." будет простым и безыскусным самоубийством. Кто-то другой еще мог бы отделаться Обливиэйтом, но моя защитная печать не позволит этого, а значит, и у Барти иного выбора не будет. Заавадит меня на месте, а тело превратит во что-нибудь и выбросит в Запретном лесу, как с папашей своим поступил или еще поступит. И, самое главное, никто меня долго (или вообще) искать не будет: "Лорд Крэбб, пользуясь своим правом покидать Хогвартс в любое время, отбыл в неизвестном направлении по каминной сети из моего кабинета…" — и пока Барти не разоблачат, этой отмазы хватит, а после разоблачения всем будет уже не до меня.

Тем временем Крауч собрал разбросанные по всей комнате артефакты Моуди, положил их недалеко от себя, сел в кресло и сделал глоток из фляжки с оборотным зельем. Смотреть на то, как молодой, пусть и слегка потрепанный жизнью мужчина превращается в старика-калеку было, конечно, в каком-то роде любопытно, но очень неприятно. Тело сжималось по высоте и раздувалось вширь, усохла отрубленная нога, на миг мелькнула темным провалом пустая глазница черепа. Барти, не сдерживаясь и не стыдясь меня, от дикой боли в изменяемом теле орал во все горло. Хорошо еще, что заранее наложенные заклинания отсекали все шумы, иначе к кабинету профессора ЗОТИ сбежался бы весь Хогвартс.

Я в смущении отвернулся. Странно это все. Когда я пил оборотку, у меня, конечно, тоже были неприятные ощущения, но чтобы настолько! Или это связано с тем, что Барти пытается влезть в шкуру калеки, а я просто слегка взрослел? Зато становится понятно, почему шпион Волдеморта не был раскрыт: каждый раз всего лишь ради короткого отдыха и терпеть такие муки? Не говоря уже о полнейшей беспомощности: вот в этот вот короткий отрезок времени жизнь фальшивого профессора ЗОТИ была полностью в моих руках. Можно было попробовать сбежать, сдать его или даже убить, но… зачем? Да и куда мне бежать и кому сдавать, с учетом висящих на воображаемой шее абсолютно реальных пудовых вериг непреложных обетов?

Пока мы полубежали (я) и агрессивно ковыляли (Барти) с третьего этажа на первый, возможности проверить крепость моего слова у Барти, к счастью, не возникло, так как никто из профессоров нам навстречу не попался. Зато попался кто-то другой.

— Профессор Моуди. Лорд Крэбб… Мое почтение.

Ох уж мне эти аристократические заморочки! Драко Малфой всегда, когда хотел (читай, когда мог держать себя в руках, ибо для его абсолютно по-гриффиндорски вспыльчивой натуры это было весьма и весьма нелегкой задачей, и, скорее всего, серьезной проблемой для его отца), мог вести себя абсолютно безукоризненно. Воспитание древней, чистокровной семьи все же давало о себе знать. Да, этикет это такая вещь, которая иногда может выйти боком (недаром ходит бородатый анекдот про то, как два джентльмена, попавших на необитаемый остров, десять лет не разговаривали друг с другом, просто потому, что не нашлось третьего, который смог бы их представить друг другу), однако же пользы от писанных и неписанных традиций, на мой взгляд, все же больше, чем вреда. Можно одним-двумя правильно поставленными ударениями сказать очень много. Как, например, это произошло и сейчас: как это положено по всем правилам вежливости формально младший Драко (пока еще наследник, а не лорд, как я) поздоровался первым и вроде как совершенно вежливо, но… Сделав слышимый только понимающему уху акцент на фамилии, а не на титуле, Малфой превратил приветствие в остренькую шпильку: "Ты, конечно, лорд, но лорд Крэбб, которые всегда были ниже нас, Малфоев". Вот только и я не совсем валенок и что-то слышал в детстве Винса, поэтому в эту игру можно сыграть и вдвоем:

— Наследник Малфой. Наследник Забини, наследник Гойл. Добрый вечер.

Ишь, как скривился, белобрысый. Мой посыл: "Ты, конечно, будешь лордом Малфой, самым-самым, но потом, а я лорд и выше тебя сейчас", — Драко понял совершенно правильно. Учитывая, сколько могут прожить маги, если им весьма настойчиво не помогать перейти иной мир, Драко может прокуковать в наследниках до самой зрелости, если не старости…

— Прочь с дороги, пожирательское отродье. Или тебе так понравилось быть хорьком и ползать по ширинкам у настоящих парней? Решил свить там гнездо? — а вот Барти абсолютно в своем репертуаре. Другого от него я и не ожидал. Впрочем, поставив себя на его место, вряд ли я вел бы себя с Малфоем настолько… вежливо и корректно. Все же пока кто-то честно мотал срок, кто-то внаглую откупился и жил-поживал себе в своем поместье.

Драко тем временем аж задохнулся и пошел алыми пятнами по лицу от такого грубого оскорбления. И, похоже, только крепко взявшие его сзади за локотки приятели слизеринцы не позволили ему ринуться в бой, пусть и словесный, по результатам которого опять подвергнуться принудительной трансфигурации. Малфой до впечатляющих желваков на скулах стиснул зубы, вырвал рукава мантии из хватки своих приятелей и, что-то прошипев себе под нос, ушел в сторону кабинета декана Слизерина.

"Жаловаться пошел? Надеюсь, Снейп вправит своему ученичку мозги…" — подумал я, идя вслед за Моуди. Вот только нужно прояснить один момент:

— Мистер Крауч…

— Моуди, кретин! Не называй меня по-настоящему! Везде шпионы! Нужна постоянная бдительность!

— Извините, — смутился я. Действительно, мой серьезный прокол. И дело тут не в сохранении инкогнито шпиона Волдеморта, а в том, что я опять непозволительно расслабился. — Но… Почему вы так, хм, неласковы с Драко Малфоем? Ведь его отец — преданнейший сторонник Того-Кого…

— Предатель! Его отец — предатель! Все они предатели! Истинные Его слуги либо погибли в бою, либо сидят в Азкабане, а остальные — предатели, достойные лишь Круцио и Авады!

Вот за таким вот совершенно ненапряжным разговором, точнее, монологом, мы дошли до цели нашего похода. До… женского туалета. Не просто женского, а хорошо знакомого мне по отработкам и широко известного в узких кругах гриффиндорского трио туалета Плаксы Миртл. Замолчавший Барти кивнул мне на дверь, дождался пока я зайду и сам зашел следом.

— Клодостиум максима, — сказал Моуди, направив палочку на дверь в туалет. Та с еле слышным хлопком плотно закрылась за нашими спинами.

— Профессор, а что за заклинание? Я такого никогда не слышал, — спросил я у Барти, который, стоя перед одним из умывальников, что-то сосредоточенно искал по карманам своего костюма и мантии.

— Запирающее заклятие. Не тот примитив с первого курса, Коллопортус, годный только против магглов, а нормальное заклинание средней сложности, предназначенное для защиты от нас, магов. Сломать его можно, есть способы, но Алохоморой не откроешь. Не мешай мне! Где же она, а вот! Нашел!

То, что так долго искал Моуди, имело вид небольшой шкатулки, боковые стенки которой были сплетены из очень тонкой проволоки, а крышка и дно покрыты прихотливой резьбой. Внутри шкатулки я с удивлением различил обыкновенную белую лабораторную мышку, сотни братьев и сестер которой нашли свою страшную смерть в качестве подопытных объектов для обучения детей началам трансфигурации.

— Так. Прихватил вот по случаю у гриффиндорской деканши в кабинете. А теперь попробуем один фокус, — Моуди поставил коробочку на пол перед умывальником, отошел подальше, направил туда волшебную палочку и произнес: — Серпенсортиа!

Из палочки Крауча выскочила крупная пятнистая змея и упала на пол перед коробкой.

— Ну! Колбаса в чешуе! Давай! Шипи! Нет! Вот тупая! Там же обед! Скажи коробке откройся! Нет? Випера эванеско! Следующая! Серпенсортиа!

Но ни вторая, ни третья, ни даже десятая змея не поняли, что от них хотят, и только тринадцатая вроде бы, я мог и сбиться со счета от скуки, прошипела то, что нужно. Шкатулка распахнулась, змея получила свой заслуженный приз и рассеялась в воздухе от "Випера эванеско", но гораздо более интересные дела происходили со старым заржавелым умывальником со знаком в виде маленькой незаметной змейки на позеленевшем латунном кране. Вместе с куском абсолютно монолитной на вид стены образец средневековой сантехники растворился в воздухе, открыв дыру, на которую мне и указал волшебной палочкой посланец Темного Лорда.

— Давай вниз. Прыгай. Повелитель говорил, тут невысоко.

— А что там?

— Это секрет.

Тоже мне, секрет. Тайная Комната там, даже шестой Уизли знает об этом. Вообще говоря, в том переводе, который я читал и смотрел, название секретных помещений Слизерина звучало как Тайная (в смысле, секретная) Комната. Но на самом-то деле, это я понял только здесь, когда английский стал для меня в буквальном смысле родным языком, это не Потайная Комната, а Палата Тайн. Разница по смыслу весьма и весьма ощутимая. Как это ни парадоксально, но у меня и без принуждения Крауча не было даже любопытства, не то что интереса, слазить вниз и посмотреть на то, что там осталось от василиска. Поэтому можно слегка и поломаться. В конце концов, прыгать в дыру не зная, что там внизу, просто глупо. А вдруг торчащие вверх колья, в качестве еще одной степени защиты? Пусть Барти сначала прыгнет, покажет молодежи пример храбрости!

— Пока не узнаю, не полезу!

— Как ты надоел, — вздохнул Моуди и каким-то невербальным заклятием столкнул меня в дыру.

— Сука-а-а! — заорал я, чувствуя под собой пустоту. К счастью, падать было действительно невысоко, метра два или три, но все равно ноги при приземлении в какие-то говна пронзило резкой болью. Спустя пару мгновений рядом со мной ловко, причем без всякой магии или я просто не заметил ее применения, приземлился Барти.

— Хватит ныть! Эпискей! Люмос! Держи свои дрова, — он протянул мне обе конфискованные у меня в своем кабинете волшебные палочки и закончил фразу: — И двигай за мной.

Я вот никогда не был диггером-фанатом, поэтому особо восхищаться канализационными туннелями Хогвартса не стал. Да и не особо — тоже. Воняло тут реально мерзко. В свете двух Люмосов, которые не столько разгоняли окружающую тьму, сколько делали ее еще плотнее и страшнее, я мог лишь только плестись за своим проводником, стараясь не озираться испуганно на шорохи за спиной. Очень к месту пришлись мои занятия окклюменцией, пусть и начального уровня, ибо без возможности смирить свой разум развитое воображение нарисовало бы мне в темноте за спиной целый паноптикум самых ужасных монстров. От одной только мысли упасть в то, по чему мы сейчас с Барти чавкали он сапогами, а я кроссовками, хотелось немедленно проблеваться, а попадись нам навстречу боггарт, то после такого вот "разогрева" вышедший из тьмы Локхарт мог спровоцировать у меня немедленный сердечный приступ или сильный неконтролируемый магический выброс.

Наконец коридор раздался вширь и ввысь, и мы оказались у огромных дверей, выполненных из позеленевшей меди в виде переплетенных змей. Здесь пляски с призванными и блокирующими проход змеями повторились, и спустя на этот раз восемь попыток ворота открылись. Точнее, не так, металлические змеи ожили и расползлись по сторонам, открыв проход.

Зайдя внутрь Тайной Комнаты, буду называть ее привычно, а не как положено, мы с Барти одновременно произнесли Нокс, потушив Люмосы. Крауч пошел куда-то вглубь комнаты, оставив меня в одиночестве стоять и любоваться творением Основателя.

Здесь действительно было на что посмотреть. Стены огромного колонного зала, в оформлении которого смешивались черты романского стиля и ранней готики, были украшены невероятно сложной резьбой и цветными, ничуть не поблекшими за века рисунками. Рассмотреть их было достаточно легко, так как Палаты, комнатой это назвать было никак нельзя, Тайн были хорошо освещены невидимыми источниками света. Казалось, сам воздух светится, приоткрывая завесу над таящимися в зеленоватой дымке невероятными секретами. На полу, если разгрести мусор и пыль, лежала великолепная цветная мозаика. Но наиболее внушительно выглядела композиция прямо по центру зала. Там, у противоположной от входа стены, у подножья огромной статуи сурово выглядящего мага лежал источник смрада — разлагающаяся туша огромного, выше моего роста в толщину, василиска.

Я, зажав себе рот и нос локтем в мантии, подошел поближе рассмотреть реликтовое магическое существо. Вблизи василиск Слизерина уже не выглядел таким целым, всего лишь отдыхающим несокрушимым исполином, как если смотреть на него мельком и издалека. Шкура на боках опала, проступили ребра, а к сильно изрезанной глубокими царапинами голове вообще невозможно было подойти, ибо через раскрытую в последнем хрипе пасть на пол зала лужей растекались протухшие, гниющие внутренности этой огромной змеи. Я отошел поближе к хвосту, где вонь, казалось, была слегка поменьше, и протянул руку попробовать отколупать пару чешуек, но отдернул от окрика Крауча.

— Не трогай. Может быть отравлено. Яд василиска такая штука, что даже капелькой попав на кожу — смертелен. Или вам Снейп ничего не рассказывал? А слез феникса, которые противоядие от всего, у меня в кармане не завалялось.

Я убрал руку. Хоть и заманчива была идея поторговать останками тысячелетней легенды, но не стоила она смертельного риска отравиться насмерть. Но расстраиваться не стоит. Раз Барти меня сюда притащил, то дорога мне в Палаты Тайн уже открыта. Никуда от меня туша не денется, вернусь чуть позже с охотничьим набором для разделки животинок соответствующего класса. Надо будет только полистать атлас и уточнить, что брать тут можно и нужно, а что не стоит затрат времени.

— А что-нибудь из него можно еще вырезать и продать? — что время тянуть, начать собирать информацию можно уже сейчас.

— Да испортилось все уже, — ответил мне Крауч. — Ко всему прочему, василиск был убит своим естественным антагонистом, птицей-фениксом, так что ингредиенты, примись за разделку туши хоть мастера-охотники сразу же через минуту после убийства, все равно были бы паршивого качества.

— Жаль, — очередная идея по-быстрому поднять денег сорвалась.

— Хватит глазеть! Иди сюда, — махнул мне рукой Барти.

— А там что? — подойдя к магу, спросил я, указывая на маленькую дверцу за спиной у статуи Слизерина.

— Там наследство Основателя. Но попасть туда может только настоящий змееуст и с долей крови самого Слизерина, а не обманщики, такие как мы с тобой. Кстати, именно Лорд придумал способ обойти построенную на змееустости защиту Основателя, но он же меня и предупредил, чтобы я даже не пробовал лезть дальше. Погибну только зазря. Так. Не отвлекай меня. Я занят, — а занят был Барти тем, что водил палочкой над тремя, по виду, куриными косточками, которые он ранее достал из-под своей мантии и бросил на пол. Какой-то ритуал?

— Ну наконец-то! Фините! Силенцио!

Я отшатнулся. Наверное, нужно родиться магом, чтобы к такому привыкнуть: когда три маленькие косточки превращаются в молодых мужчину, женщину и девочку лет пяти, от неожиданности дернуться назад и чуть не упасть — вполне нормальная реакция.

— Инкарцеро! — веревки из палочки опутали всех троих.

— Кто это? — спросил я.

— Магглы. Очень удачно попались мне после, хм… не важно. Жаль, четвертый, щенок постарше, улизнул… Ну, да и этих хватит.

— Хватит для чего? — осторожно спросил я. Слишком неприятное предчувствие появилось у меня.

— Ты очень сильно заинтересовал Лорда. Нашел его, когда все остальные предатели забыли своего господина. Сумел решить проблему, которую даже Он счел неразрешимой. У тебя правильное, хотя и слегка ущербное восприятия мира. Ты не любишь Дамблдора и Министерство. Ты чистокровный колдун с полезными нашему делу магическими дарами. Ты достоин встать в наши ряды. Осталось пройти финальную проверку… — сказал Барти и кивнул в сторону троицы испуганных людей.

Я непонимающе посмотрел на Крауча.

— Чего ты ждешь? Разве отец или Люциус не рассказывали тебе, что происходит перед принятием Метки Лорда? Видишь этих магглов? Убей их.

Глава 17. Выбор пути

Честно скажу, в первый момент я даже не понял, что именно от меня хочет Барти. Просто слово "убей" — это слово как слово. Но потом... потом я все осознал. Волдеморт, конечно же, не был наивным юношей, и привязывал к себе своих соратников не только интересом, жаждой власти или там деньгами, но и простым и действенным страхом. Метка-меткой, но защиты от предательства никогда не бывает много. Логично, что если повязать кровью, то на той стороне даже разговаривать с "паршивой овцой" не будут, и, благодаря этому, соответственно, вероятность предательства заметно уменьшается. И такую инициацию, судя по запискам Логана Крэбба, которые теперь заиграли в моей памяти совсем другими красками, проходили абсолютно все пожиратели. А имевшие метку — обязательно в присутствии самого Темного Лорда. Все — значит все: и "стиляга" Люциус, и "страдалец" Крэбб, и "добродушный влюбленный ученый" Снейп, все они, что бы там потом ни говорили: "был под империо", "раскаялся" и "необходимые жертвы ради победы", все они были чертовыми убийцами беззащитных магглов.

Что самое смешное: убийство маггла хоть и было наказуемым деянием из-за нарушения Статута Секретности (в зависимости от неформального статуса и богатства наказание разнилось от штрафа вплоть до пожизненного Азкабана или поцелуя дементора), но моральное осуждение в высшем обществе Магической Британии получило только с приходом к власти Дамблдора, что нельзя не поставить ему в большой плюс. Но несмотря на всю продвинутость и гуманистичность (в прямом смысле этого слова) позиции борцов за Высшее Благо, реальное, а зачастую и честно во всеуслышанье декларируемое отношение к магглам оставалось совершенно необоснованно надменным. Так в Хогвартсе благодаря пропаганде Дамблдора даже магглорожденные чувствовали себя выше магглов. И это была и есть не ошибка и не перегибы исполнителей на местах, а сознательная политика. "Правильным воспитанием магглорожденных", то есть внушением откровенно расистских взглядов занимались все: начиная с благословленных через официальные учебники Министерством Магии преподавателей маггловедения и заканчивая суровой МакГонагалл, гоняющей своих, как это ни странно, исключительно за маггловские проказы. Что уж говорить про совет попечителей и глав "древнейших и благороднейших"?

Чтобы наиболее полно и кратко выразить ощутимую разницу в тональности магглобрезгливости, можно сказать следующее: старые магические семьи считали магглов за мерзких насекомых вроде тараканов, а такие же прогрессивные, как Дамблдор и его команда, за полезных домашних животных, которых нужно холить, лелеять, опекать… но также вести туда, куда надо магам, а в случае чего и "их должно резать или стричь". Одни только магглы, конечно же, жить сами по себе, заниматься самоуправлением и развитием наук без направляющей руки магов не могли даже в теории. В принципе, даже в некоторой логичности я отказать магам не могу. Если за магглами не присматривать, то они чего доброго снова что-нибудь неприятное вроде Инквизиции изобретут! А с другой стороны, это говорят и проповедуют существа, которые живут… в резервации.

— Ну же! Как любит говорить наш директор, "Мальчик мой. Это ради Великого Блага", — пока я уплыл далеко в размышлениях о высоких материях, Барти решил в издевательской форме подбодрить меня.

Еще, кстати, одна весьма любопытная деталь. Всегда, когда читал канон/фанон и смотрел кино, Дамблдор был апологетом Общего Блага. Не знаю, как там оно получилось с ассимиляцией памяти Винсента Крэбба, но только попав сюда, я понял, причем не сразу, очень не сразу, внимательно вслушиваясь в слова, что благо/добро-то совсем оказывается не Общее, а Великое. А ведь между "великим добром" и "общим благом" есть очевидное каждому весьма серьезное смысловое различие. "Великое Добро" даже официально может быть не для тебя, в отличие от Общего, в свою очередь "Общее Благо" может быть и для тебя, но не быть при этом добром. Такие вот выверты пропаганды и психолингвистики.

— Это же так просто! Тем более одного человека, мага, уже убил. А тут просто магглы!

— Если тебе это просто, ты и убивай! Мне это нихера не просто!!! — вспылил я, ничуть при этом не соврав. Увы, я в прошлой своей жизни не был ни военным, ни бандитом и даже не врачом, то есть не имел своего собственного кладбища реального или виртуального, наполненного умершими от моей руки. И убить вот так вот, просто незнакомого человека, тем более женщину это для меня… невозможно. Ну, обычный и нормальный я человек, а кто на диване считает себя матерым "псом войны", пусть хотя бы котенка руками задушит, прежде чем хвастаться своей кровожадностью!

Нет, конечно, здоровое детское деревенское воспитание или суровая жизненная ситуация в достаточной мере избавляют от чрезмерной инфантильности в суждениях о неприкосновенности чужой жизни, но… но вот как прямо сейчас убить? Убить человека, который пред тобой совершенно невиновен ни в чем? Конечно, когда твоя потенциальная жертва изо всех сил помогает тебе достичь нужного состояния, кидая в тебя заклинания помутнения рассудка и бешенства (как получилось с Крэббом), то есть убийство совершается в состоянии аффекта, все проходит легче, а если этого всего нет?

— Не хочу тебя торопить, но спать я здесь не собираюсь. Решайся. Или… — и Крауч, сука, с намеком направил на меня свою волшебную палочку.

То есть вопрос стоит: либо я, либо эти магглы? Что ж, придется тогда попробовать обмануть себя. Хотя, каламбур, однако, кого я пытаюсь обмануть? Еще в первые дни после "попадания", размышляя о своем будущем житье-бытье здесь, я, сделав выбор в пользу Волдеморта, внутренне смирился с тем, что мне рано или поздно придется убивать. Так что некоторое количество магов и магглов я списал еще тогда. Просто я никак не ожидал того, что вязать кровью меня начнут так скоро.

Итак. Начинаем уговоры совести. "А люди ли это? Может быть, искусный в трансфигурации Барти спецом сделал их из куриных костей? А даже если и люди, то что? По-хорошему — ничего. Эти люди мне никто. Эти магглы мне никто. Это англичане, которые много чего нехорошего сделали моей Родине. Да и вряд ли Крауч их потом отпустит. В конце концов, если ставить вопрос в форме: "дороже ли мне жизнь этих людей, или моя собственная", то ответ становится здесь абсолютно очевидным.

Вот только чертов Барти не собирался ждать, пока я доломаю себя:

— Хорошо. Я понимаю, что ты еще совсем молодой, хотя и уже полноправный лорд. Я помогу тебе. Один раз. Если тебе так жалко этих магглов, если ты не можешь причинить им вред, то может быть, ты захочешь им помочь? Диффиндо! — и взмах волшебной палочки Упивающегося прочертил глубокую кровавую черту через живот женщины. — Помочь отмучиться. Ну же! — и Барти широко развел руками, указывая на бьющихся от боли и ужаса магглов. Внезапно он аппарацией оказался около меня, рванул за мантию вниз, уперев лицом в кровоточащую рану. — Давай! Ну же! НУ! — отпустил он меня.

— Диффиндо! — я поднялся и хрипло произнес, указывая палочкой на женщину. Синий лучик сорвался с кончика волшебной палочки, чтобы… безвредно разбиться о выставленный Барти невербальный Протего.

— Нет. Так не пойдет. Мы же не на уроке у профессора Флитвика или Спраут? Маги нашего господина всегда используют то, что продажное Министерство посчитало за Непростительные Проклятья! Давай! Ты уже достаточно взросл для того, чтобы у тебя получилась Авада! Ведь наверняка же знаешь и жест, и уж тем более вербальную составляющую. Ну же, помоги ей… Ей же больно…

— Авада Кедавра, — произнес я, но ничего не случилось.

— Нет. Жест неправильный. Нужно больше скруглить края горизонтальной палочки посередине фигуры. Попробуй еще.

"Профессор, бля, нашелся!" — подумал я, раз за разом беззвучно делая взмах палочкой и получая в ответ отрицательное покачивание головой. Наконец, мои старания имели успех, и я был милостиво допущен к тренировке на магглах. Женщина к тому времени уже тихо хрипела в черной луже из крови и содержимого живота, медленно вываливающегося из разреза. А поседевший добела мужчина что-то бормотал себе под нос. Сошел с ума. Повезло ему.

— Давай. Все равно их уже не спасти, — подтолкнул меня в спину Крауч.

Я только что отработанным жестом взмахнул волшебной палочкой и одновременно с этим произнес "Авада Кедавра". Только вместо зеленого лучика у меня на короткий миг на кончике палочки образовался маленький и тусклый зеленоватый огонек, и все.

— Ты не стараешься. И у тебя не хватит сил для того, чтобы произнести заклинание правильно. Тогда — попробуй возненавидеть этих магглов! Это поможет тебе, снизит требуемые силы… Возненавидь их. Не жалей! Они все равно умрут! Это из-за них тебе было больно!

— Больно?

— Конечно! Круцио! — с улыбкой произнес Барти.

— А-А-А! Крауч! Сука-а-а-а! — от резкой боли я упал на пол.

— Фините! Ну же… Нет? Круцио!

Пыточное проклятье в исполнении Барти ненамного уступало в силе аналогичному от Темного Лорда. Воистину — вернейший и преданнейший последователь. И сейчас этот гад непрерывно хлестал меня пыточным, прерываясь лишь на вопрос "Готов?", и не слыша утвердительного ответа, продолжал. И его действия постепенно будили во мне злобу. Наверх из памяти поднялись весьма неприятные воспоминания о Крэббе-старшем и его отношениях с сыном. Особенно, последняя встреча. Или о допросе у Малфоя. И пробуждающиеся в душе лютая ненависть рано или поздно должна была найти себе выход. "Я не беззащитный маггл, чтобы терпеть такое!"

— Фините. Готов? Кру…

— Авада Кедавра, — и зеленая молния, сорвавшаяся с кончика моей волшебной палочки, пролетела в считанных дюймах от тела ловко увернувшегося Крауча. Тот от попытки своего ученика напасть на него даже бровью не повел, только похвалил:

— Очень хорошо, Винсент, но не туда. Давай! Умрут магглы — боль прекратится. Круцио! — и дрессировка неуступчивого кандидата в Упиванцы продолжалась. Успешно продолжалась, потому что в конце концов, после приблизительно получаса попыток и пыток я двумя Авадами пробил щиты, защищающие мужчину и женщину, и убил их.

— Хорошо. Давай, добивай последнего маггла, и идем отсюда. Уже поздно.

— Что? Убить и… ребенка?

— А что в этом такого? — как-то не совсем естественно удивился Крауч. — Тоже, маггл как маггл, только мелкий. Давай. Заканчивай.

Последние слова Крауча отправили меня в полнейший ступор. "Как это — убить ребенка?" Для меня эти слова не имеют никакого смысла. Ну не ест же никто тарелку после того как на ней кончилась еда — тарелка несъедобная. И стена если стоит на пути, никто в нее лбом не упирается, пытаясь продавить — это невозможно. Так и с этим — бессмысленный набор слов и действий. Невозможное. Так меня воспитало в детстве общество, которое тогда очень далеко ушло в развитии от людоедских понятий современности.

Как же это сложно, сформулировать всем известные основы основ. Нет. Я не толстовец, и не пацифист. Да и замарался уже порядочно: пытки, убийства, но… везде и во всем должны быть свои границы. И дело тут не только в эмоциональной жалости, хотя и в ней тоже, но и в логике и понимании психологии. У любого человека есть определенные моральные установки, в пределах которых лежат все мысли и поступки человека. И не важно, каким образом границы определены: уложены ли они в детстве в голову ребенка родителями, сформированы окружающим обществом или выстраданы личным жизненным опытом, важен сам факт их наличия. Случайно выйти за их пределы — получить психологическую травму на всю жизнь, стать надломленным, этаким калекой. Перейти их сознательно, под чужим давлением — сломаться навсегда. В каком-то роде умереть, ибо тот, кто будет после этого — это совсем другой человек.

Болевые точки есть у каждого человека, хотя могут быть совершенно различные. Кто-то любит природу, а кто-то ради шутки может поджечь лес. Кто-то не ест мяса, а кто-то с удовольствием посмотрит, как еще дергающуюся зверюшку приготовят на его глазах. Кто-то обожает и почитает своих родителей, кто-то готов их сгноить ради скорейшего получения наследства. Кто-то без особого напряжения, с доброй улыбкой отправит в печку десяток-другой детишек, но зальется слезами при виде замерзающего котенка, а кто-то наоборот, пожертвует своей жизнью ради ребенка, даже чужого. Все зависит от общества, времени, достатка, религии и много еще от чего, но лимиты есть у каждого. Есть такие границы и у меня. Я достаточно легко смог списать взрослых, уговорив свою совесть логическими выкладками, но вот ребенок… Я точно знаю, убивать детей вот так вот просто, ради того, чтобы польстить фанатику-живодеру, это для меня навсегда потерять самого себя, как бы пафосно это ни звучало. Да и вообще, без всяких там "ради того"! Для меня — это конец. Окончательно превратиться в сволочь и мразь, а потом всю жизнь топить свою совесть в спиртяге и чужой крови, и быть совершенно обоснованно рано или поздно приконченным как бешеная тварь, под одобрительные хлопки всего общества? С соответствующей памятью в веках? Нет. Мне такого не надо.

Конечно, случись со мной или у меня что-то по-настоящему чудовищное, не знаю как бы я себя повел. Хотя… Что это я иду на поводу у современного общества и стыжусь той части нормального воспитания, что у меня есть (насколько бы неоднозначно это ни звучало после совершенного только что двойного убийства)? Лично для меня в плане иконы воли и прощения служило то, что произошло в конце Великой Отечественной. Раз уж остались на планете немцы, раз не передушили их всех, не глядя на пол и возраст, а даже помогли потом… И это после всего того, что те совершили у нас?! Я бы, честно скажу, так наверное не смог. Не сдержался бы. А они, поколение моих дедушек и бабушек, сдержались. И я буду их достоин. И это нужно не кому-нибудь там вроде закона, президента, бога или командира, или галочки в личное дело, а лично мне. Для того, чтобы остаться самим собой. Человеком, а не упырем-людоедом. И цена этого сейчас не такая и большая — уж пыточное-то я перенесу, не в первой. А поэтому:

— Нет. Я не буду делать этого!

Для того, чтобы со стопроцентной точностью предсказать следующие слова Крауча не нужно раскрывать "свое внутреннее око" или смотреть в гадательный хрустальный шар.

— Круцио! — услышал я ожидаемый ответ. — Фините. Не передумал?

— Нет.

— КРУЦИО! КРУЦИО!

— Я сказал — НЕТ! И другого ответа не будет! — прохрипел я.

Следующие полчаса для моего восприятия растянулись на полвечности. На этот раз, почувствовав реальное, а не фальшивое, "из-за приличий" сопротивление, Крауч занялся мной по-настоящему серьезно. В дело взлома моих устоев шло все. "Сеансы" Круциатуса, злого, очень злого, но короткого по длительности воздействия перемежались длинными паузами на словесные атаки. Причем они были настолько разнообразны, что оставалось бы (если бы на это было у меня желание) только пожалеть, какого политика потеряла Магическая Британия. Логика, угрозы, уговоры, подкуп, лесть, даже злые шуточки, все это я был вынужден выслушивать, пока приходил в себя. Как только я восстанавливался достаточно, чтобы кинуть в своего мучителя Аваду, Диффиндо или выпустить плеть крови, короткий перерыв кончался и в ход опять шел Круциатус. Крауч пытал меня и в перерывах уворачивался от моих авад. Пытал и защищался щитами от моей кровавой плети. Пытал, пытал, пытал… Пытал до тех пор, пока сил у меня не осталось совсем и никаких. Даже просто на то, чтобы плюнуть в ненавистную рожу блондина. Поняв, что больше от меня ждать больше нечего, фальшивый профессор зло выругался. Проигрывать, видимо, он не любил.

— Слабак и чистюля! — презрительно бросил Крауч, подошел ко мне и за волосы поднял мою голову. — Ты думаешь, нашего господина будет интересовать твое мнение? Господина интересует только верность и беспрекословное выполнение его приказов! Ты понимаешь, что вопрос может стоять в форме "или он или ты?"

— Да пошел ты! Я сказал!

— Ты думаешь, что что-то можешь изменить? Так смотри! Петрификус Тоталус.

Я куском неподвижного камня упал на пол Тайной Комнаты. Крауч пинком развернул меня так, чтобы я мог все хорошо разглядеть, после чего направил свою волшебную палочку на ребенка, и сказал мне:

— Смотри! В этом виноват ты! Игнис!

— И-и-и-а-а-а…

Яркое жаркое пламя объяло детскую фигурку. Крик девочки сверлом ввинчивался мне в голову. Но у меня не было никакой возможности ни спасти, ни прекратить ее мучения, ни даже отвести глаза. Какая же ты мразь, Крауч! Вместе со своим "господином"!

— Игнис!

— Игнис!

— Игнис!

Когда жуткий костер догорел, Бартемиус Крауч-младший подошел ко мне и спросил:

— Надеюсь, ты понял урок? Фините! — веревки растворились в воздухе. — Свободен.

Интерлюдия 4

"Что ж, — думал фальшивый профессор ЗОТИ, глядя в спину качающемуся от магического истощения ученику Хогвартса, — я в точности выполнил волю Господина. Хаффлпаффец оказался весьма неординарным, но все же смог заставить себя убить магглов. Взрослых магглов. Ребенка — не смог, но это совсем не страшно. Потом, если Лорд прикажет, все равно ему деваться некуда будет. Я вот и сам тоже детишек убивать не люблю, и делаю это только по приказу самого лорда, как сейчас. Даже хорошо, что Крэбб не смог. Непоколебимая верность и слепая преданность своим принципам, это важное качество для слуги Темного Лорда. Ведь потом он точно так же будет верен Ему, а не как эти мерзкие предатели, побежавшие лизать ноги министерским чинушам и Дамблдору.

Да и к тому же те, кто обожает детские мучения, это соратники такие… непостоянные. Да, они были, есть и будут среди Упивающихся Смертью. Но почему-то такие маги жили не очень долго. Либо сам Лорд, относящийся к ним, как к неизбежному злу, жестоко, гораздо более жестоко, чем других, покарает за провал, либо в бою они получат в спину что-нибудь на первый взгляд неопасное, типа легкого Конфундуса. Добьют их уже враги, а настоящий убийца останется чист. Я в свое время так отправил на тот свет много отребья, заметно почистив ряды…"

— Ладно, это все лирика. Нужно прибраться, — прошептал себе под нос маг, глядя на два трупа и выжженное пятно на мозаичном полу. — Негоже захламлять покои, созданные самим Слизерином, маггловским мусором. Эванеско. — и горстка тлеющих углей на полу, все что осталось от человеческой девочки, исчезла.

— Нужно идти. Вряд ли Крэбб найдет способ и силы, с непривычки после стольких Непростительных, выбраться наверх из канализации Хогвартса. А их немало, вот только маги в последнее время становятся не только продажными, но и абсолютно тупыми! К примеру, заклинание Витисортиа, призыв живой лозы, по которой, как по веревке, можно вползти наверх, или заклинание приклеивания ног, или… да мало ли можно найти нестандартных применений совершенно детским или шуточным вроде бы заклинаниям? Но до для этого нужно думать… Жаль, что чтобы летать самому, без всяких там метел, ступ или ковров-самолетов нужно одновременно быть одаренным в окклюменции и легилименции, как Лорд или Снейп… А трупы магглов убирать не буду. Пусть пока полежат здесь, — Крауч усмехнулся. — Они еще пригодятся. Для дела.

Глава 18. Зов

Сильное магическое истощение оказалось на редкость мерзкой штукой, чем-то напоминающей помесь похмелья с сотрясением мозга. Оставалось только благодарить всех богов и Мерлина за то, что Крауч помог мне добраться до факультетской бочки, иначе я имел все шансы грохнуться на пол и пролежать там как минимум до утра, когда бы меня стали искать. Правда, в дороге до гостиной чертов упиванец заставлял меня непрерывно зажигать Люмос и тушить его Ноксом:

— Зачем? — сквозь зубы выдавил я. — Разве я недостаточно выложился?

— Ты так хочешь в Азкабан? А если завтра в Хог заявятся авроры и проверят твою палочку Приори Инкантатем, что они там увидят? "Ах! Вы только посмотрите! Такой молодой лорд, а уже вовсю кидается направо и налево Непростительными!"

— Но жертв же нет!

— Да?

— Но их же не найдут?

— А кто его знает? — с прозрачным намеком сказал Крауч. — Постоянная бдительность!

Откровенная угроза совсем не прибавила мне сил, чего нельзя было сказать про головную боль. Чтобы прочитать: "молчи и делай, что тебе говорят, иначе сядешь за убийство!", не нужно быть гением анализа. Короче говоря, от раздирающих мою голову резкой болью тяжелых мыслей и сильного магического истощения последние метры до кровати я преодолел по стеночке, а потом реально на карачках, ибо сил без подпорки стоять на ногах уже не было.

На следующее утро, отмахнувшись от приятелей, я сказался больным (и честно был им, по сути) и не пошел на занятия. Хорошо быть лордом, иначе не представляю, как бы я скрывал от Помфри и профессоров свое истощение, а главное, его причину. Получив заверения друзей, что конспекты они обязательно принесут, и усиленно догонять, как это пришлось делать после второго курса, мне будет не нужно, я рухнул обратно на кровать и уперся взглядом в потолок. Мне нужно было тщательно обдумать все произошедшее этой ночью.

Честно, собой я, мягко говоря, доволен не был. Ну не хладнокровный и безжалостный убийца я, увы. Во всех книжках попаданцы в орков режут эльфов, попаданцы в эльфов режут орков, попаданцы в людей — вообще все и всех подряд, даже если они в первой своей жизни духу не имели даже пьяному в стельку гопнику отпор дать или курице шею свернуть. А я… Ну нет во мне этой самой, воспетой во многих произведениях, легкости отъема чужой жизни. Даже не так, не в трепетном отношении к другим дело: защищая свое и своих, я пойду до конца. Не знаю, как сказать точно, но если проводить аналогии из животного мира — я не хищник, чья жизнь неразрывно связана с постоянными убийствами ради самого существования, но и "уж лучше я буду травой покосной" тоже не про меня. Короче, я самый обыкновенный человек.

Также у меня спали розовые очки с восприятия Вальпургиевых "рыцарей". Можно сколько угодно, читая канон и фанон, восхищаться: "Ах, чистокровные!", "Ах, аристократы!", "Ах, молодые бунтари!", "Ах, облитая грязью победителями проигравшая сторона со своей правдой!"… Угу. Вот только если то, что мне показал Крауч, было совершенно обычным делом среди смертожорцев, то какие они, к херам собачьим, рыцари? Шакалы и опарыши! Что бы там ни говорилось в рассказе Крэбба, с чего бы они ни начинали и к каким бы высоким целям ни стремились, сейчас Упивающиеся Смертью — это не революционеры и прогрессоры, а обычные террористы самого грязного и низкого пошиба, с руками по шею в крови. Ведь первых от вторых так легко и просто отличить: одни захватывают королевский дворец или хотя бы "вокзал-телеграф-телефон", а другие роддома и школы. Так что, как по мне, так Азкабан для упивающихся — откровенная халява. Полностью солидарен с оригинальным Моуди: я бы их, пойманных на месте преступления, тоже ставил бы к ближайшей стенке, даже если эта стенка была бы их родовым мэнором. Эх, мечты, мечты… Не с моими обетами мечтать о массовых казнях. Хотя и очень теперь хочется превратиться в "мангуста" и хорошенько пройтись по местному "кублу".

— А если с другой стороны посмотреть, — сказал я в пустоту комнаты, действительно перевернувшись в кровати на другой бок. — Не слишком ли я все переусложняю и драматизирую?

Магическое общество ментально сейчас находится в самом что ни на есть глухом средневековье. И не нужно смущаться от наличия таких вещей как: душ, развитая пресса, великолепная логистика — каминная сеть, и выборность главной должности в государстве, под названием "министр". Республики, они тоже бывают ой какие разные: и олигархические, и исламские, и аристократические. Последней, на мой взгляд, сейчас и является, по крайней мере официально, Магическая Британия. А так — средневековье средневековьем. Особенно это видно по тому, как разумно безжалостно построена судебная система. Средневековость сквозит через имеющееся различие в отношения суда к обычным и аристократичным семьям, безжалостность — в наличии смертной казни и полной ужасов тюрьмы. А разумность в чем? А в том, что, несмотря на логику процесса (несправедливо, положа руку на сердце, не наказывать тех, кто был в курсе совершаемых преступлений и, более того, пользовался их плодами) и личные предпочтения судей (месть за погибших членов семьи — святое дело), физическому уничтожению подвергались редко кто и очень дозировано. Многим более поздним, продвинутым системам чистки общества можно, как это ни парадоксально, только поучиться у средневекового общества гуманизму. "Продвинутые" уничтожали и правых и виноватых просто по факту наличия всего лишь одного определенного признака, причем, не глядя на возможную полезность казнимых. Ну и остальные признаки дремучего средневековья тут наличествовали: жесткость детского обучения, культивируемая надменность и превосходство по типу происхождения, абсолютная патриархальность, равнодушное отношение власти к своим подданным, дикие запреты по религиозному принципу (а как еще назвать непростительные, которые на самом деле совершенно обычная магия?) и готовность к травле тех, кто непохож или болен (оборотней вполне можно сравнить с прокаженными)… Причем для средневековья все вышеописанное и многое другое было не порицаемыми проступками, а абсолютно ровной нормой. Поэтому, кстати, многие современные магглорожденные, типа тех же Криви или Грейнджер, так бесятся и совершают дико бредовые поступки. Они чувствуют свою абсолютную ментальную чуждость этому обществу, чувствуют себя натуральными… ну да, попаданцами, лучше и не скажешь, в классическое средневековье. Беда в том, что в силу возраста и горячности характера многие магглорожденные не могут мягко врасти в сложившееся общество (да и общество этого абсолютно не желает, тормозя ретивых магглокровок), поэтому другого выхода, как рушить стены вокруг себя у таких детей (и в будущем взрослых), нет.

А вот, кстати, и весьма немаловажное следствие такой политики. Дамблдор или кто там был до него, произвел инъекцию большого объема чуждых клеток в организм Магической Британии. И реакция организма — борьба с инфекцией, именно так можно расценить бунт последовавших за Волдемортом чистокровных. Не было бы именно Волдеморта, появился бы кто-то другой. Слишком уж традиционалисты и пришедшие извне разные, поэтому без разумной политики старых семей мира между чистокровными и магглорожденными быть не может. Разумной — это максимально быстро и жестко перекроить молодых магглорожденных под свои стандарты. Вот только такие исполнители, как младший Малфой, все только портят. Вместо того, чтобы превратить свои деньги, знания и шарм родового аристократизма в меч, которым отсечь у директора магглорожденных учеников, в будущем могущих стать опорой рода Малфой и основателями младших, подчиненных семей, он делает все наоборот, как будто играя в поддавки с Дамблдором. Пример, как можно и нужно действовать, невзирая на сданные тебе с рождения судьбой карты, можно взять с Тома Реддла.

Вопрос. Очень важный вопрос. А зачем вообще Дамблдор раскачивает Британское Магическое общество? Он же уже всего чего только можно добился. Или нет? Или он остался тем же фанатиком, что и в молодости, дружа (судя по некоторым намекам канона, чересчур близко) с камрадом Гелертом Гриндевальдом? Тогда дело совсем плохо. Фанатик он на то и фанатик, что может сделать все, что угодно.

— Эх, — выдохнул я, вставая с кровати, — радует только, что человеком, в пределе моих определений оного, я остался.

"— А остался ли? — пришла мне в голову неожиданная мысль, от которой я сел обратно на кровать. — Родителей на глазах ребенка убил, а девочку пожалел. — От таких мыслей мне стало опять нехорошо. Самообман не сработал, и сквозь его легкий флер опять прогрызлась совесть. — Не убил. Молодец? Да ты просто красавчег! Настоящая икона милосердия! Но ведь и не спас же?! Дал умереть? Чем это отличается от убийства? Оправдываешься, что сначала думал, что это не живые, а трансфигурированные англичане? Не ври мне, я-то тебя насквозь вижу! Оправдываешься, что их бы все равно убили? То есть, Барти, взрослых грохнув, ребенка бы вернул назад? Может, даже конфетку бы дал, да? Неужели ты не догадывался, что твое сопротивление только разозлит Крауча? И что, наказав тебя, он не отыграется еще и на оставшейся жертве? Извращенная логика, ты не находишь?

— А что, по-твоему, мне нужно было ребенка убить своими собственными руками? Хорошо тебе меня есть, постфактум! Раз ты такая правильная, сама бы все и делала!

— О да! Магглов вообще не нужно было убивать! Раз ты себя мнишь таким чистеньким и хорошеньким, то должен был стоять до конца!

— Но… Крауч меня тогда бы…

— Убил? Что, жизнь дорога стала, да? Вот и вся цена твоим "высокодуховным" рассуждениям. Шкуру свою спасал, так и скажи! И еще. Сам факт даже мысленной постановки вопроса "чья жизнь дороже", сама попытка оценить — это уже обо всем говорящий факт. Да вы, батенька, оказывается лицемер! И нечего тешить себя фальшивыми надеждами, что это ты такой хороший, "просто попавший в тяжелые условия и поэтому вынужденный…" Ты такая же тварь, как и они все! Кто бы ни послал тебя в этот мир, он отлично знал, что делал. Попал ты куда и должен был, прямо по адресу — в выгребную яму! Дерьмо к дерьму!

— Чертова совесть! Чертов Крауч! Чертов Волдеморт! Чертова Британия! Гореть бы вам всем в Аду! Хотя, тут надо еще всем богам требы приносить, что меня запихнули не в русского мага! Что бы со мной сейчас было, заставь меня приносить в жертву своих?!

— Не оправдывайся! Я все вижу!

— И что мне теперь? Сдохнуть что ли, во искупление?!

— Трус! Хочешь сбежать от проблем? Конечно! Это проще всего! Нет уж! Сделал — искупи!

— Ага. "Искупи". Пойти и отдаться Дамблдору что ли? "

Мда. Тухлая шуточка. Даже сам не рассмеялся. Он — да. Он — утешит. Подберет нужные слова. В этом он мастер… Вот только потом будет совсем грустно.

Чтобы хоть чуть-чуть отбиться от таких мыслей, не позволить омерзению сожрать меня, не дать накрыть меня цунами сплина, и в пограничном состоянии не наделать чего-нибудь такого, о чем потом можно жалеть всю жизнь, я решил заняться каким-нибудь делом. Отвлечься. Например, сделать давно откладываемое по объективным и субъективным (ну лень же, лень, честно) причинам полезное дело. Перебрать свои вещи и привести наконец в порядок сундук, в который я, как в захламленный дачный сарай, скидывал все, что вряд ли когда-нибудь пригодится, но и выбросить жалко, так как "потенциально этому еще можно найти применение".

Еще, кстати, один маленький фактик, который только сейчас дошел до меня. Сцена из фильма, где бедный обиженный профессор ЗОТИ за третий курс собирает манатки и выметается из Хогвартса. И сундуки, и вещи их заполнявшие, стоят весьма и весьма недешево для вроде как сильно бедствующего профессора, не так ли? Откуда дровишки? И на последнее наследство от предков, как у меня, бедному оборотню сослаться нельзя. Однако факт есть в наличии, а значит, и не особо так уж бедствовал Люпин. А то, что одевается он как панк… ну может имидж такой у него, или жлоб он по жизни просто?

— Ай! — выдернул я руку из своего чемодана. — Что за хрень? — я прислонил палец к губам. — Обо что я так обжегся?

Теперь уже с предельной осторожностью я стал перебирать вещи в сундуке, чтобы понять, что же такое раскаленное завелось у меня в закромах? Глупая шутка хаффлпаффцев? Близнецы подкинули какую-то дрянь? Происки директора Хогвартса? Подстава Министерства? И почему ничего не дымится? Когда же я обнаружил причину… Честное слово, уж лучше бы это был Дамблдор! Почему? Да потому, что никто мне ничего в личные вещи не подкидывал, и никакая это не провокация директора, а причиной моего ожога стало обычное и холодное медное кольцо. Кольцо, полученное этим летом в далеком и жарком южном городе. Вечном Городе.

— Черт. Только этого еще мне не хватало до полного счастья! Как вот с ними теперь связаться? Послать им сову? Бли-а-а-а! Ну все! Финиш! Можно гордиться! Я наконец-то стал думать как маг. Крыша съехала с катушек окончательно!

Так. Хватит болтать. Глядя на то, насколько раскалилось кольцо, видеть меня хотят ну просто очень сильно. А судя по тому, что я кольцо забросил в сумку сразу же по прибытию в Испанию и так не вспомнил о нем все лето и осень, хорошо еще сумку в сундук закинул, вызов мог прийти с равной вероятностью и вчера, и полгода назад. Ну, забыл я о нем совсем за чередой последних событий, а кто вообще любит вспоминать о своих долгах?

Делать было нечего. Увы, товар я получил, и товар этот был честный, без обмана, так что мне теперь следует так же добросовестно заплатить выставленную цену. И ждать нельзя совсем. Одно дело: "Виноват. Да, случайно получилось, что связное кольцо я отложил в сторону, чтобы не привлекать внимания других магов. Но как заметил, так сразу же сорвался…" И совсем другое, если: "Да срать я хотел на ваш вызов! Потом как-нибудь схожу, как время и желание будут". Придется сейчас, имея магическое истощение, тащиться в Лондон. Надеюсь, сильно меня прессовать не будут, а уж в самом серьезном случае на пару авад сил у меня уже хватит.

Так. Как они там мне говорили? "Войдешь в любой храм, покажешь кольцо и откликнемся?" Вот только, сколько мне ждать? Правда, можно же в конце концов по телефону договориться на точное время… Как бы там ни было, на встречу нужно ехать. Заодно и про почерневший ножик спрошу.

Хотя я и волновался по этому поводу, но выбраться из Хогвартса оказалось для меня абсолютно несложным делом. Просто после обеда, да-да, перед долгой дорогой покушать нужно плотно, особенно помня, что не то что разносолов, а банально хлебца пожрать у меня в моем мэноре нет, я подошел к мадам Спраут и произнес полную пафоса короткую фразу, типа: "дела рода требуют моего присутствия в другом месте".

Наш декан видимо в этот момент мыслями находилась где-то далеко, поэтому первой ее репликой к моему огромнейшему удивлению оказалась: "Хорошо, только много не пей…" Правда, низенькая волшебница быстро опомнилась и, наверное, на автомате поправилась: "сладкого много не ешь…" Но увидев мою отвисшую от удивления челюсть, заразительно рассмеялась, потрепала переросшего ее уже почти на голову юношу, то есть меня, по короткой стрижке и сказала:

— Пойдем к дымолетному камину. Хорошо, что предупредил меня. Если не вернешься к ночи, сможешь — пришли мне сову с предупреждением.

Мы пришли в гостиную факультета, подошли к горящему камину,

— Гласиус, — легким движением палочки потушила огонь мадам Спраут, после чего какими-то неизвестными мне заклинаниями сняла с камина защиту. — Все. Можешь идти.

И когда я уже набрал гость летучего пороха и готов был бросить его в камин, декан придержала меня за рукав мантии:

— Винсент, я не знаю какие там у тебя дела, но только прошу тебя, будь осторожен. Не ввязывайся ни в какие дуэли, ты до них любитель, и вообще — будь поосторожнее. То, что ты теперь лорд, не столько защищает тебя, сколько наоборот, делает тебя привлекательной целью… во всех смыслах. Надеюсь, ты меня понял. И еще… — мадам Спраут замялась, но все же продолжила, — если ты идешь развлекаться, то делай это незаметно. Ибо, поверь мне, лучше не испытывать на себе праведную ревность беззаветно влюбленной в тебя ведьмы! Это я тебе как эта самая ведьма говорю.

"М-да… Здорово. Без меня — меня женили. Ладно, Дэвисы, но чтобы и Спраут?!

Хотя, я же уже все с этим решил. Вот только разберусь с делами, так сразу же оно... Это тоже способ отвлечься от тяжелых мыслей," — подумал я и произнес, бросая вспыхнувший зеленым огнем порошок в камин: — Крэбб-мэнор.

Глава 19. Темный артефакт

Переместившись по каминной сети к себе в мэнор, я, не отвлекаясь ни на что постороннее, быстро переоделся в маггловскую одежду. К сожалению, на дворе было уже не лето. Нормальной зимней снаряги у меня не оказалось, поэтому пришлось натягивать на себя пару-тройку рубашек, брюки поверх шорт и самую теплую кепку на голову. Другой маггловской одежды по размеру, кроме как купленной для поездки в Испанию этим летом, у меня не оказалось. Печально, что будучи как бы достаточно успевающим учеником Хогвартса, я так и не удосужился выучить достаточное количество бытовых заклинаний. А простейшее, но от этого не менее эффективное заклинание Энгоргио, обязательно изучаемое всеми школьниками во второй половине второго же курса Хогвартса (который я доблестно пролежал брикетом окаменевшей плоти в Больничном Крыле), примененное мной на паре-тройке подопытных детских рубашек, имело эффект… М-да, не будем о грустном. "Сдать экзамен" это, увы мне, не всегда эквивалентно понятию "практикующий мастер". Чертов василиск, лишивший меня положенных хогвартским контрактом практических занятий!

В итоге перед выходом из поместья я выглядел по объему очень похожим на Винсента из канона, а по идиотизму в подборе одежды — на магов-двоечников в маггловедении. Хорошо еще, что перед магами я не опозорюсь: накинутая поверх мантия скроет весь этот позор.

— "Дырявый Котел" — проговорил я в зеленую вспышку дымолетного порошка.

В кабаке сегодня оказалось пустынно. Почистившись от сажи, я кивнул бармену и, получив в ответ точно такой же равнодушный кивок, вышел в маггловский мир.

Поговорка "язык до Киева доведет", работает и в Лондоне. Непосредственно на Крещатик, конечно, не вышел, но, поспрашивав прохожих, через некоторое время я оказался около небольшого католического храма, стоявшего посреди тихого, аккуратного скверика. Как гласила небольшая памятная табличка, этот храм был одним из самых древних на территории Лондона, однако нынешний вид приобрел в семнадцатом веке, так как перестроен после одного из лондонских пожаров.

Убрав палочку подальше, я, поежившись, зашел внутрь. Наверное, сегодня у меня был не такой неудачный день, как вчера, так как в церкви, как и в трактире Тома, посетителей было мало. Подождав немного, я удостоился внимания служки, которому и показал свое колечко. Служка, точнее диакон, молодой, лет двадцать, но уже важный парнишка лишь только плечами пожал в удивлении. Пришлось ждать священника более высокого ранга.

А вот появившийся минут через десять старичок-священник был, что называется, в теме. Немного изменившись в лице, он жестом поманил меня за собой. Мы вышли на улицу, обошли церковь и зашли в неприметный домик-пристройку к главному зданию храма.

Вот только неприметной пристройка была лишь снаружи. Изнутри же она походила на сестру-близнеца хижины Хагрида из фильма. Стены сложены из крупных, плохо обработанных камней. Невысокий каменный потолок; мощенный, опять же камнем, пол: этакий ДОТ в средневековом исполнении. Теперь я поверил написанному на табличке для туристов: вот это помещение действительно могло быть ровесником первых христиан на Острове. Освещение только подкачало своей не аутентичностью: из-за отсутствия окон оно обеспечивалось современными лампочками накаливания.

Сказав мне ждать здесь, священник убежал связываться со своим начальством, а я, запертый снаружи на монструозного вида железный засов, остался сидеть в этой древней хижине-келье. Кстати, засов был и изнутри, так что данное помещение вполне могло служить не только тюрьмой, но и серьезным укрытием. Только очень маленьким.

"Эти магглы — как дети!" — подумал я. Магия — это действительно сила. Выбраться без нее отсюда, не имея никаких с собой инструментов, было бы нереально сложно. Но простейшая Алохомора легко отодвинула засов, так что теперь я мог в любое время свободно покинуть эту импровизированную камеру предварительного содержания. Другое дело, что делать этого я не собирался, но все же с приоткрытой дверью я чувствовал себя гораздо лучше. А если мне припрет, например, отлить? Хижина оформлена как монолитная пристройка к храму, то есть с точки зрения логики и закона — это тоже церковь. Вот то-то порадуются католики моему, пусть и вынужденному, справлению естественных потребностей! "Колдун своими испаражнениями осквернил Храм! На костер? На костер!!!" И ведь не соврут ни капельки.

Ладно. Хохмить бесконечно невозможно, так что нужно заняться делом и хотя бы осмотреться. А как еще я могу в данной ситуации чуть поуспокоить свои нервы? Только здоровым смехом и удовлетворением любопытства. Небольшая комната была практически пуста. Из обстановки тут был только простой деревянный стол с обычными стульями, а еще на высоком постаменте-тумбе в углу стояло что-то вроде кубка. Под столом и стульями ни на полу, ни на нижних поверхностях ничего не было, так что осталось проверить кубок.

Потир имел достаточно прихотливую форму: широкая чаша сверху и мощное основание снизу. На вид кубок казался сделанным из полированной меди или золота. По верхней кромке пойла можно было различить выгравированные кресты и черепа, по тулову были искусно нанесены изображения рыдающих ангелов, стоян был выполнен в виде дуба, ветви которого поддерживают пойло, а по поддону были выгравированы латинские буквы. Получилось что-то вроде "pactum signa thesaurum meritorum". Я в древнеримском был не силен, так что складывались слова у меня то ли в заповедь, то ли в название греха, то ли вообще в название кубка. Как это на самом деле правильно переводится на нормальный язык, я так и не понял, потому что слова складывались в полную, бессмысленную хрень: то ли "согласие на хранение драгоценных служб", то ли "установка стандарта услуг казначея", то ли вообще какой-то несвязный бред. Как какой-то генератор случайных слов писал!

Кубок был не пуст. Приблизительно на две трети он был наполнен непрозрачной жидкостью без запаха. Пить из него, как и прикасаться, я, естественно, не стал. Безоара у меня с собой не было, да и вообще, надо быть полным идиотом, чтобы лезть своими руками куда-то в неизвестность. Тем более, когда я в состоянии магического истощения. А вдруг там какая-нибудь реликвия лежит и меня за касание к оной потом фанатики дубьем забьют?! Нафиг-нафиг! Лучше уж просто, по-студенчески, уткнувшись в руки, прикорнуть на столе.

Я успел не просто слегка прикорнуть, а полноценно выспаться и даже выскочить наружу, полить деревце. Кормить меня никто не собирался, контроля за мной не было. Более того, я вообще никого, ни прихожан, ни служителей больше не видел. Странное какое-то место. Чтобы в Лондоне, почти в центре, да такая глухомань?

Шло время. Заняться было нечем, и я в очередной раз погрузился в тяжкие мысли о случившимся вчера. К сожалению, исправить я ничего уже не могу, поэтому оставалось только есть себя поедом и прикидывать, как в такие ситуации не попадать в будущем. Пока ничего кроме как известной гнилой максимы: "у командира чистые руки, у исполнителей чистая совесть" мне в голову не приходило. То есть, если я не хочу убивать сам, мне нужно найти тех, кому я смогу приказывать убивать за себя. Где бы их найти только…

Наконец, когда уже почти стемнело, дверь в мою "келью" широко распахнулась и внутрь зашли гости. Первыми в открытую дверь втекли, по-другому их пластику движений никак не охарактеризовать, двое незнакомых мне молодых мужчин в простых рясах. Вот только знакомо оформленные, ярко белые, короткие обнаженные мечи в руках выпадали из образа смиренных монахов. Боевики-инквизиторы. Охрана и одновременно ликвидаторы. А вот за ними, пригибаясь, в комнату надменно вступил знакомый мне по инквизиторским подземельям "Прокурор", с прикрывающей тыл в арьергарде еще одной парой бойцов.

Внимательно посмотрев на сидящего меня и не дождавшись стандартного "Благословите, отче!", инквизитор отодвинул стул и сел напротив. Четверка боевиков рассредоточилась по углам комнаты, что автоматически означало пару потенциальных нападающих у меня за спиной.

— Вечер добрый. Что-то вы долго!

— А ты думаешь, что мы по… "каминной сети", так вроде, у вас, колдунов, это называется, летаем? И еще вопрос, кто дольше ждал, ты или мы. Почему ты так долго не откликался?

— Хм. Были неотложные вопросы, — и, видя как священник глубоким вздохом набирает в легкие воздух для гневной отповеди, я быстро поправился. — Я не видел сигнал. Честно. Отложил кольцо глубоко в сундук.

— Хшшш, — почти на парселтанге прошипел инквизитор. — Не важно почему, важен сам факт того, что ты не откликнулся на наш зов. И даже это не самый важный вопрос. Мы подозреваем, что ты нарушил нашу договоренность…

— Извините, — перебил я собеседника, — эм… как мне называть вас?

— Называй меня Павел.

— Брат Павел? Хорошо, тогда….

— Не брат я тебе, колдун! — заскрипел зубами от сдерживаемого гнева инквизитор, которого я про себя называл "прокурором". — Обращайся, как положено: Ваше преосвященство хм… Павел

"Интересно, а где фамилия, положенная в обязательном порядке при вежливом обращении? Или…? Ну-ка, проверю догадку!"

— Вы все еще опасаетесь наложения порчи просто по имени? Какие дремучие средневековые бредни!

— Хватит колдун! Сейчас разговор не об этом.

— Да-да, — улыбнулся, про себя, я. "Боятся!" — Прежде чем мы начнем, можно я задам вопрос? Он в чем-то созвучен с вашим, так как касается исполнения договора.

— Ну… Хорошо. Задавай.

— Спасибо, — кивнул я, полез в карман и замер, почувствовав болезненный укол в шею сзади.

— Не так быстро, — проговорил у меня за спиной инквизитор. — Медленно. Доставай, что хотел, медленно. И не вздумай тронуть волшебную палочку! — Кончик меча аккуратно, но чуть сильнее, кольнул меня в шею. Я почувствовал, как первая капелька крови набухает и ползет вниз по шее на спину. Иногда, например, как вот сейчас, быть магом крови оказывается неудобно. Чувствовать каждую свою капельку, покидающую тебя навсегда, очень неприятно. — Что там у тебя?

— Ваш нож.

— Тяни его рукой поперек, взявшись за середину.

"Ну-ну, — подумал я. — Это вам повезло сегодня, что я не настроен сотворить здесь с вами что-то нехорошее. Да будь у меня такое желание, хрен бы вы отличили свой нож от трансфигурированного, ну, хотя бы, тигра! Или медведя-гризли. Или кита. Тоже неплохо, как раз по размеру комнаты, чтобы ровным слоем размазать всех по стенам. Надо на будущее прикинуть такие варианты, как для защиты, так и для нападения". Свободного времени, пока дожидался инквизиторов, у меня было достаточно для того, чтобы отцепить ножны от бедер и, свернув ремешки, просто засунуть в задний карман брюк. И вот теперь я медленно и аккуратно вытащил оружие на свет и выложил когда-то белый, а сейчас черный, как южная ночь, боевой нож перед Павлом. Тот, увидев появившийся на столе предмет, отпрянул со скривившимся в невыразимом отвращении лицом, будто я положил перед ним не мастерски исполненный клинок, а гада, лично искушавшего Еву райским яблочком.

— Что это с ним стало? — по инерции спросил я, и этими словами пробил плотину ярости инквизитора.

— ТЫ! ТЫ ЕЩЕ СПРАШИВАЕШЬ?! И ПОСМЕЛ ПРИНЕСТИ СЮДА, В ХРАМ ЭТО?!!!

— Я не понимаю, — я слегка отпрянул от крика, и чуть этим движением не совершил самоубийство, забыв о приставленном к шее мече. Хорошо еще, боец оказался опытным, и успел отвести клинок назад до того, как перерубил мне позвоночный столб. Магглами такое не лечится, а у магов раны от ритуальных предметов заживают так же неторопливо, как аналогичные у обычных людей. А регенерировать отрубленную голову — это запредельно даже для мага. Даже для оборотня!

— Я не понимаю. Я сделал все строго по договоренности с вами, однако…

— Молчи! — вскочил на ноги инквизитор. — Молчи, колдун! Как ты посмел осквернить наш светлый дар, сделав его мерзким темным артефактом? Как ты только… Ты! — Павел резко замолчал, некоторое время побурчал под нос молитву, перекрестился и, слегка успокоившись, начал тяжелый диалог.

Для начала маленькому мальчику взрослый дяденька объяснил, что и как устроено в этой жизни, а так же почему я теперь всем им во всем должен. Например, что я умудрился дарованным мне на святое дело убийства темного колдуна кинжалом прирезать совсем не того. А именно — светлого праведника. Поэтому теперь кинжал осквернен, а я кругом обязан Церкви за то, что она закроет на этот факт глаза. Все мои оправдания "Но я же не знал об этом! Да и как он может быть светлым, если у него руки по локоть в крови!" сходу отметались простым фактом почернения клинка. И вообще мне толсто намекнули, что играть в такие игры с Церковью можно лишь очень недолго и игры такие заканчиваются плохо. И всегда — для неразумного игрока, а не для Церкви.

В итоге, если следовать такой интерпретации фактов, то я нарушил букву договора, хотя и не нарушил его дух. Плюс еще — забил на вызов. И какие бы я ни приводил оправдания, факт нарушения аж двух пунктов нашего соглашения был налицо. А что за такое положено? Конечно же — штраф!

Я торговался изо всех сил, но когда сзади в шею тебе тычут острым предметом, а по шее вниз течет струйка крови, добиться достойных условий соглашения как-то сложновато. Однако против припахивания меня в качестве слуги Церкви на бесконечной и безвозмездной основе я встал насмерть: хватит с меня Малфоев и Основателей. Если до этого момента все висящие на мне обеты можно было, с определенным допуском, конечно, но рассматривать как коллинеарные, то есть исполнить их одновременно были определенные возможности, то серьезные долги Церкви… Такая клятва даже теоретически не оставляет мне никаких шансов. В итоге "за все хорошее" меня наказали, утроив мой долг Церкви, то есть теперь я должен был не одну, а три услуги. Одну — за осквернение, еще одну — за опоздание (теперь уж точно придется носить с собой медное связное кольцо постоянно). Но если учесть, что сначала инквизиторы меня хотели подмять под себя полностью, это еще может считаться нормальными условиями, особенно учитывая "ствол у виска".

Закончив разговор, и кое-как залепив шею пластырем, который мне с христианской добродетелью выдал тот самый охранник, порезавший меня, я отправился на выход. У самой двери, в спину, меня догнали слова оставшегося сидеть за столом Павла.

— Нож верни. Мы избудем скверну и уничтожим его.

— Нет, — не оборачиваясь, ответил я.

— Что? Да как ты смеешь не…

— Это уже не обсуждаю я, — повернулся я к столу и упер свой прямой взгляд в глаза Павла. — Раз за то, что испоганил ваш подарок, я уже согласился заплатить, то теперь он мой. Без вопросов.

— Не слишком ли ты осмелел, колдун. Ты все еще в нашей власти… — с угрозой начал инквизитор, но я перебил его.

— Не слишком. Ваша Церковь достаточно прагматична для того, чтобы не резать куриц, несущих золотые яйца!

Прикрыв за собой дверь скита я вышел на улицу, и на автомате, все еще находясь под впечатлением разговора, хотя его так хотелось назвать "стрелкой", отмотал в никуда пару кварталов. Там меня и догнал отходняк. Ноги ослабли, и я прислонился спиной к первому попавшемуся дому. И съехал вниз по его стене, сев на землю.

"Это было близко! Очень близко! Нужно что-то делать со всем этим. Как-то херово все у меня выходит. Долги растут с устрашающей скоростью, хорошо еще к оплате их пока не предъявляют. И слава Мерлину, что на встрече не было того работающего на Церковь легилимента. Тогда бы меня за свежее убийство "рабов божьих" инквизиторы точно бы кончили на месте…"

Не знаю, сколько сидел я в темноте ночи, но когда чуть отошел и поднялся на ноги, я понял, что тупо… не знаю куда мне идти! Я заблудился в Лондоне! Самое смешное, если собор или церквушку еще можно было найти, спрашивая местных лондонцев (нужно только выбирать не черных и желтых гостей британской столицы, а местных и желательно постарше), то вот кого мне спросить: "Вы не подскажете, где находится вход в магический паб "Дырявый котел?" Точнее, спросить-то можно любого, а вот кто сможет правильно указать хотя бы приблизительный адрес? Впрочем, от свежего вечернего воздуха мозги проветрились и включились в работу, и я вспомнил, что у магов, к счастью, есть такие специально обученные "помощники волшебникам, попавшим в беду". У них даже есть свои "колеса"! Надеюсь, моих скромных финансов, а осталось там после реализации наследства всего ничего, хватит на то, чтобы доехать до "Дырявого Котла" на этом воплощенном ужасе вестибулярного аппарата под названием "Ночной Рыцарь".

Интерлюдия 5

Брат Павел, имевший третью, высшую степень хиротонии — христианского священства, был очень необычным епископом. Еще в детстве он отличался болезненной тягой к справедливости, что и привело его однажды практически к самому порогу райских врат. Хорошо еще, что мимо проходил неравнодушный священник, который, вызвав врачей, и спас жизнь жестоко избитому мальчишке, вступившемуся за честь старшей подружки.

Собственно говоря, именно таким вот образом будущий брат Павел, имевший тогда совсем другое имя, и попал в послушники при одном из монастырей. Приглянулся он своей юношеской горячностью тому монаху. Впрочем, в монастыре мальчишка тоже показал себя весьма ершистым и неуступчивым, из-за чего очень часто получал епитимьи различной формы и длительности. Потом случилась эта история с откопанным совместно с единственным другом списком пророчества, после чего оба они оказались в перечне посвященных. Со всеми вытекающими из этого последствиями.

Поначалу, узнав о существовании настоящих, как в хрониках, колдунов, брат Павел мечтал о битве во славу Его, о судах и кострах над мерзкими колдунами, через которых Вечный Враг смущает разум детей Его и подстрекает к греху. Он, Павел, увы, был грешен, вообразив в гордыне своей себя новым Торквемадой… На самом же деле оказалось, что давным-давно уже оплетенные оковами Договора колдуны как бы не самые безобидные из грешников. Вместо войн и убийств они прячутся, подобно змеям под камнями, и носа не кажут в обычный мир. "Те же протестанты и схизматики с востока более опасные враги!…" — именно так он и сказал своему другу, а потом и их общему наставнику. Отлежавшись после порки за такие еретические мысли оба парня решили взяться за ум, чему очень поспособствовал допуск в библиотеку с секретными трактатами, показывающими статистику преступлений колдунов.

Несмотря на крепкую дружбу, пронесенную через всю жизнь, друзья заметно различались как внешне, так и внутренне. Выросший в физически сильного и настоящего фанатичного рыцаря в лучших смыслах этого слова, Павел всю свою жизнь пытался пробить кулаком или даже лбом вырастающие на его пути стены. И если стены оказываются слишком толстыми, то это еще не повод попытаться обойти их, а знак судьбы стать сильнее и ударить еще раз. И еще, и еще, и еще — столько, сколько нужно, пока преграды не падут. Свой весьма высокий для понимающего человека пост в иерархии церкви он честно получил именно благодаря вышеописанным качествам. Но именно благодаря этим качествам дорога выше ему была абсолютно закрыта. Никому не нужны, да и не могут оказаться на вершине люди, обладающие гибкостью лома и фанатичной преданностью букве закона. Совсем другим был его друг. Совсем другим. И поэтому в церковной иерархии он достиг совсем других, более высоких постов. Правда, следует отдать Хорхе должное. Несмотря на разницу в карьерных достижениях, Павла тот никогда не предавал и не подставлял, ценя дружбу выше всяких драгоценностей и "погон".

Однако искреннейшая дружба не мешала друзьям спорить, ругаться, а иногда и вовсе серьезно ссориться из-за кардинально противоположных мнений по какому-то определенному и смертельно важному вопросу. Одним из таких вопросов был и "колдовской". Если более простоватый Павел (простоватость его, естественно, весьма и весьма относительна, иначе выше служки он бы в славящейся столетними традициями интриг организации не поднялся) желал просто истребить всех колдунов, его друг Хорхе желал поставить этих отверженных на службу Матери-церкви. И каждый раз при приватном обсуждении вида и формы реакции на вызовы окружающего мира дело чуть ли не до драки доходило. В молодости. Потому что теперь, в зрелости, Хорхе мог просто отдать приказ. И поэтому ему, Павлу, приходилось заниматься мирным общением с лично им ненавидимыми колдунами, вместо того, чтобы выкорчевывать мечом и выжигать огнем скверну колдовства, как это заповедовали средневековые богословы.

Правда, нет худа без добра. Например, изначально в Лондон из Рима инквизитор сорвался на самолете лишь для того, чтобы узнать, почему агент, так долго не отзывавшийся на вызов, наконец-то вышел на связь. А первый вызов, отправленный почти месяц назад, был сделан для того, чтобы выяснить, почему отрубленный от металла Чистого Клинка кусочек в прошлом белой стали почернел, а не рассыпался в прах, как это положено по всем канонам. Вообще-то работа инквизитора весьма опасная, случаи бывают разные, поэтому такая операция делалась с каждым именным артефактом, чтобы можно было следить за его реальным состоянием и, опосредованно, состоянием его носителя. Таким образом повод не бог весть какой, но насколько же удачной оказалась встреча!

Благодаря тому, что колдун оказался глупым и невежественным, сегодня в разговоре с ним Павел смог задавить криком и вырвать угрозами из этого недоросля, мнящего себя хитрым Макиавелли, две дополнительные магические услуги. Смешно — пришлось полицедействовать и предстать перед колдуном несдержанным фанатиком. Но оно того стоило. Хотя Павлу еретическая в своей сути новость: "как же так, существуют колдуны, которые имеют душу, эквивалентную душам праведников!" — сильно резала душу, каждая новая страница знаний о мире в бездонных библиотеках Церкви, заполнившаяся даже такой неоднозначной информацией, бесценна. И долг колдуна увеличился! Втрое! Так что после настолько удачно проведенных переговоров вполне можно наградить себя прогулкой по ночным улицам Лондона. Да-да-да, по самым-самым темным и опасным.

"Можно найти внезапных проблем на свою голову? Ну-ну! Это и планируется! Сзади — преданная лично ему четверка боевиков ордена. Убрав в ножны скрытого ношения короткие мечи, предназначенные для битвы против колдунов, монахи под руками теперь имели обычные кобуры, в которых ждали своего часа совершенно чистые, не значащиеся ни в какой картотеке пистолеты. Настолько чистые, что вместо номера на них были вычеканены буквы-инициалы того монаха, кому он принадлежал. Эти пистолеты секретно делались на заводе, принадлежащем верному слуге Матери-церкви, мелкой партией персонально для нужд инквизиции. Благодаря тому, что производились они с высочайшей степенью автоматизации, в случае чего, зарядив специальные патроны, не поздоровится не только ночному грабителю, но и колдуну. Освященное серебро пуль и хладное железо пистолета на взгляд нелюди и нежити — жуткая смесь. Но сейчас патроны в обоймах были заряжены совершенно обычные, чтобы не наводить на всякие неположенные мысли местных криминалистов, которые будут вытаскивать пули из мертвых голов лондонского отребья. Ведь это так приятно не только иметь силу и право, но и реально делать мир немножечко чище! А воинам церкви грех убийства отпустят, тем более большинство контингента здешних подворотен людей напоминают только внешне, давным-давно продав свои души Сатане," — думал Павел, гуляя по темным улицам Лондона.

К сожалению, сегодня удача отвернулась от инквизитора, решившего в гордыне своей примерить на тело вместо сутаны плащ Бэтмена. Никто из подворотен на него не выскакивал, никто не просил закурить или кинуть пару фунтов на бедность. А ведь священник специально шел неспешно, чтобы его могли внимательно рассмотреть. Перстни, дорогой крест… Нет, скромные служители церкви не искушали. Искушать — прерогатива Дьявола. Инквизиторы отделяли агнцев от козлищ. А разве не козел тот, кто посмеет поднять руку на одинокого священника?

— Тихо. Слушайте, — подал сигнал командир четверки.

Инквизиторы замерли. Действительно, спустя несколько мгновений каждый из них расслышал что-то вроде тихого всхлипывания, доносящегося из только что оставленного позади темного, грязного тупика.

— Проверим?

— Да. Раз искоренение зла сегодня не угодно Богу, тогда займемся утешением, — согласился Павел, и первым, то есть вторым, после отодвинувшего его со своего пути охранника, вошел в мрачный, вонючий закуток между двумя старыми кирпичными бараками. Там, забившийся между коробок, сжавшись в комок, сидел и давился слезами мальчик лет восьми. Одет он был совершенно не соответствующе для окружающего его трущобного района, да и вид имел слишком чистенький для бездомного, поэтому Павел не побрезговал присесть рядом и коснуться мальчишки рукой.

— Дитя мое, почему ты плачешь? Где твои родители?

— Их нет, — икающе произнес мальчик. — Их нет! Их забрал Дьявол!

— Сын мой. Негоже произносить имя врага Его… Расскажи, что произошло?

— Вы мне не поверите! Никто не верит! И врут!

— Расскажи мне. Я поверю…

— Вы тоже поп, как и те, что высмеяли меня!

Несмотря на нелестное и презрительное обращение маска участия на лице инквизитора не дрогнула.

— Расскажи. Тебе станет легче, и, клянусь именем Господа нашего, я не буду смеяться.

— Все вы врете! Но слушайте… Вчера днем это было. Мы вышли все, вчетвером, из дома погулять. Папа, мама, я и моя младшая сестренка. Вся наша семья. Внезапно молодой мужчина попросил нас пройти с ним. Мы шли долго. Пришли вот сюда вот, на эту страшную улицу. По таким улицам мама и папа запрещают мне ходить. Но и папа, и мама, и маленькая Бетти, и я тоже, все безропотно пошли за этим незнакомцем. А там это существо… Он не человек, понимаете, не человек! Он… Он превратился в страшного старика. Уродливого. Одноногого. Как в страшных сказках, которые мне мама читала на ночь! Но я вел себя хорошо! Я не заслужил, чтобы меня забрали! Нет!

— Тише, тише … — Павел успокаивающе погладил мальчика по голове. Тот особо громко всхлипнул и продолжил свой рассказ.

— Он наставил что-то на нас, и мы, я, мои родители и сестренка, все попадали на землю. И стали по одному исчезать! Мне было очень страшно. И когда дьявол что-то делал с моим отцом, я ползком спрятался за ящик, встал и убежал. За угол. Дьявол что-то кричал мне вслед, но я бежал, не оглядываясь. Хотел привести кого-то на помощь… Я подбежал к полисменам, но они не поверили мне и чуть не посадили меня в тюрьму за то, что я что-то сделал со своими родителями! Но я ничего им не делал! Я их люблю! И сестренку люблю, хоть она и вредная! — слезы текли и текли у мальчишки по щекам. — Я пришел в церковь, сказал… сказал… А они мне не поверили! Сказали — я все выдумываю! Что Дьявола — нет! Что я перебрал "наркоты"! А я видел Его! Никто мне не верит! — истерично кричал ребенок. — Я убежал ото всех. Пришел обратно. Сюда. Но никого здесь нет. Ни родителей, ни страшного нечеловека, ни… сестренки. Нету! Они пропа-а-али-и, — слезы превратились уже в маленькие ручейки.

— Успокойся, дитя мое.

Брат Павел, слушая историю ребенка, с каждым произнесенным мальчиком словом напрягался все больше и больше. Короткий командный жест, и напряжение передалось его сопровождающим, которые мгновенно сформировали "терцию" вокруг охраняемого и его добычи. Причем пара "углов" по очереди постоянно не только следила за внешними угрозами, но и контролировала мальчишку. Уж кому, как не членам элитного боевого отряда инквизиторов знать, что в мире магии видимый облик далеко не всегда совпадает с истинным.

— Так. Быстрый осмотр места преступления.

Спустя пять минут осмотр был завершен. Да и много ли найдешь на помойке в свете далекого тусклого фонаря?

— Ничего, — ответил первый.

— У меня тоже ничего, — подтвердил второй инквизитор.

— Так. Все понятно. Завтра сюда приедет опергруппа. С грехоотпущенцами. Наши перекопают тут все на фут, а эти — снимут информацию своими методами. А ты, — Павел взял мальчика за плечо. — Ты пойдешь с нами. Как тебя зовут?

— Дэниел, — прошептал ребенок, а потом с подозрением отшатнулся. Брат Павел мысленно обложил всю современную прессу в таких выражениях, что сам же себе за это назначил епитимью. Да, паршивые овцы, любящие молоденьких мальчиков, есть и в их стаде, но Церковь с ними пытается бороться. И само наличие таких овец не повод лить грязь на светлый лик Матери-Церкви! Как жаль, что сейчас не средние века! Быстро бы этих, страдающих недержанием речи и письма, на язык бы укоротили! Вместе с головой!

Однако, мелькавшая на задворках сознания мысль наконец-то окончательно оформилась, и инквизитор подобрался. "Если мои предположения верны, — думал Павел, — то даже найди верный слуга Его на улице брильянт с голубиное яйцо, даже в этом случае удача была бы не такой крупной. Этот парень — настоящий дар Божий! Не важно, видит ли он сквозь морок, имеет ли слабенькие магические силы, способен ли разрушать магию своим присутствием (попадались на глаза церкви такие уникумы, но только очень-очень редко, пальцев на лягушачьей лапке хватит эти случаи пересчитать) или просто везучий настолько, что смог убежать от мага, не важно.

Они, конечно, обратятся к колдунам, но так как прямого диалога между набольшими колдунов и иерархами церкви нет, ответ придет очень нескоро. И будет на девяносто девять процентов иметь вид отписки: "мы ничего не знаем", а на оставшийся один: "виновный найден и будет наказан". Так что, скорее всего, родные пацана уже мертвы. Но так даже лучше. Иметь на своей стороне обладающего даром парня, имеющего обоснованные, дальше просто некуда, причины ненавидеть колдунов… Вот это важно! Молодой раб божий Дэниэл — это же почти готовый инквизитор-экзекутор! Воистину Господь милостив к своим верным слугам! Осталось только правильно принять этот дар!"

"Обращенный язычник или истово раскаявшийся еретик вдвое больше поклонов кладет!" Эту простую, но очень важную истину отлично знали в РКЦ, поэтому основы миссионерской деятельности в семинариях читали абсолютно всем будущим служителям церкви. А то, что девяносто процентов этих лекций с минимальными исправлениями могли сойти в качестве методички в профильные учебные заведения, выпускающие шпионов и контрразведчиков, это, право дело, просто случайное совпадение. И вообще, даже мысли такие — наказуемая ересь!

— Нет, мы не из этих, на кого ты намекаешь.

— А чем докажете?!

"Еще и недоверчивый! Просто прелесть, а не ребенок!"

— Если бы мы хотели сделать с тобой что-то плохое… Как ты думаешь: пятеро взрослых при оружии сильнее одного ребенка?

— Ну и зачем мне идти с вами? — отвернувшись, буркнул Дэниел.

— А ты не хочешь найти своих? — вкрадчиво спросил мальчика Павел.

— Но дьявол...

— Это был не дьявол…

— Я же говорил, что вы мне не поверите! А вы еще…

— Не дьявол… — не слушая мальчика продолжил Павел. Потом прикинув, что грех нарушения Договора в данном конкретном случае очень удачно лежит на самих колдунах, не подчистивших за собой, и четко проговорил. — Колдун. Это был злокозненный колдун. Он похитил твоих родных.

Дэниел замолчал и задумался, пристально глядя на священнослужителя.

— И?

— Мы — инквизиторы. Именно мы стоим на защите людей от колдунов.

— Но…

— Ты, наверное, молил Бога прийти к тебе на помощь? Вот он и послал ее тебе. Нас прислал.

— И вы спасете мою семью?

— Мы приложим к этому все усилия. И ты приложишь, будучи в наших рядах…

— Но если их… у-у-убили? — еле выдавил из себя страшное слово Дэниел.

— А разве ты не хочешь тогда отмстить? Колдуны живут долго. Ты успеешь повзрослеть, стать сильным, очень сильным…

— Но… смогу ли я?

— Мы поможем тебе. Кто еще, как не наша всеблагая Церковь, призван помогать таким как ты?

— …

— Так ты пойдешь к нам? — нарушив тишину тихо спросил Павел.

— Пойду, — после долгих раздумий твердо ответил Дэниел. И размазывая по рукавам и лицу горячие слезы, которые уже переставали течь, добавил. — Я вырасту, стану сильным. Я найду того, кто похитил моих родных. И если мои родители умерли, клянусь, я убью его! Богом клянусь! Или вы мне скажете, что убивать грех?

— Увы, грех, сын мой. Но убить колдуна, это грех не смертный. Короткая епитимья…

— Эпи… — что?

— Наказание. Ну, например, неделю без сладкого в молитвах, и грех убийства колдуна… — Павел начал рассказывать основы своему новообращенному брату, при этом продолжая думать о своем: "Очень удачная ночь. Тут месяцами тысячи братьев проверяешь и перепроверяешь, ища одного двух, достойных стать инквизитором, а тут сразу почти готовый адепт, — рассуждал про себя Павел, ведя за собой парнишку. — При посвящении я нареку тебя Мэттью, ибо ты действительно Дар Божий. И да, не забыть проверить ту церковь, в которую зашел мальчик. Падшие служки — это хлеб инквизиции. Дьявола у них нет! Может, и Бога тогда тоже? Впрочем, быть может, я до них и не дотянусь. Опять служители Церкви, как в темные века, начали погрязать в грехе. Быть может, пора подумать об официальном возрождении инквизиции? Нет. Еще рано, слишком рано… Но если все же оно произойдет, то кому как не мне встать во главе ее? И такие вот мальчишки, как этот Дэниел-Мэттью мне тогда очень пригодятся! А там, глядишь, и до колдунов доберемся…"

Глава 20. Совершенно обычные будни Хогвартса

Переночевав у себя в мэноре, я рано-рано утром, чтобы успеть на завтрак, по каминной сети отправился в Хогсмид, а оттуда ножками в Хогвартс. Но даже плотный завтрак, в этот раз я не стал стесняться и, пользуясь привилегиями лордства, заказал себе две порции полного английского, не смогли отвлечь меня от тяжелых мыслей.

Слишком много в последнее время подряд случилось важных и неприятных событий, чтобы можно было спрятать голову в песок. Да и воспоминания о совершенных мной убийствах, про которые я в напряжении разборки с инквизиторами забыл, здесь, в Хогвартсе, опять догнали меня. С ними нужно что-то делать, иначе так можно по-настоящему поехать крышей.

Впрочем, впасть в грех уныния (черт, что-то я, похоже, переобщался со схизматиками, раз заговорил так!) хогвартсцы мне не дали. За это я должен был быть благодарен как окружающим меня родным хаффлпаффцам, так и гостям с континента. И те, и другие, пусть и по-разному, не дали мне долго хандрить. И если первые, видя, что я почему-то сильно грустный, пытались меня развеселить, то вторые… Вторые продолжили свои нападения на нашего чемпиона.

Правда, ситуаций в стиле "иду на вы", заканчивающихся глобальным побоищем, из-за их бессмысленности больше не случалось. Зато начались подленькие одиночные нападения "из-за угла"; попытки диверсий, вроде проклятой или отравленной пищи; ударные дозы обольщения, от которых Чанг приходила в неистовство… Все это сильно выматывало и Седрика, и нас, его самоназначенных охранников (гвардию Крэбба, как в шутку стали называть нас некоторые, чем я очень, очень сильно втайне от всех был доволен и горд), так что можно сказать, что в какой-то мере своей цели: отвлекать нашего чемпиона от подготовки к турниру, нападавшие добивались успешно. Вот только такое хождение по краю бесконечно продолжаться не могло. Рано или поздно нарыв должен был лопнуть, с болью и облив всех окружающих дурно пахнущим содержимым. И в один далеко не самый прекрасный момент это закономерно произошло.

Однажды, не в мою смену, к сожалению, Седрика отловила "штурмовая тройка" шармбатонок. Малышню придавили обольщением, девчонки разбежались за подмогой, а самого нашего Чемпиона, сопротивляющегося привороту из последних сил, уже тащили разложить в ближайший класс.

Кто его знает, как и чего именно в действительности хотели добиться француженки, но на их беду Седрику подошла подмога. И по воле судьбы первой, кого встретили убежавшие охранницы, как назло, оказалась Чжоу Чанг.

Тут надо сделать отступление и немного рассказать о внешности кореянки по отцу и китаянки по матери. Хотя начать придется очень издалека.

Фенотип жителей островов, особенно если учесть, что тут учились в основном древние и классические его представители, не подразумевает большого разнообразия. Рыжих и каштановых в различные оттенки тут было реально много, процентов семьдесят, не меньше. Кого-то, вроде той же Сьюзен Боунс, это несказанно красило. Кого-то, вроде Рона Уизли, мда… ну да не будем о грустном. Да и сам Крэбб своими жиденькими волосиками был далеко не брюнет. На общем фоне платиновые блондины Малфои, и старший, и младший, тут я вынужден отдать им должное, действительно смотрелись весьма и весьма эффектно. И охота за младшеньким (наверное, за старшим тоже, да кто ж таким похвастается при живой жене, бывшей в девичестве Блэк) шла не только из-за огромного состояния семьи.

Также, такие как Забини, Чанг, Ли, Патил, Томас прочие смугло— и темнокожие ученики и ученицы были обречены на, не могу сказать интерес, но точно хотя бы любопытство противоположного пола. Хотя бы в силу того, что резко выделялись своей внешностью из окружающей толпы. (Кстати, еще один нюанс. Про девяносто первый год набора имени Гарри Поттера можно смело сказать, что как раз британский фенотип оказался как бы и не в меньшинстве! И следующие, и предыдущие курсы такой толерантностью не страдали. Странно, не так ли?) Плюс следует учитывать, что ученики Хогвартса все же дети, то есть, по сути, еще "гадкие утята".

Так вот, к Чжоу Чанг последнее уже не относилось. Она в свои пятнадцать уже была достаточно женственной, то есть округлой там, где нужно, и худой там, где лишние граммы и миллиметры больно бьют по мужскому чувству прекрасного. Трудно стать и продолжать быть ловцом, имея габариты Крэбба из канона. Ко всему прочему, девушка действительно была по европейским меркам красавицей, плюс, достаточно умной и целеустремленной, чтобы своими природными (или может быть тут постаралась магия, кто ее знает, а спросить прямо… в таких случаях я говорю: "лучше я сам себе лицо расцарапаю") данными тонко и умело пользоваться. Одно то, что у такой красавицы было достаточно поклонников и не было искренних и незамутненных врагов (особенно среди завистливой женской части учеников Хогвартса), уже говорит о многом. Да и ее четкий выбор целей (сначала Диггори, потом Поттер) и неуклонное движение к ним внушает мне законное уважение. Короче, эта Чанг уже взрослая хищница, сейчас на нас набирающаяся опыта охоты. Ее будущему мужу остается только надеяться, что после свадьбы она хотя бы немного подуспокоится…

Итак. Прибегает мисс Чжоу Чанг, и видит, что практически уже ее добычу, ее Седрика, три засранки тащат в темный уголок. Насиловать там, или взять автограф, не важно. В таких случаях мозги отключаются, напоследок положив наверх результат аналитической оценки по самому худшему варианту. Так что, чтобы предсказать дальнейшее развитие событий, не нужно быть одаренным в Предсказаниях, достаточно здравого смысла. Слово за слово, оскорбление за оскорбление, ну и сразу после окончания обязательной прелюдии в ход пошли руки и палочки. Как бы там ни было, какие бы слова себе ни позволяли девчонки в возрасте гормонального взрыва, но магическую драку начала первой именно Чанг. И, даже принимая во внимание численное превосходство противника и в какой-то степени собственную правоту, не следовало ей делать… этого.

Известно, что все хорошо в меру, а медик может как помочь, так очень тонко и сильно навредить. Сказывается факультет: Чанг знала, или, наверняка, хотя бы осознавала для себя и первое, и второе утверждение. А что может сотворить ум, подкрепленный яркими чувствами, это нужно видеть.

Хотя нет. Как раз видеть это лучше не надо.

Косметическое и медицинское заклинание увеличения первичных и вторичных половых признаков. А как же иначе? Колдуны и колдуньи тоже подвержены этим предрассудкам! Заклинание изучают только колдомедики, специализирующиеся на косметологии, и только при личном ученичестве или работая по магическому контракту в Мунго. Его нельзя найти в свободном доступе и вряд ли оно есть в закрытой секции Библиотеки, по вполне очевидным причинам. Достаточно представить себе, что сотворят с собой подростки на пике полового созревания дорвавшись до такого инструмента. Кто удержится и не попробует? Да, положа руку на сердце, честно, и я бы тоже, будучи их возраста, не удержался.

То, что атрофированность любого органа или части тела так же плоха, как и гипертрофированность, отлично известно всем, но, прежде всего, практикующим медикам. А если некий орган запредельно гипертрофирован? А если этот орган половой, то есть очень сильно насыщен нервными окончаниями?

Я потом не удержался, хотя меня и отговаривали, и посмотрел в омуте памяти воспоминания. Один из хаффлпаффцев младших курсов успел увидеть жертву косметического заклинания, принявшего форму сильного боевого проклятья, до того, как пострадавшую укрыли от глаз оптическим пологом и унесли в больничное крыло. Это было… омерзительно. Чем-то отдаленно напоминало то, что Близнецы сделали с бедненькой Салли на моем первом курсе. Форма и источник другие, но по результату… Ко всему прочему такие повреждения весьма долго и трудно излечиваются. Можно вспомнить канонного Сириуса Блэка, который ради по-мародерски веселой шутки точно так же превратил одного из младшеклассников Хогвартса заклинанием Энгоргио Скаллус в инвалида на всю жизнь (ну разве не няшка-песик он был (и есть, пока), а?).

Дальше события понеслись вскачь. Случайно оказавшийся недалеко и прибежавший на шум дурмштранговец, на общую беду, ко всему прочему, еще и весьма симпатизировал именно этой француженке. Разбираться парень не стал, и сразу же вдарил по Чжоу чем-то боевым и весьма неслабым. В результате следующие пару недель рейвенкловка составила компанию своей жертве на соседней койке в Больничном Крыле, наслаждаясь коктейлем из костероста пополам с болеутоляющим. Над телом поверженной Чанг с еще не опущенной волшебной палочкой дурмштранговца и застали прибежавшие хогвартцы. И тоже стесняться не стали, так что показанное дурмштранговцем в последующем сражении отличное владение боевой магией оказалось не спасительным, а усугубляющим его положение фактором… Вот так вот и начинаются праведные с обеих стороны войны, из-за мелкой ошибки и позорного неумения себя сдерживать.

Итоги. Трое в очень тяжелом состоянии. Вызов целителей из Мунго. Разбирательства чуть ли не на международном уровне. Серьезный штраф, выплаченный семьей Чанг. Чжоу, которая выйдет из Больничного крыла не раньше Первого Испытания Турнира. И ее жертва до конца жизни оставшаяся обладательницей весьма и весьма хм… эффектных форм. В верхней части туловища во всяком случае. Что там внизу... Нет. Лучше не думать, чтобы не мучаться потом ночными кошмарами, как бывало у меня некоторое время после просмотра в омуте памяти этого ужаса.

Ну и самый важный итог. Вызов на дуэль.

— …Что сделали?! — переспросил я, подумав, что ослышался.

— Они. Дурмштранговцы и шармбатонцы, — устало повторил Седрик, — вызывают на дуэль хогвартцев. Официально, "дабы подтвердить высокий уровень преподавания магии". Полуофициально, чтобы сравнить уровень знаний их и нас, а не только чемпионов. Читай — хорошенько выбить из нас пыль… — сказал Диггори, но по его виду было, что это еще не конец.

— А неофициально?

— Неофициально… Неофициально, они согласны прекратить преследования чемпионов Хогвартса, обоих…

— С чего бы это такая миролюбивость?

— Да был тут случай. Пока мы воевали, часть хотела и Поттеру сделать гадость, но нарвались на Моуди со Снейпом. Полежали в Больничном Крыле, подумали… И вот придумали.

— Но ведь это еще не все?

— Да, — замялся Диггори. — Если наша команда выиграет, то любые нападки на наших чемпионов и прочих учеников прекратятся… — ответил Диггори и как-то замялся.

— Седрик! Что ты как девочка перед первой брачной ночью! Мне что, из тебя каждое слово клещами что ли тянуть?

— Оу! Какое сравнение! Не рановато ли тебе такими сравнениями сыпать?

— Я уже взрослый!

— Ну-ну! А вот Габриэль Труман мне тут летом как-то по случаю сказал, что Кристина Эндрюс имеет совсем другое мнение…

— Седр-р-р-р-рик!— зарычал я.

— Хорошо, хорошо, — смеясь поднял руки вверх наш староста, и резко посерьезнел. — Неофициально мы также договорились, что если побеждают они, то неприкосновенны только чемпионы. А также, если мы проигрываем, то на первом испытании Турнира мне придется сделать неопасную для жизни ошибку, которая, однако, позволит судьям снизить оценку. Сразу скажу, условия уже обговорены. Я доверил это слизеринцам, да и Эрни от нас там присутствовал. Участвуют по одному ученику от каждого курса. Общий победитель определяется по количеству выигранных дуэлей.

— Кто-то уже подписался от четвертого курса? Или таких нет?

— Пока только Рон Уизли и Драко Малфой. С Рейвенкло никого, а от нас, как до меня неофициально довели, есть настоятельное пожелание, видеть в качестве поединщика тебя.

— Но если там еще претенденты…

— Решать, если больше одного желающего, будут наши противники. Так что, если ты их так сильно заинтересовал, то выберут обязательно тебя, хоть все сорок человек, включая Поттера, запишутся.

— Как это все будет оформлено? Я имею в виду с официальной точки зрения? Снова откроют дуэльный клуб? Или мы организуем подпольные бои без правил?

— Нет. Дуэльный клуб открыть нам не дадут. Директор высказался об этом совершенно однозначно. "Очень плохой прецедент, и не один…" Наша дуэль будет представлена как урок ЗОТИ, совмещенный с показательными выступлениями и обменом опытом. Формат поединков: один на один. Пару составляют маги одинакового возраста, то есть одинакового курса. Допускается только магия. Без артефактов и белого оружия. Не вышедшим в круг засчитывается техническое поражение. Где все это будет проходить, еще не решили, но время уже известно: эта суббота, девятнадцатое ноября.

— А как же турнир?

— Турнир, первое испытание, будет двадцать четвертого.

— Мы что, у вас в качестве подтанцовки будем?

— ?

— Они что, хотят подогреть интерес нашими дуэлями перед вашим выступлением?

— Хм. Все может быть. Я не знаю, — качнул головой Седрик. — Кстати, нам, чемпионам, присутствовать на этом косвенно запретили. Поставили занятия в Библиотеке, в самой Запретной Секции. Ты не знаешь, случаем, почему?