— Допустим, — скривившись, произнес Фадж.
— Самое печальное тут в том, что нынешняя администрация ничего не может с этим сделать. Или, быть может... не хочет? Конечно, на первый взгляд это все только случайности, но… каков конечный результат? А если результат неудовлетворителен, то, я слышал, в таких случаях владелец дела назначает на свое предприятие совсем другого управляющего. Того, кто хочет и может справиться со всеми случайностями, несмотря на все препятствия!
— У вас есть конкретные предложения? — после долгой задумчивой паузы спросил меня маг.
Я задумался. "В принципе, по мелочи у меня все относительно хорошо… А то, с чем было плохо, то вещи глобальные, и Министр тут помочь мне не в силах. Попросить в той или иной форме денег, разорвать магический вассалитет или хотя бы приструнить младшего Малфоя — это за пределами вменяемости. После такого мои акции упадут глубоко в жопу, потому что идиоты в подчиненных не нужны никому. Но закатить идею Дисциплинарной Дружины под моим предводительством, да еще на полгода пораньше, имея в прицеле свободный выход за стены для подготовки ритуала, почему бы и нет?" — подумал я и произнес:
— Увидев на посту инспектора Хогвартса многоуважаемую мадам Амбридж я обрадовался, надеясь на то, что дела вскоре пойдут совсем по-другому. Однако… — я уже было начал издалека обосновывать свои соображения, но в наш приватный разговор внезапно вторгся преданнейший министру маг — Джон Долиш. Невзирая на то, что его поведение было просто потрясающе неприлично, он, полностью игнорируя меня, подошел к Министру, склонился и что-то прошептал Фаджу на ухо. Что-то настолько неожиданное и серьезное, что тот мигом изменился в лице и сильно побледнел.
— Что случилось, господин Министр? — вежливо спросил я. — Или, это вне пределов моей компетенции?
Долиш неприязненно посмотрел на меня. Вытащил волшебную палочку и даже было с угрозой шагнул в мою сторону, но Фадж, поморщившись, положил ему руку на плечо.
— Это бессмысленно, Джон. Все равно завтра об этом будет кричать вся Магическая Британия.
— Хорошо, — кивнул Долиш и отошел за спину Министра.
— Да что же такого произошло? Я могу узнать?
— Только что сообщили. Из Азкабана сбежали десять Упивающихся Смертью.
"Вот оно что! — пораженно подумал я. — Вышло все так, как обещал учитель. Я действительно понял все и сам. И что это за невидимая, но хорошо ощущаемая тяжесть "на душе". Именно так, если вспомнить рассказы тех же аидов, воспринимается единовременное существование двух копий одного и того же мага. И почему именно так все запланировал Волдеморт. Тут сразу не один и не два объяснения могут быть одновременно. Ну и самое главное. Я уже совершил это. Я. УЖЕ. ОСВОБОДИЛ. ИХ! Я уже не могу ошибиться, так что нечего и волноваться! ДА!!!
Стоп. Волдеморт, явно с учетом опытных министерских политиков, обеспечил мне искреннее незнание и не менее искреннее удивление. Теперь же сценку "волнующийся пацан" нужно отыграть до конца!"
— Эм, господин Министр…
— Не сейчас, Крэбб, — отмахнулся Фадж и пошел в сторону выхода.
— Сейчас. Потом, быть может, будет уже поздно! — почти прокричал я. Спасибо сфере тишины, а то бы на нас вылупился весь атриум.
— Ну, говори. Только побыстрее. Мне теперь еще срочно придется заканчивать прием…
— Господин Министр. Мы были с вами там, в Азкабане, последними. Поэтому я бы хотел убедиться, что это прискорбное происшествие, эта… грязная провокация, не бросит тень на ме… нас с вами… Я, если что, готов под обетом подтвердить, что весь прием видел вас на вашем месте… Хоть прямо сейчас готов!
— Хм… И совершенно случайно это же будет служить доказательством того, что и вы совсем ни при чем, не так ли? — с иронией в голосе спросил Фадж. Похоже моя топорная попытка прикрыться его собственной тушкой ему изрядно поправила настроение.
"Ну-ну. Сейчас я тебя с небес на землю опять спущу," — весело подумал я и произнес:
— Несмотря на то, сколько у меня недоброжелателей, разве не имею я причин подозревать, что это удар именно по вам, который, пусть и только рикошетом, задевает и меня? А не наоборот?
"Прям дежавю! Не так ли я объяснялся с Драко на бывшем, кажется уже столетия назад, первом курсе? Думай-думай, Министр. Когда придет время, слетишь ты со своего поста, как важный индюк с куриного насеста. Но пока — ты важный союзник, перед которым и прогнуться не грех. Хм… А не прибрать ли мне его потом к рукам? Аппаратный игрок такого уровня очень бы мне пригодился. Коалиция нейтралов меня с таким другом, что говорится, "с руками оторвет". Да и войну он вроде пережил, спасать его не надо… Но это все дело далекого будущего. А сейчас — вперед же, к уже свершенному удачному налету на Азкабан! Гоу-гоу-гоу!" — после скомканного прощания с Министром на пути к коридору-с-каминами думал я.
Ну а дальше все завертелось.
Камин. Крэбб-манор. Ждущий меня за дверь прихожей Хвост, сжимающий в потной (живой) и холодной (серебряной) руках метлу и полный мешок артефактов для ритуала, который я должен сделать в будущем, уже в прошлом его совершив, и налета на Азкабан.
— Ну, — поймав кураж произнес я, сжимая в руках небольшой фиал с Феликс Фелицис. — Давай, Питер, за удачу! Прозит!
Мы в легонько стукнулись скляночками и одновременно выпили кипящее золото зелья удачи. Хвост разомкнул цепочку с Маховиком Времени, накинул ее мне на шею, замкнул опять и начал пальцами вращать его.
Мое путешествие во времени началось.
"Если подумать, то звучит просто очешуеть как! И главное, впереди меня ждут только непременные удача и успех! Всегда бы так!"
Интерлюдия 14
Изучение истории — процесс весьма и весьма интересный. Он обеспечивает пытливый разум множеством удивительных открытий, какой бы подход к оценке событий прошлого ни использовался. И одним из таких (причем, не из последних) подходов является генеалогия…
Например, правил когда-то Великобританией и Ирландией в эпоху расцвета "Империи-над-которой-никогда-не-заходит-Солнце" король с тронным именем Эдуард Седьмой. Очень хороший человек. Он, в отличие от своей сухой и строгой матушки, на всю Европу был знаменит веселым и жизнелюбивым нравом: пристрастием к бегам, охоте, балам и вниманием ко многим другим дарам судьбы, приносящим в серость жизни яркие краски радости и счастья. Среди последних была и его неудержимая тяга к восхищению прекрасным. А что может быть прекраснее женского тела?
Только законных детей у Эдуарда Седьмого было шесть, а сколько непризнанных (официальное их число было равно нулю, конечно-конечно), не знает никто… кроме ответственных товарищей. Все же генеалогическое дерево любого королевского дома, это такое растение, оставлять развитие которого на волю слепой стихии гормонов просто глупо. Скажем, прельстился какой-нибудь принц или король смазливой графинькой или баронесской, а через лет десять-двадцать бац — и новая Война Роз. Кому это нужно — закладывать мощную мину прямо под киль линкора "Великобритания"? Впрочем, противоположная причина династического кризиса не менее разрушительна. Столетняя война, Война за испанское наследство, гугенотские войны… Нужны ли еще какие-нибудь доказательства пагубности пренебрежительного отношения к наполненности линии наследования должным количеством претендентов на престол? И рассчитывать на случайность здесь — это самое что ни на есть пренебрежение безопасностью государства.
Раньше, в средние века, дело решалось достаточно просто: платок, подушка, болезнь… Смертность рожениц и младенцев, увы, просто чудовищна даже в самой передовой стране мира. Однако к концу девятнадцатого и началу двадцатого века британская монархия почувствовала себя настолько устойчивой и богатой, что посчитала возможным не рубить бездумно побочные веточки. Плюс — сентиментальность… "В конце концов, это самая лучшая в мире кровь! Зачем же лить ее без особых причин?"
Теперь мамашам, привлекшим действенное королевское внимание, а позже и их детям в ответ на письменный отказ от всяких династических претензий предлагали некоторое достойное положение в обществе.
Небольшая лавка или доходный дом. Пачка акций серьезных предприятий или просто небольшая пенсия… Да и просто возможность получения "попутного ветра" для угодных короне начинаний в жестко регламентированном английском обществе вряд ли можно было переоценить.
Такое милосердие не раз потом окупилось сторицей. Тут и искренняя преданность довольно умных людей (по очевидным причинам других среди бастардов не было, хотя тут уместнее сказать не оставалось). И предельно честная и актуальная информация из различных слоев общества. И подхлестывание экономики хваткими, успешными и, что особенно важно, контролируемыми бизнесменами. Ну и самое главное — защита династии.
Англичане невольно, в силу своей истории, хорошие специалисты по династическим провокациям, не могли не предусмотреть возможности применения своих любимых приемов против них самих. Все эти незаконнорожденные, которые при любом нормальном развитии событий не имеют прав на престол, для любого потенциального узурпатора будут реальными конкурентами. Или же наоборот, именно из таких вот бастардов любой желающий поиграть в смену династии и будет выбирать себе марионетку. Так что по изменению жизни и здоровья "всякой у Меня ветви, не приносящей плода" можно понять многое. И незаконнорожденные в таком случае играли роль этакого испуганного блеянья козленка, привязанного для тигра, и чувствующего его приближение, или валяющихся в клетке кверху лапками шахтных канареек… пусть в их венах и текла капля благороднейшей крови.
Одним из таких был Джон Мелоун. Четвероюродный брат нынешнего наследника престола.
"Двадцать два года. Окончил среднюю школу. "А-уровень" бросил через полгода. В армии не служил. Постоянной занятости не имеет, перебивается случайными заработками. Любит выпить и погулять со своими друзьями, Бобом "Крысой" Берком и Майклом "Тупарем" Чейзом. Нагл, ленив, бесперспективен. Полицией задокументированы регулярные случаи хулиганства…" — приблизительно такая характеристика на парня лежала в личном деле официально несуществующего отдела, занимающегося контролем за королевской кровью.
О своем родстве с правящей династией молодой Джон знал и скромно гордился. Настолько скромно, что однажды имел весьма неприятную беседу с неким джентльменом, который напророчествовал ему скорую смерть. От острой сердечной недостаточности, вследствие передоза или в автомобильной аварии, если он не перестанет молоть языком налево и направо. "Тонким" намеком на недовольство неких важных лиц поведением потерявшего всякие края парня было то, что неназвавшийся мистер разговаривал с ним сразу после того, как троица равнодушно-жестоких "мясников" своими берцами организовала Мелоуну сеанс непрямого массажа внутренних органов. В конце концов их начальство тоже можно понять. Ведь никому не понравится, когда грязное белье твоих предков выставляют напоказ, тем более жадным до горячей сенсации щелкопёрам?
Был и пряник. Им служила безымянная (точнее, оформленная на такие редкие имя и фамилию, как Джон Смит) банковская карточка с ежемесячно погашаемым кредитом в тысячу фунтов. Подарок сопровождался недвусмысленным предупреждением, что больше разговоров с ним вести никто не будет. "А уличная преступность в Британии, сам знаешь, какая. Особенно в твоем районе…"
Что ж… Джон предупреждению внял. Тем более с этой тысячей фунтов денег стало хватать на все необходимое. И на выпивку, и на травку, и на то, чтобы не очень уж сильно утруждать себя поисками нормальной работы. Матери, конечно, все это не очень нравилось, и она постоянно "долбила мозг" сыну… когда была трезвой. Ну а с учетом того, что у нее тоже была похожая карточка, только на нее клали ежемесячно две тысячи фунтов, такие периоды в последнее время становились все реже и реже.
В этот вечер, в субботу тринадцатого января, Мелоун решил хорошенько отдохнуть после рабочей недели. Конечно, работал он три через три, причем с естественным смещением выходных дней, "но ведь это тоже уик-энд, пусть я и отработал всего тройку дней?!"
Удачно совпало и то, что у его приятелей, Боба и Майкла, день сегодня тоже был почти свободен. "Точнее, у Майка не почти, а всегда и все дни свободные. Постоянно. Он уже полтора года сидит на пособии, — думал Джон. — Боба, конечно, придется подождать чуть дольше… Пока они пересекутся, пока подъедут… Но ждать у себя в комнате, где за тонкой стенкой пьяная мать опять орет на своих таких же пьяных подруг, это одно, а в баре, среди веселящихся знакомых — совсем другое."
"Ходят слухи, что скоро примут какой-то суровый закон, ужесточающий наказания за "плохое поведение". Ну а пока Британия все еще остается по-прежнему свободной страной, можно жить как привыкли!" — именно такие разговоры в последнее время очень часто велись среди завсегдатаев пабов. И, строго согласно сформулированным тезисам, веселье сегодня шло по десятилетиями накатанному пути.
Сначала все пили пиво и смотрели футбол. Потом возник спор, накал которого подогревался каждой новой вылитой в глотки пинтой. Потом пришли припоздавшие на этот праздник и очень недовольные этим какие-то чужаки, вроде как даже поляки или ирландцы… Хотя… почему же припоздавшие? Как раз пришли они очень вовремя! Ибо всегда лучше дружно, всей толпой попинать каких-то пришлых доходяг, чем, поссорившись, устроить драку между собой. Лезть на того же Соломона "Кузнеца", получившего свое прозвище за невероятно широкие плечи и настолько же тяжелые кулаки, не хотелось никому.
В итоге закончилось веселье абсолютно обычно. Не дожидаясь приезда бобби, от стонущих на асфальте тел веселящиеся парни разбежались на все четыре стороны света. Конечно, как это происходило постоянно, кого-нибудь из них поймают, и неудачникам светит ночь на нарах и разбирательство после, но… Ради разнообразия сегодня это был не Мелоун. Быть может потому, что сейчас с ним не было неуклюжего Майкла? Все же его совсем не зря прозвали Тупарем. Убегать от полиции и попасться в подъезде, не сообразив, что достаточно повернуть дверную ручку, а не пытаться безуспешно выбивать дверь…
Прикладывая к подбитому глазу отломанную от урны железяку, Джон отправился "к Ахмеду". На самом деле, официально это было рестораном быстрого питания с каким-то там пафосным названием. Но как сеть быстрого питания выкупила старый разорившийся магазинчик и поставила там за прилавок дешевого в плане зарплаты выходца из Пакистана Ахмеда, с тех пор эта точка общепита стала среди местных называться только так и никак иначе. И продолжала до сих пор, хотя тот Ахмед давно уже помер, и сейчас за прилавком стоял вообще какой-то беженец от комми.
Слишком рано начавшаяся драка помешала Мелоуну добрать свою обычную норму. Это та, после которой обблевавшего соседей посетителя пинками выносят за порог паба. Поэтому недопитое Джон решил доесть, и заказал не три, а сразу четыре порции кебаба. Две себе, а две — друзьям, которые должны были вскоре подойти.
Неожиданно для себя, парня пробило на жрачку, поэтому он с жадностью умял не только свою, но и порции приятелей. Видимо, появившиеся в организме калории оказали положительное влияние на процесс мышления, потому что Джон, через силу начавший четвертую порцию, сообразил: "А ведь парни не знают, что я здесь! Мы же договаривались встретиться в пабе… Надо идти обратно. Копы уже свалили…" Прихватив последний недоеденный кебаб, Джон вышел из ресторанчика. И каким же было его удивление, когда почти прямо на выходе, на улице, он внезапно чуть было нос к носу не столкнулся с Крысой и Тупарем.
Отбросив в сторону сверток, "не достойны они угощения", Мелоун, экспрессивно размахивая руками, подлетел к своим друзьям!
— Эй! Парни! Вы где были?
Вот только парни на это среагировали как-то странно. И вообще были какими-то не такими, на что Джон, впрочем, особого внимания не обратил. Мало ли? Тем более тогда, когда праведный гнев требовал немедленного выхода.
— Что пялитесь? На синяк? Это вы виноваты! Где вы были? Не видите, меня без вас побили!
— Пойдем. С нами, — заторможено, почти по слогам произнес Майкл.
— Сейчас же. Торопись, — добавил Крыса.
— Что там у вас? Что-то интересно нашли?
— Да. Пойдем. Покажем.
— Не-е-е. Мне лень. Я поел…
— Пойдем. Время, — и подхватив под руки своего приятеля, Тупарь и Крыса почти что потащили его в сторону ближайшего темного проезда между домами.
— Да иду я, иду! Куда вы меня тащите? Сказать что ли не можете? — проговорил Джон, но его приятели не ответили, несмотря на то, что расспросы свои Джон не прекращал ни на минуту.
Зайдя в подворотню, Тупарь повел себя очень странно. Сделав лишний шаг вперед, он, загибая ровную шеренгу, схватился правой рукой за Крысу. Что было дальше, Джон не понял, так как его сложил резкий приступ тошноты.
"Кебаб что ли опять был не свежий? Или не нужно было есть сразу три порции? Или пиво было…" — вытерев рот рукавом подумал Джон, разогнулся и… обомлел.
Вокруг не было города! Совершенно незнакомое… кладбище? Да, кладбище, причем старинное. Однажды они ездили на такое с командой гонять готов. Шутка тогда вышла невероятно удачная. Они поймали и заперли голых парней и девок (этих предварительно слегка потискали, ну и еще всякое по мелочи там) по разным могилам, или как они там называются, склепы, (по разным, чтобы не случилось какого непотребства, мы чтим викторианские заветы), дополнительно поломав замки и привалив двери снаружи специально притащенным мусором.
Но сейчас на кладбище было совсем не весело, ибо из кустов неподвижно торчали чьи-то ноги. Голые. Чьи именно и что было с их обладателями, непонятно, но вряд ли от похитителей, а его именно что похитили, можно было ожидать чего-то хорошего.
— Империя! — послышался сзади чей-то очень знакомый голос. — Будешь выполнять его приказы.
"Какая такая империя?" — только и успел подумать Мелоун до того, как его тело стало абсолютно чужим.
— Иди сюда, — раздался абсолютно невозможный к неисполнению приказ, произнесенный другим, но тоже невероятно знакомым голосом.
Мелоун повернулся и пошел навстречу… своему другу Майклу.
— Раздевайся! — последовал следующий приказ, и Джон в ужасе ощутил, как руки сами стали расстегивать пуговицы. И невероятно сложная картина, словно списанная с обложки какой-нибудь сатанинской группы, на огромном, ровном, чистом и блестящем, как будто совсем недавно отполированном надгробии, не так испугала его, как следующая команда.
— Ложись.
Подумав, что с ним сейчас будут делать его друзья, Джон, прочно запечатанный внутри своего тела, как мог задергался, но… это ничего не изменило. Тело все так же послушно исполнило приказ, кое-как разместившись в крайне неудобных углублениях в камне по центру фигуры.
Правда следующая команда Майкла, его несколько успокоила.
— Да не лицом, а спиной, пидор ты латентный!
Джону хотелось очень многое сказать Майклу, особенно про то, кто из них станет пидором, когда это бессилие схлынет, но, к сожалению, что-то все так же безжалостно и дальше продолжало подавлять его волю. Оставалось только копить злость и… продолжать выполнять приказы.
— …Раскинь руки. Шире!
С громким клацаньем грозного вида кандалы захлестнули каждую по отдельности руку и… утонули своими цепочками в камне, надежно приковав к… алтарю?
— Раздвинь ноги. Шире! — аналогичные кандалы приковали его ноги.
Теперь, Джон не мог двигаться, а мог только выгибаться шеей и тазом. Но и это запретила следующая команда:
— Не шевелись. Только дыши, — приказал Майкл и отошел в сторону. Вернулся он с кисточкой и банкой краски, которой спустя пару минут тупого пялянья в какой-то свиток(!) начал выводить узоры на теле прикованного друга. Мерзкое раздражение от краски на коже, переходящая в боль щекотка и невозможность даже рефлекторно дернуться приводила Джона в исступление, но изо рта не вырывалось ни звука. Ведь речь — это тоже "шевеление".
Сколько прошло времени? На этот вопрос Мелоун с уверенностью мог ответить — "Вечность". Как он от такой изощренной пытки не сошел за эту вечность с ума? А вот на этот вопрос у него ответа не было. Разве что один: "чудом".
Наконец, пытка кончилась. Кисточка откладывается в сторону, и Майкл встает с явно читаемой гримасой удовольствия на лице. Причиной которой является редкое на этой тупой роже чувство восхищения прекрасно выполненной работой. Своей работой, что уж совсем удивительно.
— Сними империус, Хвост. Он должен быть в полном сознании, — бросает он Бобу.
Безволие спало с Джона. Опять руки-ноги подчинялись ему. "Встать бы, да раскроить этим головы" — думал парень, но этому благородному желанию мешали оковы. Так что выплеснуть свое неудовольствие иначе как потоком самой грязной, какую мог только припомнить, брани, Мелоун не смог.
Впрочем, внимания на это оба стоящих молодых мужчины обратили не больше, чем на чириканье купающихся в грязной луже воробьев. Как беседовали спокойно, так и продолжали, ни на минуту не прервавшись даже чтобы отвесить пинка в ответ на самые заковыристые проклятья.
— Он не пощадит тебя, ты же знаешь.
— Я знаю.
— А если сделаешь, то не пощадят другие.
— Эх… И это я знаю.
— Если хочешь, я могу…
— Нет. Империо здесь не поможет. Но спасибо, Питер. Я спокойно сделаю это сам.
— Не повторяй моих ошибок.
— Я сделаю свои. Но это — не ошибка.
— Твое дело…
— Вы что там бормочете? Вы что, мозгами поехали? Паленой дури купили у Бадди-на-углу? Отпустите меня! Вы знаете, на кого подняли руку? Я же говорил вам, тварям, что я — королевских кровей! Или это такая шутка? Съемка скрытой камерой, да? Для телешоу? Да! Я сдаюсь! Я реально испугался! — попробовал привлечь внимание своих друзей Джон.
И ему это удалось.
— …решусь. Выбора у меня все равно нет, даже если бы мне этого маггла было жалко. А это совсем не так. М-м-м… Теперь с тобой. — Майкл присел на корточки. — Друзьям ты, может, своим и говорил, но причем здесь мы?
— А…
— Посмотри вон туда вот, — махнул Майкл куда-то в сторону. Повинуясь указанию Мелоун как смог приподнял верхнюю часть туловища, повернул голову в сторону, куда указывала рука приятеля, и… с ужасом увидел еще одного Майкла! И Боба! Это именно их, с данного ракурса никакой ошибки быть не могло, голые тела, непонятно живые или уже нет, валялись поперек кустов.
"Это не они! Чертовы сектанты! Напялили маски, переоделись моими друзьями. Они меня в любом случае… Не выпустят…" — подумал четвероюродный брат наследника. И осознав это в полной мере, Джон почувствовал, что силы оставили его. По воздуху пополз мерзкий запах туалета, ибо остатка отнятых страхом сил больше ни на что, кроме как на обреченный, во весь голос вой у парня не хватило. Даже на то, чтобы поддерживать у определенных групп мышц нужный тонус.
Мелоун продолжал выть тогда, когда его плотно притянули к камню поверх бедер жестким кожаным ремешком. Продолжал выть и когда его голову тоже аккуратно, но жестко и бесцеремонно охватил еще один. И лишь когда Майкл, строго по рисунку в первый раз провел острейшим, но при этом не столько режущим, сколько с хрустом рвущим плоть ножом, вой перешел в дикий крик.
Глава 29. Приманка для дементоров
Наконец пришел тот час, когда все стадии подготовки к ритуалу остались позади. И тщательная приемка магической фигуры, нарисованной Хвостом на увеличенной трансфигурацией ровной могильной плите. И аккуратное размещение в нужных точках доставаемых из безразмерной сумки реагентов. В числе последних были и специальным образом зачарованные лично Волдемортом несколько капель моей крови. Пришлось пойти на такой риск. Если в наше отсутствие сюда нагрянет аврорат, то для быстрого обвинительного приговора с пожизненным Азкабаном никаких других доказательств не потребуется. Конечно, Хвост обязан был наложить чары для отвлечения внимания, как магглов, так и магов, но как проверить их качество или хотя бы наличие, я не знал. Был вынужден в этом довериться Питеру, утешая себя в мыслях фактом, что прошлый сопоставимый по важности и сложности ритуал он скрыл как надо.
Отвратительное на вкус оборотное зелье, неприятное преобразование и последующее мерзкое переодевание в чужую, очень грязную одежду. Обездвиженные, голые, но живые, иначе не подействует оборотка, владельцы "костюмов" — приятели цели валялись в ближайших кустах. Их тоже нашел и притащил сюда Хвост.
Вообще, надо отдать Питеру должное. Пока я "отдыхал" на приеме, Петтигрю проделал огромную работу. Впрочем, не ему лезть в Азкабан, так что, можно сказать, тут мы квиты.
Теперь осталось только найти, похитить и доставить на место главный ингредиент.
Жертву королевской крови.
Аппарация привела нас в тупик между двух старых кирпичных зданий, недалеко от которых, согласно данным стоящего рядом со мной Хвоста, сейчас находилась цель. Тут было темно, грязно и резко воняло мочой. Прокляв про себя местных дикарей, превративших свой дом в помесь помойки и сортира, мы пошли на свет. Через некоторое время, расталкивая какие-то рассыпающиеся гнильем и помоями прямо у нас под ногами пакеты, мы вышли на хорошо освещенную улицу, и… я замер в ступоре.
Яркий свет по-английски аккуратных фонарей со всей беспощадностью обрисовывал ужасную картину. Вдоль стен домов лежали стенающие или вовсе безмолвно лежащие в темных лужах мужские и женские тела. По центру улицы, пошатываясь, ходили и натыкались друг на друга несколько молодых мужчин в разорванных рубахах, испачканных кровью, стекающей с окровавленных лиц. Немного вдалеке, около выхода из какого-то магазинчика, две девушки с заплаканными лицами пытались поднять третью, наверное, свою подругу, но безрезультатно. Где-то впереди мелькает проблесковый маячок скорой, а чуть в стороне, там, около остановившейся полицейской машины, что-то лежащее на земле внимательно рассматривают полицейские.
И всему увиденному сопутствовало соответствующее звуковое оформление. Крики, стоны, невнятные мольбы, кряканье сирены…
Осознав, что являюсь свидетелем последствий ужасного террористического акта (ИРА не спит, да) и забыв, зачем именно сюда пришел, я рванулся вперед. Все же вложенные в детстве рефлексы: помочь раненому, защитить женщину, спасти ребенка — они у меня были и будут. Всегда…
К сожалению, до ближайшего женского тела я не добежал, ибо буквально в паре футов от моих ног лежал подросток неопределенного пола. Лежал на тротуаре так тихо, что я чуть было не наступил на него.
Несмотря на тихое неодобрительное ворчание Хвоста я наклонился, чтобы оказать ему помощь, может быть, и магией (и хрен с ним, со статутом секретности!) но… отшатнулся. Ибо мощный винный дух, от которого даже с такого расстояния глаза аж заслезились, не оставлял никаких шансов на ошибку, что именно послужило причиной его беспамятства.
Я распрямился, еще раз, на этот раз гораздо более внимательно пригляделся к окружающему и оторопел.
Иногда в игровом кино, когда режиссеру нужно гиперболически подчеркнуть ошеломление персонажа, показывают что-то разбивающееся, вроде зеркала с дробящимся на части в гранях сколов отражением. Вот что-то похожее случилось и со мной. Восприятие реальности дало трещину и со звоном рассыпалось на куски, чтобы из обломков, как в калейдоскопе, сложиться в совсем другую картину.
Нет. Это не тяжелораненые, нуждающиеся в неотложной медицинской помощи, лежали вдоль стен, а мертвецки пьяные. Лужи на пешеходных дорожках, на которых тротуарной плиткой были выложены красивые узоры, это не кровь, а блевотина и экскременты. По улице бродят не оставшиеся в живых мужчины, до последнего сражавшиеся с нападавшими и теперь ищущие своих жен и дочерей, а упитое до умопомрачения, жадное до драки мясо.
— Где мы? — только и мог спросить я, потрясенный настолько непотребной картиной всеобщего безумства.
— Это Кардифф.
— Что это?
— Так у магглов обычно проходит их уик-энд. Повелитель говорит, что вот в нечто подобное нас хочет превратить Дамблдор в своем стремлении все больше и больше привлекать грязнокровок в магический мир. Единственно, что хорошее в этом, — магглы мрут как мухи, так что трупы для твоих тренировок не переведутся никогда. И достать их достаточно просто…
— Но… Ты уверен, что тот, кто нам нужен, обитает… здесь? В этой клоаке?
— Да. Пошли. Цель, — Хвост покосился на артефакт, очень похожий на компас, — недалеко, — уходя, Питер бросил на помойку и копошащихся в ней крыс весьма красноречивый взгляд. И передернулся.
Чем дальше мы с Хвостом шли по улице, тем выше лезли у меня на лоб глаза и тем сильнее в презрительной гримасе кривился в рот.
На заплеванном, заблеванном и зассаном тротуаре все так же валялись вусмерть пьяные тела, а рядом с ними совершенно спокойно пили и жрали мужчины, женщины… Дети! Даже дети! Вся улица, как листьями по осени, была засыпана обертками от фастфудовских сосисок в тесте, или чем там эти обжирались в три горла. Нечто похожее в своем городе я видел только после особо крупного ежегодного праздника. И то лишь однажды, когда настолько серьезные молодежные праздники у нас проводить еще не научились. Кстати, а ведь теперь я смогу еще раз попасть и насладиться тем самым, первым, когда у него даже никакого названия не было, кроме обезличенного "дня выпускника"…
У местных аборигенов, впрочем, тоже было на… хм, что и кого посмотреть. Юноши, как, впрочем, и мужчины постарше выглядели весьма и весьма колоритно. Не обезображенные даже отблеском интеллекта лица. Бритые головы. Наколки где только можно. Клетчатые(!) бейсболки. Спортивные костюмы. Уйма колец на пальцах, сойдущих в драке за кастет. Толстые желтые (золотые?) цепочки на шее… И так до умиления знакомо торчащие из белых кроссовок черные носки. А в носки "по-английски аккуратно"… заправлены треники.
Барышни были под стать своим кавалерам. Отвратительно толстые, безвкусно одетые, вульгарно накрашенные… На слоновьих ляжках сползающие лосины. Из огромных декольте практически вываливаются дряблые, отвисшие груди. Некоторые пришли с колясками или с маленькими детьми, которые бегали и играли в окружающей помойке рядом со своими пьяными отцами и матерями.
Как и положено любому человеку, находящемуся в промежутке между состояний "слегка выпил" и "ноги не идут", местные жители ожидаемо оказались любопытны и общительны. От пятерых таких (трех мужчин и двух женщин) Хвост смог незаметно отмахнуться слабыми беспалочковыми отталкивающими, а вот от четвертого по счету мужчины не сумел. Неуклюжесть стоила Питеру синяка на ребрах и содранных предплечий, мне — легкой хромоты и ободранных костяшек на левой руке, ибо принимать аборигена мы были вынуждены как совершенно обычные магглы. В дальнейшем, чтобы избегать драки, нам приходилось несколько раз менять траекторию движения, переходя с одной стороны улицы на другую. И это тоже не поднимало мне настроения.
Да, наверное, потом я соглашусь с собой, что отнюдь далеко не каждый мой соотечественник разговаривает на литературном русском. Да и выпить у нас любят, что уж тут закрывать глаза. И мусорят. И "шумно погулять" любят. Но чтобы целая улица! Город! В Англии!!!
Вот именно это "в Англии" и было причиной моего стремительно портящегося настроения.
Нет у меня розовых очков насчет Европы вообще и Англии в частности. И мечты "я уеду жить в Лондон" тоже никогда не было. (Да-да, это особенно смешно.) Зная историю, я отлично осознаю, что врага серьезнее, чем Британия, у моей Родины (впрочем, не только у моей, нагадить британцы успели ой как многим) не было. И только события сороковых и девяностых немного сместили их с вершины пьедестала. Но не было у меня и лютой ненависти…
Ведь переоценить влияние Великобритании на историю цивилизации вряд ли возможно. Начать можно, к примеру, с того, какой язык сейчас является международным. Потом вспомнить огромное число серьезных открытий и изобретений (когда-то "британские ученые" было знаком качества, а не насмешкой), сделавших мир таким, какой он есть: из обособленного по глухим углам — очень маленьким и тесным. Ну и закончить тем, что единственную и неповторимую пока империю, над которой действительно не заходило солнце, создали именно англичане. А уж соответствующее влияние на культуру… Причем культурная инвазия успешно продолжается и сейчас, не только заполняя вакуум, но и вытесняя существенную этническую. К примеру, тот же канон Ро один только чего стоит…
Чем все это не повод не только для зависти, но и… уважения? Уважения к сложному и серьезному врагу? Нет, скорее не уважения. "Признания достижений" так будет точнее. Оплачивались-то все эти достижения жизнями сотен миллионов человек по всему миру. И на страницах истории моей Родины британцы использовали всю палитру красок зла: начиная от убийств императора и его советников и заканчивая концлагерями.
Но где-то в глубине души у меня тлело вербально не формулируемое оправдание, что побеждали они нас за счет больших знаний и твердости духа. Ладно — американцы — потомки беглецов и бунтарей, хвостокруты коровьи и лесовики без образования и аристократизма. Им позволительно иметь "белый мусор" и недавно спустившихся с пальм "черных братьев". Ладно — Европа, со всякими там погрязшими в неге и разложении Франциями и Германиями, у которых нормальное монолитное государство появилось как бы не всего сто лет назад. Но уж "старая добрая Англия", немножко чопорная, строгая, но обязательно культурная и просвещенная…
"Нет у меня розовых очков"? Хех. Оказывается-то, еще как есть!.." — подумал я, а внутренний голос холодно и жестко вторил: "Так сними и смотри!"
И я смотрел.
И видел.
Теперь.
Вот группа одетых в клетчатые(!) спортивные костюмы мужчин разного возраста с невероятным пылом пинает какого-то бедолагу. Наверное, это честная дуэль? Как тут не вспомнить любимое изречение моего приятеля Джастина, которое он любит вставлять везде и всегда, причем к месту и не к месту — не важно: "Всегда помни, что ты — англичанин, ведь ты выиграл в лотерею жизни!"
И что, вот эти вот — выигравшие в лотерею? Наверное, это те, кто месят ногами? Или быть может, выигравший тот, кого месят? Нет, это точно те, кто ссут, хорошо еще, что не срут, прямо там, на улице, куда бросили объедки от своего фаст-фуда?
Чисто подсознательно, чтобы хоть как-то оправдать англичан, я искал черные или желтые лица, пытался услышать какую-нибудь тарабарскую речь, но тщетно. Никакого "понаехавшего быдла" не было. Люди вокруг оставались белыми (натуральнейшими "осами", как сказали бы в США), а речь английской. Правда, какой же корявой она была! Чтобы понять, что говорили вокруг, приходилось сосредоточенно додумывать часть проглоченного или перевранного.
И дело тут явно было не в бедности. Судя по одежде, бездомных на улице сейчас не было. Да и мне ли, пережившему в далеко уже не в сопливом возрасте девяностые (которые, кстати, опять в самом разгаре сейчас), не знать, что такое настоящая нищета? Да. В том времени, из которого я сюда попал, тоже далеко не так все хорошо, как говорят с экранов телевизора… Но чтобы такое!!! Причем, что самое страшное, чтобы такое было привычно! Вон ни бобби, ни медики не морщатся от увиденного…
А ведь если задуматься, то мог ли такой мягкий, мелодичный и неконфликтный стиль музыки, как Панк, родиться в стране, где жители питаются цветочной пыльцой и какают радугой? Судя по тому, что я вижу даже сейчас — нет, не мог. А раз все же родился и был невероятно популярен, то ошибка не в решении задачи, а условиях. И жаль, что раньше я на этот факт не обращал внимания. К сожалению, далеко не всегда люди то, на что смотрят, видят. И я тоже в их числе. Не заметил за деревьями социального протеста леса неустроенности жизни.
"Вот тебе и "God Save the Queen" от семьдесят седьмого…" — промелькнула на задворках сознания короткая и печальная мысль.
С каждым новым сделанным шагом вперед по этой загаженной улице печали становилось все меньше и меньше, а разочарования и злости — все больше и больше.
Жирная тварь неопределенного пола блюет в детскую коляску, не обращая внимания на заходящегося криком младенца.
"И вот эти вот называют нас дикими варварами? Пьяницами?"
Группа на группу месятся накрашенные мужчины в женских ночнушках с какими-то разодетыми в кожу на голое тело качками.
"И вот это вот называют "золотым миллиардом"?"
Одетый в когда-то приличный, а сейчас рвано распущенный на полосы костюм англичанин тащит… волочит по асфальту за ногу свою бессознательную даму.
И самое страшно, что все это…
Привычно.
Естественно.
Обычно…
"И вот этому мы проиграли? Эти вот нас победили?"
Внезапно все увиденное на миг вспыхнуло и сложилось в единую картину. И меня поглотила яркая, всепоглощающая, замешанная уже не на удивлении и разочаровании, а на чистой ненависти мысль:
"И вот ЭТО оказалось лучше нас?" — стучало в ушах беззвучным диким криком.
"М-да… Если что-такое или же еще худшее происходило в тех, описанных в Библии еврейских поселениях, то я отлично понимаю Яхве, организовавшего четверке городов теплый, серно-лечебный дождь. Устроить и мне, что ли, что-нибудь подобное? К примеру, классическую такую акцию устрашения в лучших традициях Первой Магической? Огонь, взрывы, трупы… Все бегут, прячутся, трезвеют… Пустить метку?"
— Он очень близко, — рывком за рукав спортивного костюма Хвост вернул меня обратно. На грешную, очень грешную землю из мечтаний о мире красоты и гармонии. Того самого, где "женщины пляшут и бегают кони"…
— Веди, — сказал я и в очередной раз поморщился. Мечты остаются пока мечтами. Развлечения — потом. Сначала нужно сделать работу.
"Вот как неприглядно выглядит со стороны реализация древней максимы: "умный правитель держит желудки своих подданных полными, а головы — пустыми". А результаты обратного подхода мы видим сейчас на примере того, что раньше называлось СССР", — подумал я. — "Печально. Интересно, а вообще существует идеальный общественный строй? И что вообще считать идеалом? Хорошо еще, что это не мои проблемы. Думать об этом пусть голова болит у всяких Фаджей, Дамблдоров и Волдемортов…"
Бродить долго действительно не пришлось. Но пока шли, я, чтобы хоть как-то отвлечься, сделал попытку мимикрировать под окружающих. Плюнул на нескольких лежачих, пару раз сбил с ног пока еще не до конца сломленных гравитацией, а только еще покачивающихся пьяных. Это неожиданно оказалось удачной находкой. Теперь нам с Хвостом с опаской уступали дорогу те, кто еще не до конца пропил мозги. Все как у самых примитивных хищников: либо ты охотник, либо ты добыча. И статус охотника нужно постоянно поддерживать…
— Вон он, — махнул рукой Хвост в сторону двери очередного кабака.
Парнишка, хотя какой он парнишка, лоб лет двадцати трех — двадцати пяти, был весьма колоритный. В неизменной кепке и не менее неизменном спортивном костюме, с роскошным фингалом под глазом, к которому он временами весьма естественным жестом прижимал какую-то железку. Покачивающаяся походка и резкие движения безошибочно характеризовали его состояние как классический "недоперепив". В правой руке абориген держал какую-то еду, обертками от которой чуть ли не по колено завалена ближайшая автобусная остановка. Увидев нас, еду эту он равнодушно бросил на тротуар и вдогонку машинально растер пакет ногой, испачкав и так грязную улицу несъедобным месивом.
Окружающий мир за этот вечер хорошенько протоптался у меня по самым больным мозолям, но это вот стало последней каплей. Слишком страшными были запавшие в память слышанные в детстве рассказы дедушек и бабушек о голоде, пришедшемся на их военную молодость (а прабабушка мельком, сколько умерло у нее братьев и сестер, в рассказе еще и дореволюционные времена упоминала), чтобы я мог презрительно относиться к пище. Да и "благословенные девяностые" лично у меня тоже были далеко не "жирными".
Как-то все то, с чем я раньше успешно боролся порознь, внезапно разом навалилось на меня. Тут и личное одиночество; и другая нация с совершенно чуждым менталитетом; и язык; и часто просто разрывающая в клочья своими парадоксами мозг магия; и вся эта гребаная аристократия, чтоб ей свою голубую кровь с фонарей на асфальт вылить; и "социально близкие" магглорожденные, которые не могут и, что самое страшное, не хотят смотреть дальше своего собственного носа. Надоедливые дети, желающие обязательно что-то с тебя поиметь взрослые, старые манипуляторы, молодые долбоебы и древние призраки, совместно вытянувшие из меня не один километр нервов… А тут еще и разочароваться в самом себе!
Это ужасно. Больно. Противно. Чувствуешь себя, как будто тебя грязно поимели. Прямо в душу. А за такое кто-то обязательно должен заплатить.
Без разговоров.
Потому что так уж устроена человеческая психика, что позволить себе безответно спустить можно только в отношении того, кого объективно (пусть параметры и критерии этой самой объективности каждый устанавливает для себя сам) признаешь выше себя. А вот ровне или низшему...
Раньше я всегда стремился быть хорошим мальчиком. Старался действовать по принципу: "если тебе плохо, то найди того, кому еще хуже, и помоги ему, хотя бы словом". Ну и уж точно не "падающего — толкни". Однако сейчас… Сейчас же я хотел абсолютно другого. Не попробовать ли разочек, хотя бы в качестве удовлетворения любопытства, строго противоположный подход? Не попробовать ли утопить свою боль в чужой? Так что маггл-англичанин окончательно и бесповоротно подписал себе смертный приговор.
Больше не могу, да, если честно, и не хочу себя сдерживать. Пусть он ответит за все. Я просто устал быть правильным.
"Хотя еще не до конца. Кое-какие нормы у меня еще остались. Например, я никогда не был приверженцем социального шовинизма, так любимого протестантской цивилизацией. И меня очень сильно печалит, что многие весьма достойные люди неосознанно впитывают его, даже не замечая, насколько они стали искажены окружающей пропагандой. О чем я? Да, к примеру, о следующей логической цепочке:
"Нужна человеческая жертва? Где ее найти? Ну конечно же — в трущобах. Ведь это так очевидно: если неудачники настолько неугодны Богу, что не могут обеспечить себе достойную жизнь, то последняя им и вовсе не нужна. А я успешный и могу с чистой совестью использовать ее для своих планов. Потому что они нищие, бедные, бомжи, быдло…"
Конечно, пойти наловить бедных, а поэтому (или из-за того, что) слабых и беззащитных гораздо проще, но… насколько же это омерзительно! Пусть я жил, живу и, наверное, помру идеалистом, но я верю в Человечество. Что оно оставит позади бредни сословной или имущественной дискриминации. Поэтому я с такой же легкостью в сердце полез бы и в Букингемский дворец (готовиться, правда, пришлось бы гораздо дольше и серьезнее), а не только в эти ухоженные трущобы!
"Помнишь же, что: "когда морализируют добрые, они вызывают отвращение; когда морализируют злые, они вызывают страх." Так вот. Ты — не злой…", — внезапно откликнулся внутренний голос. Совесть же вообще почему-то молчала.
С внутренним голосом я спорить не стал. Глядя на цель, я остался при своем мнении, что, наверное, вся династия крутится в своих гробах, видя, что их кровь есть в этом говне, и молит об очищении. И что не без серьезных оснований идеи сословного неравенства так привлекательны и в наше время. Причем даже в глазах тех, кто согласно этим самым идеям считаться выше, чем грязью, не сможет никогда. Как любили поговаривать немцы, мастера профессионально пофилософствовать: "человек начинается только с барона"…
— Хей-ой! Па'ны де былали? — подскочивший к нам парень был полон неудовольствия, которое, активно размахивая руками, пытался нам с Хвостом сейчас выразить.
"И что вот он спросил? Как можно так коверкать родную речь, история которой корнями уходит в глубину тысячелетий, и находить в этом еще что-то, чем можно гордиться? Черт! Я никогда не смогу сказать так. Поэтому придется говорить очень короткими фразами. Что он там подумает о нас — не важно. Главное, чтобы не убежал. А потом уже будет все равно…"
— Чо-тесь? На синь-линь? Вываты! Геыли? Нте, мез вас били!
"Ну и срань у него в мозгу! Ладно. Попробую говорить на простейшем языке, авось поймет. Конечно, по большему счету на его нежелание — плевать. Можно вообще его спокойно с собой утащить и магией, но лучше все же не привлекать особого внимания".
— Пой. Дем. С. На. Ми, — медленно, по слогам произнес я.
— Сей. Час. Же. Торопись, — добавил Хвост.
— Чо тавас, Крыс? Чо терес ни? — заинтересовался Джим или Джон, как-то так его по словам Хвоста звали.
— Да. Пойдем. Покажем.
— Не-е-е. Мень. Я п'ед…
Время еще было, но уже начинало поджимать. Поэтому я принял решение дальнейших разговоров не вести, а сразу решить дело силой.
— Пойдем, — и, подхватив парня под руки, мы потащили Джима-Джона в сторону ближайшего темного угла. Им оказался проезд между магазином и жилым домом, с очень удачно разбитыми лампами уличного освещения.
— Ду я, иду! К'да веня мащ'ите? Сазато и не мо-хоте? — спросил у нас конвоируемый парень. Но и на этот вопрос ответа он не получил, потому что у нас с Хвостом обнаружилась проблема. Переулок оказался не пустым, а достаточно плотно заполнен "отдыхающими" горожанами. Достаточно для того, чтобы наше отбытие аппарацией не осталось незамеченным.
В принципе, если подумать, этого и следовало ожидать. Если уж на главных улицах творится непотребство, то тут, как говорится, "сам бог велел". И я бы еще понял, если бы местные, ведомые жаждой секса, забрались сюда, чтобы насладиться друг другом в необычной обстановке и одновременно не нарушать общественного порядка. Но чтобы просто пьяным (или закинувшимся чем-то посерьезнее синьки) поваляться в своем собственном говне?
Бог ли, эволюция ли, не так сейчас важно, кто именно сделал человечеству невероятный подарок — возможность мыслить. Так почему же многие люди так настойчиво пытаются от этого дара избавиться? Причем зачастую делают это с небывалым размахом, с невероятной изобретательностью обходя все социальные, физиологические и моральные преграды на пути к полной деградации… Печально.
Ладно. Все с магглами уже понятно. Дело в другом. Статут секретности должно соблюдать. Пусть эта пьяная биомасса не способна сейчас и появление дракона осознать, но… Рисковать, что аврорат сейчас отследит заклинание и станет копать? Или будет проводить расследование потом? Не. Не нужно мне такого. Хрен его знает, как именно реализована министерская слежка (хм, надо будет, кстати, расспросить о такой важной вещи учителя), и какими путями и к кому потом утечет информация. Мне только еще для полного набора откровенного врага в лице Фаджа не хватало! И, кстати, еще не знаешь, что хуже: Азкабан от министерства или жесткий поводок "а-ля Снейп" от Дамблдора.
Вскоре мы нашли удобную площадку для аппарации — закуток между двумя высокими мусорными баками. Но он ожидаемо оказался занят. Искать другую было и некогда, и лень, поэтому, переглянувшись с Петтигрю, мы решили не особо стесняться и освободить эту. Маггл получил несколько сильных, но совершенно немагических ударов ногами, и с громкими проклятиями в сторону "пидорасов, от которых стало вообще некуда деться" отковылял… да мне было пофигу, куда он там делся. Я схватился правой рукой за Питера, после чего втроем мы аппарировали к подготовленной для жертвоприношения площадке.
И тут, после привычно проведенной необходимой подготовки, я совершенно спокойно, не обращая внимания на крики и мольбы материала, начал ритуал. Мне было абсолютно не жаль этого англичанина, поэтому искренняя попытка Хвоста мне помочь (или это была хитрая закладка для будущих приязненных отношений?) пропала втуне. Быть может, потом мне и будет нехорошо, но сейчас у меня ничего не дрогнуло. Ни когда я делал первый разрез на воющем от ужаса теле, ни когда полчаса спустя начала ритуала я доставал из груди обрубка все еще живого тела превратившееся в артефакт сердце.
Последняя подготовительная часть штурма, манок-прикормка для дементоров, был готов. Даже я, не имея никаких способностей к эмпатии, морщился от волн страха, боли и ужаса, которыми фонило продолжающее биться, вопреки всем законам природы, человеческое сердце. Дело осталось за малым: пойти и вытащить азкабанских сидельцев, ради которых мне пришлось уже так много всякого нехорошего совершить.
Кстати, самым последним этапом ритуала стала приборка. Мы долго затирали магическую фигуру, отменяли трансфигурацию, расставляли по местам передвинутое и ремонтировали заклинаниями поврежденное. Заодно подождали пока кончится действие оборотного зелья. Потом я переоделся в специально подогнанный под мою фигуру аврорский костюм. Он, даже списанный и спертый до утилизации, обошелся мне очень дорого, особенно если учесть, что такую улику после штурма следует в обязательном порядке уничтожить. А жаль. Оригинальная алая аврорская мантия имела столько же общего с обычной, сколько внедорожник и бронетранспортер. Вроде и то, и то ездит по бездорожью и перевозит пассажиров, но защищенность… Крепкая ткань не стесняет движений в поединке. Защищает от слабых и ослабляет серьезные проклятья. Имеет удобные карманы для эликсиров. Встроенные согревающие и охлаждающие чары. В общем — мечта да и только. Даже у гильдийцев я не видел настолько удобной формы. Хотя много ли я видел?
"Надо будет заказать себе такую же. Все же Волдеморт, рассчитывая на тактику бей и беги, мантии своих упивающихся зачаровывал больше на незаметность и легкость, чем на защиту. А тут — почти что броня! Правда, цена… М-да... Недешевое это дело — содержать личную дружину. В каком бы времени и какой бы мир, обычный или магический, это ни был. Вот куда денежки-то министерские полноводной рекой утекают. Эх, вот бы хотя б ручеек от этого потока себе в карман направить! Мечты-мечты…"
— Ава…
— Питер, стой! — отвлекшись на размышления, я еле-еле успел остановить Хвоста, собирающегося прикончить пришедших в себя невольных свидетелей ритуала. Они, да и труп с ужасными ранами — вот единственные оставшиеся улики. — Оставь магглов в покое!
— Но они же расскажут все…
— Ничего они не расскажут. Обливиэйт. Обливиэйт, — стер я магглам совершенно не нужные им воспоминания за последние пять часов. "Необоснованная жестокость, жестокость ради жестокости, ради "красоты" или удовлетворения личных болезненных желаний, глупа и контрпродуктивна. Я взял столько, сколько мне было нужно. Остальное — уже перебор. Да и не хочется, если честно, лишнего на себя вешать. Вот только как объяснить это Хвосту? А если так…" — Не будь таким милосердным. Ты только подумай, как маггловские авроры вывернут их наизнанку!
— Ха! Отличная шутка!
— Вот-вот. Закончишь здесь?
— Да! Добавим-ка ярких красок на эту картину! Империо! — произнес непростительное Хвост. — Ты! Иди к телу своего друга. Часть трупа съешь сам, часть — запихни в рот ему, а частью — измажь себя и второго.
Смотреть людоедскую постановку я не захотел. Достал портключ, попрощался кивком с Хвостом и перенесся к ожидающим меня гильдийцам.
Глава 30. Налет на Азкабан. Часть I
— Здравствуй, — поприветствовал меня командир штурмовой пятерки, и с ходу попытался прояснить основной вопрос: — у тебя получилось?
— Да, — кивнул я. — Иначе я бы не пришел.
— Всякое бывает, — с нечитаемым лицом произнес гильдиец. "Доверия мне на слово, ожидаемо, нет. Пока." — подумал я. И в качестве подтверждения правильности догадки услышал: — Показывай!
— Вот, — достал я из специальной экранирующей шкатулки недавно созданный артефакт.
— О! — Несколько диагностических чар быстро сорвались с палочки гильдийца, и приглядевшийся к результату немец уважительно цокнул языком. — Зе гуд, зе гуд. Очень неплохая работа для вашего возраста, герр Крэбб. Вы не против, если Гильдия будет иметь в виду ваши навыки?
— Нет. Не против. — "Все равно они узнают, так как в контракте молчание об этом — не прописано прямо. Так что данный вопрос не более чем формальное информирование. Что тогда лезть в бутылку? Тем более, быть может еще и контракт-другой подкинут…"
— Отлично. Тогда, пора?
— Да.
— Ребята, разворачивайте.
— Что это? — удивился я, увидев, как один из трех принесенных гильдийцами рулонов превращается в… обычный ковер?
— Стандартный ковер-самолет. Грузовая модель.
— ?
— Вы, англичане, настолько привыкли обманывать, настолько увязли в трясине лжи, что в гордыне незаметно для себя сами в нее же и поверили! — попытался подколоть меня немец. — Запрещение ковров-самолетов в вашей стране не делает их несуществующими!
— Хм. Упрек, быть может, и законный, но не по адресу. — "Например, его можно будет переадресовать учителю. Темному Лорду точно будет очень интересно узнать, как он облажался с созданием сетки с облегчающими чарами, когда можно было просто купить готовый ковер. Или нет, если закупка была невозможна по каким-либо причинам?" — Отнюдь не я определяю министерскую политику. Но уж спросить-то, зачем, я могу?
— Конечно. Эвакуируемые будут ослаблены и не смогут держаться на метлах. А даже если и смогут, рисковать их жизнями нам незачем. Не тот случай, чтобы экономить каждую секунду. Это в наш Нурменгард если и влезешь, то все делать нужно очень быстро… Ну и до места тоже нам будет удобнее долететь. Северное море — не воды Баден-Бадена. И устанавливать… хм, стенобитное орудие так проще.
— А почему в Нурменгард — "быстро"? — полюбопытствовал я, пока остальная четверка разворачивала еще два ковра.
— Потому что в отличие от вас, англичан, весьма безответственно подходящих к охране важных объектов (ну кто же доверяет оборону только одному кругу, пусть и состоящему из очень надежных стражей) Нурменгард постоянно охраняют самые внимательные и опасные существа на Земле. Люди.
На этом наш разговор прервался по весьма уважительно причине: моя челюсть от крайнего удивления увиденным поехала вниз. Уж чего-чего, а узреть такое здесь я никак не ожидал. Четверо магов развернули наконец последний рулон-ковер, по центру которого из безразмерной сумки во всем своем великолепии была выгружена так знакомая мне по компьютерным играм-авиасимуляторам немецкая авиабомба-четвертьтоннка.
— Aviabomba? Вы шутите? — именно в такой форме я смог сформулировать свое охренение ситуацией. "Маги — и вдруг вульгарная маггловская бомба!"
— О! А вы, герр Крэбб, я смотрю, знаете что это такое? Удивлен, удивлен. Стараетесь следить за маггловскими новинками?
— Не то, чтобы это такая новинка… Даже сказал бы "старинка". Но откуда она у вас?
— Хм… — бросив на меня очень острый взгляд немец отвернулся. А я подумал, что в очередной раз слегка прокололся. Такими хм… специфическими, прямо скажем, знаниями может обладать современный маггловский сапер или… фанат еще не написанных сейчас компьютерных игр из будущего.
— Хотя Гильдия и не участвовала в мятеже Гриндевальда, — после долгой паузы командир наконец, хоть и морщась, но все же ответил на мой вопрос, — однако некоторые, обоснованные родственными и, хм… прочими типами связей контакты с магглами у нас были. И сейчас есть. Ну и трофеи…
— А почему вы храните детонатор отдельно? — кивнул я на дырку в боку корпуса бомбы. И на осторожно положенную рядом коробку, в которой наверняка и находился искомый взрыватель.
— Сзинда? О! Это очень хороший вопрос, — оживился немец. С радостью мы согласились сменить неудобную нам обоим тему. — Как вы наверное знаете, ни хранение, ни перемещение предметов в волшебных сумках, уменьшающих вес и объем, не повреждает их… само по себе. Однако, согласно "Третьему правилу подобия в трансфигурации", любое повреждение предмета в трансфигурированном состоянии подобно отразится и на его естественном состоянии. А перемещение между границей измененного/неизмененного не может обойтись без микровоздействий на предмет. И они же невозможны без микроповреждений.
Нет. Конечно, ничего такого уж совсем страшного в этом нет. Более того, спокойно пользуясь этими артефактами, мы этих мелких повреждений и заметить не можем. Даже если сами будем лазить туда-сюда сами каждую минуту. Однако, не все так просто. Совсем не учитывать возможные последствия тоже нельзя. Одно дело монеты или живое существо, которое незаметные глазом мелкие повреждения точно так же незаметно залечит, и совсем другое — сверхсложные зелья или… тонкая механика. Даже мастер-прорицатель не сможет сказать, что именно магия посчитает подобным повреждением для такового. Есть ненулевые шансы после такого, что зельем можно будет отравиться (или наоборот — яд станет безвредными помоями), а вот такая вот бомба взорвется прямо в руках!
— А…
— Тем более, повреждения на неживом имеют свойства накапливаться. Будь иначе, мы бы до сих пор пили зелья, сваренные из ингридиентов времен Зигфрида-драконоборца! Кстати, и поэтому избегают сложные зелья хранить долго, а зельевары — весьма уважаемая и богатая гильдия.
— Но…
— Да. Ты прав. Существуют специальные флаконы, при хранении в которых зелья не портятся. Вот только выточенные из единого куска сапфира или изумруда и особым образом зачарованные фиалы — вещь, мягко говоря, малораспространенная. В них старый-добрый киршвассер хранить не будешь!
— Вы случаем не преподавали в школе, герр Краузе?
— Хех… — осекся и криво усмехнулся немец. — Что, так заметно? И ведь предупреждал меня отец, чтобы не шел я в шульманы, "ибо хороший учитель — это клеймо навечно" А я еще ему тогда не поверил… — Краузе тяжело вздохнул. — Да. Было такое. Но вечер воспоминаний лучше перенести на более приятное место и время, не так ли? А сейчас у нас дело.
— Да. Вы правы. Летим?
— Угу. Командуйте отправление, герр наниматель. И, если хотите, садитесь к нам на ковер. Места у нас запасом. Да и лететь так намного комфортнее, чем на вашей метле. Погода не балует…
А погода действительно "не баловала". Темень ночи. Низкие облака скрывают слабый свет звезд. Сильный встречный ледяной ветер, мокрый и соленый. А внизу, еле угадываемая по бледным пенистым гребням, свинцовая поверхность бунтующего штормом зимнего северного моря. Если бы я не принял великодушного предложения немца (а не принять его я не мог: когда еще безопасно полетаешь на ковре-самолете(!) в буквальном смысле "в обнимку" с авиабомбой(!!) длиной больше твоего роста, с заправкой больше сотни килограммов(!!!) взрывчатки?), то до Азкабана, несмотря на все наложенные на себя согревающие чары, долетела бы только обледенелая тушка с еле теплящейся внутри искоркой тепла жизни. А так я успел даже немного вздремнуть! Комфорт метел и ковров-самолетов оказался совершенно несопоставим, так что причины заградительных законов вполне очевидны. Ну и Статут тоже… Ковры в повседневной жизни все же распространены на улицах Британии совсем не так широко, как на том же Ближнем Востоке.
Следующей нашей задачей было найти крепость, накрытую всевозможными чарами отвлечения и невнимания. Магической точной привязки к месту, понятное дело, у магов Гильдии не было. Не было и обычной, а то я уже было испугался за свой шаблон. Какого-нибудь вытащенного из кармана спутникового навигатора он, подточенный маггловской авиабомбой, уже бы, наверное, не перенес. Поэтому искали мы Азкабан вполне себе обычным путем, но с помощью достаточно любопытной методики. Практически… — наощупь!
Чары отвода глаз — вещь весьма хитрая. Снимаются они не так уж и сложно, относительно, конечно. Но вот в чем заковырка: чтобы их снять, нужно знать, что они есть! Поэтому случайно обнаружить накрытую таким щитом цель — просто невозможно. Но есть у них и большой демаскирующий минус, он же большой плюс. Они действительно отводят глаза (и его владельца) в сторону.
Именно на этом эффекте и была построена стратегия поиска, которую собирались реализовать гильдийцы. При этом расположение Азкабана: одинокий остров посреди пустого океана — было дополнительной уязвимостью, облегчающей поиск. Поэтому если вдруг кто-то в пустоте по совершенно необъяснимой причине начинает с прямой траектории полета сворачивать в сторону, то это объяснимо только наличием чар отвлечения внимания. А если можешь обнаружить факт наличия таких чар, то можешь и сломать их, локально (для себя) или глобально (совсем). Будь Азкабан расположен в горах или долинах той же Шотландии, все стало бы совсем не так легко. С точки зрения классической теории обработки сигналов (маггловской, хех): слишком много белого шума. Впрочем, тогда бы, наверное, гильдийцы просто применили бы совсем другой способ поиска.
Вычислив ориентировочно (по времени в пути и взятому заранее на берегу приблизительному пеленгу), что мы должны уже приближаться к Азкабану, наша тройка ковров, летевшая до этого практически "бахрома к бахроме", разошлась очень широко. Перед этим на мой ковер пересел испанец. Именно он должен был с моего ковра обеспечивать работу ячейки поисковой сети. Я перекинулся с ним парой слов-приветствий на родном ему языке, после чего он попросил меня не отвлекать его больше. Оставалось только молча смотреть.
На мой взгляд ничего сложного тут не было. Три артефакта в виде пирамидок из прозрачного стекла испускали зеленые лучи, ясно видимые в темноте даже невооруженным взглядом. Если задаваемое магом расстояние до каждой пирамидки становилось слишком большим или слишком маленьким, линии становились красными. По сути, это были обычные лазерные дальномеры… только изобретенные магами много столетий назад.
До того момента, как лучи в первый раз сменили свой цвет полетать пришлось где-то полчаса. Но на первом срабатывании поиск не прекратился. Для снятия щитов требовалось максимально точно определить направление на центр аномалии (и заодно убедиться, что это именно Азкабан, а не ложное срабатывание). И чтобы точно определить форму поверхности и направление на геометрический центр аномалии потребовалось взять еще пять точек. Замеры, кстати, проводились тоже вполне себе профессионально. Как будто командир прослушал в маггловском универе как минимум курс-другой метрологии.
— Неужели все так просто? — спросил я, когда ковры опять собрались вместе и зависли над совершенно обычным, темным и пустым, куском океана. Где-то там впереди, если верить расчетами и быстро расчерченной на куске пергамента фигуре, находился скрытый от всех остров.
— Не совсем, — ответил Краузе. — Найти Азкабан действительно не так уж и сложно. Сложно преодолеть его охрану. Существа высшей, пятой степени опасности. Летающие, неподкупные, неуничтожимые… — Чилонгола! Твой выход.
Негр, до этого невозмутимо куривший трубку, встал, закрыл(!) глаза и повернулся в сторону пустоты Азкабана. Поднял жезл, заменяющий ему волшебную палочку… и опустил его.
— Темно. Ничего не видно.
Краузе вывел что-то сложное своей волшебной палочкой и, направив ее в небеса, произнес с вызовом.
— Нордлихт!
Ослепительно яркая молния сорвалась с кончика палочки и ударила в небо. Тяжелые низкие облака в ответ озарились слабой вспышкой света. Над нашими головами по небу пробежала расширяющаяся тусклая разноцветная волна, которая превратила ночь в сумерки. Правда, если внимательно присмотреться, то пятно света по краям медленно съеживалось и гасло, отдавая обратно тьме ночи территорию, принадлежащую ей сейчас по праву.
— Десять минут.
— Плохо. Духи недовольны. Они чувствуют. Три минуты.
— Поторопись.
Негр кивнул, достал бубен и что-то там запел на неизвестном мне языке, тихонько аккомпанируя себе на своем музыкальном инструменте. Почувствовав что-то знакомое, я присмотрелся к его барабанчику и передернулся. Обод был составлен из тщательно подогнанных друг к другу и украшенных сложной резьбой человеческих костей -скрепленных вертикально фаланг пальцев. Ну а кожа… Кожа тоже, понятное дело, вряд ли была свиной…
Внезапно бубен выдал какой-то хриплый звук и сломался: кожа его лопнула, а по ободу пошли глубокие трещины. Однако негра это уже не интересовало. Он, с все так же закрытыми глазами, отбросил разваливающийся артефакт в сторону и подхватил ранее отложенный жезл. Направил его в пустоту впереди нас и что-то, нет, не прокричал, еле слышно прошептал. Однако в его интонациях явно слышался приказ.
И ответ на его призыв не замедлил проявиться. Мимо нас промчалась волна еле видимых духов, привидений и призраков, которые, подобно пыльному воздуху о чистое, а поэтому незаметное стекло, внезапно разбились и разлетелись брызгами о какую-то невидимую преграду. Однако поток не иссякал. По тающим в воздухе каплями останков призрачной плоти тех, кто давно уже не имеет материальной оболочки, было видно, что щит постепенно прогибается и отступает. И настал миг, когда среди пустоты моря внезапно и мгновенно, без всяких дополнительных оптических эффектов, вот только что не было — а теперь есть, появилась во всей своей угрюмой красе магическая крепость-тюрьма.
А вместе с ней — и черные точки, которые сейчас целенаправленно смещались в нашу сторону, на глазах превращаясь из комочков тьмы в зловещие парящие в воздухе фигуры.
Дементоры. Кошмарные стражи Азкабана.
— Фу! — немного нервно произнес командир. — Пора! — Китаец молча коротко кивнул и невозмутимо перепрыгнул через бездну с одного ковра на другой.
Меня передернуло. Все же с метлами и полетами у меня отношения остались на вы именно из-за не до конца изжитой боязни высоты, а тут такое хладнокровие. А если порыв ветра? Лететь высоко, а падать — очень больно. Да и пока летишь, лучше молить судьбу, чтобы разбиться сразу насмерть. Долгое погружение в ледяную воду по ощущениям если и отличается от аналогичного в пламя, то только видом получившегося в результате трупа.
— Давай сюда, — китаец протянул мне на вытянутых руках что-то вроде деревянной тарелочки. — Клади. Сам.
Я понятливо раскрыл зачарованную шкатулку и выложил пульсирующее сердце на деревяшку. Гильдиец с явно демонстрируемым отвращением посмотрел на этот натюрморт и сделал пасс рукой. Повинуясь его жесту, дерево тарелки расслоилось на две половинки: верхнюю и нижнюю. Верхняя часть аккуратно обняла сердце, образовав огромному "рубину" своеобразную оправу, а нижняя истончилась, но сильно увеличилась в площади, став наподобие крыльев ската.
— Экспекто патронум, — послышалось у меня за спиной.
Я обернулся. Три телесных патронуса — светящиеся мягким серебряным светом питон, крот и что-то непонятное, похожее на карликового быка, приготовилось к отражению атаки дементоров. Негр-шаман вместо патронуса окутался пеленой духов, которые светились ничуть не бледнее призванных призрачных защитников.
Развернувшись в сторону Азкабана, я со страхом, переходящим в ужас, увидел, что дементоры были совсем уже близко. Мне даже почудилось, что уже чувствуется их пробирающий до костей холод. Я уже было прикинул, что придется повторять безумный прыжок китайца на чужой ковер и прятаться за стеной патронусов, или и вовсе уматывать отсюда с помощью портключа, но… ничего этого не потребовалось. Фу с невероятной силой швырнул тарелку с сердцем в сторону наибольшего скопления теней, и…
По стене дементоров мгновенно прошла рябь. Забыв про нас, не хуже современных истребителей или летящего за снитчем Поттера, неподкупная охрана Азкабана, выполнив фигуры высшего пилотажа, с какой-то… жадностью(?) устремилась к зависшей в воздухе тарелке. Тарелке, на которой лежало истекающее таким обожаемым ими болью и ужасом человеческое сердце родственника правителя окружающей земли.
Свечение патронусов у меня за спиной померкло.
— Эликсиры, — послышался спокойный голос немца.
Гильдейцы, следуя приказу своего командира, начали экипироваться. Из лежащих на коврах сумок (обычных, совсем не магических) вынимались: и бутылочки, которые большей частью одна за другой выпивались прямо тут, а меньшей — убирались по кармашкам сумочек на поясе; и различные артефакты непонятного мне предназначения, раскладываемые по карманам и развешиваемые на специальных петельках одежды; и даже вульгарный холодняк: короткие прямые мечи. Причем делали все это маги спокойно и сосредоточенно. Как будто метрах в ста от нас не пульсировал клубок из желающих подобраться как можно ближе к приманке нескольких сотен смертельно опасных существ. Чудовищ, не просто убивающих тело, а уничтожающих саму душу...
"Хм, — подумал я, провожая взглядом очередные ножны, занявшие свое место на поясе у мага. — Логично. Если с магией тяжело, то почему бы тогда не усилиться старыми, проверенными инструментами? А я не догадался! Взял только нож. Кстати, нужно его тоже достать и повесить поудобнее…"
Немец, закончивший подготовку первым, перешел на мой ковер и вкрутил в бок авиабомбы взрыватель.
— Готово. Чилонгола?
— У нас есть… хм, — негр темный целитель, присмотрелся к клубку дементоров, — двадцать минут. На большее его не хватит.
— Хорошо. Тогда — вперед.
Не уделяя внимания дементорам больше, чем прохожий уделил бы дерущейся за кость стае дворовых псов: не страшны, но и расслабляться не следует, мы полетели на коврах к стенам крепости. Когда заняли позицию прямо над внутренним двором, Краузе спросил меня:
— Куда будем бить?
— Поближе к вот этой вот башне, — указал я рукой на большую из трех. — Тут основные лестницы, а внизу сидят авроры. Так что часть проходов будет завалена, и пойдут они на вас узкой цепочкой. Плюс, заключенных не заденет. И мне легче до своих будет добраться. Они прямо здесь, наверху.
— Принято. Слева или справа?
Мысленно покрутив выученные наизусть планы и привязав их к местности, я бросил короткое:
— Справа.
— Хорошо, — кивнул немец.
Повинуясь движению кончика волшебной палочки немецкого мага почти двухметровая туша авиабомбы плавно поднялась с поверхности висящего в воздухе ковра-самолета (при этом он даже не дрогнул), медленно сдвинулась в сторону, кокетливо покачиваясь зависла мгновения и… ухнула вниз.
Спустя несколько растянувшихся на часы секунд снизу раздался чудовищный грохот взрыва, который благодаря отличным чарам сокрытия никого, кроме куцего аврорского поста, узников и редких чаек не потревожил. Правда одним лишь громким звуком перечень опасностей не исчерпывался. Хотя мы и висели достаточно высоко, мне все равно показалось, что у меня около носа просвистел осколок.
"А нет, не показалось, — подумал я, увидев в поверхности ковра у своей правой ноги новое, не предусмотренное мастером-артефактором отверстие. — Не будь зелья жидкой удачи, как пить дать, он бы прилетел мне в… куда-нибудь." Кивнув в сторону дырки я попенял Краузе:
— Надо было выше подняться.
— Еще выше? Хм… Не первый раз уже… Не должно же было вроде достать! Ладно. Все целы?
Пока шла перекличка, я встал на карачки, подполз к краю, лег на ковер и осторожно посмотрел вниз.
Как и в фильме, досталось Азкабану неслабо. Бомба упала около стены главной башни. Несмотря на небольшую высоту сбрасывания пробила перекрытия верхнего этажа и взорвалась уже внутри коридора, вывернув часть его наизнанку. Тем, кто сидел подальше, — не позавидуешь. Контузить их должно было неслабо, но маги — они крепкие. Тем же, кто находился ближе… Хм… Надеюсь, там не было упивающихся.
Однако, с другой стороны, крепость это все же крепость, тем более магически усиленная. Не такие уж серьезные повреждения нанесла одна попавшая в нее авиабомба. Подумаешь, кусочек стены сверху обвалился. Для обороны, во всяком случае, это совсем не критично. Тот же обычный панельный дом, к примеру, от такого бы сложило, как карточный…
— И как там? — спросил сзади Клаузе.
— Нормально.
— Тогда — вперед! На штурм!
Ковры резко, с противным ощущением подскочившего к горлу желудка, ринулись вниз. Меньше чем через минуту мы уже осторожно ступали по стремящимися разъехаться под ногами обломкам верхнего этажа. И здесь наши дороги расходились в разные стороны. В буквальном смысле. Гильдейцам нужно было вызволять своих с нижних уровней, а меня ждали верхние, с Упивающимися Смертью.
— Я думаю, контракт закрыт? — спросил гильдиец.
— Да, — подтвердил я. Достал из сумки пергамент, приложил палец к поверхности и пустил через него немного магии. То же самое сделал и Клаузе. Контракт на мгновение засветился, официально подтверждая корректное завершение.
— Ну что же, тогда, — мы пожали руки, — до встречи. Было приятно с тобой познакомиться.
— И вам удачи!
Глава 31. Налет на Азкабан. Часть II
Кончено же, даже выпитого Феликс Фелицис не хватило, чтобы обеспечить мне ровную "красную ковровую дорожку" до конца миссии. Это были еще не проблемы, а пока только неприятности, но звоночек был неприятный.
Неприятность состояла в следующем. Проскользнув в щель между потолком и образовавшейся благодаря взрыву авиабомбы кучей каменных обломков, я оказался в тупике. Пара-тройка камер пустых и с трупами заключенных, а дальше — коридор безнадежно завален обрушившимся потолком. Чтобы убрать завал трансфигурацией нужно, наверное, быть кем-то вроде Дамблдора. Почистить с помощью эванеско здесь, в месте бессилия, тоже не получилось. А разбирать руками, благо куски не такие уж и неподъемные на вид, не зная глубины завала — глупо. Можно просто не успеть.
Ведь таймер-то безжалостно продолжает отсчитывать складывающиеся в минуты секунды, оставшиеся до того мгновения, как сердце Джона-Джима окончательно перестанет биться. И лишившиеся приманки дементоры обязательно наведаются в свежеобразовавшийся пролом. Смешно, но от качества созданного мною артефакта зависит сейчас гораздо больше, чем от реакции аврората. Даже если о нападении в Министерстве станет известно ну прямо вот немедленно, то все равно первая подмога появится очень не скоро.
Согласно информации Тикнесса, специально зачарованный артефакт-пропуск, раскрывающий перед носителем внешние щиты тюрьмы, существует всего в трех экземплярах. Он встроен в обе азкабанские лодки (на берегу, под серьезной охраной), а последняя копия находится в сейфе у Министра. Так что "группе быстрого реагирования" придется либо лететь над морем на метлах, параллельно пробиваясь через отвлекающие чары, либо набиться, как кильки в банку, в ялики, в которых вручную нужно грести. А погода снаружи — слегка штормовая. Так что пусть даже Фаджа уговорят немедленно, пусть даже есть какой-нибудь магический аналог моторки, пусть они даже сидят в полном боевом и полетят вперед, не щадя своего здоровья… А ведь нужно еще достать вряд ли лежащие на полке амулеты защиты от дементоров…
Но даже этом невероятном случае, все равно расчетное время прибытия тревожной группы в Азкабан будет никак не меньше двадцати минут. А через двадцать минут прибытие аврората в магическую тюрьму меня так или иначе волновать уже не будет…
Какое удачное стечение обстоятельств. Сейчас стены Азкабана вместо того, чтобы препятствовать мне, препятствуют своим же хозяевам! Конечно, если бы существовал какой-нибудь "черный ход" или аварийный маяк, все выглядело совсем по-другому. Но ни о чем таком Тикнесс не слышал. Вполне логично для тюрьмы сверхстрогого режима: удобство посещений заключенных принесено в жертву максимальной надежности их содержания…
Я аккуратно ступил на заваленную камнями лестницу и поглядел вниз. Судя по тому, что на заваленных камнями ступеньках четко просматривалась узкая, очищенная для прохода дорожка, гильдийцы не экономили на аккуратности и безопасности.
"Хотя, им же еще своих, ослабленных, наверх на эвакуацию вести. Вон, и ковры-самолеты подготовлены…" — я с завистью посмотрел на тот, на котором прилетел сюда. — "Может, один "потеряется"? Эх, мечты, мечты… Жаль, но слишком дорого такое обойдется. Не за такое ли крысятничество Гильдия не признает теперь договороспособной стороной род Дэвисов?.."
Смутные намеки о серьезности претензий Гильдии к моим возможным родственникам до меня доходили не раз и не два. Пока в насущной необходимости, но без всякого удовольствия терся среди аристократов-капиталистов, ткнулся носом не в одну кучу грязного белья. Понятное дело, важным компроматом со мной никто не делился. Но общеизвестными фактами, которые к тому же можно повернуть выгодной для информирующего стороной, почему бы и нет? Впрочем, я был совсем не против. Слушал и мотал на ус…
Что же касается ситуации с Дэвисами, то слишком многие "случайно" просвещали меня по поводу этого рода. Зависть со стороны не имеющих места в Палате и презрение к выскочкам, не имеющим восходящей ко временам Мерлина родословной, они такие... А если учесть, что среди просветителей были в основном "доброжелатели", у которых были в наличие подходящие по возрасту (читать: от пяти до пятидесяти) родственницы на выданье… "Безоглядно верить таким — совсем себя не уважать!"
Где-то внизу громко бумкнуло, и я отложил "раздумья о судьбах вселенной" на более удачное время. Глядя в темный провал, ведущий глубоко в чрево этого логова страданий и ужаса, я произнес:
— Люмос! — на конце палочки загорелся слабый, тусклый огонек. — М-да, — глядя на него я недовольно буркнул. — Сложновато будет, в случае чего, здесь дуэлиться. Хорошо еще, что силовую часть взяли на себя Гильдийцы. Они раздавят сопротивление авроров. Кстати, а ведь насчет неудачности обвала, это я наверное поторопился. Ведь в спешке совсем забыл про это! — прошептал я и достал из безразмерной сумки печально известную всем британским магам маску Пожирателя Смерти.
Судя по отражающемуся от стен гулкому эху криков, встреча хорошо подготовленной к бою гильдейской пятерки и восьмерки разжиревших и отвыкших от сопротивления тюремщиков проходит весьма весело. Не для последних… Ну да не будем им мешать! Эх, как же не хочется идти вниз!..
Но идти все же пришлось. Спустившись по заваленной, но, по счастью, не обрушившейся лестнице (мне, как и гильдийцам, еще обратно этим путем спасенных выводить), я остановился перед двумя мощными деревянными дверьми. Вспомнив намертво вдолбленные в память планы Азкабана (Тикнесс отработал свою долю по полной) и мысленно отметив на них свое местоположение, я толкнул правую дверь.
Удивительно, но никакого замка ней не оказалось. Для расширения прохода подтолкнув створку боком, я сделал шаг и оказался в тюремном коридоре.
Глупо было надеяться на то, что заключенные сейчас спят. Уж постучался я — так постучался. Всем стукам стук! Так что когда я появился перед первой камерой, меня уже ждали.
Это было ужасно. При прошлом моем посещении, в компании с Министром Магии, заключенные вели себя потише, а если и изливали просьбы, то весьма спокойно и корректно. Просто потому, что надежды никакой не было: формальный обход есть формальный обход, что тоже сбивало накал эмоций. Да и я был как бы простым зрителем, на которого не обращали особого внимания. Но сейчас… Сейчас надежда в душе у заключенных вспыхнула ярким, обжигающим пламенем лживой веры. На меня смотрели глаза диких хищников, запертых в клетке. Глаза готовых на все, лишь бы только оказаться на воле.
— Ты же не аврор, нет… Выпусти меня! Выпусти!.. — завопил первый увидевший меня.
— Молю… — склонился второй.
— Открой клетку! Если ты не сделаешь, клянусь, я убью тебя! Круцио! Будь ты проклят!.. — беснуется третий.
— Пожалуйста! Помоги моей дочке! Возьми ее у меня на свободу! — неопределенного возраста волшебница баюкает на руках свернутый из обрывков арестантской робы кулек, к которому из закаменевшей горбушки плесневелого хлеба приделано что-то вроде лица.
— Я поклянусь стать твоим рабом! Только вытащи меня!
— А-а-а-а!
— Проклятый! Проклятый!
— Отдай! Отдай!
Так я и шел.
Сквозь крики.
Стоны.
Мольбы.
Проклятья.
И множество вытянутых у самого пола рук.
Прутья решеток камер Азкабана были зачарованы по принципу… ниппеля. Да-да, именно по тому самому: "туда — дуй, оттуда — хм, ничего". То есть снаружи в камеру проходили и предметы, и части тел, и, если умудриться протиснуться, даже люди целиком. А вот обратно — совсем ничего. Ни люди, ни предметы… Даже просто схватиться за прутья было нельзя, не говоря уже о том, чтобы каким-нибудь образом выйти наружу. Исключение составлял небольшой сектор у самого пола, этакая кошачья заслонка или, скорее, щель для писем, в которую заключенным пропихивали миску с баландой. Насколько же пришлось исхудать Блэку и как ободраться боками, чтобы протиснуться в нее (если он, конечно, сбежал сам), я даже и не представляю.
Именно из этих щелей сейчас наружу вырос лес дико сжимающих ладони в кулаки рук. Готовых на что угодно: и пожать, и погладить, и схватить из злобы и зависти, чтобы удержать меня до прибытия тюремщиков. И все это в мечущемся кровавыми отблесками по влажным стенам свете тусклых факелов.
Сюрреалистичная картина. Наверное, так же в аду грешники тянут руки из котла навстречу чертям и новопреставившимся соседям…
Все это создавало в Азкабане невероятно тяжелую атмосферу. И без этого далекую от курортной. А еще ужаснее было понимание, что если у меня что-то не получится, то лучше уж авада или Поцелуй, чем такая вот жизнь.
Идти мимо камер пришлось зажав себя в кулаке. Все же искренние, идущие из самых глубин души просьбы — не та вещь, от которой можно небрежно отмахнуться. Немного успокаивали бунтующую жалость жадные руки, которые пытались ухватиться за ткань мантии и свалить меня на пол.
Поднявшись этажом выше, я открыл дверь и осторожно вошел в коридор, где сидела большая часть оставшегося в живых Внутреннего Круга Волдеморта. Не было во всем Азкабане места, где пытки заключенных аурой дементоров проводились бы чаще и сильнее. Несмотря на то, что существовать (сказать про сиденье тут "жить" было бы жестокой издевкой) на этаже было хуже где бы то ни было, тут оказалось гораздо тише. Нет, некоторое количество сумасшедших крикунов было и здесь, но по центру, где сидели преданнейшие соратники Темного Лорда, было совсем тихо. Хотя, естественно, тоже никто не спал. Все стояли у решеток и смотрели на меня.
Молча.
Наконец один из них достаточно ехидно произнес.
— Аврор в нашей маске… Как же сильно я когда-то давным-давно хотел посмотреть на это!
— Хм. А походочка-то очень знакомая…
— Точно! Вы только посмотрите, кто нас посетил!
— Без имен, пожалуйста, мистер Лестрейндж, — постучал я пальцем по уху и крутанул им вокруг, указывая на камеры слева и справа. Верить в то, что сидельцы слева и справа из мнимой корпоративной солидарности не сдадут мою личность расследующим побег аврорам после коридора хватавших за ноги было бы невероятной наивностью. Тут как у наркоманов: подсел сам — подсади товарища…
— Лорд Лестрейндж! А то что?
— Прошу меня простить, но вас сейчас от брата не отличить. Да и от вашей жены…
— Мерзкий щенок!
— Помолчи, Белла!
— Но он…
— …тоже. А то я просто пройду мимо, — закончил я.
— Молчание! Оставим пока пикировки. Если все же ты здесь, то у тебя к нам есть дело. Зачем пришел?
— Свалить отсюда хотите?
— Не отказались бы. Но только хотелось бы знать, чем за это нам придется заплатить? И на кого мы будем работать?
— Я думаю, что этот разговор следует проводить не здесь и не сейчас.
— Да как ты смеешь...
— Белла, помолчи. Мы согласны, — покладисто согласился старший Лестрейндж. — Выпускай нас.
"Какой быстрый! Не на того напали!"
— Я нисколько не сомневался в вашем ответе. Однако учтите, что я совсем не дурак. Без меня вам отсюда не уйти. Так что давайте без неожиданностей. Надеюсь, мы поняли друг друга?
Молчание показало, что в своих предположениях я не ошибся. Хотели меня… нет, даже не кинуть, я для них чужой, а просто обмануть. Раз уж достоверно доказать свою принадлежность к слугам Волдеморта я сейчас не могу, остается давить на личную заинтересованность. Именно она будет моим щитом и мечом в общении с ними. А потом… Потом учитель вправит им мозги.
— Хорошо, — кивнул Рудольфус.
"Согласен", "согласна" — прошелестело за ним эхом других.
— Эй! Мы тоже согласны! — попытались примазаться к празднику жизни и прочие заключенные, но этим только обратили на себя внимание неистовой Беллатрикс.
— Заткнитесь черви! — завизжала Лестрейндж.
— Лорд Лестрейндж. Вы не могли бы утихомирить свою жену? Она сейчас своим криком соберет авроров со всего северного моря!
— И это тоже я должна стерпеть? — взвилась Лестрейндж.
— Белла! — строго произнес лорд и муж, и бывшую Блэк как выключили. Правда, не до конца.
— Все разборки — потом. И да, я "только выпусти" отлично слышал, мадам Лестрейндж. Так что — без глупостей!
— С ее стороны проблем не будет… — с нажимом произнес Лестрейдж
— Надеюсь, вы правы. Итак, с кого начать? — спросил я. — И да. Еще одно но. Я не смогу вытащить всех…
— Сколько? — все правильно понял Лестрейндж.
— Семерых? Восьмерых? Может быть, девятерых…
— В чем проблема?
— Вы полетите отсюда до ближайшего куска земли в сетке с облегчающими чарами. Я вас повезу в ней на метле… Если нас будет слишком много, чтобы получившийся вес смогли скомпенсировать чары артефакта, то мы упадем вниз все вместе. Если же порвется артефакт, то тогда… Сами понимаете, что тогда произойдет.
— Мы, как ты сам видишь, стали за последние годы весьма, хм… изящного телосложения. Так что десятерых ты утянешь точно.
— Не думаю. Даже если мы пролезем по весу, то все просто банально не поместятся! Придется с угрозой для жизни цепляться за края снаружи…
— А ты думаешь, что кто-нибудь из нас согласится остаться? Здесь? Даже если в альтернативе смерть?
"Хм… — подумал я про себя. — На одной чаше весов задание Основателей на спасение магов, канон и моя жизнь после Хогвартса. На другой — закономерное желание сидельцев Азкабана свалить из него как можно быстрее и как можно дальше. Можно даже и на тот свет. Ответ — очевиден."
— Нет. Я возьму только предусмотренное ограничениями число. Восемь.
— Не заставляй меня угрожать тебе, — надавил теперь уже на меня Рабастан.
— Тогда ждите следующего предложения освободиться!
— Я. Прошу тебя, — выдавил из себя лорд. — За мной будет долг.
— Хорошо. На ваш страх и риск. И под вашу ответственность.
— Тогда ты возьмешь к себе на метлу меня, а все остальные вдевятером полетят в сетке. И освобождать начнешь в следующем порядке: первым я, потом жена и брат, потом остальные, — сказал Лестрейндж.
— Принято, тогда… — я открыл безразмерную сумку и достал оттуда первый набор флакончиков. — Это тебе, — и пропихнул его в щель для кормежки.
— О. Хороший набор, — восхитился Лестрейнж, потроша шкатулочку. — Очень похож на те, что мы в свое время составляли с ребятами, но не он. А нет ли…? А, вижу, вижу. Есть…
— Давай, тогда, пей стимуляторы, а я пока буду вскрывать твою каморку.
Пока с явно читаемым наслаждением на лице Рудольфус пил сваренные Снейпом (честно сказать, зачастую весьма и весьма неприятные на вкус) эликсиры, я нащупал в сумке флакончик очень характерной формы. Этакий средневековый шприц-тюбик: прозрачный, стеклянный флакончик, длинный и вытянутый, с острым и тонким носиком, закрытым плотно притертой, очень плотно притертой, винтовой крышкой. Тоже стеклянной. Резьба там была еле-еле видна даже в лупу, но у магов с их возможностями по желанию серьезно увеличивать и уменьшать размеры предметов, отношения с миниатюризацией весьма и весьма фамильярные. "Эх! Если бы маги еще их использовали для дела, а не для всякого бреда!"
Я очень аккуратно снял крышечку, перехватил для надежности правую руку левой (дрожала), медленно, не делая резких движений поднес кончик "пипетки" к вплавленному магией в камень железному пруту и осторожно уронил капельку тягучей жидкости.
Моей осторожности были серьезные причины. Ух как закипела и зашипела упавшая на металл капля! Данное зелье растворяло железо лучше любой маггловской серной кислоты, лучше царской водки! Хрен его знает, сколько бы часов эти кислоты разъедали пластины "сыромятного" железа, пошедшие на решетки камер, но здесь процесс шел прямо на глазах! Минуту-две, и можно будет прут обломить или отогнуть!
"Отлично! Осталось только еще на эти вот два с обеих сторон капнуть, и Лестрейндж первый может попробовать протиснуться. Надеюсь, я не совершаю ошибку, вытаскивая его наружу" — подумал я и уронил на каждый из нужный прутьев решетки по капельке зелья.
— Вот так вот! — прошептал я и на автомате, соблюдая технику безопасности при работе с опасными жидкостями, закрыл "тюбик" колпачком. И это несомненно спасло мне жизнь, так как в тот самый миг, как закончил закручивать крышку на последний оборот, я услышал у себя за спиной:
— Экспеллиармус! Ступефай!
Благодаря поставленным еще Барти, оттачиваемым на хаффлпаффцах и шлифованных Хвостом и самим Волдемортом рефлексах дуэлинга, от оглушающего ступефая я сумел увернуться. Но с первым, неожиданным обезоруживающим сделать я уже ничего не успевал, хотя и начал падать в сторону при первых же услышанных слогах заклинания. Как бы там ни было, в магии очень часто действует правило "чуть-чуть — не считается". Той же аваде все равно куда попадать — в висок или в мизинец на ноге. Так что моя последняя хорошая, "некромантская" волшебная палочка выскочила из кобуры и отлетела прямо под ноги совершенно внезапно появившемуся у меня за спиной аврору.
Это была единственная волшебная палочка, которую я взял с собой. Светить школьную — самоубийство, а пойти и купить что-нибудь в Лютном или у Киддела я банально не успел. А даже если и была у меня запасная — кто мне ее сейчас позволил бы достать?
— Так-так-так! — с какой-то неуместной радостью в голосе проговорил маг в такой же как у меня красной мантии и поставил мне ногу на грудь. — Клейменный масконосец! Сам пришел! Как удобно! И искать не надо! Впрочем… Раз уж ты здесь, почему бы нам с тобой, перед тем, как тебя посадят в клетку, немного не поразвлечься?
"Черт! Будьте же благословенны вы, так любящие покуражиться над беззащитными, идиоты. Которых, по странному совпадению, так много среди гопоты и всякой там охраны!" — подумал я и вызвал плеть крови.
— Ах! Если бы ты знал, как же я вас всех ненавижу! За запытанную вами насмерть жену! За дочь, проводящую в Мунго по полгода. За сломанную судьбу сына! За то, что я должен работать здесь, среди отребья и дементоров, чтобы оплачивать счета своих искалеченных детей! И все из-за того, что я посмел родиться полукровкой не старого магического рода, а у обычного магглорожденного и его соседки! "Магглы", как вы называете нормальных людей!
"Ан нет. Тут дело оказывается совсем не в этом… Знаю это чувство. Испытывал как-то раз или два... Когда от праведной ненависти сводит скулы и выгорает нутро… И если не выплеснуть этот огонь хотя бы словами вовне, то кажется — вспыхнешь и сгоришь в один миг. Но, увы… Моя жизнь мне дороже, чем его болезненное желание утолить жажду мести…" — думал я и потихоньку, маскируя свои движения неуклюжим ворочаньем, тянул из ножен кинжал. Потому что плети крови (сделал ее на левой руке), которой вместо длинного кнута по длине еле-еле может хватить на недлинный стек, самой по себе, одной, без чего-нибудь еще, против волшебной палочки может и не хватить.
— Что-то ты замолчал. Странно это… Давай-ка для начала сделаем так… — маг снял ногу с моей груди, сделал пару шагов в сторону, поднял с камня мою волшебную палочку, примерился, помахал ею и… резким движением сломал об колено.
Я напрягся еще тогда, когда рука аврора с зажатой палочкой пошла в сторону от меня. Все же на ближней дистанции это далеко не самое лучшее оружие — слишком неуклюжее. Поэтому одновременно с хрустом моей волшебной палочки затрещала прорезаемая моим ножом ткань мантии аврора.
Целился я в сердце, но попал в плечо, да и то вскользь. А левой, стеком плети крови и вовсе промахнулся. Но это только начало, пусть и не очень удачное. Теперь оставалось подождать, пока аврор попробует увеличить дистанцию, чтобы использовать магию. А я в это время буду наступать и резать его с левой тонкой нитью зачарованной крови, а с правой — железом. Другого шанса победить без палочки вооруженного ею у меня нет.
Однако маг смог меня неприятно удивить. Вместо глупого разрыва дистанции и подставы себя любимого под мой нож, он бесхитростно прописал мне с левой ноги в пах. Стоило это ему еще одной раны, на этот раз в боку и тоже поверхностной, но от дикой я боли согнулся и опять упал на пол.
За первым ударом ноги последовал второй, от которого вылетел и грустно зазвенел по камню мой кинжал. А потом еще один. И еще…
— Тварь! — прошипел я.
— Это только начало! А ты, как я смотрю, непрост! Любопытно, где это тебя научили, точнее не научили так использовать нож? В Лютном даже дети делают это ловчее! Впрочем, знаешь, я передумал. Не буду снимать с тебя маску. Мне это стало неинтересно. И сажать тебя в пустующую камеру не буду, нет. Ты сначала узнаешь, почему ваши ласково кличут меня Живодер, а потом я просто убью тебя! Но сначала… Круцио!
Боль, до этого концентрировавшаяся в паху, теперь затопила все мое тело… привычно. Может из-за этого, может из-за того, что здесь все заклинания действовали слабее, может быть по причине того, что маг был не темный… Хрен его знает почему именно, но факт остается фактом. Боль была… переносимой. Ее накал… ну не могу сказать, "так себе", все же Круциатус это Круциатус, но до Волдемортского и даже Краучевского он явно не дотягивал.
— Нравится? — отменил пытку аврор. — Полежи-полежи… Отдохни… Я знаю и умею пользоваться круциатусом. Гораздо лучше вас, клейменных чистокровных уродов! Два-три круциатуса через паузу гораздо болезненнее, чем один длинный… Так тело и магия не успевают примириться или привыкнуть к боли! Каждый новый круциатус — новая боль! Круцио!
Захлебываясь от боли, машинально я шарил по камню пола, чтобы хоть чем-то кинуть в своего противника, но ничего не находил… Пока руки не нащупали выпавший у меня из рук и только каким-то чудом не разбившийся фиал с магической кислотой.
Желая выиграть себе хоть еще пару мгновений, я швырнул его в аврора и даже попал. Вот только тому от удара такой мелочью было не жарко и не холодно. Он чисто на рефлексе отмахнулся от попавшего от него предмета… однако делать этого, как оказалось, совсем не следовало.
Первый раз в жизни собственными глазами я увидел то, что безошибочно можно охарактеризовать как невероятную удачу. Настоящее чудо. Никогда в жизни мне до этого не везло, тем более так, но вот сейчас… Медленно, четко, словно при замедленной промотке ускоренной съемки, я наблюдал, как зацепившийся носиком-иголкой за складку ткани флакончик поворачивается таким образом, что взмах ладони не отбрасывает его в сторону, а со всей силой бьет по нему. Фиал разбивается вдребезги, и больше ничем не сдерживаемая суперкислота брызгает на нападающего на меня мага.
Прочная ткань аврорской мантии была проедена практически мгновенно, а потом жидкость попала на кожу и…
От исторгнутого из горла аврора вопля, казалось, рухнут окружающие меня крепостные стены. Мгновенно исчезла кожа, пошло дырами мясо, показались мерзко белые кости… Но проесть волшебника насквозь кислота не успела.
Как я и думал, не стоит презрительно считать магов выжившими из ума идиотами и ретроградами. Там, где чары, творимые волшебной палочкой, работают плохо или не действуют совсем, они успешно применяют другие практики. Артефакты, зелья, ритуалы, рисунки, руны… Их невероятно много, разных. Так получилось и сейчас. Плохая работа магии в Азкабане была для охранников отлично скомпенсирована правильно подобранным комплексом зелий.
Вопя от боли, маг рванул правой рукой кармашек на поясе и не глядя разбил о рану сразу несколько бутылочек зелий.
Не знаю, что за эликсиры у него там были, но эффект наступил мгновенно. Отслаивающиеся пластами мясо и кожа нарастали в месте кровоточащих ран… чтобы тут же снова отслоиться и упасть на пол. Омерзительное представление… но какое же на мой взгляд приятное!
Кто выйдет победителем из этой схватки, я спокойно дождаться не смог. Потому что с искаженным невероятной мукой лицом, полуживой аврор поднял волшебную палочку и направил ее на меня. "Игры кончились" — понял я, увидев так хорошо знакомые мне первые жесты Третьего Непростительного и рванулся, как мог, на карачках вперед. Но аврор отшатнулся и, медленно отступая, произнес:
— А-а-а-авада кедах-х-р-р… — маг на полуслове поперхнулся и неверяще схватился за чуть высунувшийся из его груди кончик ножа.
— Да. Действительно, нож убивает иногда даже быстрее и надежнее палочки. Тот испанец был прав, признаю. Мордредов Азкабан! На такую простейшую беспалочковую магию, как небольшое увеличение размера, даже после стольких выпитых эликсиров еле хватает сил! — проговорил Рудольфус, как нельзя вовремя для меня выбравшийся из своей камеры и подхвативший выбитый у меня из рук кинжал.
Металл из груди мага исчез, и безжизненное тело медленно повалилось на пол. Теперь, когда эликсиры уже не действовали, я мог наблюдать не менее отвратительную и красивую картину, как труп аврора быстро превращается в полуразложившееся нечто.
— Считай, половину своего долга я тебе только что выплатил, — поставил меня в известность лорд Лестрейдж.
— Да-да, — продышавшись, согласно кивнул я, отходя от холодка смерти, только задевшей меня своим плащом. — Спасибо… Это было вовремя… Мордред! Время, время, время! Быстрее давайте! — и полез в сумку за болеутоляющим. Удар ногой по яйцам — совсем не девичья ласка.
Двадцать минут это, оказывается, ой как немного! Особенно если тратить их на всякие ненужные переговоры и драки. Нужно будет потом поблагодарить Снейпа, Хвоста или Волдеморта, кто это продумывал, не знаю, за их предусмотрительность. Флакончиков с магической суперкислотой было ровно два, тогда как вполне можно было обойтись всего лишь одним. Дрожащими руками я достал запасной, и стал медленно и осторожно капать на прутья, пока освободившаяся второй Беллатрикс буквально не вырвала у меня его из рук. Несмотря на долгое тюремное заключение и стресс руки у нее не дрожали. Да и работала она гораздо быстрее меня. Мне оставалось только выдавать наборы стимуляторов и помогать вылезать из камер тем, решетки которых были проедены.
Ориентировочно минут за пять до окончания действия приманки для дементоров все десять Упивающихся, сидевших на верхнем уровне, были освобождены. Теперь оставалось успеть выскочить наружу, погрузиться на метлу и отвалить за пределы антиапрационного барьера до того счастливого момента, как разозленная нежить пойдет гулять по коридорам тюрьмы. Так что делать надо все в очень быстром темпе.
Что мы и сделали: побежали.
Коридор этажом ниже мы пролетели быстро. Темные маги не стеснялись жестко наступить на руки, безжалостно ломая их, или пнуть в лицо особо далеко и удачно высунувшегося уже не собрата-заключенного, поэтому к середине никакой лес рук нашему продвижению уже не мешал.
Выскочив наверх, я не обнаружил ковров-самолетов, однако моя метла осталась на месте. Значит, у Гильдии все прошло удачно. Штурмовая пятерка прихватила своих и убралась прочь, не став подставлять меня. Например, забирая с собой или просто сломав метлу.
Это было одно из тонких мест моего плана. Конечно, у меня была в мешке и вторая, но вот пока ее достанешь… "Может, отдать запасную тому же Рудольфусу? Пусть валит с женой на все четыре стороны? Нет. Лучше не надо… Ищи их потом!"
Пока голова думала, руки работали, вытащив и расселив на ровном участке крупноячеистую сеть-артефакт. Как и ожидалось, в нее поместились не все. Двоим магам пришлось руками и ногами схватиться за ее ячейки снаружи.
Быть может, если подольше поиграть в "тетрис", можно было бы упаковать всех, однако с ясно слышимым хлопком сломался артефакт-приманка. Клубок дементоров разочарованно распался, чтобы с явно недобрыми намерениями черной, с каждым мгновением все быстрее и быстрее сокращающей расстояние волной, понестись в нашу сторону.
Время вышло. Я вскочил на метлу, сзади в меня, как при езде на мотоцикле, вцепился Лестрейндж. Подхватив правой рукой сетку, я взмыл в воздух и, оставив позади уже подбирающихся чернобалахонных стражей, улетел прочь. Столпившиеся о невидимую преграду дементоры проводили нас разочарованными взглядами.
"Еда сбежала!" — с радостной издевкой за них подумал я.
Правда, радости хватило не надолго. Лететь внезапно оказалось очень непросто. Покидая Азкабан я на адреналине не почувствовал веса Упивающихся. Однако уже через пять минут полета понял, что сетка далеко не пустая. Судя по ощущениям, весили сейчас спасенные маги не меньше пятнадцати-двадцати килограмм, что достаточно немало для одной руки. Плюс к этому неудобно свалившиеся при старте друг на друга маги постоянно шевелились, раскачивая сетку в попытках найти более удачно положение.
Короче, приходилось мне левой рукой изо всех сил цепляться в метловище, а правой постоянно подтягивать вверх режущую руку тонкими нитями сеть. Но самое страшное было в том, что медленно, но неуклонно высота моего полета уменьшалась. Все же перегруз для метлы был страшный. А внизу неуклюжих авиаторов алчно караулило бушующее море. И не было ни намека на хотя бы клочок земли, с которого можно было бы аппарировать.
Чем бы это в итоге закончилось — не знаю. Может быть — приводнением. Может — сбросом балласта, за что меня обязательно, возможно, даже не дожидаясь приземления, зарезал бы Лестрейндж. Нож мой он мне так и не вернул… Но одно знаю точно: вряд ли чем-то хорошим. Однако у судьбы, видимо, были на меня другие планы. Или зелье удачи все еще продолжало действовать…
Спасенье приняло форму разговора, с все усиливающимся с каждой новой произнесенной репликой напряжением в голосах и странным раскачиванием сетки:
— Джагсон, ты что делаешь?
— Бу-бу-бу… — что-то неразборчиво для моего слуха пробурчали в ответ.
— Ты куда?
-…
— Как отдать долг жизни?
— …
— Стой!
— …
— Не смей!
— …
— Именем Повелителя, я запрещаю тебе это!!!
— …
— Да как ты смеешь такое говорить?!
— Джагсон!!!
Неожиданно сетка стала практически невесомой. Отреагировав на это, метла сразу же прыгнула наверх метров на двадцать, оставив волны внизу разочарованно стонать и биться друг о друга пенными гребнями…
— Не-е-ет! — простонали снизу.
— Что же ты так, Джагсон…
— Почти спаслись…
Предельно сухим голосом произнесенная Беллой реплика подвела печальный итог:
— Он отдал Долг Жизни сполна…
Спустя минут тридцать молчаливого полета я услышал снизу крик:
— Вниз! Земля!!!
Пресловутая земля оказалась торчащим каменный зубом, бесплодной маленькой скалой, еле-еле выступающей над поверхностью моря. Но выбора не было, ибо рук я уже практически не чувствовал. Поэтому я, быстро снизившись, оказался строго над куском камня. Хорошо еще, что на метле можно в любой момент зависнуть, поэтому горизонтальной скорости у мешка с заключенными не было. А вот небольшая вертикальная — присутствовала…
— У-у-у! — завыл упавший на камень клубок.
— О-о-о-ох!
— Холод-ды-ды-ды-но-о-о!
— Скорее!
— Есть еще согревающее? Или хотя бы бодроперцовое?
Пока спасенные выпутывались из сети и разбирали, кому какие конечности принадлежат, я скинул с себя аврорскую мантию и развязал обвязанную на манер пояса совершено обыкновенную на первый взгляд веревку. Веревку, которую лично Волдеморт превратил в портал.
— Хватайтесь скорей, пока нас не смыло! — приказал я.
Как будто специально караулившая момент, когда я сниму защитный костюм, особо крупная волна ударила в подножие скалы, с головой окатив ледяной водой всех нас. Спустя пару секунд уже и я стал от холода отбивать зубами чечетку. Понимая, что нужно выбираться поскорей, кряхтящие Упивающиеся вцепились руками в кусок троса.
— Все держаз-з-в-в-в-стся? — сквозь пробирающую дрожь спросил я.
— Да, — ответил кто-то.
— Blajd'!!! — вспыхнувший огонь ярости на мгновение согрел меня, переборов лютый холод окружающего нас буйства Нептуна. — Каждый пусть скажет! Хватит с меня потерь!
— Да.
— Живой пока.
— И я.
— Да, мерзкий мальчишка!
— Замолчи, Белла! Да.
— Держусь.
— Da, o veliki znatok i cenitel' russkogo yazika!
— Надеюсь, там будет потеплее?
— И я здесь.
— Хорошо! Тогда, пора! — ухватившись за веревку покрепче, я громко и четко произнес кодовое слово: — "Суэрте!"
Путешествие порталом оказался тем еще "удовольствием". Наверное, что-то такое чувствует кот, которого случайно не только постирали в стиральной машине, но после этого еще и тщательно в ней же отжали. Видимо, очень непросто было Волдеморту пробивать канал сквозь им же самим установленную защиту. Из всех свалившихся на каменные плиты специально зачарованной камеры безымянного поместья, в котором сейчас квартирует Волдеморт, проблевался один я лишь только потому, что бывшим узникам было просто нечем.
Тщательно, но незаметно — из-за закрытой двери, проверив, кто именно прибыл, Хвост открыл нам дверь. И незамеченным тихонько слинял. Не отвечая на вопросы, я, каким был, мокрым и грязным, повел к Волдеморту еще более мокрых и грязных спасенных.
Спустя пару минут ходьбы по каменным коридорам мы оказались в зале, которую облюбовал для себя Темный Лорд.
Сбившиеся в настороженную кучу Упивающиеся с непониманием и тревогой смотрели, как Волдеморт во всей своей красе поднялся с троноподоного кресла во главе стола, сделал несколько шагов навстречу и с выражением произнес:
— Рад приветствовать вас, друзья мои.
Картина получилась знатная. С одной стороны — на полу кучка из девяти изможденных до такой степени, что не в силах даже просто стоять, грязных и вонючих волшебников. А с другой — нависающий над ними всем своим внушительным семифутовым ростом холеный маг с нечеловеческим лицом и гримасой, которую с неким допущением можно было назвать доброй и радостной. Этакий классический "добрый хозяин" каков он есть.
Вот только громом среди ясного неба, в один миг убившим весь пафос встречи, прозвучал вопрос от старшего из Лестрейнджей:
— Позвольте представиться, лорд Лестрейндж. А… вы?..
Трогательной, со слезами умиления и счастья на глазах, сцены воссоединения старых друзей не вышло. Я впервые увидел, чтобы Темный Лорд потерял контроль над своей мимикой. Ну а флакончик с воспоминаниями вытянувшегося в крайнем удивление лица станет жемчужиной моей коллекции.
Правда, мгновение слабости у Волдеморта прошло просто молниеносно, и тут же настало время воздаяния. Становиться свидетелем чужого унижения, в отличие от Хвоста, который от этого просто тащился, я не пожелал. Плодить на ровном месте деятельных недоброжелателей — тем более. А учитывая тот факт, что сдерживать ржач с каждым мгновением становилось все сложнее и сложнее, я имел все шансы огрести за компанию. Или, того хуже, послужить наглядным примером.
Подтверждая мои подозрения в комнате буквально моментально наросло невероятно мощное и предельно недоброе давление темной магии. Судя по вздувшимся желвакам на скулах Волдеморта, тот сейчас был готов без всякой магии перекусить зубами прут арматуры или… голыми руками вывернуть наизнанку своих недогадливых слуг. В буквальном смысле вывернуть.
Стараясь даже случайно не перевести внимания Темного Лорда на себя, сейчас прожигающего Лестрейнджа взглядом насквозь (фигурально, пока), я, медленно и аккуратно, по-крабьи бочком-бочком, отскользил в сторону двери. И только забежав в свою комнату и утопив лицо в подушке, я дал волю душившему меня хохоту, сбрасывая все напряжение, накопившееся за последние пять часов, прошедших у меня дважды.
На соседней кровати, вторя мне, рыдал от смеха Хвост.
Интерлюдия 15
— Докладывайте, — сухо потребовал Фадж, переводя взгляд с отвратительной раны на теле крепости-тюрьмы в сторону своих собеседников: чопорного и надутого не меньше своего патрона младшего помощника министра магии Персиваля Уизли; представителя Отдела Тайн, как всегда на официальных встречах прикрывающегося скрадывающими внешность и голос серой, туманной маской-чарами; и обладательницы кислого выражения лица, главы Департамента Магического Правопорядка Амелии Боунс, сопровождаемой своим слегка пришибленным помощником — Пием Тикнессом.
Впрочем, за излишнюю эмоциональность никто Тикнессу (тем более среди знающих его Пий традиционно славился отнюдь не гриффиндорским бесстрашием) пенять не стал. Ибо остальные сами испытывали далеко не полное спокойствие и крепкую уверенность в завтрашнем дне. Узнав о налете на Азкабан, ответственные лица хоть, конечно же, и встревожились, но никто из них не ожидал увидеть такое.
Даже в самом страшном сне министерским магам не могло привидеться то, что ради освобождения заключенного из Азкабана будет предпринят не хитрый побег той или иной формы, а наглый штурм. К сожалению, все когда-нибудь случается в первый раз. И то, что "на такое мы совершенно не рассчитывали, и поэтому не готовились", является слишком слабым оправданием. Короче говоря, в итоге получилось так, что после того, как "лошадь уже сбежала", "запирать конюшню" оказалось банально некому.
Для аврората и Амелии Боунс, а также ее заместителя и многих других авроров это был очень тяжелый вечер. Судорожный сбор контр-штурмового отряда. Подготовка к штурму, в большей части состоявшая из поисков штатных и выбивании нештатных "неучтенных", "запасных" и "потерянных" амулетов от дементоров, которая заняла почти всю ночь. Долгое и крайне неудобное плавание на трансфигурированном корабле, на который была загружена одна из азкабанских лодок для прохода сквозь щит… Все это привело к тому, что главные силы аврората во главе с Министром смогли прибыть в Азкабан только к полудню следующего после штурма дня.
Из-за образовавшейся паузы разозленный и испуганный Фадж начал вникать в ситуацию. И с ужасом обнаружил, что практически каждый аврор, покидающий Азкабан после стандартного четырехлетнего контракта, предпочитал выплачивать штраф за "утерю" защищающего от дементоров амулет-маркера, чем послушно сдать его. Дураков лишиться единственного шанса на жизнь среди тех, кто насмотрелся на дементоров в естественной, так сказать, среде обитания, находилось мало.
"Какой стыд! — мысленно сплюнул Фадж. — А я еще тогда гордо пугал Крэбба редкостью моей личной защиты… Только то, что в наших раскладах он полный ноль, помешало ему рассмеяться мне в лицо. С самоконтролем у коллеги по факультету тоже все еще слабовато…"
Более того! О ситуации с амулетами знали все, в том числе и непосредственный начальник ДМП — Амелия Боунс. Чем бросила серьезную тень на свое руководство. То есть, на самого Министра Магии! За что сразу же получила серьезнейший втык от Фаджа, и теперь, надувшись, "переваривала" его.