Диктатор

Глава 86. Темные страницы истории. Часть IV

Сев на место, я вопросительно посмотрел на старосту.

— Да. Ты правильно догадался. За счет выкачивания из нас магии и самой жизни укрепляются стены, расширяется площадь и компенсируется постоянное перемещение волшебников "в" и "из" сокрытого. Но иногда, по разным причинам, магии может не хватать. И тогда… Тогда приходит время отдать Долг Крови. Мужчины стараются сделать это первыми, чтобы увеличить срок жизни своим женам и детям. Из-за этого девочки здесь становятся матерями очень рано… Правда, есть в этом и положительный момент. Дети с рождения вынуждены жить при постоянном агрессивном оттоке магии. У них очень быстро вырабатывается привычка терпеть, прятать свою силу или активно сопротивляться ему. Благодаря этой своеобразной тренировке, долгой и безжалостной, когда такие волшебники попадают в обычный мир и берут в руки волшебную палочку, то превращаются в сильнейших магов. Да-да! Ты все верно понял: родившиеся тут люди, особенно не в первом поколении, — потенциально младшие братья Мерлина! По силе. И дети от таких волшебников очень сильны. Более того, кровь их абсолютно чиста! Проклятые, как и обладатели гнилой, сгорают первыми…

— А те, кто не вырабатывают? — спросил я, уже догадываясь, что услышу.

— Что не вырабатывают?

— Ну эту самую привычку терпеть, прятать или сопротивляться…

— Ах эти… Умирают, что же еще? В младенчестве. В детстве. В юности. До зрелости даже из самых стойких доживают считаные единицы. А наружу, где жить можно дольше, попадает еще меньше. Это самое лучшее и самое страшное, что может произойти с родившимся здесь, — попасть наружу.

— Чем тогда такое лучше Азкабана? И что, приговоренные к изгнанию ирландцы дружно побежали в этот концлагерь, топить собой Министерство магии? — наконец сформулировал я мысль, которая долго не давала мне покоя. — Что-то мне в такое не верится! Я бы на их месте сражался до последнего, чтобы хоть кого-то из врагов утянуть за собой, но не сдохнуть, как овца на бойне! Раз уж терять все равно нечего!

— О! Именно поэтому у Гесфестуса все и получилось! Если Лонгботтом отлично разбирался в деньгах и мышлении политиков, то Гор отлично знал воинов. Он сам был таким, так что ему не требовалось долго искать ответ на вопрос, как именно восставшие будут действовать в той или иной ситуации. Ему достаточно было спросить себя: "что я бы сделал на их месте?" — и всё!

И Азкабан, кстати, ему в этом серьезно помог. Перед самым восстанием в английском обществе шли непростые дебаты о том, не стоит ли его закрыть, а приговоренных наказывать как-то иначе. Связано было это с тем, что в то время камеры узников были заметно короче, поэтому дементоры могли курсировать гораздо ближе к заключенному, чем потом. Вследствие этого волшебники подвергались негативному воздействию такой силы, что уже через пять лет безнадежно сходили с ума и бросались на своих немертвых охранников. С закономерным итогом. Доходило до того, что транспортировать новых заключенных в Азкабан приходилось в бессознательном состоянии. Ибо они предпочитали сдохнуть от боевых заклинаний авроров сразу, здесь и сейчас, чем со стопроцентной вероятностью потерять свою душу после нескольких лет мучений.

Это много позже на дементоров накинули уздечку и улучшили положение заключенных. Если бы ты там побывал, то мог бы отметить, что все камеры хоть и узкие, но довольно длинные, а артефактные решетки частично блокируют воздействие дементоров. Но даже сейчас Азкабан далеко не курорт. Ну а во времена Гора Азкабан для нарушителей закона, осужденных на срок больше пяти лет, и вовсе был однозначно дорогой в один конец. Смертельным приговором, растянутым во времени. А взамен казни за кровавый бунт, сам понимаешь, срок должен был быть отнюдь не в пару недель.

— Хм… — невольно хмыкнул я, вспоминая свою поездку на "курорт в море".

— Да? У тебя вопрос?

— Нет. Я тут просто вспомнил. Про камеры. Действительно, есть такое дело. — И ответил на молчаливо заданный вопрос: — Я был там.

— О?! — поднял брови староста. — Впечатлен. Действительно впечатлен, лорд Крэбб.

— Давайте без лести. Объясните лучше, чем таким Азкабан смог помочь Гору?

— А. Тут все очень просто. В Азкабане, даже с его тогда очень маленькими камерами, все равно не хватило бы места на всех, поэтому набивать бы пришлось минимум по трое. А это очень плохая смерть — быть безумной крысой в банке с другими такими же крысами. Поэтому Гор предложил ирландцам формальный выбор: между смертью очень быстрой с потерей души и жизнью в изгнании. Единственное условие — место, куда изгоняли, выбиралось Министерством.

— И ирландцы согласились?

— Конечно. Они же все знали про это сокрытое. Знали, что жить здесь пусть и плоховато, но можно. Тем более, если вспомнить, что тут растет кое-что, что не растет больше нигде и поэтому может весьма заинтересовать волшебников в большом мире. А значит, будет торговля. Ну а будучи монополистами, можно будет как угодно высоко задирать отпускную цену.

Гор был совсем не дурак, так что рассеивать заблуждения даже не пытался. Чтобы обеспечить магическую стабильность сокрытого, в котором будет располагаться новое Министерство магии, Гесфестусу крайне важны были эти люди именно на Свалке, а не где-нибудь еще, включая могилу, поэтому вскоре ирландцам "совершенно случайно" предложил свои услуги "абсолютно независимый" адвокат из Франции. Этот адвокат за немалую сумму в галеонах и древних артефактах "выбил" ирландцам "невероятно мягкие условия".

Адвокат был, как ты понимаешь, подставной. Усиленно выпячивал то, что хотели бы услышать ирландцы, старательно уводя внимание от "занудных подробностей". Так, обмен предлагался "всё на всё". Поднявшие восстание волшебники отрекались от своей крови, от родственников, прав, обязанностей. Оставшаяся за порогом дальняя родня (если таковая находилась) также отрекалась от прав и обязанностей по отношению к изгоям, полностью разрывая все без исключения узы. Министерство со своей стороны снимало все обвинения с волшебников, пошедших на сделку. Им позволяли взять новые имена. Им давали время на сбор вещей, которые они с собой возьмут в изгнание. И самое главное, Министерство раз и навсегда отрекалось от любой власти над сокрытым. То есть, по сути, сбывалась самая сладкая мечта ирландцев — они становились полностью независимыми от британских магов.

— Я слышал, что для ирландцев родня — это святое. Неужели нашелся предатель, готовый продать свою кровь? — перебил я рассказчика.

— Конечно! И далеко не один. Более того, делали это родственники с величайшим удовольствием. Ведь отречение от фамилии такого множества людей создавало до неприличия огромное количество вакантных земель, титулов и собственности, которые с собой унести было невозможно. Их же теперь можно было поделить! Впрочем, чтобы утешить тебя, скажу, что предатели просчитались. Не учли, что в дележе будут участвовать совсем другие люди, а аборигенам с этого стола перепадут одни лишь жалкие крохи.

Правда, совсем уж грубо обмануть ирландцев у адвоката не вышло. Те, памятуя совсем еще свежий прецедент на переговорах, теперь договор заключали предельно аккуратно. Даже кое-что смогли себе выторговать. Например, по закупочным ценам и перечню забираемых с собой артефактов. И что характерно, в этот раз даже в малости Гор не нарушил ни буквы, ни духа своего обещания. Не из-за невероятной верности данному врагам слову, а просто потому, что это ему было абсолютно не нужно! Отправляя в сокрытое ирландцев, министр уже получал все, что ему было жизненно необходимо, а все остальные пункты договора шли как особо вкусная шоколадная корочка на огромном торте уже достигнутых дипломатических успехов.

Для изгнанников же быстро пришедшее понимание того, что в отведенном сокрытом все будет совсем не так, как они планировали, стало чудовищным ударом.

Все буквы договора были соблюдены, но практически все ожидания были обмануты. Беженцы рассчитывали на добрые и угожие земли и много-много уже обработанного местного строительного материала. Однако обветшалый центр бывшей столицы гоблинов, который ирландцы хотели использовать в качестве такового, в том же качестве использовали совсем другие люди, построив там "Косую аллею". Ну а на бывших пашнях и выпасах гоблинского сокрытого волшебники возведут Министерство магии Великобритании. Ослепленные правом управлять входом на свою территорию, ирландцы не задумались о том, что без возможности контролировать и выход их "свобода" ничем не отличается от "свободы" узника, "владеющего" своей тюремной камерой. Забрав с собой огромные ценности и рассчитывая веками жить на них, не приняли во внимание, что в голодное время мешок гороха стоит дороже мешка золота. Да и не всегда на такую сделку продавец идет сразу, требуя два мешка металла, который нельзя есть… — Староста сделал паузу и скомканно закончил: — В общем, об этом куске сокрытого все очень быстро постарались забыть, и мир и покой воцарился на землях Магической Британии. Больше бунтов не было…

— Как такое можно было забыть? — после долгой паузы спросил я. — Как?

— О! Технически, это совсем не так сложно, как кажется, когда только узнаешь правду. Предатели человеческой расы, пошедшие на сговор с гоблинами, никому ничего не расскажут. Они мертвы. Их семьи — отправлены сюда дорогой в один конец. Грязеногим вообще история не нужна и неинтересна. А то, что в родовых хрониках некоторых чистокровных лордских семей, может быть, и остались крупицы правды… Кому они могут повредить? С чего этой правде возмущать внуков и правнуков тех, кто единогласно отправил своих ирландских коллег в могилу, а их родственников — "в топку"? Ну а для всех прочих любопытных есть удобная официальная версия, написанная в газетах и книгах. И говорить против — идти на конфликт с Министерством. А кому это нужно? И, самое главное, ради кого? Тем более, процесс этот идет не одно столетие и стал уже нормой. Даже в мое время в учебниках истории можно было найти что-то вроде: "…Одновременно с этим шли боестолкновения между сторонниками отделения волшебной Ирландии от Магической Британии…" — и все. Никакой связи. А сейчас и таких, поди, уже нет.

— Да. Что-то в современных я ничего такого не видел, — кивнул я.

— Во-о-от. Значит, посчитали, что уже можно убрать и это. Был у меня ученик, малыш Катберт. У него была идея, что если постоянно скучно повторять глупую ложь, то рано или поздно слушатель заинтересуется, а что же было на самом деле. А вообще, он мне запал в память своей какой-то уж больно неистовой любовью к истории. Он настолько ненавидел искажения истины, что ради того, чтобы всем раскрыть всю правду, согласен был бы, наверно, даже призраком стать!

"Хм… Я одного такого, кажется, знаю… Не он ли это? Но тогда сколько же лет этому магу?"

— Хорошо. Но неужели никто не возмутился? Не поднял восстания опять? — хотя меня и очень заинтересовало "даже призраком", спросил я старосту совсем про другое.

— А кому там было, как ты это смешно назвал, "возмущаться"? Они, если ты не забыл, только что бунтовали. Самых боевых и опытных выбили. Сдались только те, кто не мог (не был способен из-за ран, трусил, не умел) сражаться. Да и к кому нести это возмущение? И как?

Оружия у нас нет. Палочки забирали и продолжают даже у гостей забирать при входе. Ингредиентов, чтобы сделать их на месте, — нет, и никогда не будет. Без палочки колдовать очень трудно, тем более тут. Да и мало кто вообще это умеет. Знаний нет. Еды ровно столько, чтобы не сдохнуть от голода. Или чуть меньше. Сюда ведет один единственный вход, он же выход. Запирается он снаружи. Прежде чем открыть портал, пост авроров проверяет, не зашел ли кто в запретную зону, отмеченную желтой полосой. В случае, если на вошедших через портал гостей напали, мы обязаны выложить на эту желтую линию сто голов, в качестве извинений. Таковы правила. Поэтому ни те, кто жил в сокрытом до того (и кто был одним взмахом руки Гора приравнен к изгнанникам), ни массово изгнанные, ни приходившие поодиночке после — никто никогда не поднимал полноценного восстания.

— Да. Еще вот это. А те, кто попал сюда после? Ведь если я понимаю правильно, таких было немало? Так?

— Да. Так? — кивнул староста.

— Тогда почему они не поднимали восстаний?

Староста посмотрел на меня, как на ребенка.

— Потому что теми, кто здесь выжил, были выработаны определенные правила поведения. Чтобы не рушить сложившихся традиций и не усложнять наше положение, таких мы сами… приводили в чувство. Жизнь здесь и так сложна, чтобы искать лишних приключений.

"Буйных убирали сами потомки изгнанников. Прям хоть в правила построения стабильной тюрьмы заноси: "заключенные должны быть поделены на группы, и одна должна за подачки администрации сторожить другую намного злее", — перевел я про себя слова старосты. — Трусы! Смирились с ярмом на шее!"

Но, видимо, чем-то я себя все же выдал, потому что проницательный старик объяснил развернуто:

— Здесь в достатке есть воздух. Сквозь тучи греет солнце, хоть вообще-то у нас тут скорее прохладно, чем тепло. Мало воды, ее еле-еле хватает для питья, но все же хватает. Здесь не выживают никакие животные, и очень плохо растет еда. Мы едим все, что только можно, и даже кое-что из того, что есть нельзя, и все равно пищи не хватает, чтобы прокормить всех. Поэтому, имея контроль за единственным входом сюда, охране для усмирения любого восстания не нужно куда-то бежать и с риском для жизни с кем-то сражаться. Ей элементарно достаточно закрыть портал, перестав поставлять нам пищу, и подождать. Подождать естественного развития событий: пока бунтовщики не вымрут сами.

— Но ведь если вы вымираете, то должна начать схлопываться вся… конструкция. Аллея. Министерство. Их не жалко? Волшебники рубят сук, на котором сидят?

— Нет, конечно же! Это всего лишь означает, что пора открыть ворота и забросить сюда очередную партию каких-нибудь "дров". Проигравших в политической игре чистокровных, мерзких грязнокровок, оборотней, кентавров, вейл… Авось кто-нибудь да приживется. Запас по времени есть, а на крайний случай отток магии придется потерпеть уже не только нам.

— Простите, но не верю! Сокрыть такие массовые убийства и чистки — просто нереально. Есть же магия. С ее помощью можно узнать многое!

— Это если есть кому узнавать и если есть такое желание. И, естественно, волшебники… наказанием не злоупотребляют. Это раньше можно было наловить нужное количество магглов, чтобы принести их скопом в жертву. Теперь же — переполнить чашу не хочет никто. Ведь в этом случае умрут все — и правые, и виноватые. Поэтому к серьезным "поркам" прибегали всего дважды за всю историю Свалки.

Зато та же самая осмотрительность заставляет их принимать превентивные меры. Чтобы мы "не набрали жирок", охрана с рваной регулярностью снижает или на короткое время вообще прекращает поставки еды. Делается это для того, чтобы мы подъели свои запасы. Они с юмором называют это "постные дни"…

Меня передернуло от той ненависти, что звучала в интонациях старосты.

— Что ж. Спасибо за лекцию. Вы прям как школьный профессор.

— А я им и был когда-то давно…

— Когда? Где? Кого вы учили?

— Диппет все еще директор Хогвартса?

— Нет. Разве вам не говорили?

— Да, говорили. Просто я не верю. Старина Армандо всем хвастался, что нашел способ протянуть подольше. Обещал как минимум сто лет властвовать в Хогвартсе. Не меньше. А кто сейчас?

— Альбус Дамблдор.

— Помню, учился у меня парнишка… Перси, кажется, его звали. Он кто ему?

— Не знаю…

— Ну и ладно.

"Хм… Однако дедушка-то прокололся…"

— Но вы ведь это знаете, — с утвердительной интонацией произнес я. — Раз уж знаете, что Диппет больше не директор. Зачем эта игра? И зачем вы все это мне рассказали? На что рассчитываете? И правда ли все то, что я только что сейчас услышал?

— Да правда. Правда. Увы, — слегка поморщился и развел руками староста. — Без должной тренировки старые навыки… стареют. А зачем? Ответ простой — скука. Вон какие смешные ошибки делаю… Старею. Слабею. Как и все мы тут. В отсутствие нормального образования даже речь начинает деградировать. Да и, по большому счету, не нужно им оно. Знания заставляют задавать вопросы, среди которых рано или поздно обязательно будет: "А почему я должен тут за них сдохнуть?". И без этого родившиеся здесь люто ненавидят волшебников.

— Хм…

— Знаешь, похоже, ты так и не понял ничего из того, что я тебе сейчас рассказал.

— И?

— Раз уж выбирать себе раба ты сегодня, судя по всему, не собираешься, а время пока еще есть, то, думаю, тебе стоит кое-куда со мной пройтись и кое-что увидеть собственными глазами. Пойдем, прогуляемся, — встал со своего места староста.

В это пресловутое "кое-куда" пришлось пробираться по каким-то извилистым переулкам мимо совсем уж ветхих, изъеденных дырами, словно швейцарский сыр, развалин. В них копошились чумазые дети. Те, что постарше и посильнее, медленно раскачивали и выдергивали из стен все еще крепкие камни. Помладше — складывали пригодный стройматериал аккуратной кучкой. Самые маленькие собирали превратившийся в труху мусор и горстями носили засыпать им лужи и грязь.

— Нет магии, выкачивается жизнь… У камней она тоже есть. Они, как и люди, тоже стареют и рассыпаются прахом, — ответил староста на мой невысказанный вопрос, перехватив удивленный взгляд. Но он не угадал. Смотрел я совсем на другое.

— Это же дымолетный камин? — кивнул я в сторону арки.

— Да.

— Откуда он здесь? Ведь дымолетная сеть — продукт гораздо более позднего времени, чем последнее восстание гоблинов!

— Кхм… Некоторое время назад я, используя свои связи, попытался немного улучшить быт местных жителей. К сожалению, опыт быстро свернули. В общем, это реликт тех времен…

— Работает? — похоже, я все же оказался выбит из колеи рассказом старосты достаточно для того, чтобы задать настолько глупый вопрос вслух.

— Нет, — улыбнулся староста. — Он так и не был подключен к сети. Никогда.

"Но… Но! Как там было?" — с усмешкой подумал я и подошел к неработающему порталу. Замер на секунду перед порогом… и, гордо расправив плечи, шагнул вперед.

"Приятно осознавать, — подумал я, возвращаясь к старосте, с улыбкой наблюдавшему за мной, — что ты в состоянии придумать что-то, чем можешь обойти столетиями вырабатываемые требования безопасности! В общем, "Хак зе плэнэт!" — как любили говорить в моей молодости".

Следующую остановку мы сделали на небольшом пустыре. Прямо по центру на невысокой треноге стоял котел, будто бы сошедший со страниц средневековых методичек инквизиторов: "ведьмы и их нечестивые дела". Огромный, черный, с каким-то невидимым мне отсюда варевом, которое между тем отчетливо отсвечивало зеленью, — его бы с руками оторвали в качестве реквизита для любой театральной постановки или фэнтезийного фильма. Работавшая "на котле" весьма гармонично сочеталась с орудием труда. Стоящая на высокой табуретке миниатюрная ведьмочка, пусть не старая и не в бородавках, а совсем наоборот — молоденькая и миленькая на лицо, была настолько ослепительно рыжей и с такими пронзительными изумрудными глазищами в пол-лица, что любой монах без разговоров сразу же послал бы за дровами для аутодафе.

Худышка помешивала варево столь огромным половником, что в ее руках он смотрелся не столовым прибором, а сельскохозяйственным инвентарем. Этим экскаваторным ковшом-недоростком она переливала в котел воду из древних на вид бочек и перекидывала… содержимое тех самых мусорных бачков, что приволок сюда аврор Найт!

Под котлом вместо дров горел сушеный вереск. Огня и жара от него было столько, что хватило бы разве что прикурить сигарету. Однако судя по поднимающемуся над котлом парку, этого "костра" каким-то чудом оказывалось достаточно для того, чтобы нагреть огромную массу жидкости и металла. "Дрова" приносили с собой дети. Я видел "букетики" у них в руках. Совсем еще мелкие, лет по пять, не больше, плотно прижавшись боками друг к другу, они сидели вокруг котла и с жадностью наблюдали за движениями "поварешки". Некоторые даже размазывали капающую слюну по чумазым физиономиям.

— Что это? — спросил я, непроизвольно сморщившись от пахнувшего в мою сторону "аромата" варева.

— Второй дар Туата Де Дананн. Котел Дагды. "Nach bhfolmhaíodh riamh, a shásaíodh goile chách", — почти нараспев произнес староста и перевел: — "Бездонный котел, что никого не отпускал голодным". Но… увы. Наш — всего лишь жалкая копия того самого. Только и может, что превращать загруженные в него продукты в похлебку. Невкусную, а временами очень даже отвратительную, ибо она повторяет вкус и аромат тех продуктов, что были положены в котел. И далеко не бездонный, а строго сколько положил, столько и получил. Зато любые, даже почти несъедобные, продукты можно есть, не боясь отравиться. И огонь ему нужен чисто символический. С дровами, сам понимаешь, тут совсем сложно. Едят все строго по очереди. Сначала, потому что им нужно меньше, едят дети. И им нужна нормальная, "внешняя" пища для развития. Потом взрослые. Что останется. Если останется.

Я замер в осознании, какой рушащий весь сложившийся баланс артефакт я сейчас вижу.

"Не. Не может быть! Наверное, я не так понял".

— Он может превратить любые продукты в съедобное блюдо? — переспросил я. — Я не ошибся?

— Да. Не ошибся.

— И у вас его до сих пор не отняли? И не скопировали? — именно в таких словах выразилось мое полное охренение. Эти люди позволяют себе голодать, сидя на золотой жиле.

— Ха! — усмехнулся он. — Во-первых, мы тоже что-то особое умеем. Это древний секрет ирландских кланов. Работать с ним могут только девушки, еще не познавшие мужчину. Знание под клятву на крови передается от матери к дочери. Ну а во-вторых, если нам без него не выжить, то сассенах он напрочь не нужен. Как они будут управлять загнанными под Статут магами, если у каждого будет возможность легко и просто обойти социально-прикладные следствия законов трансфигурации Гампа? Помнишь их, эти следствия?

— Что невозможно получить еду из ничего?

— Ага. Еще раз: невозможно — это тюремная клетка, в которую каждый запирает себя сам. Умный слышит этот закон как "невозможно получить еду магической дисциплиной трансфигурация", а большинство — "невозможно получить еду магией". И последнее очень устраивает Министерство и всячески им поддерживается.

— Хм… Хорошо. Однако, — кивнул я в сторону котла, — волшебники "снаружи" все же… хм, содержат вас на пищевом довольствии? Если это можно так назвать…

— Да. Это действительно так. Но мы им совершенно чужие, поэтому "пищевое довольствие", как ты назвал, имеет такую вот форму. Однако даже такая еда — не милостыня. Кое-какая польза, помимо магии, от нас есть.

— Но что с вас можно взять?

— Во-первых, как я уже говорил, людей. Ежегодно Отдел Тайн забирает как минимум десять самых сильных и здоровых "особей". Я не знаю, зачем они им нужны и что там с ними делают, но судя по тому, как их называют, — вряд ли что-то хорошее. За все время я никогда ничего больше не слышал о тех несчастных, которых забрал Отдел Тайн. Помимо невыразимцев, изредка людей берет себе Аврорат. Твой проводник тому отличный пример. Еще — некоторые лорды и леди, когда хотят получить сильное, свободное от родовых проклятий потомство.

— И находятся желающие продаться?

Староста второй раз за беседу посмотрел на меня, как на круглого идиота.

— Конечно. Ведь это позволит не только вырваться самому, но и присылать деньги оставшимся здесь родственникам. Что обеспечит им не просто жизнь, что немало, а очень хорошую жизнь. По местным меркам, конечно. Так что и мужчины, и женщины готовы принести любые, даже самые кабальные клятвы…

— Хм…

— Ну и, наконец, мы культивируем некоторые особые травы, которые невозможно вырастить в мире, где полно магии.

— И для чего они используются? — спросил я, догоняя пошедшего дальше старосту.

— Из них делают лекарства и… самые дорогие наркотики.

— Лекарства?

— Да. Ими лечат некоторые специфические повреждения, нанесенные магией…

— Если из них делают уникальные лекарства, то почему же я видел столько калек?

— Те изменения — это не раны. Когда магия окончательно покидает волшебника, то организм идет вразнос. Он пытается хоть как-то вернуть ее, хоть как-то восполнить потерю, пытается приспособиться к новой жизни любым способом. Отторгнув существующий орган, изменив или вырастив новый — все что угодно! Но это уже агония. Если начались… искажения, то поздно что-либо делать. Человека не спасет уже ничто.

Однако, опять же, не все так печально. Некоторые из этих искаженных органов могут иметь любопытные свойства. Они находят себе применение. Например, в качестве особо стойкого пергамента. Или — как сердцевина сложной волшебной палочки. Или в качестве реагента для какого-нибудь необычного артефакта. Самые доверенные артефакторы Министерства иногда заходят к нам. Что же касается калек, то они… невероятно рады, когда им отрезают руку или ногу. Это их последний шанс хоть как-то перед неумолимо надвигающейся смертью помочь своим семьям.

Меня от представленной картинки передернуло.

— А что там с лекарствами? Для чего они применяются?

— Эти травы применяются для того, чтобы максимально уменьшить магическую силу волшебника. Они, хоть это и неправильно так говорить, впитывают, откачивают магию из тела.

— Так что, можно совсем магии лишить? Навсегда?

— Нет, конечно же. Даже повредить нельзя. Но вот на некоторое время значительно ослабить… Основное свойство этих магических трав в том, что они настолько привыкли жить в мире, где агрессивно отнимается магия, что научились впитывать ее очень быстро в любой форме и в любых количествах. Поэтому если вдруг какие-то серьезные магические повреждения, причиненные себе самостоятельно или нет: трансфигурация там неудачная, зелья, чары… — "Или удар магического хищника, такой, как, например, взгляд василиска", — дополнил мысленно я список. — …То сначала применяют порошок из этих трав, посыпая нужное место, а потом тут же вводят лекарство. Например, взмахнул кто-нибудь палочкой так неудачно, что превратил свои легкие в слизь, а зелье нужно обязательно вдыхать — как тут вылечишься без наших травок? Никак.

"Хм… Еще одной тайной стало меньше. Мне давно было любопытно, как эликсир из мандрагор оказался внутри моего окаменевшего (!) тела? Дырку выдалбливали? И как ее потом замазывали? Мастерком и цементом? Помнить я этого, по понятным причинам, не помнил, а спросить у Помфри как-то не подумал. Или подумал? И спросил? И получил конфундус с обливиэйтом в чисто медицинских целях? Заодно стало понятно, почему это Дамблдор так тянул с эликсиром и не купил мандрагор на рынке. Не мандрагоры он ждал. Совсем не мандрагоры…" — с неким облегчением подумал я. Все же приятно, когда твой формальный начальник, к слову, имеющий силы и возможность лишить тебя жизни просто взмахнув рукой, — не конченая мразь, готовая измываться над детьми просто ради прикола. — Как другой твой начальник… М-да…

— Но наркотики? — с сомнением потянул я, проводив взглядом призывно улыбающуюся мне девчушку лет пятнадцати. Была она такая же чумазая, как и все остальные изгои. По телосложению могла бы занять призовое место только на конкурсе моделей, искренне наслаждающихся анорексией. Усугублялась худоба еще и ее достаточно высоким ростом, с меня или даже чуть выше. Создавалось впечатление, что она, нагнувшись, тут же переломится пополам. В общем, если и можно придумать внешность, которая стояла бы дальше от моих представлений о женской красоте, чем эта, то сделать это было бы очень непросто. Но при этом от девчонки шел настолько мощный, почти что видимый поток женского притяжения и желания, что я невольно сглотнул и прикипел к ней взглядом. К счастью, я быстро опомнился, но, чтобы отвести глаза в сторону, пришлось отчетливо напрячь волю. — И почему вы говорите, что я не дорос до этих особых развлечений?

— А, — мотнул головой староста, и девчушка мгновенно как испарилась. — Это не те развлечения. К тем вы еще не готовы. Внутренне. Точнее, не "не готовы", а они вам не нужны и не интересны. Вы просто в силу возраста еще не могли успеть пресытиться более доступными. Такими вот, например, как малышка Ал.

— Хм… Не понял. В чем суть?

— Не понимаете? Подумайте хорошенько. Вы ведь чего-то хотите добиться в жизни? Денег? Силы? Власти? Да?

— Не поспоришь, — согласился я.

— И, конечно же, всех приятных следствий обладания ими: вкусная еда, дорогая одежда, красивые женщины, легкая и приятная жизнь…

— И с этим не поспоришь, — снова кивнул я.

— А что дальше?

— В смысле? — не понял я.

— Ну когда все это надоест? Чем заняться дальше?

— Ну-у-у… Не знаю. Как-то не думал об этом.

— Вот! Об этом я и говорю. Таких проблем у вас пока нет. А вот у некоторых, очень у некоторых, которые добились в этой жизни всего, они — есть. И когда все уже надоело, когда жизнь стала казаться пресной, хочется пощекотать себе нервы. Даже магглу приятно, когда уходит боль. Но когда возвращается потерянная магическая сила… Это неописуемая эйфория, которая не может сравниться ни с чем.

— Да ну! Ерунда! — бросил я, а потом задумался. Как это здорово, когда исчезает боль, я за последние пять лет познал отлично. Видимо, сжато добрал все то, что недополучил в прошлой жизни.

Вспоминая, сколько и почему мне пришлось проваляться в больничке, я не заметил, как мы уже пришли.

— Стой, — скомандовал староста.

Отойдя от края поселка метров на триста, мы остановились недалеко от "края мира" — около границы сокрытого. Каких-то особых оптических эффектов не было. Она выглядела просто стеной из плотного тумана, которая наверху сливалась со сплошным облачным покровом.

— Смотри, — кивнул староста.

Около самой кромки на земле лежала молодая женщина, у головы которой сидел паренек лет десяти. Разговора слышно не было, но судя по жестам, они о чем-то напряженно спорили. Наконец женщина что-то прорычала, и парень поник, согласно кивнув головой.

— Что они собираются делать? — уже подозревая, что именно, спросил я.

— Пришло ее время…

— Да она же совсем молодая!

— Увы, — развел руками староста. — Как я уже говорил, как только магия окончательно покидает тело, начинают происходить изменения плоти. Искажения бывают не только внешними и относительно полезными, но и, что происходит гораздо чаще, внутренними. Это очень… больно. Далеко не каждый может вытерпеть такое долго, из-за чего редко кто у нас доживает до двадцати пяти лет.

— И?

— И тогда приходит время отдать обществу Долг Крови.

— Это то, что я думаю? Жертвоприношение? Казнь?

— Да.

— Что-то для штатного палача парень слишком молод. И не закрывает лицо…

— Потому что это не палач.

— А кто?

— Когда-то, — как обычно, объяснять староста начал очень издалека, — мы действительно держали для этого специального человека. Но в связи с тем, что палача постоянно очень быстро убивали, не в силах вынести, что убийца отца, матери, старшего брата, младшей сестры ходит и дышит, помочь уйти стало правом и обязанностью ближайшего родственника. Обычно это старший сын.

— Это… отвратительно! Заставлять ребенка убивать свою мать! — со злостью произнес я.

— Не лицемерь! — зло зашипел староста.

— Э? — удивился я такой острой реакции на вроде как совсем безобидную реплику.

— Не тебе, волшебнику с меткой отцеубийцы, осуждать такое! Тем более в чистокровных родах всегда было нормой для лорда ради укрепления родовой магии принять смерть на родовом алтаре. "Чтобы мертвый не забирал с собой магию, а оставлял ее семье" — ведь как-то так тебя, наверно, убеждал отец? А уж про темные рода и говорить смешно! И давно ли вы, Крэббы, перестали насыпать охранный круг пеплом своих дедов и прадедов? Недавно? Или вообще никогда не переставали? А ответь, куда делось старое поколение? Прадеды и деды твои и твоих сверстников? Умерли? Могу поспорить, что причиной стала эпидемия какой-нибудь смешной болезни вроде "жабьего поноса", "нюхлеровского лишая", "сифилиса гриндилоу", "тролльего запора" или "драконьей оспы"! Да? Вот только, скорее всего, они точно так же легли на свои родовые алтари ради того, чтобы защитить вас! Детей. Внуков. Так что не смей даже в мыслях принижать подвиг тех, кто приносит в жертву свою жизнь ради того, чтобы другие — жили!

Глава 87. Что это было?

"Это было просто восхитительно! Ты только зацени, как четко все сработано!" — стоило мне только распрощаться со старостой и на десяток шагов отойти от его домика, как надо мной сразу же начал глумиться внутренний голос.

"Ты о чем?" — устало спросил я. Никакого настроения выслушивать его глупые шуточки у меня сейчас не было.

"О представлении!"

"Каком представлении? Я тебя не понимаю…"

"О том самом, которое перед тобой последние три часа разыгрывают местные "униженные и оскорбленные". Но я тобой горд. Ты, пусть и с моей небольшой помощью, не поддался их манипуляциям!" — самодовольно ответил внутренний голос.

"Что ты несешь? Какие представления? Ты бредишь!" — фыркнул я. Иногда он выражал свои мысли в слишком уж "навороченной" форме.

"Отнюдь нет. Считай сам. Сначала были калеки, которых ты совершенно верно записал в местные попрошайки. Это не сработало, и последовал следующий этап "пробивки" — трогательная история с маленькой девочкой. Прикинь, там вон, в двух, нет, не в двух — в четырех шагах позади тебя тогда все еще на земле валялся пацан, просто мимо проходивший. В луже своей крови валялся, отмечу. А он за ноги никого не хватал, но и то огреб. А тут раз — и такая внезапная храбрость!"

"Но Найт же ушел? А я, может быть, не такой страшный, как он?" — возразил я, между тем непроизвольно задумавшись над сказанным моим непрошеным советником.

"Как-то очень вовремя это случилось, не так ли? — продолжал сеять сомнения внутренний голос. — И предупредить, что ты не такой страшный, было для него невероятно сложным делом? Заранее обговоренный жест для наблюдателя какой сделать, на первый взгляд обычный. Или еще что. Куча вариантов!"

"Хочешь сказать, что он — в доле?"

"Почему бы и нет? Все же местный. А раз так, то почему бы и не потрафить своим, за твой-то счет? Лично ему это ничего не стоит. Тем более, что проплаченная хорошая жизнь — хорошей жизнью, но местных, как это очевидно из рассказа старосты, нужно и на нижнем уровне подмазывать. Тот намек на суровые законы и цепочку из голов — помнишь?"

"Угу. Раз есть законы с очень суровыми наказаниями, значит есть серьезные проблемы с преступлениями, с которыми таким вот методом борются. Во всяком случае, другие причины возникновения такой системы тут маловероятны".

"Во-о-от. Идем дальше. У храброй, но милой девочки тоже не получилось? Что ж. Тяжелый случай. Требуется личное участие в процессе. И вот местный "добренький дедушка" удостаивает тебя легкой беседы и приятной прогулки. Что это было на самом деле, надеюсь, спорить не будешь?"

Да. Староста — я это, к сожалению, понял далеко не сразу — в разговоре постоянно "пробивал" меня. Как известно, любое общение — это всегда обмен информацией. Даже допрос. Поэтому, не имея возможности магией или просто старым добрым каленым железом собрать обо мне необходимую… — "Необходимую? Значит у него есть на меня планы?" — …информацию, староста построил свой рассказ таким образом, чтобы я был вынужден задавать вопросы. А из того — когда, какие и как человек задает вопросы, понимающий собеседник может собрать огромное количество информации, четко определяющей воспитание, мировоззрение и душевные качества объекта воздействия.

Именно объекта воздействия. В этом я с внутренним голосом был целиком и полностью согласен. Меня "играли".

"Впрочем, окажись я в похожем положении: запертым, по сути, чуть ли не в активной зоне ядерного реактора, тоже бы хватался за соломинку. Ведь в сложившейся ситуации терять абсолютно нечего, кроме такой поганой жизни, поэтому любые перемены автоматически — к лучшему".

Исследование и оценка меня любимого одной лишь беседой не ограничились. Староста извлекал данные из всего, и, как это положено у опытных манипуляторов, полученная информация мгновенно шла в работу. Оценивалась на достоверность, обрабатывалась, и на основе свежеполученных результатов корректировался план воздействия. Что не может не радовать (или тут впору огорчаться), меня признали "пригодным к употреблению" для каких-то его планов. Ведь если бы такого признания я не удостоился, то вряд ли бы мне показали тот дымолетный камин. Пусть он и не работает, но все равно прохождение сквозь него серьезно развязывает мне руки.

Староста совсем не просто так работал "сусаниным". Он водил меня кругами не только ради того, чтобы по моей реакции на жилые полуразвалины и быт запертых здесь изгоев еще немного узнать о моем внутреннем мире. Нет, в обмен на важную информацию о прошлом — я ведь не стеснялся задавать вопросы и в вопросах не стеснялся — шло определенное воздействие на меня. И как только его величина была признана удовлетворительной, мы тут же вернулись обратно на дорогу. А обратная дорога и вовсе оказалась раза в три короче путешествия к "краю мира".

"Знать бы теперь, чего именно он хотел от меня добиться. Денег? Нет, вроде. Свободы? Тоже нет — то, что он тут пожизненно, было подчеркнуто не раз и не два. Власти? Над кем? Мести? Кому? Имен тоже названо не было… Эх! Что же вы, англичане, все такие сложные? Что не скажете прямо и честно, что надо?.. А вообще, можно только позавидовать таким мозгам! Я в таких играх, признаюсь, совсем еще новичок. Впрочем, если этот маг на самом деле учил отца Дамблдора, то опыт у него — дай боже. Так что есть себя поедом за проигрыш такому монстру — глупость. Радоваться надо, что можешь хотя бы различить попытку управления и хоть немного усложнять атакующему задачу…"

К слову, староста умудрился не только собрать про меня достаточно для каких-то своих целей информации, но еще при этом ухитрился практически ничего не рассказать о себе. От вопросов "Кто вы? Как вы здесь оказались? Если здесь все чужаки быстро умирают, то как выжили вы? Зачем вы все это мне рассказываете?" староста отделывался предельно неинформативным: "Вовремя предать означает всего лишь предвидеть. Я тот, кто недооценил стремление Диппета к власти и, так же как и ирландцы, предал не того и не в то время. С тех пор я живу здесь. А что долго — повезло…" Даже имени своего он так и не назвал! А попытки выдавить больше разбивались о молчание или перевод разговора на другую тему.

"Что ж. Хорошо, — продолжил я беседу с внутренним голосом. — Пусть будет театр. Это может быть их стандартный заход. Но жертвоприношение — не перебор ли? Убийство всего лишь ради того, чтобы произвести нужное впечатление на в первый раз виденного малолетку?"

"Жертвоприношение… Тут много вопросов. Для начала, ты его хотя бы видел?"

"Хм-м…"

Действительно, не желая наблюдать всякие ужасы (мне и Тайной комнаты с уроками Барти хватило, до сих пор иногда в кошмарах снится), мы с мэром ушли до того, как женщина была убита. Так что, формально, голос прав…

"Вот-вот. Это было раз. А два — ты себя почему-то крайне недооцениваешь. Забываешь, что случайные люди сюда не попадают. А для неслучайного человека можно расстараться. Профита с него одного будет намно-о-ого больше, чем с пары-тройки местных полудикарей. Которых и так все равно рано или поздно придется пустить под нож!"

"Знаешь, — подумав над словами внутреннего голоса, ответил я, — мне кажется, что здесь ты все-таки не прав. Может быть, староста и навешал мне лапши на уши, а ты пытаешься вывести его на чистую воду, но некоторые вещи лишь ради того, чтобы произвести впечатление, делать все же не будут. Не потому, что нереально подделать, а просто потому, что подделкой это не будет. Как ты имитируешь худобу? А отсутствующие руки-ноги? А пришедший со стороны алтаря импульс смерти, который так отлично резонирует с моей магической силой? И самое главное — невозможно подделать те вожделеющие взгляды, с которыми дети смотрят на чан с помоями! Будь это взрослые, я бы поверил в их актерское мастерство, но совсем мелкие так притворяться просто не способны! Физически! Хоть один бы — да допустил ошибку просто в силу возраста!

И это все то, что я видел своими собственными глазами. С этим — не поспоришь. Так что…"

Но внутренний голос закончить мысль мне не дал, завопив так, что, казалось, его не могли не услышать и за пределами моей головы.

"Своими собственными глазами?! И ты им веришь? Здесь? Ой! Да не смеши меня! Еще бы сказал — верю сердцу! Тупее ничего придумать нельзя! Мы с тобой отлично знаем, что даже среди маггловских нищих полно таких, которые с заходом солнца отращивают себе "потерянные в бою" руки, ноги и даже глаза. Садятся в дорогие машины и отправляются в свои теплые квартиры. А теперь прикинь, на какую высоту позволяет поднять возможность обмана фальшивыми увечьями магия?"

Вспомнив Барти-Моуди, я как-то не нашелся, что тут можно возразить.

"Короче! Думай как хочешь, но и я останусь при своем мнении. И мне любопытно: что же будет завершающим этапом? Чем еще тебя попытаются разжалобить? Хм-м… О! Знаю! Надеюсь, ты готов спасти очередную деву-в-беде, которая уже на низком старте вместе с подставными преследователями ждет тебя где-то среди этой помойки? На месте старосты я бы попытался разжалобить тебя еще этим. На легкодоступную девку-то ты среагировал…"

"Хорошо. Пусть. Но зачем им меня, как ты это называешь, разжалобливать?" — попытался я зайти с другой стороны.

"А на что еще им можно рассчитывать? Всему этому принципиально не желающему работать быдлу, которое даже рожу себе протереть ленится, не говоря уже о большем? Ты помнишь, как там было в стихах написано у великого французского трубадура? "Люд [простой] нахальный, нерадивый, подлый, скаредный и лживый, вероломный и кичливый! Кто грехи его сочтёт?.." Ярчайший пример! Вместо того чтобы взять в руки лопаты, или хотя бы тряпки, и все здесь прибрать и начать жить по-человечески, они предпочитают вымаливать подачки!"

"Но здесь же просто негде работать! И они здесь заперты…"

"Да-а-а? А ты не припомнишь, откуда тебе это стало известно? И грязь тоже негде убирать? Ее ведь и просто голыми руками можно!"

"Хм… Хорошо. Пусть так. Пусть. Я отлично помню стихи Бертрана де Борна. Но ты что, предлагаешь, говоря его же словами, обеспечить: "…как народ, отрядом воинским гоним, бежит, спасая скарб и скот"? Мне что, по-твоему, перерезать тут всех, чтобы они не мучились и не портили добрый вид на эту свалку? Или как? Это при условии, если меня действительно обманывали…"

"Нет, — успокоился внутренний голос. — Зачем? Совсем наоборот. Просто кое-что не нужноделать. А то тебя хлебом не корми, только дай кому-нибудь посочувствовать. Снова и снова повторяется один и тот же сценарий: ты, в приступе борьбы за все хорошее против всего плохого, непрошеным лезешь помогать, накручиваешь себе проблем, а потом спасенные плюют тебе в спину! Нет бы одуматься после, ну, не первого, но хотя бы десятого раза, однако чему бы грабли ни учили, а сердце верит в чудеса! Увидел очередную несправедливость, которая таковой, кстати, может быть только в твоих глазах, а не для местного общества, и опять — вперед, паладинствовать! Не пора ли забыть про мессианство и подумать о своей личной выгоде?"

"Это совсем не так!"

"Да-а-а? А не напомнить ли, чем тот же Малфой тебе за все отплатил?"

"За что — за все?"

"Ну, хотя бы за сорванную дуэль, помощь с грифами и далее по списку… А ведь были и есть еще Барнетт, Уизли, Боунс, Пий… Дальше продолжать?"

"Нет. Не нужно. Но ты…"

"Вот именно, что нет! — перебил меня он. — Я вижу, что в груди твоей уже загорается очередной пожар социальной справедливости: "спасти и обогреть всех". Уймись и успокойся! Ты все равно ничего не можешь сделать! Отвернись в сторону, раз тебе это больно видеть. Кому нужны эти страдания? Только бессмысленный и бесполезный стресс. Ты что, мазохист? " — наставительно произнес внутренний голос.

"А тебе не кажется, что ты…" — но обсуждение двух диаметрально противоположных взглядов на происходящее внезапно прервалось по независимым от меня обстоятельствам. Я, споткнувшись, опять чуть было не рухнул в грязевое болото, заменяющее обочину местной дороги.

Причиной моей неуклюжести в очередной раз стали болтающиеся на ногах казаки. Мало того, что они оказались крайне неудобного и непривычного для меня покроя, так еще и после проверки авроров стали на пару размеров больше, чем нужно. Поэтому вполне закономерно, что мой путь по сокрытому сможет, наверное, проследить даже слепоглухонемой следопыт. Ему достаточно будет одного осязания. Чтобы пройти по той канаве, что я пропахал длинными носами ботинок, и по тем озерам грязи, которые я расплескал, вытаскивая завязшую обувку из местных говен, не нужно родиться настоящим индейцем.

— Та еб твою так! — вслух выругался я и подергал ногой. Засосало мощно.

За сегодняшний день и вслух, и мысленно я уже не раз и не два проклял как свое совсем не вовремя вылезшее пижонство в целом — "не был никогда модником, нехрен было и начинать!" — так и чертовы казаки в частности. А эти твари, будто бы за что-то мстя мне, норовили то зацепиться мыском за первый попавшийся на дороге камень, то завязнуть в грязи, а то и, в случае особо сильного взмаха, соскочить с ноги да улететь куда подальше. Хоть снимай их и иди босиком!

— Может быть, вы какой-то одушевленный артефакт, которому, перед тем как использовать, нужно было принести жертвы? — чуть ли не на полном серьезе ожидая ответа, произнес я и в который раз присел на корточки посмотреть, в каком именно дерьме завязли эти чертовы боти…

…Громкий, сиплый выдох раздается сзади, и около виска проносится какой-то серый предмет. Так близко и так резко, что если бы у меня были длинные волосы, а не короткий ежик, то их бы растрепало-расплескало дуновением ветра этого движения…

А дальше сработали чистые рефлексы, поставленные тренировками с Беллатрикс.

"При первых же признаках атаки, даже просто при подозрениях, немедленно уйти с траектории удара по максимальному количеству координатных осей. Одновременным толчком руки в верхнюю часть тела и ударом ноги в нижнюю (и плевать, что голой ступней, выдернутой из завязшего ботинка — хоть в чем-то польза некрепко сидящей на ноге обуви) лишить врага равновесия. Повалить. Зафиксировать ноги упавшего магией или своим телом. Нанести несколько ошеломляющих ударов. Обезоружить. В зависимости от задачи либо начать допрос с применением пыточного, либо использовать одно из смертельных проклятий".

"Спасибо тебе, Белла, за уроки! — подумал я, осознав, что одной рукой прижимаю нож к шее напавшего на меня аборигена, а другой — фиксирую его руку с палкой, которой мне только что едва не прилетело по голове. — Большое спасибо!"

Вообще-то, мадам Лестрейндж подошла к исполнению просьбы Волдеморта немного потренировать меня так же, как подходила к исполнению всех других Его Приказов — истово и с огоньком. Но вот беда: для обучения самым эффективным заклинаниям и боевым тактикам Упивающихся я был непригоден. Банально не хватало сразу и знаний, и навыков, и магической силы. В тренировочных поединках Беллатрикс, даже будучи недавно освобожденной из Азкабана, все равно стопроцентно "рвала меня в клочья". Без тени шансов для меня. Впрочем, ожидать чего-либо иного было бы глупо (кто Беллатрикс, а кто я?), но процесс "валяния" меня по полу от этого приятнее не становился. Причем она не стеснялась использовать весь свой арсенал (заодно и сама восстанавливала форму), тогда как мне приходилось обходиться весьма куцым набором школьных заклинаний с небольшим довеском от щедрот Барти. На все же мои возражения она презрительно выплевывала: "Твоя слабость и необученность — это твоя и только твоя проблема. Никто подстраиваться под твой школьный уровень не будет!"

И как с этим поспоришь?

Вот только штука в том, что учить и учиться нужно тоже с умом. Уровень даваемого материала должен соответствовать уровню ученика, а не быть для него в данный конкретный момент абсолютно недостижимой вершиной. Какой смысл мне, например, идти на конференцию по математическим доказательствам теории квантовой гравитации, если свои институтские знания по физике и матану я благополучно забыл сразу же, как только закрыл четвертую сессию? (ГОСы перед дипломом потом оказались неприятной неожиданностью.) Так и тренировки с Беллатрикс: Нимфадора Тонкс или Билл Уизли, несомненно, почерпнули бы из них гораздо больше, чем я смог хотя бы заметить. Заметить — про повторить и речи не идет. Может, прием "Бросить в водопад, а там или плавать научится, или слабаку среди нас все равно было не место" един для всех тренеров-Упивающихся? Или же дело в том, что я из своего перфекционизма и ради реализации правила "учиться нужно у лучших" в очередной раз прыгнул выше головы, получив в тренера местную звезду, и теперь страдаю из-за несоизмеримости уровней?

А Белла и впрямь была хороша! Чем дальше по временной шкале отступали призраки стен Азкабана, тем все более наглой (хотя куда уж дальше) и уверенной в себе становилась Беллатрикс. И тем тяжелее приходилось мне на тренировках с ней. Синхронно со всем этим у меня убывало желание учиться и росло намерение найти вменяемый предлог прекратить или хотя бы уменьшить приближенность тренировок к боевым условиям.

Поход к Волдеморту с жалобой на Беллатрикс вариантом избавления точно не являлся. Просить Беллатрикс — тоже бессмысленно. Ей было скучно безвылазно сидеть в подвале у Волдеморта, а тут так удачно подвернулся мальчик для битья. В буквальном смысле для битья. Поэтому полгода мне приходилось в выходные терпеть, выкладываясь на тренировках изо всех сил, а в будние дни неистово искать возможность откосить.

Таковая представилась совершенно неожиданно.

В очередной раз отправив меня в полубеспамятство каким-то новым, особо хитрым и традиционно неизвестным мне боевым проклятьем, Беллатрикс в ответ на мой вопрос "что это было?" после названия заклинания гордо похвасталась: "Я знаю тысячи заклинаний и могу подобрать их для работы с чем угодно!" И тут я, моментально сообразив: "вот оно!", поймал ее на слове. "Так как я не особо силен и опытен, я вынужден использовать подпорки. Моя самая любимая — кинжал из проклятого металла. Раз вы, леди Лестрейндж, знаете столько, не могли бы вы подобрать какой-нибудь прием для комбинированной работы им и магией? Вот им бы мы и занялись, раз уж у меня ничего другого не получается…"

Белла задумалась. Серьезно и надолго. А я — праздновал победу. Правда, в моем мысленном хихиканье, что нашла коса на камень, была некая доля разочарования, так как ответ на этот вопрос был мне достаточно интересен и сам по себе, а не только как средство прекратить тренировки. Но, как оказалось, радоваться (или печалиться) мне было суждено всего лишь полчаса. А потом почти два часа Беллатрикс читала мне крайне интересную и полезную лекцию о том, каким образом в рисунок магической дуэли можно вплести посторонний артефакт или обычный предмет. Таковых способов оказалось очень много. До части из них я вполне мог бы додуматься сам, настолько очевидными они были. Некоторые я не только видел, но и использовал. Остальные же требовали все той же сложной магии уровня внутреннего круга.

Как бы там ни было, вопрос учителю задан, учитель обязан ученику ответить. Белла весьма ответственно подходила к делу, поэтому меня опять ждали тренировки. Но тренировать со мной что-то уровня невербальной и беспалочковой левиосы ей было скучно, поэтому она выбрала для меня самый сложный из припомненных приемов.

Прием этот, точнее связка нескольких движений и заклинаний, родом был из Восточной Европы. Придумали ее, по слухам, цыганские маги, а познакомил с ней английских Вальпургиевых Рыцарей, как бы удивительно это ни звучало, Каркаров. Суть приема заключалась в том, что нужно было последовательно совершить три действия. Замахнуться ножом и подготовиться к резкому шагу вперед. Дальше одновременно совершить "шаговую" аппарацию вплотную к боку противника, дошагнуть вперед и нанести быстрый режущий удар в шею. Третье действие — еще одна "шаговая" аппарация. Прочь из зоны возможного контрудара. Особым шиком, по словам Каркарова, считалось, чтобы пара капель крови из разреза падала не рядом с жертвой, а уже после завершения аппарации рядом с ударившим.

Естественно, особой популярностью этот прием не пользовался. Слишком все сложно. Тут и обязательное отсутствие антиаппарационного купола. И, мягко говоря, нестандартное для волшебника вооружение. И высокая опасность — близкая дистанция. И, самое главное, ненадежность. Для волшебника разрез даже на шее — все же не авада. Атакующему куда проще и безопаснее кинуть бомбарду. Но среди цыган, если верить Каркарову, этот прием популярностью пользовался дикой.

Услышав условия задачи, я уже было облегченно выдохнул — аппарировать-то я пока не умел. Но, как оказалось, обрадовался рано. Мое неумение не помешало Беллатрикс начать заниматься со мной теорией и практикой… защиты от этого приема.

И пусть сейчас меня попытались ударить без всякой магии, но вбитые в спинной мозг рефлексы сработали так, как надо. "В общем, однозначно это было не впустую потраченное время", — подумал я, пристально разглядывая свою добычу.

А смотреть там было не на что. Обычный местный парень. Одежда рваная. Тощий, как глист, хотя, судя по силе сопротивления и крепким мышцам, скорее — как стилет. Лица не видно, так как лежит он на животе, но и без этого я с жалостью признал в нападавшем того самого местного, которому очень не повезло с Найтом. Вон, синяки в прорехах уже налились яркими красками.

"Видимо, захотел отыграться на мне. Месть — это я понимаю…" — кивнул я, а потом перевел взгляд на все еще стиснутое в его правой оружие и… содрогнулся. Это был не металл и не дерево. Это была кость!

Жалость как-то сразу куда-то исчезла, зато жар и холодный пот попеременно — они оказались тут как тут. Ведь волшебник, даже необученный, это тоже в каком-то роде волшебное существо! А это означает, что костью мага можно нанести самые ужасные раны. Те самые, что не лечатся магией!

"Ботинки реально защитный артефакт! Если бы я не наклонился…" — обдало меня холодком осознания.

— Ах ты тварь! — прошипел я и задрожавшими руками надавил на рукоятку. Кровь из разреза медленной ниточкой закапала вниз.

Запоздалый ужас бил набатом в ушах и требовал дорезать урода, а вот жабе было жалко. Учитывая мою удачу, окажется, что это любимый ублюдок какого-нибудь лорда, и за смерть пацана придется заплатить не три-четыре, а все десять тысяч галеонов, да еще в довесок получить кровную месть.

"Без разговора никак…" — понял я.

Убрал нож, чтобы пересесть немного по-другому. Его горлу больше не угрожала опасность быть разрубленным прямо до позвонков, зато теперь мое колено больно давило на позвоночник, плотно прижимая несостоявшегося мстителя к земле. Я перехватил поудобнее его вооруженную руку и начал с силой бить ее о землю до тех пор, пока кулак не разжался. Схватил костяной нож и закинул его вперед, в лужу, где он с тихим бульком бесследно потонул. Вот теперь, когда шансов серьезно повредить мне у парня не осталось, можно и поговорить.

Несколько раз стукнул его головой о землю. Потом перевернул ободранным лицом кверху. Больно зажал горло.

— Ну!

— Кривой Джон хочет твоей смерти! Убей меня! Убей меня, чужак, или я убью и тебя, и всех, кто тебе дорог!

— Блядь, ему-то я что сделал? — удивился я. — И кто это вообще? Староста?

— Да!

Глава 88. Вербовка

"Похоже, что я немного ошибся в своем анализе. И когда это староста успел бы… Стоп. Стоп-стоп-стоп! Что-то здесь не так! Что-то здесь совсем не так!"

Посмотрев по сторонам, я не обнаружил вокруг ни единой души. По устоявшейся местной традиции потомки разбитых мятежников не собирались встревать в дела потомков победивших и, как тараканы, попрятались по своим щелям. Так что допрос можно было продолжать спокойно.

— Ты! — тряхнул я пацана и для стимуляции ударил затылком о землю. — Говори!

— Я ничего тебе не скажу! Ненавижу вас! Ненавижу!

Судя по пылающему яростью лицу, парень не врал. И никакого страха перед жутким наказанием, о котором мне говорил староста, у него тоже не было.

"Похоже, кто-то мне наврал… Сейчас разберемся, кто!" — подумал я, скорчил гримасу пострашнее и прошипел:

— Да ладно-о-о! С-с-спорим, ты изменишь свое мнение, когда я начну отрезать от тебя куски и скармливать…

— НЕ-Е-Е-ЕТ! — послышался из пустоты сзади меня громкий девчачий крик. Что-то толкнуло меня вперед, и тут же по спине заколотили кулачки. Правда, хоть пыла у нападающего было много, эффекта оказалось позорно мало. Настолько "мощными" ударами, наверное, можно было бы пришибить котенка, но уж никак не здорового жлоба навроде меня.

Я резко повернулся и выбросил левую, свободную от чужого горла, руку назад. Пальцы уткнулись в неожиданно плотную, взвизгнувшую в ответ пустоту. Рефлекторно я сильно сжал это что-то и резко дернул руку вниз. Сморгнув соринку с глаза, я с удивлением обнаружил, что держу не воздух, а девчонку лет десяти. Дергаясь с яростью принудительно отмываемой кошки, она в попытках освободиться двумя руками вцепилась в предплечье моей руки, крепко схватившей ее за щиколотку. Внезапно сопротивление пропало.

— Пожалуйста! Пожалуйста! Пощадите его! — заскулила девчонка, глядя на меня со слезами в глазах. Видимо, осознав бесплодность попыток вырваться силой, она решила добиться своего, надавив на мою жалость.

— Дейрдре! — в явном узнавании парень дернулся с такой силой, что пришлось сжать его шею чуть ли не до сломанной трахеи. Или не чуть — у меня под рукой что-то отчетливо хрумкнуло.

"Так. Так-так-так…"

— Кто он тебе? Отвечай, — легонько встряхнул я девчонку.

— Брат! Он мой брат!

"Хм… Прям бандитская семейка. Что один на меня напал, что другая… Но зато допрос пойдет гораздо бодрее!" — переводя взгляд с парня на девчонку и обратно, подумал я.

— Он пытался меня убить. Как ты думаешь, какое за это должно быть наказание?

— Пощадите его! Я сделаю для вас все, что захотите! — завыла сестра неудачливого убийцы.

Услышав такое предложение, я машинально окинул ее оценивающим взглядом и… равнодушно отвернулся. Ни намека на тот поток похоти, что шел от — как ее там называл староста? — "Ал". Девчонка тощая. Особой красоты гены не обещают, можно назвать миленькой, но разве что в силу возраста. Не вымыта добела, но на фоне остальных местных аккуратностью выделяется. Одежда пусть и ожидаемо ветхая, однако не только относительно чистая, но и даже с какой-то претензией на изящество. Во всяком случае, клочья ткани, из которой сшито ее очень короткое платье без рукавов, собраны не просто как пришлось, а определенно образуют какой-то орнамент. Но несмотря на все положительные отличия, эта девочка вызывала желания только — отмыть, откормить, одеть и лишь потом в парк развлечений водить или в куклы играть. На "все что угодно" она еще лет шесть-восемь не годится. "Бедный, лишенный нормального детства ребенок…"

"О боже! — простонал внутренний голос. — Ну, началось…"

"Замолкни! Не до тебя сейчас!" — отмахнулся я. Какая-то важная мысль навязчиво пыталась оказаться сформулированной, но другие постоянно сбивали этот процесс. Что-то было не так. Вот только, что именно?

"Стоп! — наконец неправильность смогла выкристаллизоваться словами. — Никого же вокруг не было!"

— Как ты смогла подойти ко мне? — с подозрением, резко колыхнувшимся вновь, спросил я, параллельно продумывая, как мне, если вдруг случится что, с обеими занятыми руками выхватывать нож и кого из нападавших резать первым.

— Я могу делаться невидимой, если на меня не смотрят…

"Невербальный, беспалочковый отвод глаз! В таком возрасте и без всякого обучения. М-да… Она еще и врожденные магические дары имеет. Кстати! Ну-ка, ну-ка, проверим догадку!"

— Отведешь меня к Кривому Джону? — спросил я, одновременно надавливая нижней частью предплечья вперед и вверх на челюсть моей первой добычи, дабы она своим молчанием обеспечила должную чистоту эксперимента.

— Да! Хоть сейчас!

— Где это? И долго идти? — встряхнул я девчонку еще раз, чтобы не придумала удобный для нее ответ, а быстро сказала так, как есть на самом деле.

— Вот там! — взмахнула она рукой, указывая направление, куда-то чуть вперед и влево. — Недалеко!

— Точно там? Ты не ошибаешься?

— Да! Нет!

— Так да или нет?

— Нет, не ошибаюсь!

"Хм. А домик-то старосты совсем в другой стороне! Как-то не бьется…"

— Кривой Джон — кто это?

— Один парень. Лез к зазнобе его, — рука теперь указывала на лежащего на земле брата.

Два и два сложить было несложно. Меня только что пытались по-детсадовски развести. "Точнее, не пытались, а развели", — честно признал я свою ошибку.

— А ты, как я посмотрю, паренек с секретом. — С большим трудом задавил я в себе вспыхнувшее страстное желание додушить этого малолетнего интригана. — Решил убить меня и подставить своего врага?! Говори! — чуть ослабил я хватку на горле, позволяя просипеть ответ.

— Да. Чтоб он сдох!!!

— И тебе не жалко сотни своих родственников, которые ответят головами за твое нападение? Не увернись я — их бы убили из-за тебя!

— Я тебя хотел только подрезать. Иначе — все бессмысленно. А остальные… Мать умерла. Умру я. Умрет сестра… Мне. Больше. Нечего. Терять.

— А ты что скажешь? — повернулся я к девчонке.

— Да! Из-за него все! Из-за Джона… — зарыдала она. — Вы теперь нас убьете? Может быть, пощадите и только изобьете? Я не буду убегать…

— Не смей! Она ни при чем! Убей меня! — забился парень.

— То есть, пока тебе все еще есть что терять? — усмехнулся я и внезапно почувствовал себя каким-то киношным злодеем. "Великая победа. Довел до слез пару малолеток. Стоп. Опять они на слезняк давят! Ненавижу такие заходы!"

— Хватит реветь! Заткнулись! Оба! — приказал я, и аборигены послушно замолчали.

Я задумался, оценивающе переводя взгляд с обладающей мощным врожденным магическим даром, пробившимся даже сквозь вытягивающие жизнь стены сокрытого, девчушки на бесполезного парня и обратно.

"Хм-м… А почему сразу — бесполезный? Ну-ка…"

— Ты, — тряхнул я парня. — У тебя же есть какие-то способности?

— Да, — неохотно выдавил из себя неудачливый убийца.

— И?

— Что? — буркнул он.

— Говори! Не заставляй меня выбивать из тебя правду. Или мне переключиться на твою сестру?

— Нет. Не надо.

— Ну?

— На мне все хорошо заживает… — еле слышно пробурчал парень.

"Просто изобьете", да?

— А что молчал?

— У нас не принято распространяться об этом. Это тайна, вообще-то. Семейная.

"То-то он так быстро оправился после побоев Найта! Не самый лучший магический дар… Хотя, может, это скрытый метаморфизм или что другое в такой форме проявляется? Может быть, он врач? Врач в боевой группе — это было бы неплохо…"

— А на других пробовал? Работает?

— На других?

— Лечить.

— Нет.

"Грустно, но это пока ничего не значит. Слова вообще мало что значат. Слова… Хм-м".

— У вас правильная речь. Не такая грубая, как у других. Откуда?

— Меня ей и еще много чему учил староста. Хотел сделать возможным преемником. А я — учил сестру. Говорил с ней…

— Староста учил только тебя?

— Нет.

— Скольких он учит? — напрягся я.

— Пятерых.

"Немного. Значит — не армия. Плохо это или хорошо? Потом об этом подумаю".

— Всех одинаково?

— Да.

"И не редкие магические таланты выбирает, как изюм из булки…" Мысли перескочили на разговор со старостой по пути назад.

"— Как реализована процедура… хм, набора?

— Вы приносите разрешение от Министерства, а я предоставляю лучших, на выбор, юношей и девушек, пригодных для службы. Готовых принести любые магические клятвы.

— То есть деньги не вам? — уточнил я.

— Нет, — с каменным лицом подтвердил староста.

— А дальше что?

— Дальше? Дальше вы переходите во внешний мир. Там выбранный вами приносит клятвы. Хозяину. Министерству. Министерство проводит обряд приема выбранного вами, и все.

— А Министерству какие обеты дает мой человек?

— Стандартные. О неразглашении. О соблюдении законов. О непротивлении. Много всяких. С каждым годом их все больше…"

— Учил? То есть, — решил я уточнить еще один любопытный момент, — сейчас больше не учит?

— Да.

— Почему?

Парень молчал.

— Почему? — переадресовал я вопрос девчонке.

— Это из-за драки. С Джоном… — быстро ответила она.

— И? Это у вас запрещено? Драться? Отвечай!

— Защищаться не запрещено, — буркнул парень. — Но староста говорил, что все, кто у него учатся, обязаны привыкнуть разрешать споры без кулаков. И приучить других признавать эти решения. Я обещал. Но не выполнил. Получается — обманул. Староста меня признал негодным к дальнейшей учебе.

— Хорошо… Хоть Джону этому навалял? Или только огреб, а теперь в бессилии пытаешься отомстить чужими руками? А что, удобно, наверное, с твоим даром-то, работать пинкособирателем…

— Я голыми руками кончил двоих его друзей! — вспыхнул парень. Скованность самоконтроля исчезла без следа. — И его бы додавил, если бы нас не растащили!

"…И крови не боится. Отпустить их, напутствовав хорошим пендалем под зад, можно даже не одним?"

"Скажи еще, нанять обоих", — схохмил внутренний голос.

"Нет. Нанимать я их точно не стану. Хотя… А почему сразу "нет"? Девчонка не нужна. Амбридж с костями сожрет. А вот парень может оказаться небесполезным. И вообще, что мы имеем с гуся? С одной стороны и с другой стороны? — Я задумался, складывая на воображаемые чаши весов аргументы "за" и "против". — Минусы в качестве будущего подчиненного. Первый. Пацан напал на меня и хотел серьезно покалечить — то есть он мой враг. Второй. У него это не получилось — не обучен или неудачник. Третий. Дикий — в современном мире ему будет тяжело адаптироваться, а отвечать за его косяки в случае чего мне. Четвертый. Отвратительное уличное воспитание в худшей средневековой форме. Пятый. Ненавидит магов — то есть вероятность срыва весьма высока. Шестой. Эгоист — ради своей мести готов пожертвовать кем угодно…

А плюсы? Первый. Не трус. Напал на меня, старшего и более сильного. Второй. Не дурак. Собирался именно покалечить меня, чтобы я мог рассказать, кто виноват, и подставить под удар его недруга. Третий. Способен на отчаянные поступки. За сто голов вряд ли бы местные отпустили его на тот свет легко и просто. Четвертый. Он явно не слабый маг. Дар самолечения, к тому же. Тем более, может быть, не только "само". Весьма перспективно с учетом того, что впереди война, а я — неспособен на лечебные заклинания и варку зелий. Пятый. Средневековые уличные понятия и уличное воспитание означают весьма простые в реализации способы воздействия. В одной руке большая палка, в другой — маленький пряник. Не нужно будет вспоминать двухтомник о современных методах стимулирования персонала и писать продуманную инструкцию на десяти листах, чем я, помнится, страдал на второй своей вышке. Шестой. Меня, конечно, он не любит, не за что, но не только меня одного. Должен ненавидеть всех без исключения волшебников за пределами Свалки, а это уже перспективно. Седьмой. Ни с кем родовыми узами не связан. Восьмой. Учился у старосты, был обласкан, но теперь — серьезно на него обижен. Ведь не приходится сомневаться в том, что в пуле "лучших юношей и девушек на выбор" все поголовно будут "заряжены" на задания старосты. И, несмотря на все клятвы, доверять им нужно будет с осторожностью. Девятый. Это два мага, которых я спасу! Авось Хаффлпафф мне это зачтет!

В итоге и минусы серьезны, и плюсы неслабые. Но четыре тысячи галеонов! Могу ли я для получения скидки как-то использовать то, что он на меня напал? Судя по рассказам старосты про местные товарно-денежные отношения, ой вряд ли. Снесут башку пацану — "одним больше, одним меньше, всё равно все умрем" — вот и все извинения. Эх! Нужно гораздо больше информации, но времени на это у меня уже не остается", — подумал я, так и не приняв пока окончательного решения.

— Вставайте, — приказал я, убрав руки. — Но не вздумайте бежать.

Оба напавших на меня подростка, один постанывая, другая попискивая, поднялись с земли. При этом избитый Найтом и изрядно помятый мной еле стоящий на ногах старший брат все равно встал чуть впереди, на одних рефлексах пытаясь прикрыть собой сестру.

"Это хорошо. Есть хоть какие-то положительные понятия… и точка давления, — удовлетворенно отметил я. — А может быть, то, что он повстречался у меня на пути, — это намек судьбы? Тогда — не мне в нее не верить, не мне на нее обижаться и не мне игнорировать ее знаки. Все равно кого-то нужно будет брать, так почему бы и не этого, раз сама судьба свела нас? Но, конечно, проверить его нужно в обязательном порядке. Минутка-другая еще есть. Поиграем. Это не староста. На словесном ринге теперь я — боксер-тяжеловес против новичка в легком весе".

Судя по тому, как парень с девчонкой озирались по сторонам, насколько бы плохо у них там ни обстояли дела на самом деле, все равно беседе со мной они явно предпочтут бегство. Дай только возможность. Нужно было сломать "нарастающий ледок".

Засунув руку в карман, я нащупал монету в один кнат, достал ее, зажал в кулаке и краешек показал парню.

— За разговор. Интересует?

— Да! — завороженно кивнул он.

— Как тебя зовут-то, хитрец? — спросил я.

— Киллиан. Киллиан Толстый, сын Казаоира.

— Дейрдре, — не дожидаясь вопроса, сказала девочка.

Английский язык я знал уже достаточно хорошо для того, чтобы в "толстом" узнать не фамилию, а прозвище.

— А почему тебя зовут толстым? — удивился я, окинув взглядом это пособие для изучения анатомии опорно-двигательного аппарата.

— Говорят, из-за слишком пухлых в первые пять дней после рождения щечек, — отвернувшись, ответил он.

Такое чистое и открытое смущение совместно с адреналиновой эйфорией настроили меня на добродушный лад.

— Ладно, "толстый" и, хм, "тощая". Слушайте внимательно. Меня зовут Винсент Логан Крэбб, лорд Крэбб. Что такое "лорд", вы понимаете?

— Нет, — ответила девочка.

— Да, — кивнул парень. — Староста рассказывал.

— Хорошо. Зачем сюда приходят такие, как я, староста тоже ведь рассказывал?..

— Если хочешь себе раба, — перебил меня Киллиан, — то лучше выкупи мою сестру! Ей уже двенадцать, и она родит тебе много сыновей!

"М-да… Жизнь на улице заставляет взрослеть очень быстро. Мой интерес парень прочитал на раз, хоть и интерпретировал его неправильно. Единственным для себя возможным образом. Однако двенадцать — это же первый-второй курс Хогвартса? Не выглядит она на него совсем! Сколько же ее откармливать?! И возможно ли вообще как-то с помощью магии полностью излечить дистрофию и ее последствия? Задам этот вопрос Помфри…"

— Хм… Может быть, потом. Сейчас мне нужен преданный боец, у которого никогда не найдется в ответ на приказ слова "нет".

На это Киллиан никак не отреагировал. Видимо, настолько беззаветная преданность была только для меня чем-то необычным. Для местных же, в случае заключения контракта, делом самим собой подразумевающимся.

— Проблема в том, что у меня сейчас нет столько денег, чтобы вытащить тебя немедленно…

"И желания — тоже. Проверка длиной в год — вот что для успокоения своей паранойи я тебе организую. Тем более, все как-то подозрительно удачно складывается, одно к одному. Сейчас у меня денег на покупку (назовем вещи своими именами) раба — нет, а через год — и не потребуется. Придет Волдеморт к власти, и я вытащу отсюда тебя бесплатно и без всяких клятв… О! Кстати! А почему я зацикливаюсь только на одном? Здесь же, если исходить из выборки, непаханое поле талантов! Бери и верстай в дружину, и плюй потом на потери. Чай не друзья и не родственники. Просто "юниты". Лишь бы денег хватило. Кто-то будет против? Амбридж? Министерство? Ну-ну! Их мнение не будет иметь никакого… О-о-о! Еще шире надо смотреть! Не просто набрать отсюда себе преданную дружину, но и… но и… Да! Это же готовое решение проблемы!"

— …поэтому, — продолжил я, глядя в глаза убитому такими вестями парню, — сколько вам нужно денег, чтобы прожить здесь, скажем, год? Чтобы не было этого: "я умру, сестра умрет"? Это ведь решаемо деньгами? Или нет?

— Да! — с надеждой встрепенулся Киллиан. Переглянулся с сестрой. Зашевелил губами. Окинул меня оценивающим взглядом. И с видом бросающегося в полынью рубанул:

— Мне нужно двести… — Пауза. Быстрый взгляд на мое лицо для проверки, не станут ли его, услышав такую сумму, убивать прямо сейчас. — Шестьдесят. — Глубокий вздох. — Восемь. Кнатов. С половиной. — Опять глубокий вздох и тихий, почти как сип, выдох: — Каждому из нас, господин Крэбб.

— Хех… — усмехнулся я, глядя на замершего парня.

На ум мне тут пришли слова старосты, который жаловался, что мозг здесь тренировать не с кем. Теперь я понял, что он имел в виду. Даже такой не очень опытный физиономист, как я, видел брата с сестрой насквозь. Названная сумма, судя по выражению лиц "сказали и сами испугались", по местным меркам была безумной.

"Значит, в среднем год жизни здесь на человека обходится в сто кнатов. Про "каждому" — это уже очевидная борзость, — наглость парня меня не вывела из себя, а только позабавила. Наверно, потому, что это "каждому" напомнило любимую комедию из детства. — Но надо отдать должное хватке парня. Работает по принципу: "проси больше, чтобы получить хоть что-то"? Не зря, не зря его староста выбрал".

— Давай отойдем.

Парень заметно напрягся.

— Дейрдре! — он выразительно посмотрел на сестру и взглядом указал ей в сторону ближайшей подворотни.

Хитрый маневр "на всякий случай под предлогом обеспечения нужной степени приватности убрать свою глупую, но любимую сестру за пределы досягаемости опасного чужака" позволил Киллиану заметно приободриться. Читающаяся в глазах правильная мысль, что даже если я и захочу отомстить еще и девчонке, то никогда ее не найду в этих трущобах, не учитывала небольшого нюанса. Пожелай я, и за пару кнатов их собственные соседи притащат мне малявку, перевязанную веревочкой с бантиком.

Серьезность ситуации осознала и Дейрдре. Видимо, состояние аффекта, в котором она бросилась на меня, сменилось страхом расправы. Поэтому теперь девчонка только послушно кивнула и уже было шагнула в сторону, как я резким приказом остановил ее.

— Стой! — И парень, и девушка напряглись. — Лови, — кинул я девчонке зажатую в руке монету. — А теперь — иди. И не вздумай подслушивать!

Она понятливо кивнула и скрылась с глаз в подворотне.

— Потом сам решишь, что ей рассказать, а что — лучше не надо, — успокоил я парня. В конце концов, если мне с ним потом работать, то хорошие отношения с самого начала однозначно будут в плюс.

А чтобы сделать хорошие отношения просто отличными, я опять запустил руку в карман. Порывшись, на ощупь растянул горловину кошелька. Залез внутрь и нашел среди взятой с собой россыпи монет галеон. При этом в который раз мне неприятно вспомнился гастрономический загул на югах. На те заплаченные за "пожрать мяса вдоволь" золотые я, судя по ценам, смог бы неделю кормить весь этот поселок.

— Руку вытяни. И спрячь сразу. Понял меня?

Парень кивнул. Я, не показывая никому — глупо было надеяться, что за нашим "общением" не наблюдают из каждой щели местные жители в желании поживиться с трупа чем-нибудь полезным, — положил сжатый кулак поверх его раскрытой ладони. Разжал, роняя монету ему в руку. Показывая свою исполнительность, парень сразу же сжал ее в кулак. Потом аккуратно в торец сжатого кулака подглядел и… обалдело уставился на меня.

— Это… Это… — ошеломленно заикал он.

— Рожу попроще сделай! — пнул я его по щиколотке, напоминая о безопасности.

— Да-да, — понятливо кивнул он и тут же скорчил злобно-испуганную мину.

— Слушай меня внимательно. Этого хватит тебе и твоей сестре?

— Да! Я… Я… Благодарен… Я отслужу… Я… — задохнулся он в приступе эйфории.

"Приятно делать добрые дела. Но и себя забывать не следует…"

— Но ничто не дается просто так.

— Да-да! — закивал он. — Большое спасибо, господин! Я готов принести клятву верности! Хоть сейчас…

— А кто ее засвидетельствует? Здесь есть кто-то с волшебной палочкой и магией?

— Э-э-э… Некому…

— То-то же. Так что с магической пока придется подождать. А вот обычную — можешь уже дать. И учти. Ты и так попытался меня убить — попади ты своим ножом туда, куда целился, и для того чтобы я свидетельствовал против тебя, нужно было бы вызывать некроманта, — так что за предательство я спрошу и с тебя, и с твоей сестры без всякой жалости. Ты понял меня?

— Я… Я… Я буду самым верным и преданным вашим слугой, господин. Клянусь!

Посмотрев в эти горящие истовой благодарностью глаза, я, скрепя сердце, поверил и кивнул.

"Наверное, внутренний голос сказал бы что-то вроде: "как просто тебя купить". И это будет правдой. Но без веры в лучшее жизнь — бессмысленна, — подумал я. — Тем более, что для меня сейчас этот галеон? А тут он позволит спасти две души… Надо только будет хорошенько продумать магическую клятву. Чтобы не получилось так, как с моей о неразглашении…"

— Хорошо. Помни об этом постоянно. Теперь слушай первое задание.

— Я весь во внимании, — подобрался парень.

— Один преданный — это хорошо, а целый отряд таких — намного лучше. Поэтому присмотри, ты же здесь наверняка всех знаешь, еще четверых… Нет — лучше девятерых… Дюжину. Да. Дюжину юношей и девушек, которые смогут заключить со мной такой же договор. Верность — обязательная. А также высокие моральные качества. Конченого отребья мне не надо. Все понятно?

— Да.

— Повтори.

"Наступать на те же грабли, что и Волдеморт, я не собираюсь".

— Найти двенадцать человек. Сильных. И без гнили.

— Верных.

— Да. Верных.

— Верных мне, а не кому-то еще.

— Конечно.

— Дальше. Обратись к старосте. Возможно, он сможет вас немного потренировать. Пусть без палочек, но хотя бы жесты и вербальную составляющую отработаете. Ясно?

— Да. Но…

— Бесплатно он вас учить не будет. Да и остальные… — я опять потянулся рукой в кошелек. Снова наощупь нашел золотые, на этот раз два. Переложил их в карман к медной мелочи, а кошелек с оставшимися деньгами вытащил и бросил в руки Киллиана.

— Это на расходы. На отряд. Не смотри сейчас. Там… много. Очень много. Никому об этом не говори и не шикуй, как бы ни хотелось. Распоряжайся аккуратно. За такую сумму и у нас убивают, а уж здесь, наверное… — "Черт. Об этом я не подумал. Желая произвести убойное впечатление, я серьезно подставил парня. Ну да будем надеяться, что он вывернется". — У вас же здесь есть кто-то, кто следит за порядком? Вот иди к нему и заплати ему по максимальной ставке за "крышу". Эх, времени нет! Поговорил бы с ним сам… Ясно все?

— Да.

"Надеюсь, он успеет…"

— Смотри. Не подведи меня! Иначе…

— Я не подведу!

— Ну дай-то бог… — с показным сомнением произнес я. — Ну, все на сегодня. Пока давай, — протянул я Киллиану руку, которую он, поклонившись, истово пожал обеими руками.

— Жди меня. Готовься…

— А сколько ждать-то, господин Крэбб?

— Пока не приду. Но ты все равно никуда не спешишь…

"А вот я, если не хочу здесь зависнуть, — совсем наоборот, — думал я на бегу, желая успеть к выходу из сокрытого вовремя. — Какие фортели, однако, выкидывает судьба! Он хотел меня прикончить, я его отпинал, а в итоге — мы мирно разошлись, довольные друг другом. Да, внутренний голос прав, и я не могу спасти всех без исключения, детей… но почему бы не спасти хотя бы двух? И заодно совместить правильное с полезным?

А деньги… Я ничего не теряю. Уж двадцать-то галеонов парень отработает в любом случае. Если покажет себя хорошо — станет доверенным исполнителем. Можно будет повесить на него самую сложную работу — контроль Отряда Крэбба. Ну а если плохо, то работа будет самая грязная. Из разряда одноразовых. Как-никак он хотел меня убить, так что можно не миндальничать…"

Уже на портальной площади перед самым переходом домой, когда мы с Найтом молча стояли за желтой линией и смотрели, когда же появится магический проход, подал голос внутренний, хех, голос.

"Знаешь, — презрительно произнес он, — а я ведь шутил, когда говорил про девочку. Но ты совершенно безнадежен. Что пнем об сову, что совой об пень! Зачем тебе это так?"

"Не понимаю тебя, чем ты недоволен? Вроде бы все прошло "без соплей", строго, как ты любишь…"

"Без соплей? Да кому ты врешь?! Мне? Себе? Неужели ты думаешь, я не понял, что основной причиной, по которой ты решил его нанять, была жалость? Ты просто эту соплюху пожалел, а через нее и ее брата!"

"А даже если это и так? Я так хочу, и все тут!" — жестко отрезал я.

Я действительно так хотел. Да, я не самый лучший человек. Да, убийца. Но все это больше по необходимости, а не по зову сердца. И я не хочу стать полностью бесчувственным уродом, которому плевать на все и вся. На закон, на совесть, на этику, на любовь…

Видал я таких. Был долго знаком даже. Им нет никакой сложности отвернуться в сторону от заплаканной попрошайки-младшеклассницы в подземном переходе с пакетиком в ногах и криво написанными на картонке словами: "Помогите умерла мама". Им даже не надо успокаивать взбрыкнувшую совесть воспоминаниями о репортажах-расследованиях про жирующих на человеческом сострадании как бы нищих. Они могут, закованные в свою черствость, как в танковую броню, пройти мимо собирающего копейки бомжа. Им смешно оценить "ловкость и отработанность удара", с которым согнутая годами старушка сминает вытащенную из урны алюминиевую банку.

"Я таким стать не хочу! Душа или болит, или ее нет…" — вспомнил я прочитанную где-то цитату, как нельзя более точно описывающую мое мировоззрение.

"Ах так? Болит, значит? Или нет, значит? Ну хорошо. Раз ты такой умный, то — на!" — сказал, как сплюнул, внутренний голос и замолчал.

И вдруг что-то стало не так. Вроде бы и было, как было, но и одновременно с этим неуловимо изменилось. А потом я вдруг понял, что именно. Только сейчас я осознал, что последние три часа смотрел на все вокруг, как через толстое тонированное стекло. Как на научно-популярный фильм-реконструкцию "Жизнь древних народов мира". Причем за фильм взялся не из интереса, а по необходимости или чтобы убить время, с вытекающим из этого отношением к происходящему на экране. Отстраненно и спокойно, с пожатием плечами — "плохо, конечно, но живут же люди и так…" Слишком спокойно и отстраненно для меня. А сейчас эта скорлупа вдруг исчезла, и тут-то меня накрыло осознанием всего произошедшего.

"Боже! — молча воззвал я. — Как же у меня все хорошо!"

Только сейчас до меня дошло, что мой старт в этом мире мог оказаться с совсем другого уровня. Да что там уровня, тут, скорее, речь идет о порядке, да и не одном! Я вполне мог попасть не в наследника чистокровной семьи с сильной магией, серьезными связями и предельно лояльным отношением власть имущих, а вот в какого-нибудь из этих пацанов. Жить в нищете и полнейшей безысходности. Драться насмерть в очереди за плошкой помоев. Жрать их, и то не вдоволь. Мечтать подложить свою сестру под какого-нибудь старпера, лишь бы она ела чуть лучше. Всегда быть готовым подставить рожу под пинки местных и задницу — под понятно что пришлых. И считать деньки до того, как твой сосед или, что хуже, сын или дочь сопроводит тебя на алтарь…

"Зато было бы доступно великое счастье большинства попаданцев — трахаться вволю с малолетками! Удача же! Или нет?" — жгли мой разум едкие, как царская водка, мысли.

Казалось, даже окклюменция не поможет мне вспомнить, как я вернулся домой. И повторный допрос с целью убедиться, что вышел именно тот, кто вошел; и перемещение домой по камину; и вопросы обеспокоенного Уэйна — все прошло как не со мной. Просто в голове бушевал шторм пустоты. В очередной раз увиденное в этом мире оказалось слишком чудовищным для моего все еще совсем тепличного восприятия реальности.

"А ведь все они, все эти дамблдоры, фаджи, боунсы, все эти хорошие и плохие, все они — знают. Знают, но не делают ничего, чтобы эту ситуацию исправить. Им важнее выборы выиграть или ребенку новую метлу прикупить, чем спасти детей от смерти. Более того, весь их мир — вся их "достойная жизнь" в буквальном смысле стоит на крови. Твари. Все одним миром мазаны! Всех бы вас, одним ударом…" — тут я весьма ярко представил, как выстраиваю все Министерство в одну колонну, во главе ставлю Дамблдора, после чего медленно, чтобы те смогли вволю насладиться ожиданием приближающейся смерти, проезжаю по ним катком. Так, чтобы кровища и потроха вылетали в сторону, чтобы вопли ужаса, чтобы страх… перед воздаянием. Чертовы лицемеры!

Чтобы не сорваться окончательно и не разгромить свой кабинет или не убить кого-нибудь, я…

— Лотта! — позвал в пустоту.

— Да, хозяин, — с тихим хлопком материализовалась в комнате эльфийка.

— Лотта, принеси мне выпить.

— Но, господин! Вы запретили Лотте давать хозяину алкоголь…

— Быстро, тупая ты тварь! Иначе завтра же получишь одежду!

Домовая в испуге исчезла, и вскоре на столике появились заказанные предметы: коньячный бокал, коробка сигар из "загашника на совсем черный день" и двухлитровая бутылка дорогого виски, когда-то купленная для "подмазки" Филча, но так и не подаренная. Вариантов было два: либо я сейчас напьюсь в стельку, либо от всего увиденного у меня просто лопнет голова! То есть по сути выбора как такового и не было…

Я сел в кресло. Магией зажег сложенные в камине дрова. Налил полный бокал огневиски и залпом выпил половину. С непривычки опять дико перехватило дыхание и чуть не вывернуло обратно, но я силой удержал алкоголь в себе. Отдышался — и резко допил стакан. Зажег сигару. Сделал первую глубокую затяжку и чуть в кашле не выплюнул легкие. Немного переждал и сделал следующую тягу.

"Почему люди такие твари? Вот как тут не вспомнить любимое присловье моей бабушки: "Создал Господь — и сам заплакал"? Точнее и не скажешь. Но почему? Ведь должны же быть какие-то границы?"

Сколько так сидел — накачиваясь алкоголем с никотином и задавая безответные "почему", — я не знаю. Знаю только, что уровень жидкости в бутылке постепенно дошел до половины, а коробка сигар опустела на треть. С каждым новым глотком виски пился все легче и легче, сигары уходили вообще совершенно незаметно, но при этом я совершенно не пьянел.

— Почему? — в который раз спросил я пустоту.

— Я смотрю, лорд Крэбб, вас весьма впечатлила поездка? — неожиданно услышал я голос, который невозможно было перепутать ни с каким другим. Как-то совершенно неожиданно соседнее кресло оказалось занято моим учителем. Когда он появился и как — вообще не заметил.

Невидящим взглядом я посмотрел на Темного Лорда и равнодушно повторил свой вопрос:

— Почему?

Легкое напряжение защиты показало, что Волдеморт считал мои мысли.

— Хм… — после длинной паузы сказал он. — Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я борюсь с Министерством и Дамблдором? — И, глядя в мои пустые глаза, тяжело вздохнул: — Меня считают кровожадным маньяком, помешанным на чистоте крови, но это лишь маска. Ты видел, в каких условиях существуют маги на задворках Лютного переулка? Магглам — даже магглам! — сейчас живется лучше, чем магам! И никто, — распалялся Волдеморт, — никто не собирается ничего делать. Что им есть? Где жить? А ведь Хогвартс практически безразмерный — и он мог бы принять каждого!

— И почему этого нет?

— Спроси об этом Дамблдора! Может, ты что-нибудь поймешь из его слов. Я в свое время его ответа: "так будет лучше для всех" — не понял и не принял.

— А Министерство?

— А Министерство боится тех, кого оно так долго держит, по сути, за двуногую скотину. Видишь ли, и у магглорожденных волшебников, и у полукровок есть в жизни хотя бы два пути. У тех же несчастных нет вообще ни одного. Их судьба проста: родиться в грязи, кое-как прожить в холоде и голоде лет до двадцати — двадцати пяти и отдать свою жизнь и свою магию на расширение Свалки.

Знаешь, пока был в теле Квиррелла, я часто смотрел в магглорожденных и полукровок. Мне было любопытно, что там, в проклятом мной мире, изменилось. И что же я увидел в каждом из них? Достаток. Каждый из магглорожденных, кто учился тогда, четыре года назад одновременно с тобой в Хогвартсе, не бедствовал в своем мире. И даже Поттер, отправленный Дамблдором к мерзким магглам, даже он по сравнению с детьми Пустошей жил как в раю. Кстати, напомни мне, после того как я убью Поттера, казнить этих магглов. Хоть Поттер и враг мне, но те магглы посмели издеваться над магом!

Волдеморт сделал паузу и продолжил уже каким-то непривычно ласковым тоном:

— Пойми, Винсент, лорд Крэбб, каждый полукровка, каждый магглорожденный может легко устроиться в своем, маггловским мире. Но вместо этого они занимают места в мире магов. В нашем с тобой мире. Места в Хогвартсе, места в Мунго, места в Министерстве, места в лавках и на фермах… Чужие, — голос Волдеморта взлетел, — места, которые по праву Крови принадлежат рожденному волшебником! Знаешь ли ты, что ввод одного магглорожденного в магический мир: обучение в Хогвартсе, чары надзора, укрытие, обеспечение всем необходимым в новом для них окружении и все прочее — обходится Министерству в сумму порядка пятидесяти тысяч галеонов? На одного! Да, конечно, потом они отработают, став по сути безгласными рабами Министерства, но… Но за эти деньги можно было устроить судьбу сотни детей с Пустоши! Именно поэтому я против полукровок и магглорожденных, а не потому, что лично мне они не нравятся! У нашего мира есть гигантский резерв, но его никто не собирается использовать так, как нужно!

Волдеморт внимательно на меня посмотрел и закончил:

— Надеюсь, ты искренне поможешь мне в борьбе за наше общее будущее, Винсент…

— Эм… Учитель! А как вы узнали?

— Я же все же твой учитель-в-магии…

— Да нет. Я не про это. Я про Свалку. И как вы так свободно говорите об этом?

— Я как-то раз допросил аврора, что там служил охранником.

— А как же клятвы? Почему они не сработали? — не мог не полюбопытствовать я.

— Они сработали. Тот волшебник с хохотом умер на допросе… Глупец.

— Глупец?

— Конечно. Он забыл, что любые клятвы действуют только до тех пор, пока есть своя, личная магия. У животных, магглов, портретов и у… поднятых инферналами ее нет, ученик. Некромантов не любят еще и за это, поэтому тебя никогда не примут! Никто не примет! Кроме меня… — Волдеморт снова сделал долгую паузу и закончил советом: — И да. Я настоятельно тебе рекомендую посетить мастера окклюменции. В Лютном, как мне рассказывал Барти, есть один такой…

Темный Лорд ушел, а меня вдруг резко и неумолимо, словно девятый вал, накрыло опьянение. Из последних сил я еще было попытался дотянуть свое тело до кровати, но не смог, и отрубился прямо там, где упал. На ковре в кабинете.

Интерлюдия 33

Мало кто мог похвастаться тем, что видел Темного Лорда в прекрасном расположении духа. И причиной тому была не скромность ближайших сподвижников Волдеморта, и не относительная их малочисленность, и даже не удручающая редкость такого состояния повелителя, особенно после возвращения его из мертвых. Дело было в другом. И без того славящийся тяжелым характером Темный Лорд в минуты радости был для окружающих даже опаснее себя же взбешенного. Ибо если гнев предсказуемо выливался в многочисленные злые круциатусы, которые приходилось со смирением принять и перетерпеть, то "милые шутки" принимали порой настолько неожиданные и уродливые формы, что каждый упивающийся для себя давно уже затвердил: "в редкие минуты счастья Волдеморта лучше держаться от него подальше". Поэтому довольно улыбающийся Темный Лорд сейчас сидел в зале совершенно один, не считая своей любимой Нагайны. Длинное чешуйчатое тело волшебной змеи обвивало его кресло, аккуратно прижимаясь к черной мантии. Грелось теплом и магией своего повелителя.

— Это так приятно — вспомнить молодость, не так ли, моя дорогая? Ведь когда-то я и без легилименции мог угадать тайные желания собеседника. Очаровать его. Используя не магию, а всего лишь обычное слово, привлечь на свою сторону… Правило простейшее — "говори только то, что хотят от тебя услышать", а какое действенное!

Волдеморт ласково погладил Нагайну по голове, отчего по ее телу пробежала судорога удовольствия. Змея довольно зашипела и на мгновение чуть сильнее сжала свои кольца.

— Однако, кто бы мог подумать! Какая неожиданная болевая точка! Такой правильный юноша на поверку оказывается еще более жалостливым и добреньким, чем я подозревал. "Слезинка ребенка"! Ха-ха-ха! — В пустом зале смех Волдеморта звучал пугающе гулко. — Действительно, прав был Барти. Злой, но слюнтяй. Вот что делает с правильным темным магом примесь дрянной светлой крови. И факультет неудачников. Не нужно повторять таких ошибок…

Волдеморт надолго задумался.

— Свалка и ее жители… Ученик вовремя напомнил о них. Крэбб, хитрец, так и не предложил мне того, о чем подумал. Невысказанная вслух, но отлично читаемая в памяти мальчишки мысль набрать оттуда абсолютно преданные боевые отряды, готовые рвать глотку любым волшебникам: магглорожденным, полукровкам, чистокровным, меня… здорово посмешила! О, Мерлин! Какой наивный бред! Я начинаю сомневаться, что Крэбб хоть как-то воспитывал сына! Откуда вообще Винсент набрался такого "душеспасительного" бреда? Считает себя средневековым рыцарем?! Если и да, то не реальным, а из полностью оторванной от действительности слезливо-романтической писанины начала века! Даже ребенком, еще не зная, что я — волшебник из древнейшей семьи и потому намного выше всего окружающего меня сброда, — даже тогда я не верил в эти сказочки! Неужели, упиваясь своим "рыцарством", ученик не задал себе элементарный вопрос — почему это до такой простой идеи никто не додумался до него? Конечно, мальчишка может и не знать, что любой волшебник, настолько долго проживший в условиях магического истощения, должен некоторое время провести в месте силы, иначе его просто сожжет неконтролируемым потоком магии. В Британии естественное место, пригодное для этого, только одно. И ни Диппет, ни Дамблдор, ни министр магии, как бы его ни называли, никогда не соглашались, не согласятся использовать его в таком качестве. Ведь благодаря этому только Министерство с его хранилищем артефактов и старые чистокровные семьи, обладающие родовым алтарем, имеют возможность брать себе волшебников со Свалки. Нет, брать-то может любой, хотя сами разбегутся, но выжить… Пусть Крэбб этой секретной информации не знает, но другие причины лежат прямо на виду и доступны любому волшебнику, который заставит себя хоть немного задуматься над этим! Социальные, например: как удержать в узде тех, кто привык ненавидеть волшебников и бояться "людоедов-магглов". Экономические — многим даже чистокровным волшебникам сейчас себя сложно найти в скрытом Статутом волшебном мире, а этих новичков, не способных ни на какую нормальную работу, что, придется кормить бесплатно? Политические — остальные страны не будут спокойно смотреть на то, как усиливается их враг, и навалятся со всех сторон, как собаки на медведя. История возвышения и падения Гриндевальда это отлично доказывает… Впрочем, — усмехнулся Волдеморт, — это даже в чем-то хорошо, что Крэбб не задумывался. — И перейдя на парселтанг, прошипел Нагайне: — Чем слабее и глупее наши враги, наивнее и предсказуемее — друзья, тем нам проще, не так ли, моя дорогая?

— Хочешь, — зашипела в ответ Нагайна, — я убью его для тебя?

— Нет. Будучи настолько бездарным политиком и таким слабым магом, он все равно еще способен послужить мне… Например, как сейчас, наведя на весьма забавную мысль. Как это ни смешно, но мнение Крэбба "маги не должны жить так!" полностью совпадает с моим. Здесь я ничуть не обманывал его. Поэтому, после того как власть окончательно окажется в моих руках, я планировал позаботиться о магах Свалки. Отобрать оттуда некоторых полезных, а избыточных… Однако, прочитав воспоминания Крэбба, я задался парадоксальным вопросом: а зачем ждать так долго? Ведь если разыграть эту карту прямо сейчас, открываются совершенно потрясающие возможности для смещения действующей власти. Что придется делать Министерству, если изгнанники, питающие его фундамент своей магией, в самый неудобный момент внезапно все до единого умрут? А еще интереснее, что оно будет делать, если узнает о моих планах нанести удар именно туда? И последний вопрос: как мне его подтолкнуть к этим самым очевидным ответным мерам, после принятия которых волшебники будут готовы служить кому угодно, лишь бы только он избавил их от такой альтернативы?

Интерлюдия 34

Если бы Киллиана по прозвищу Толстый спросили, какое его первое детское воспоминание, то он бы с уверенностью ответил — голод. Но здесь, на Свалке, этим никого не удивишь. Такое же и первое, и второе, да и, пожалуй, третье детское воспоминание было, за редким исключением, у каждого рожденного здесь. И не только детское. Голод был вечным спутником изгнанников магического мира. С ним они рождались, с ним вместе жили и с ним умирали.

Население сокрытого было не очень большим и практически не росло, а климат внутри отлично подходил для земледелия. Не сухо. Тепло, но не жарко. Зимы без заморозков. Не бывает ураганов, наводнений, землетрясений. Через вечно затянутое облаками "небо" проникает достаточно света. Да, земли небогатые, но первые способы окультуривания изобретены задолго до того, как за спиной последнего изгнанника закрылись врата сокрытого. И природа позволяет, и рабочие руки есть, и даже растет все неплохо… Казалось бы, откуда тут появиться голоду? В таких условиях голодать способны разве что хронические бездельники, которые из лени еле-еле растят необходимый для выживания минимум, надеясь на подачки доброго дядюшки снаружи.

Однако так казалось только на первый взгляд. Не были запертые в сокрытом волшебники ни лентяями, ни идиотами. И голодали они по одной простой причине — выросшее в условиях оттока магии пригодным в пищу оказывалось весьма ограниченно. Практически все растения и животные, что смогли приспособиться выживать здесь, приобрели свойство вытягивать магию отовсюду. В том числе и из тела того, кто ест их плоть. Потерявший же магию волшебник очень быстро начинает расплачиваться со Стенами своей жизненной силой, что быстро приводит на алтарь. В частности также и этим объясняется высокая детская смертность на Свалке. Оставленный по тем или иным причинам без присмотра взрослых ребенок, в силу возраста пока еще не обладающий разумом и силой воли, начинает от голода тянуть в рот все подряд, с полностью предсказуемым итогом.

Киллиану, в отличие от множества других, родившихся в сокрытом, но так и не доживших даже до юности, относительно повезло. Его родители прожили достаточно, чтобы парня "поставить на ноги".

Отца своего, Казаоира, Киллиан помнил очень смутно. Тот отдал Долг Крови, когда мальчику было всего три. Мэрсайл, вдова Казаоира, старалась изо всех сил, но из семерых своих рожденных живыми детей смогла сохранить только Киллиана и его младшую сестренку Дейрдре. Остальные младшие и старшие братья-сестры оказались слишком слабы, чтобы выжить в суровых условиях Свалки, или даже просто для того, чтобы здесь родиться.

Когда ему было восемь, случилось то, что рано или поздно должно было случиться — Мэрсайл тяжело заболела. Жизнь стала стремительно покидать ее тело. И это неудивительно: роды числом в дюжину и почтенный возраст — если верить зарубкам на годовом столбе в том углу развалин, что их семья считала своим домом, ей должно было исполниться уже целых двадцать пять лет.

Всем на Свалке известно: болезнь — это безусловная скорая мучительная смерть. Поэтому, чтобы хоть как-то поддержать своих детей, она продала место в очереди Долга Крови другому — старухе, которой уже подходил срок, но у которой были деньги для обмена на чужую жизнь. На них мать купила Киллиану и Дейрдре дополнительную ежедневную миску похлебки в течение следующих пяти лет. Оставлять еще не вполне взрослым детям монеты Мэрсайл обоснованно побоялась.

Согласно традициям помочь человеку отдать Долг Крови — обязанность его ближайшего родственника. Таковых у Мэрсайл, вдовы Казаоира, было только двое. И восьмилетнему Киллиану предстоял выбор, оказаться перед которым не пожелаешь и врагу: либо собственными руками вонзить каменный нож в сердце лежащей около Края Мира матери, которая настолько любила его, что пожертвовала жизнью, либо… поручить сделать это своей шестилетней сестре.

Киллиан умолял мать не оставлять их. Он был готов сам занять ее место, что допускалось по обоюдному согласию, но она отказалась. "Поклянись, — шептала Мэрсайл непослушными губами последние слова, — что позаботишься о сестре. Поклянись мне, что она переживет тебя! Я люблю вас, но не могу больше защитить! Ты теперь старший! Поклянись мне!"

Как не запомнить такое обещание? Хотя Киллиану было и обидно недоверие — зачем требовать клятву там, где и так других вариантов просто нет? — он все же признавал за матерью право на такое требование. Ведь случаи, когда за лишнюю миску из Котла убивали даже родных братьев и сестер, были на Свалке совсем нередки…

Несмотря на чудовищность цены, нельзя не признать, что уплачена она была не зря. Эта миска здорово выручила детей. Киллиан и, тем более, Дейрдре были слишком малы, чтобы полноценно работать. Ну а "гарантированный для выживания минимум" не зря назывался именно так. Там в тарелку лили ровно столько, чтобы не сдохнуть, и ни каплей больше. И подкупить — нечем, да и бессмысленно. Когда за Черпием Котла со всех сторон следят десятки голодных глаз, схитрить что в ту, что в другую сторону не получится.

К счастью, и Киллиан, и Дейрдре обладали отличным здоровьем. Их Жизнь должна была начать истекать еще не скоро. Киллиан пошел в отца — жесткого, а иногда и жестокого мужчину, всегда готового не упустить своего, чьим бы оно до этого ни было. К тому же он рос не только сильным и ловким, но и сметливым пареньком с неуемным любопытством, которому помехой не был даже пустой желудок. Все это позволило Киллиану пробиться так высоко, как только можно, — он стал одним из пятерых, тех самых личных учеников старосты, из которых потом получается наследник. А это не только бурный поток информации, утоляющий жажду знаний, но и усиленный паек, а также возможность сопровождать гостей "из наружи". В удачные деньки за услуги проводника после вычета доли старосты и общества можно было насобирать до половины кната! Огромные для сироты деньги!

Деньги! На Свалке радовались любой вещи из внешнего мира, но особенно радовались деньгам. Казалось бы, самая бесполезная вещь, ведь тратить их здесь негде и не на что. Однако это не совсем так. Не будь портала в большой мир, деньгами, действительно, можно было бы мостить дороги, но при его наличии все представало совсем в другом свете.

Когда больше двухсот лет назад в сокрытое отправили огромное количество ирландских волшебников, беженцы от войны затолкали в магические котомки массу полезного: строительные и поделочные дерево и камень, готовую пищу и домашних животных на развод, семена и саженцы, одежду и ткани, древние манускрипты и писчие принадлежности для новых книг, драгоценности и магические артефакты. В общем, не стесняясь, собрали гигантскую кучу всего, что помогло бы превратить пустыню сокрытого в цветущий сад земли обетованной. Более того, Министерство магии, обязавшееся согласно условиям мирного договора не отнимать ничего из того, что побежденные берут с собой, в кои-то веки не обмануло магическую клятву, а совершенно честно всё собранное помогло переместить внутрь. Видимо, уже тогда хитрые англичане предвидели, чем всё это в итоге закончится — все ценности перетекут в карман владельцев портала.

Так и вышло. Сделка подразумевает согласие обеих договаривающихся сторон, но о какой честной цене может идти речь, если одна из сторон — монополист? Так изгнанники, рассчитывавшие на свой монополизм в производстве редких ингредиентов, мечтали о сверхприбылях, но… спустя несколько десятилетий реальный монополист — Министерство магии, контролирующее единственный проход в сокрытое, выменивало по весу древние магические артефакты безумной стоимости на самую дешевую еду. Однако продажа всего, даже самых-самых почитаемых реликвий не решила проблему притока необходимейших вещей из внешнего мира. Ведь взятый с собой антиквариат был конечен, а потребности из года в год — постоянны. Орудия труда, нормальная еда, лекарства, одежда, информация наконец… Колония в сокрытом нуждалась абсолютно во всем, но купить это все можно было только за живые деньги, причем по совершенно диким расценкам. Конечно, была контрабанда, на которую до определенных пределов Министерство смотрело сквозь пальцы, взимая свою долю, однако проблемы она не решала. Далеко не каждый (и так редкий) посетитель соглашался брать на реализацию редкие ингредиенты. А вот монетки, которые не пахнут и источник которых нельзя отследить, — совсем другое дело. Из-за этого деньги внутри сокрытого стоили очень дорого. Намного дороже, чем во внешнем мире. Даже потребовалось ввести совсем уж мелкую монету, неизвестную в большом мире: десятую кната — фартинг. Роль монеты в один фартинг за неимением металла для чеканки играли специальные кусочки кожи с подписью старосты.

Таких у Киллиана было припрятано немало.

Однако даже добившись настолько крупных успехов в обеспечении себя и своей сестры, Киллиан не стал почивать на лаврах. Помня о своей клятве, он продолжал, как в детстве, по утрам рано-рано (это когда можно различить вытянутую руку) вставать и бежать на пустырь. Там, совсем близко к Краю Мира паслись притворяющиеся грибами мурлокомли. Сами по себе эти паразиты несъедобны, зато своими щупальцами они каким-то чудом могут находить в совершенно безжизненной (не раз проверено) земле длинных ярко-красных червей. Если хорошо выучить повадки мурлокомлей, то можно четко определить момент, когда тот уже поймал червяка, но еще только собирается его съесть. В этот момент нужно резко выдернуть "гриб" из земли и быстро вытащить из сопротивляющихся ограблению щупалец хотя бы часть добычи. Если не зевать, то до "восхода солнца", когда черви куда-то сразу же пропадают, можно набрать целую горсть ценной, редкой для Свалки еды животного происхождения. Обратно Киллиан тоже не спешил. Он двигался кружным путем, обходя свою "ферму" — примеченные им места в развалинах, где незаметно для других росли белоголовики. Эти грибы, пока они еще молоденькие, со шляпкой не больше ногтя, относительно безопасны в плане истощения магии. Чтобы набрать пару горстей, требовалось перевернуть не один камень — зато если растереть их между двумя плоскими кусками дерева вместе с пойманными червями, то к тому моменту, когда Дейрдре вставала и умывалась натекшей с крыши за ночь росой, ее уже ждал питательный завтрак, который позволял не "дотянуть", а нормально себя чувствовать до обеда.

В общем, все вместе это позволяло сиротам жить очень неплохо. Раз в месяц устраивать себе праздник и есть почти досыта. Кое-что откладывать на черный день. И… даже с уверенностью смотреть в будущее, позволяя себе невероятную роскошь брезговать некоторыми возможностями заработать. Так, когда многие ровесницы Дейрдре уже с восьми-девяти лет были вынуждены добывать дополнительный половник баланды лежа на спине (беременные получали усиленный паек) и рожать первенца уже в десять, сестра Киллиана благодаря усилиям брата могла себе позволить свободу. Не испытывая нужды, которая непрерывными родами быстро превращает молодую девушку в сущую развалину уже к двадцати, Дейрдре спокойно взрослела, расцветая с каждым новым днем. Как, впрочем, и ее брат. В высокого и по местным меркам хорошо обеспеченного жениха стреляли глазками даже шестилетки. Но Киллиан не собирался жениться. Это — дорого. Сначала нужно было обеспечить безбедную жизнь сестре. И лучший вариант решить эту проблему — найти ей хорошего мужа.

А вот с этим были сложности. Без сомнения, идеальным претендентом был бы какой-нибудь колдун "из наружи". И ему польза — магически очень сильный ребенок будет, и избраннице — невероятное везенье оказаться на свободе. Где всегда много еды и где можно прожить больше двадцати-тридцати лет и не лечь на алтарь, поручая сыну свое же убийство. Даже то, что внешники предпочитали не жениться, а брать жительниц Свалки в качестве наложниц, а после рождения двух-трех детей продавать надоевших в бордель, не было таким уж серьезным минусом. Впрочем, в реалиях мира, где из всего спектра развлечений присутствуют только ужасная грибная брага и секс, таким мало кого испугаешь. Как и беременностью лет в десять…

Между прочим, Дейрдре для чужаков была завидной невестой. Видимо, чтобы хоть как-то возместить свою главную ошибку — рождение в таком ужасном месте, судьба щедро наградила Киллиана и Дейрдре магическими дарами. На парне уже с одиннадцати лет "заживало как на собаке", а его сестру, если она не хотела, чтобы ее нашли, даже посреди пустой центральной площади никто не видел. Проверено.

Словом, жили брат с сестрой, не особо тужили, но однажды относительно светлая полоса в их жизни закончилась.

Все началось два месяца назад, когда банда Кривого Джона напала на Лилис — подружку Киллиана. Упившийся вересковой браги здоровенный жлобина (а чего ему не быть здоровым, если папашка из наружных, обрюхатив понравившуюся девчонку, про своего ублюдка не забыл и помогал, ежемесячно присылая целых два сикля — невероятные деньги для Свалки) захотел потрахаться. Случайно ему встретилась Лилис, идущая на свидание к Киллиану, а потому выглядевшая особенно привлекательно. К счастью, Киллиан шел ей навстречу, так что успел вовремя вмешаться. К сожалению, Джон развлекаться предпочитал не один, а с компанией…

Жизнь была с Киллианом не так ласкова, как с Джоном, поэтому сирота заметно выделялся среди сверстников своей ловкостью и умением быстро соображать, а также умел драться намного лучше и беспощаднее, чем "избранный" Свалки. Когда на крики прибежали соседи, один из приятелей Джона уже остывал, другой валялся полуживой с разбитой головой, а Толстый и Кривой, вцепившись друг другу в горло, из последних сил боролись "в партере". По очереди пытались утопить соперника в грязи, размякшей после вчерашнего дождика до состояния киселя.

Общество, поставленное в суровые условия, не может позволить себе мягкого отношения к преступникам, иначе оно очень быстро захлебнется в анархии и быстро самоуничтожится. Общество, поставленное в настолько суровые условия, какие были на Свалке, вообще не может позволить себе преступлений. Поэтому издавна наказания тут были предельно жестокими. За воровство на Свалке рубили руки. За телесные повреждения, к которым относилось и изнасилование, был положен серьезный штраф и заметное передвижение вперед в очереди на исполнение Долга. Убийство каралось немедленной казнью. Если, конечно, убийца не мог откупиться.