Киллиану невероятно повезло. Рассмотрев случившееся и быстро заслушав свидетелей, староста, согласно положениям действующего закона, постановил: "Киллиан был вправе защитить свою женщину, но не имел права при этом убивать противника, ибо этим самым он приблизил исполнение Долга для каждого, кто стоит за убитым. Поэтому Киллиан приговаривается к выплате в пользу общества виры за превышение самообороны и передвигается по Дороге Долга вперед на место убитого. Джон и его выживший сообщник Акс за попытку изнасилования приговариваются к выплате виры обществу, виры в пользу Лилис и передвигаются по Дороге Долга вперед на сто шагов".

Джону после суда пришлось очень плохо: жизнь он вел далекую от праведной, поэтому после приговора старосты момент исполнения Долга Крови внезапно оказался опасно близко. Необходимо было что-то срочно решать. С кем-то срочно поменяться. И кандидатура нашлась очень быстро. Его друг Акс так и не оправился после попадания в голову брошенного Киллианом камня и потихоньку угасал. Но в отличие от Джона он-то как раз не слишком сильно замарался, поэтому заметно "отставал" в очереди от своего приятеля. Поэтому Джон озвучил предложение, от которого невозможно было отказаться, а младший брат Акса, как старший из оставшихся в семье мужчин, согласился. Он от имени брата поменял место Акса в очереди уплаты Долга на место Джона. С доплатой, конечно же. Жить хочется всем, а такое решение (все равно ведь старший брат не жилец) по понятиям изгнанников скорее разумно, чем отвратительно. Во всяком случае, решение некоторых женщин рожать детей ради продажи их места в очереди Долга одобряется гораздо меньше.

Нельзя сказать, что Киллиан был сильно рад проблемам недруга. Своих хватало. Из личных учеников староста его выгнал, как не оправдавшего доверия идиота: "Человек, который так и не смог понять заученное наизусть правило "конфликты нужно уметь решать словами и законом, а не кулаками", пригоден только на алтарь". Вира и оплата лечения (драка один против трех — это все же один против трех, потрепали его неслабо) сожрали все накопленные на черный день немудреные запасы. В тот день, когда Киллиан смог выйти на работу, еды у них оставалось только на один раз позавтракать. Причем даже по меркам Свалки очень неплотно. И слабому, только-только вставшему на ноги Киллиану, и предельно вымотавшейся в уходе за беспомощным братом Дейрдре оставалось только надеяться, что темная полоса в их жизни кончилась, и радоваться, что получилось обойтись малой кровью… Но надежды оказались тщетны. Буквально на следующий же день заболела Дейрдре.

Положение Киллиана стало критическим. Болеть на Свалке, если на тебе все заживает, как на собаке, — очень неприятный способ убить время. Для всех остальных же — смертельно опасная ошибка. Болезни на Свалке всегда протекают предельно тяжело. Нещадная эксплуатация резервов тела в условиях сокрытого часто приводит к весьма печальному результату: остатков Жизни выздоровевшему хватает единственно на то, чтобы доползти до алтаря. Именно такое и грозило Дейрдре. С каждым днем она чахла все сильнее и сильнее. Киллиан бегал по знакомым и приятелям, но ни у кого не было достаточно денег или каких-нибудь других ценностей для того, чтобы спасти его сестру. Целых двадцать кнатов! Просто неимоверная сумма, которую никогда не дадут в долг. За всю свою жизнь Киллиан не смог накопить даже половины такой суммы. Он переломил себя (какая уж тут гордость, если сестра умирает на руках) и пошел просить у Кривого Джона. Но как бы Киллиан ни унижался, что бы ни обещал отморозку, даже у того не оказалось таких денег.

Теперь выполнить данное матери обещание можно было одним-единственным способом. И это даже хорошо, что Дейрдре мучилась в бреду. Она брата любила и ни за что бы не согласилась на спасение своей жизни такой ценой. Киллиан честно себе признавался, что и ему не особо хотелось платить вот так сразу. Хотелось поискать еще возможностей извернуться — и, как оказалось, эти колебания в итоге привели к катастрофе.

К тому моменту, когда он решился, счет шел уже на дни, если не на часы. Обменявшись местами в очереди к Долгу Крови с мерзким, никак не желающим умирать, но богатым стариком, он отнес полученную расписку знахарю. Тот выдал ему лекарства. Дейрдре была очень плоха, поэтому нужно было спешить. К сожалению, торопясь как можно скорее вылечить сестру, Киллиан не заметил чужаков. Когда менялся датой смерти с местным богачом, Киллиан думал, что хуже быть уже не может. Однако он ошибался. Темная полоса в его судьбе еще не набрала максимальной насыщенности…

По рассказам редких доживших до такого пожилого возраста одногодок, Факхт полностью соответствовал значению своего имени. И в детстве был тварью, а вытянув счастливый билет, превратился в конченого урода. Большинство вырвавшихся старались хоть как-то облегчить жизнь оставшимся на Свалке. Имеется в виду — не только своим близким, но и вообще всем без исключения. Например, подкинуть старосте для распространения среди общества еды, лекарств, одежды или просто немного денег. На Свалке радовались любой мелочи. Но Факхт был совсем не таким. Переименовавшийся в Найта взаимовыручкой не страдал и не наслаждался. Он, наоборот, пользуясь новым статусом, любил поиздеваться над бывшими товарищами. Например, под прикрытием привилегии неприкосновенности с веселой ухмылкой просто избить первого попавшегося ему на пути. Причем, что самое страшное, делал он это, в отличие от других чужаков, совершенно бесплатно. Если те еще могли бросить избитому кнат-другой, то Найт, грозясь представить жертву в качестве агрессора, не платил ничего. Сегодня подвернуться под руку садисту не повезло Киллиану…

У очнувшегося после избиения парня дико ныло все тело. Но синяки, ссадины и даже, возможно, сломанные ребра были всего лишь легким неудобством по сравнению с болью в сердце от взгляда на черепки и лужицы, в которые превратилось спасительное для сестры лекарство. Если раньше ситуация была ужасной, то теперь она стала абсолютно безнадежной.

"Очередь лечь на алтарь придет через десять дней. Денег или заступничества попросить не у кого. Одно счастье — что Дейрдре этого не увидит. Она умрет завтра или послезавтра без лекарств. Купить их не на что. Украсть — невозможно, потому что готовятся они строго под человека. Я ничего, ничего не могу сделать… — Чувствуя, как горячие слезы бессилия капают на крепко стиснутые кулаки, Киллиан вспоминал свою клятву. — Нет. Я не смогу ее исполнить, спасши жизнь. Никак не смогу. Но и не исполнить такую клятву невозможно. А раз так… Раз так… Есть другой способ!" — скрипнули его зубы, сжатые в приступе ненависти ко всему этому миру.

Вскочив на ноги и не глядя на рассыпавшиеся по дороге осколки баночек, среди которых, быть может, еще могли найтись одна-две целых, Киллиан сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее побежал.

Добравшись домой, он с особой нежностью, в последний раз, погладил свою Дейрдре. Каким-то чудом, будто бы предчувствуя что-то нехорошее, она немного пришла в себя и с тревогой потянулась руками к брату. Но сил у нее не было даже на то, чтобы задать вопрос, и эта вспышка отправила ее обратно в забытье. Кое-как напоив сестру из плошки остатками воды, Киллиан, утирая слезы, нырнул рукой под лежащую в углублении кучу вереска, до сегодняшнего дня верно и преданно служившую ему постелью. Небрежно разбрасывая в стороны еще достаточно свежие стебли — больше кровать ему не пригодится, — он дотянулся до неприметной щели. Там, между двух камней, лежал отлично заточенный кусок кости…

"Обычно чужаки сюда приходят на два-три часа. Время еще есть. Да, меня обязательно поймают. Да, казнят. Но я, как и обещал, умру раньше Дейрдре! А перед смертью заявлю, что меня подговорил на это Кривой. Пусть тоже сдохнет! Если бы не он…" — клял врага Киллиан, спеша "на дело".

То, что нападение окончилось провалом, и то, что любящая, но глупая сестра пришла его спасать и тоже попалась, Киллиан посчитал продолжением беспросветно черной полосы. На самом же деле это было серое начало полосы белой. А уж когда чужак не только не убил за нападение на себя, но еще и дал денег, никаких сомнений, что жизнь наконец-то наладилась, уже не осталось.

"Лорд Крэбб дал мне золотой! Я его только один раз в жизни в руках держал, когда староста мне о внешнем мире рассказывал! Столько хватит на все!" — думал Киллиан, мчась вслед за сестрой. Догнал он ее уже дома.

Точнее, около него.

Дейдре немного не хватило сил дойти, и она лежала прямо там, где упала. "Я успела спрятать… Успела спрятать… Тебе останется…" — в беспамятстве шептала она про подаренную медную монетку.

Резко заострившиеся черты лица, холодеющие руки… "Коллапсу предшествует короткий период ремиссии" — парень со Свалки подобных мудреных слов не знал. Зато он не раз видел такое вживую и отлично понимал, что счет пошел практически на минуты. Слишком много Жизни потратила Дейрдре, пытаясь его защитить.

Еще полчаса назад критическое состояние сестры стало бы для брата поводом наложить на себя руки. Сейчас же Киллиан только мысленно выругал ее: "Дурочка! Ради какого-то кната…" Он уже успел по дороге мельком глянуть в подаренный кошелек, ужаснуться увиденной сумме и поскорее закопать его в пустующих развалинах, так что кнат… кнат его сейчас не волновал. А вот здоровье Дейрдре — напротив. Приподняв, он поудобнее перехватил ее худое тельце, крепко сжал в кулаке монету и быстрым шагом понес сестру к знахарю. Там, пусть и лишившись целой половины галеона — пришлось не торгуясь заплатить за запущенность болезни, — он с радостью смог пронаблюдать, как буквально на глазах Жизнь возвращается к Дейрдре. Оставив сестру у знахаря — излечение не обещало быть быстрым, — Киллиан заспешил домой.

Наверное, только невероятной милостью всех богов, а также благодаря сложившейся на Свалке традиции не трогать ни самого отдающего, ни его родственников (кто захочет связываться с тем, кому терять уже совершенно нечего?), Киллиана никто не остановил. Ни на пути домой, ни по дороге к лекарю, ни на обратном пути.

"Нужно будет срочно откопать кошелек, — намечал парень план действий, — внимательно пересчитать, сколько там денег. Но даже того, что видел, достаточно, чтобы бежать к старосте. Да, немалую часть придется отдать в качестве извинений и за защиту, но там должно хватить на все. Главное, чтобы вместе со слухами, что я резко разбогател, все узнали, что деньги лежат у старосты. Иначе нас с сестрой будут пытать, а потом в разочаровании убьют…"

С вопроса безопасности мысли перескочили на недавнюю драку с Джоном, а потом сразу же — на стычку с лордом Крэббом. А также на то, чем она в итоге обернулась.

"Когда староста еще учил меня, он не уставал повторять: "Стратегия верности всегда, как минимум, непроигрышная. А вот предательство наказуемо всегда!" Что ж. Да будет так. Я обещал, что буду самым верным и преданным, — и я свое слово сдержу. Кстати, мои слова про убийство двух врагов не оттолкнули лорда Крэбба, а только заинтересовали. Значит, я ему нужен, чтобы убивать волшебников… И мне это нравится! Пусть они заплатят за все!"

Глава 90. Разборки с командой


Суббота выдалась настолько насыщенной, что позавчерашнее воскресенье и вчерашний понедельник прошли у меня в тяжелом сплине. Как физическом, похмельном, так и эмоциональном. Хорошо еще, что мир соизволил оставить меня на пару деньков в покое, и ни Волдеморт, ни Дамблдор, ни Фадж, ни даже младший Малфой — никто меня не дергал, позволив с чувством, с толком, с расстановкой насладиться меланхолией. Порывавшийся лечить брата маггловскими "народными методами" Уэйн был послан играть с Барти Третьим, а я в очередной раз добрым словом помянул Логана Крэбба. В аптечке главы рода оказалось достаточно антипохмельных и очищающих зелий… которые в этот раз я решил не трогать.

"Если по каждой ерунде теребить аптечку, то от лекарств совсем скоро ничего не останется. И в тот момент, когда будет действительно нужно, лечиться окажется нечем…

Нет, но сколько же скелетов у волшебников распихано по разным углам, а? Любой некромант позавидует! Я, конечно, понимаю желание одной стрелой убить как можно большее количество зайцев, но неужели нельзя было выбрать способ решения проблемы… милосерднее? Хорошо, пусть преступники, бунтовщики и прочие неудачники политико-экономического процесса таких репрессий в какой-то мере заслужили. За проигрыш в борьбе за власть расплачиваться всегда приходится по самой высокой ставке. Но при чем тут дети? И не те, что туда были отправлены, а их потомки? Те, что родились уже в сокрытом? — в который раз я зацикливался на всё одном и том же. — Впрочем, — перескочил я мыслью на другое, — не может не радовать, что волшебники все же допускают ошибки. Как тактические, так и стратегические.

Да, маги не поленились и сразу же хорошо себя защитили от утечки этой вонючей тайны на сторону. Уже тогда отлично понимали, что информация — это серьезное оружие. А вот не учесть, что даже при неимении возможности поделиться ею с другими она все равно окажет серьезное воздействие на мои мысли и через это на мои будущие планы, — это серьезный просчет. Уж что-что, а как разрушительны (или, наоборот, созидательны) могут быть идеи, я знаю на отлично. Историю я действительно люблю, в этом я ничуть не лукавил. Хотя… как в принципе, даже с магией, от такого можно защититься? Чтобы человек помнил — и не помнил одновременно? Или же это просто система поражена коррупцией? Амбридж пошла на нарушение, послав туда столь незрелого юношу, как я, вот мне по мозгам и ударило? Впрочем, вряд ли я хоть когда-нибудь дозрел бы до того, чтобы спокойно смотреть на детский концлагерь. Не на тех исторических примерах меня воспитывали…

А может быть, я просто делаю из мухи слона? В смысле, это я волнуюсь, а настоящим англичанам на такое пофиг? Жаль, нельзя провести проверку: заслать бы туда Финч-Флетчли и Макмиллана да поглядеть на их реакцию…" — меланхолично раздумывал я, наслаждаясь тишиной, спокойной позой с плотно прижатой к мягкой спинке кресла головой и глотками свежевыжатого домовухой лимонада, налитого в высокий хрустальный бокал. Какую-либо другую пищу мой желудок принимать пока отказывался.

Однако этот весьма приятственный перерыв быстро закончился. Точнее, его как такового и не было, просто даже у магической почты случаются сбои.

Сегодня с утра из дымолетного камина вывалился взбешенный Хвост. Перебудив громким матом весь дом (первым проснулся спящий очень чутко Барти, который с радостью присоединил свой голос к крикам незваного гостя, сделав побудку быстрой и абсолютно безальтернативной), упивающийся потребовал срочно предстать перед его очами, так как он пришел сюда по воле Повелителя. Когда я, недовольный столь ранним подъемом, полуодетым слетел вниз, он уже слегка выдохся. Правда, мое появление вдохнуло в его речевые центры новые силы. Из дальнейшего монолога Петтигрю я узнал, что весь вчерашний день несчастная министерская сова с посланием от Отдела Тайн безуспешно пыталась найти скрытый фиделиусом Крэбб-мэнор. Оказавшись не в состоянии связаться со мной, сегодня с утра Отдел Тайн обратился уже прямиком к моему учителю. Оторванный от своих невероятно важных дел (других у него по определению не бывает), Темный Лорд вызвал Питера, вручил послание и отправил сюда, на дорожку взбодрив "почтовую сову" коротеньким пыточным проклятьем. "И сейчас я передам тебе и письмо, и круциатус!" — плевался и угрожал Хвост.

— Ну-ну! Рискни! — ответил я, с намеком поднимая руку с волшебной палочкой. Суровые реалии волшебного мира уже достаточно переформировали мои привычки. При встрече таких гостей можно пренебречь всем, в том числе и правилами приличия в одежде, но никак не оружием.

Обложив нас (встревоженный криками Уэйн тоже спустился вниз) по матушке и по батюшке, разозленный Хвост бросил послание на столик и запрыгнул обратно в камин.

В конверте, который я вскрыл после обязательной проверки финитой (пришлось выработать у себя и такой полезный навык; кстати, это был настоятельный совет учителя), было… хм… предписание, по-другому не назвать. В нем, если опустить канцелярит, указывалось, по каким дням мне и моей "команде добровольцев" в обязательном порядке следовало быть готовыми к работе в Министерстве в Отделе Тайн.

Хотя насчет последнего я, может быть, и ошибаюсь. Судя по тому, что местом ожидания вызова была названа комната в помещениях отдела обливиаторов, что одеться на задание приказали неброско и в строго маггловскую одежду, а также велели повторить (выучить, кто вдруг не знал) обливиэйт и конфундус, — до секретов высшей магии нас вряд ли допустят. А вот поразгребать дерьмо за спущенными с поводка оборотнями и свежепринятыми упивающимися — этого, скорее всего, будет вволю.

Но перед началом следующего дела следовало окончательно разобраться с предыдущим. Так сказать, "подбить итоги", а то негоже это будет, если за свои косяки пара идиотов так и не понесет никакого наказания! Они ведь даже извинений мне не принесли! Хотя нет. Формально они прощенья попросили, вот только сделали это в форме "ой, прости". За комплект нарушений, причем таких, что куда уж серьезнее: неповиновение приказу в бою и неверие словам своего командира, — детсадовское "больше не буду" это как-то слабовато. Да и то извинились не "они", а один только Эрни.

Местом "экзекуции" был выбран "Дырявый котел". Там в любой момент можно снять комнатку на все случаи жизни и на любую толщину кошелька. Хочешь — конуру, не намного отличающуюся по размерам от "номера" в японском капсульном отеле. Хочешь — нормальную комнату с мебелью и большим столом для совещаний. Хочешь — апартаменты с гигантской кроватью, на которой можно разложить квиддичную команду. Только успевай платить почасовую аренду.

"Гребаную политику приходится учитывать везде, даже в таком небольшом коллективе, как наш!" — не раз и не два мысленно проклинал я про себя мальчишек, наслаждающихся писькометрией по любому удачному и не очень поводу. Да, делалось это по-хаффлпаффски корректно, но делалось же. Причем даже моя репутация тренера и непростого парня спасала далеко не всегда. Все же тренировки тренировками, а жизнь — жизнью. Поэтому очень часто я сталкивался с ситуацией, когда в нашем весьма демократичном объединении невозможно было продавить нужное мне решение: мой голос против четырех голосов хаффлпаффцев плюс примкнувший к нам, но все равно остававшийся как бы немного в стороне, а потому в спорах занимающий строго нейтральную позицию Гольдштейн. Однако так было раньше. Сейчас же всем стало кристально ясно, что после спасения мною Уэйна от смерти и введения его в мой род расклад сил внутри отряда серьезно изменился. Из "четверо против одного" конфигурация стала "двое против троих": Уэйн всем своим видом однозначно дал понять, что он теперь будет всегда целиком и полностью на стороне брата. Крэбб-младший для этого даже сел как бы не за стол, а чуть позади меня. А там, где двое против троих и один воздержавшийся, уже есть небезнадежные варианты.

— Ознакомьтесь! — пустил я по столу листок с вызовом от Отдела Тайн.

Я только с братом поделился информацией о результатах секретных переговоров Волдеморта, поэтому для Отряда Крэбба внезапное трудоустройство на каникулах оказалось неприятной неожиданностью.

— Всем все понятно? — спросил я после того, как каждый прочитал короткое послание.

— Да, — нестройно буркнули парни.

— Хорошо, тогда…

— Надо прикинуть необходимое снаряжение? — перебив меня, предложил Джастин. — Раз уж работать придется в маггловском мире, то и шмотки лучше покупать в нем. Я могу достать любые…

— Да. Это хорошее предложение, Джасти. Но прежде чем обсуждать новое дело, нужно закончить со старым.

— Я извиняюсь и больше не буду! — тут же с готовностью откликнулся Смит, сразу же поняв, в чей огород будет камень. Видимо, небезосновательно предположив, что "повинную голову меч не сечет", решил не спорить и со всем соглашаться. "Так обойдется дешевле", — наверное, решил он про себя, но меня такая "простота" конкретно взбесила.

А потом я подумал, что немного несправедлив.

Дело тут не в наглости, а во времени. Ведь время — это всего лишь количество одних событий, произошедших между другими какими-то событиями. И если первых нет или ничтожно мало — то и времени субъективно прошло совсем мало. Если же наоборот… Для Отряда Крэбба время ощущалось как "еще и двух недель не прошло с Убийства Каркарова". Причем большую часть этих недель, наверняка, они провели в отходняке после "ужасной бойни"…

"Кстати, — только сейчас я обратил внимание на весьма любопытный факт, — Уэйн-то, оказывается, далеко не из робкого десятка! После такого он вполне в форме, а не забился под кровать, завернувшись в одеяло! Нужно будет придумать, что на него переложить из своих не самых важных дел. Пусть помогает!"

…Но это для них. Для меня же за эти две неполные недели произошло столько всего, что просто ох. Тут и обретение брата, и переезд, и веселые неловкости, вроде тех, когда привычно идешь в туалет, забывая, что живешь теперь уже не один, и упираешься в закрытую с той стороны дверь. А уж посещение Свалки… Одно оно по насыщенности информацией и событиями тянет на пару лет учебы в Хогвартсе!

Время — временем, но, вглядываясь Эрни и особенно Захарии в глаза, не отводимые в притворном стыде в сторону хотя бы из вежливости, я понял, что в случившемся они себя ничуть не винят. И это разъярило меня еще больше.

"То, что можно было бы, чисто теоретически, простить глупенькой девочке, никак нельзя спускать тем, кому собираешься доверить в бою свою спину! Ваши ровесники на Свалке уже детей воспитывают и друзей хоронят, над каждым кнатом трясутся, тогда как у вас все еще детство в жопе не отыграло! Мысли только о метлах, квиддиче и прочих глупостях! Хотя-я-я… — задумался я, — тут нужно честно признать и определенную долю своей вины. Я лично отбирал их. Я лично готовил их. И я лично несу ответственность за их инфантильность. Если я не могу добиться выполнения команд от своих бойцов, то это не солдаты плохие, а командир — бездарный кретин!

Нет. "Взрослеть" вас, голубчики, все же придется. И не обессудьте за насильственные меры, раз уж сами не развились. В конце концов, хватит миндальничать и играть в демократию! Чем дольше я жду, что у людей пробудится совесть, тем крепче мне садятся на шею. Нет уж! Придется без всяких сожалений ломать через колено…

А ведь Шляпе не откажешь в определенной толике мудрости, — мысль опять вильнула в сторону. — Я ведь действительно когда-то мечтал о множестве верных и преданных друзей! Таких, за которых готов умереть сам и которые готовы умереть за меня. Жаль-жаль. Образцового хаффлпаффца из меня так и не вышло…" — подумал я и расстроенно прикрыл глаза.

А когда открыл их вновь, то посмотрел на свою команду по-другому. Совсем по-другому. Как когда-то смотрел на подчиненных, норовивших накосячить в самый неподходящий момент и, казалось бы, абсолютно на ровном месте.

"Как я действовал тогда?" — задался я первым вопросом. "А если переложить это на реалии Магической Британии?" — прикинул ответ на второй, и всё сразу встало на свои места.

Речь сама собой сложилась у меня в голове. "…Это последний раз, когда мои приказы обсуждаются! Для этого есть "брифинг" перед боем. В бою же… Да любой упивающийся на моем месте закруциатил бы вас до беспамятства или вообще заавадил на месте ради урока другим! И правильно бы сделал, потому что всего один-единственный бунтарь подставляет не только себя, но и всю пятерку разом. Я не собираюсь вас убивать. Или жертвовать вами. Или пытать ради потехи. Но неповиновения не потерплю. Все, парни, шутки кончились. Пора взрослеть. За такую ошибку никто вас чисткой зала наград под присмотром Филча не накажет. А поэтому ради вашей собственной безопасности я просто вынужден…" — Обличительный монолог уже был готов сорваться с языка… как меня, будто молнией, пронзило осознание, какую ошибку я сам только что чуть было не совершил!

Картинки в мозгу замелькали, как страницы комикса. Вот парни, признавая определенную долю вины, принимают наказание, но, сочтя его несоизмеримым со своим проступком, в глубине души затаивают обиду. Вот мы продолжаем работать вместе, но с каждым следующим днем все меньше и меньше наша команда похожа на объединение равных и все больше — на воинский отряд, где один — назначенный сверху нелюбимый командир, а остальные — безгласные подчиненные, выполняющие приказы не выходя за их формальные границы. Вроде бы это и неплохо: мне, как воспитанному в структурированном обществе, отношения начальник-подчиненный принять проще, они мне понятнее, чем какие-то там "партнерства". Однако есть одно но. Стоит только исчезнуть Волдеморту, как вся моя так называемая команда разбежится по углам, вместо того чтобы нерушимым тылом подпереть меня против следующего "Темного Лорда" — Министерства Магии. Именно такой была третья картинка, пришедшая мне в голову. Как равнодушно отворачиваются от меня уже давно не друзья, а просто подчиненные, когда начинается очередная волна политических чисток. Как фурия-Грейнджер на суде вменяет мне в вину не только службу Темному Лорду, но и череду предков — угнетателей домовых эльфов. И никто, никто не вступается за лорда Крэбба, когда его этапируют в Азкабан…

И все из-за того, что я в качестве наказания использовал пытку, встав на одну доску с Волдемортом и упивающимися. И тут совсем не важно, что именно это будет: непростительный круциатус или детская риктусемпра по обездвиженному телу — пытка все равно остается пыткой. И на сколько бы процентов я ни был формально прав, мне все равно это запомнят.

"Кста-а-ати, а кто будет палачом? Я? Всегда? Да так свихнуться можно, став жалкой и убогой копией Темного Лорда! Или друг друга пусть пытают, как было одно время принято у упивающихся, пока Волдеморт не опомнился и не забрал наказующие функции в свои руки? А когда провинившихся будет нечетное число, тогда что? Вводить специальную должность экзекутора? Скользящую? По жребию? И что будет в итоге? А ничего не будет. Хорошего. Никакие жутко дорогие боевые холопы со Свалки меня не спасут, если против меня выступят все и вся. Вон, пример Волдеморта в этом очень показателен. Тот тоже попробовал забраться наверх террором, и что из этого вышло? А то, что на ответственную операцию он был вынужден пойти сам и в одиночку, ибо ни в ком не был до конца уверен. А если бы там была засада, ведь на каждую силу всегда можно найти еще большую силу? Хорошо у него был второй шанс, но у меня-то набора хоркруксов нет. Даже одного нет!.. Так что я пойду другим путем!"

И пошел. В своей речи я давил на жалость. Вспоминал дружбу. Напоминал, что всегда горой стоял за друзей. Стыдил. Параллельно же у меня крутилась мысли, что "было бы у меня тысяч тридцать, я бы вытиранием соплей не занимался. Купил бы себе абсолютно преданный отряд в дюжину-другую "мяса" — и горя бы не знал, дрессируя их. Эх… Деньги-деньги-деньги. Что-то неладное творится в этой вселенной, если даже в магическом мире все упирается в них…"

И вот тут меня озарило.

Любой современный мне учебник по управлению персоналом не раз и не два акцентировал внимание на том, что нужно всегда использовать только правильную мотивацию. Правильную — значит учитывающую всё, начиная от типа работы и заканчивая местностью, где находится предприятие. А я совершил примитивную, позорнейшую ошибку. Я недооценил, а точнее, вообще упустил факультетскую принадлежность ядра моей команды и особенности психологии, вытекающие из этого факта.

Когда ребенок приходит в Хогвартс, Шляпа оценивает его личность (за возможность такой экспресс-диагностики маггловские эйчары-"хедхантеры" отдали бы правую руку своего помощника) и отправляет на тот факультет, который наиболее точно соответствует его устремлениям. А дальше начинается воспитание. Факультет медленно, но неотвратимо форматирует новичка под себя. Простая психология, как у магглов. Есть общепризнанные лидеры. Они обладают определенными качествами, одобряемыми духом и историей факультета, и вместе с тем не обладают отрицательными, соответственно не одобряемыми духом и историей. На этих лидеров как осознано, так и неосознанно равняются остальные (сложные случаи равняют принудительно), взращивая и культивируя у себя эти самые "хорошие" качества и подавляя "плохие". То, что емко определяется термином "школа" в значении "отличительная особенность мышления, подготовки и действий". Ярких примеров такого воспитания в каноне полно.

Однако у любой медали есть и оборотная сторона. Дело в том, что "пакетом" с факультетским образованием идет развитие не только положительных, но и некоторых отрицательных черт характера. Например, злопамятность — это хорошо или плохо? Вообще считается как бы плохо, но не на Слизерине или Гриффиндоре. Там "хитро отомстить" и "храбро ответить ударом на удар" — факультетообразующие качества характера. Но что гораздо хуже, некоторые положительные, но "неодобряемые факультетом" качества характера также подвергаются угнетению наравне с отрицательными, как несоответствующие духу факультета. И совсем плохо, когда "одобряемые" положительные качества вследствие чрезмерного развития гипертрофируются до превращения в безусловно отрицательные. Так храбрые гриффиндорцы становятся агрессивными задирами, желающими не учебы, а драки, вследствие чего учатся заметно хуже других. Хитрые слизеринцы перерождаются в безнравственных ублюдков, неспособных к честным союзам. Умные рейвенкловцы замыкаются в раковине надменной гордыни своим великим разумом, полностью отдаляясь от общества. Естественно, это самые терминальные случаи, но в той или иной степени факультет накладывает свой несмываемый отпечаток на каждого ученика.

Появляются отрицательные черты и у учащихся на Хаффлпаффе. Так, умение находить компромиссы приводит к тому, что боевитость на факультете Хельги оказывается слегка не в чести (исключение делается только для квиддича). Из-за этого, из нежелания конфликтовать, хорошие возможности либо вовсе уплывают из рук, либо используются только частично. Настойчивость и бульдожья хватка хаффлпаффок отпугивают от них многих потенциальных ухажеров. Ну и последнее, но отнюдь не самое безобидное: если есть в Хогвартсе факультет, наиболее подверженный греху сребролюбия, то это именно Хаффлпафф.

С первого же дня, с приветственной речи старосты расстроенных новичков просвещают, что на самом деле им невероятно повезло: "Вы попали на самый комфортный для существования факультет в Хогвартсе!" И что удивительно, слова не расходятся с делом ни на йоту.

До жилых помещений какого факультета можно дойти быстрее всего? Хаффлпафф. Дорога к какому факультету проще остальных — в смысле не нужно блуждать по подземельям или бегать, высунув язык на плечо, от одной вредной лестницы к другой, чтобы преодолеть еще один пролет? Хаффлпафф. У какого факультета вход в гостиную соседствует с дверью на кухню, где в любое время можно найти легкий перекус? Только у Хаффлпаффа. Чья гостиная и спальни — самые уютные? Какой факультет самый дружный? Где старшие заботятся о младших? Где любят весело отмечать дни рождения и всегда рады гостям? Ответ один и тот же — Хаффлпафф…

…Кстати, я дважды, с плюшевыми зверушками и пикником, сам того не зная, повел себя очень по-хаффлпаффски. Праздники — это более-менее ожидаемо, а вот с игрушками… Была, оказывается, такая неписаная традиция у девчонок нашего факультета: после первых же каникул привезти из дома любимую куклу, а потом, повзрослев, оставить ее в Хогвартсе, следующим поколениям малышни. Из-за этого спальни девчонок на начальных курсах напоминали развалы магазина мягких игрушек, а на старших, когда обниматься хотелось уже не с куколками, прихотливо разряженные обладательницы сотен девичьих секретов занимали свои места на полочках и в застекленных шкафах. Уменьшенные магией, естественно, иначе никакого места не напасешься. Сам я, понятное дело, этого не то что не видел лично, но даже и думать ни о чем таком не думал — одноклассницы моему брату как-то похвастались. И вообще, предельно откровенные беседы за ужином с Уэйном на многие вроде неприметные, а на самом деле очень важные нюансы открыли мне глаза. Вот что значит взгляд со стороны…

Вот только у этой благостной хаффлпаффской картины есть один нюанс. Старшие товарищи, без устали подчеркивая преимущества факультета: "это здесь у нас все настолько хорошо, но в большом мире это будет стоить денег", — тем самым непроизвольно, но неотвратимо, словно сваи копром, забивают в головы детей мысль, что эти самые деньги "нужно как-то зарабатывать"! И вот к концу первого курса (а то и раньше) каждый мой одноклассник не только четко знает, но уже и прочувствовал, сколько комфорта могут доставить деньги. И начинает задумываться, как именно их получить.

В целом можно сказать, что ломка детства взрослением заканчивается у хаффлпаффцев задолго до пятого-седьмого курса. И проходит она в намного более мягком варианте, чем у других школьников. Однако хотя у среднестатистического хаффа нет тяги к брендовым товарам хай-энд сегмента, типа "Молнии" этого года выпуска или сережек из последней коллекции гоблинских ювелиров, но и дешевый ширпотреб ему тоже не нужен — комфорт за пять лет разбаловал. Вследствие этого и на учебный процесс образуется максимально прагматичный взгляд — как на средство получения орудия труда для будущего. Хаффлпаффцам неинтересны, как признаваемые непрактичными для повседневной жизни, высоты научной мысли и глубины познания. Однако и подход "выучить, чтобы сдать и потом забыть", так любимый среднестатистическим раздолбаем (безотносительно к факультетской принадлежности, а также наличию магических способностей и тысячелетию за окном), они также отвергают. Хаффлпаффцам нужна золотая середина: знать и уметь, как сделать то-то и это, не меньше, но и не больше. Поэтому, когда перед прочими школьниками, сдавшими СОВ или ЖАБА, во всей неприглядности совершенно внезапно, как обычно и бывает в таких случаях, встает вопрос "как и на что жить после неминуемого начала самостоятельной жизни?" — у хаффлпаффцев на это уже есть ответ.

Работать.

Конечно, если положение семьи позволяет кичиться родовой честью и богатством, а в будущем на полном серьезе рассчитывать на принца/принцессу на белом коне — то это, несомненно, очень хорошо. Но такие редко попадают на Хаффлпафф. Простой хаффлпаффец-полукровка или небогатый чистокровный будет совсем не обижен работой на какой-нибудь ферме или в магазинчике. Какая обида, если ты неплохо зарабатываешь тем, что тебе интересно и что у тебя получается лучше других? И пусть мажоры со Слизерина или Гриффиндора позволяют себе свысока поплевывать на хаффлпаффцев, презрительно называя их "крестьянами", "гряземесами" и "разгребателями драконьего навоза". "Что они могут, отними у них их родню?" — презрительно думают в ответ хаффлпаффцы. И в большинстве случаев они совершенно правы, ибо ответ один — ничего.

Таким образом, пока недалекие личности мечтают о карьере ловца или загонщика в какой-нибудь квиддичной команде, обивая пороги владельцев знаменитых и не очень спортивных агентств, хаффлпаффцы выходят из Хогвартса сразу на работу. Где они отлично вписываются в качестве хороших сотрудников с умеренными амбициями и кучей удобных друзей. А чего им не вписаться, если для них упорно работать — тщательно воспитываемая в течение последних пяти лет норма жизни? Мечтатели же, когда начинают наконец мыслить реалистично, оказываются перед фактом, что все хорошие места уже заняты этими неудачниками-хаффами. Ведь работодатели не дремлют и стараются расхватать хаффлпаффцев раньше конкурентов, потому что или сами они — выходцы с этого же факультета, или имеют удачный опыт работы с ними, или видят, что конкурент обогнал именно потому, что его работники с прилежного в труде Хаффлпаффа…

В итоге если в школе к хаффлпаффцам относились свысока, то во взрослой жизни начинают из-за зависти недолюбливать, точно так же настраивая своих детей. Эти дети попадают на церемонию распределения, после которой тем, кому "не повезло попасть к лохам", объясняют правду жизни. И круг воспитания замыкается.

Естественно, все это идет по разряду "как правило". Бывают и авроры-хаффлпаффцы, и слизеринцы-исследователи, и гриффиндорцы-животноводы, и рейвенкловцы-бандиты, но базовых настроек, которые вбивает в мозг Дом, это не отменяет.

"Но это, наверное, сейчас вбивает. А тогда, когда Основатели создавали Хогвартс, шкала возраста выглядела несколько иначе. Детство как привычное нам понятие счастливого и беззаботного времени — это выдумка гораздо более поздних веков, или даже только нынешнего века. Да и прижилась она в силу объективных экономических причин даже в маггловском мире и даже сейчас далеко не везде. Ой как не везде! А вот в средневековье жили бедно, поэтому работать начинали сразу же, как только физические кондиции более-менее позволяли, то есть очень рано. А из-за постоянно увеличивающейся ответственности и разумом взрослели гораздо раньше. В итоге в одиннадцать-двенадцать лет человек считался уже почти взрослым. В таком возрасте нередки были случаи, что уже и женились, и замуж выходили, и детей зачинали/рожали. Так что приходили в Хогвартс личности вполне сформировавшиеся, которые нужно было не форматировать, а просто распознать и распределить, — совсем не в тему подумалось мне. Сейчас был далеко не самый удачный момент для исторических параллелей. — В общем, буду полным идиотом, если не воспользуюсь такой шикарной возможностью манипулирования!" — сказал я себе и без всяких сомнений надавил на чисто хаффлпаффскую болевую точку.

На деньги.

— …Но этого мало. Мы с вами заключили договор. Все помнят его текст? — дружные, но неуверенные кивки, особенно от Смита. — Тогда… Энтони! Сколько стоила оставленная нами добыча?

— Не знаю. Я не успел рассмотреть все до конца… — парень он был понятливый. К чему я веду, догадался сразу.

— Я верю в тебя! Назови ориентировочную сумму того, что можно было "поднять"?

— Все зависит от того, как считать и где продавать, — заюлил Гольдштейн, пятой точкой чувствуя, что сейчас вынужден будет поссориться либо со мной, либо с Макмилланом и Смитом.

— Назови. Сумму, — надавил я.

— От пяти до девяти тысяч галеонов, — после раздумий с тяжелым вздохом выдал Гольдштейн. — Наверное, реально могло бы быть много больше, но за то время, что было выделено, можно было нагрести артефактов приблизительно на такую сумму.

— Все согласны с оценкой?

Снова молчаливые кивки, на этот раз еще более неуверенные, стали мне ответом.

— Хм… Хорошо. Возьмем среднее — семь тысяч. Как делить добычу — мы в прошлый раз договорились. Тогда — считаем. Десять процентов, семь сотен, должны были отойти в общую кассу. Остальное делится на доли. Всего семь долей, поэтому стоимость одной… Семью девять — шестьдесят три? О! Отлично. Круглая сумма. Девятьсот галеонов. Чтобы даже мысли о моей личной заинтересованности не было, и учитывая то, что произошло (пусть это решение и небесспорно), мы с братом отказываемся от наших долей. Свои вы тоже просрали. Но вот потерянные кассой семьсот и тысячу восемьсот Джастину и Энтони вернуть извольте. Скажете, я не прав?

— Прав, — буркнули наказанные.

— Все считают такое решение справедливым? Я не хочу в будущем возвращаться к этому вопросу.

— Да, — закивали они в ответ, тоже не против закончить "порку".

— Тогда с этим все. Только учтите на будущее. Не все такие добрые, как я. Мы не раз и не два будем пересекаться с совсем другими волшебниками. Он, — особо выделил я голосом это слово, чтобы все поняли о ком именно идет речь, — и они шуток не понимают совсем, а мне… неохота вас хоронить. Все ясно?

— Ясно, — нестройно пробурчала команда.

Видя обиженные и недовольные лица и в который раз вспомнив учебник, я решил завершить разбор полетов на оптимистичной ноте и подсластил пилюлю:

— Того же вы должны будете требовать от подчиненных, когда у вас появятся собственные отряды. На этом с Каркаровым все. Теперь по поводу работы…

Интерлюдия 35


— …То есть вы продолжаете категорически отказываться от сотрудничества? — спросил Фадж, нервно ходя вдоль стены.

Небольшая столовая маггловского домика, затерянного в шотландской глуши, сегодня использовалась весьма необычным образом. Нехитрая кухонная утварь, мебель и даже старая, вроде как навечно вросшая в пол неподъемная чугунная печь были магией небрежно сдвинуты в угол, а на освободившемся месте поставлен стул. На стуле сидел человек, одетый в классическую полосатую арестантскую робу. Выглядел он ужасно: худой, с кожей землистого цвета, когда-то роскошная грива волос сбилась теперь в некрасивый вонючий колтун, голова бессильно свесилась на грудь, а из искусанных до крови губ вытекала длинная нитка розоватой слюны.

— Да, — спустя некоторое время прохрипел свой ответ приговоренный к длительному сроку заключения волшебник.

Такой ответ ожидаемо не мог понравиться допрашивающим, и реакция на него была легко прогнозируемой.

— "Да"? Хм… Похоже, мало… Мистер Долиш, не были бы вы так любезны?..

— Круцио! — произнес преданнейший боевик министра магии.

— А-а-а! — забился в судорогах дикой боли когда-то бело-, а теперь просто грязноволосый маг, в обход всех писаных и неписаных правил нагло выкраденный из главной тюрьмы магической Британии — Азкабана. Причем не кем-нибудь, а самим главой Министерства магии лично. "Ведь в таком сложном деле, как попрание незыблемых прав древнейших и благороднейших родов, никому нельзя доверять до конца. "Незыблемых"? Нет ничего незыблемого. Рано или поздно…" — подумал Фадж и жестом приказал прекратить пытку человека, которого не раз и не два в присутствии прессы называл своим лучшим другом.

— Не передумал? — спокойным и каким-то совсем тусклым голосом спросил аврор, сегодня вынужденно переквалифицировавшийся из полицейского в палача.

— По с равнению с Его, твой круциатус всего лишь щекотка! — подняв голову, прохрипел волшебник и попытался плюнуть в сторону ката. Вот только сил у него не хватило, и плевок только увеличил количество тянущихся изо рта на грудь ниток слюны.

— Джон… — с тяжелым вздохом произнес Фадж, отворачиваясь в сторону. За его спиной раздалось очередное "Круцио!", ответом на которое был традиционный полустон-полукрик "Ы-а-а-а!".

— Все еще не хочет говорить? — спросил министр аврора, когда хрип затих.

— Нет, — качнул головой Долиш.

— Эх… — По-старчески кряхтя, Фадж присел на корточки рядом с жертвой так, чтобы можно было посмотреть ей в глаза снизу вверх. — Мой старый друг. Ну вот скажи, зачем тебе все это? — теплым и доброжелательным тоном произнес он. — Так понравились дементоры? Или это ты им так понравился?

Для таких предположений у министра магии были все основания.

В прикрученном магическими веревками к стулу человеке сейчас трудно было узнать Люциуса Абраксаса Малфоя, лорда Малфой, почитаемого многими английскими волшебницами за икону мужского стиля. Вроде с момента заключения прошло всего ничего, однако у любого, кто знал волшебника ранее, при взгляде на него сейчас первым делом возникла бы мысль об особо заковыристом проклятье. Смотрелся Малфой так, будто какой-то темный маг предельно злым черным сглазом разом отнял у него одним махом лет этак десять жизни. Климат "северного курорта" и переживания за жизнь и здоровье семьи явно не пошли на пользу здоровью надменного волшебника.

— Вижу, понравился… — еще раз окинув взглядом своего пленника, с печалью в голосе произнес Фадж. — Хочешь продолжить близкое общение с ними все следующие двадцать лет? Не хочешь? Тогда тебе следует прекратить запираться. Если мы договоримся, то за сотрудничество со следствием я имею право своим официальным приказом перевести тебя с верхних внешних ярусов на нижние внутренние. Сухая камера. Неподалеку защищенные помещения, около которых дементоры не любят крутиться. Усиленный паек. Душ… Горячий душ раз в неделю! И, возможно, досрочное освобождение. Или даже пусть неофициальное, но практически немедленное. В конце концов, где три побега, почему бы не быть и четвертому? Я могу это устроить. А могу — и другое. Например, убрать тебя туда. Ты ведь не можешь не знать, куда именно? А?

Вопреки ожиданиям, услышав угрозу бессрочной ссылки на Свалку, Малфой не затрясся в ужасе, а… хрипло рассмеялся. После чего из последних сил приподнял голову и почти нормальным голосом произнес:

— Мой старый друг, — это обращение было с насмешкой выделено особым тоном, — Корнелиус! Ты Гесфестусу позавидовал? Помнишь, как он кончил? Вижу по глазам, что помнишь… Так что ты либо сам глупец, либо считаешь таковым меня. Мы оба знаем, что, насколько бы я ни провинился перед законом Магической Британии, пока мои прегрешения не задевают кворум лордов, Палата никогда не подпишет своему действующему члену такого приговора!

Волшебник в стильном котелке мысленно поморщился. Слова Малфоя были неприятной правдой. Буквально на днях у Фаджа состоялся непростой разговор с покровителями из Палаты лордов, которые очень доходчиво напомнили ему, что министр — всего лишь наемный служащий, а не самовластный король-солнце. И только поэтому осужденный законом лорд все еще не был выжат насухо, как бубонтюбер зельеваром в процессе разделки ингредиентов, а относительно вежливо уговаривался без применения необратимых магических способов. Когда в политической игре ставить приходится не только будущие перспективы и ныне занимаемый пост, но и непосредственно собственную шкуру, ни о каких эфемерных понятиях, вроде дружбы, никто даже и не вспоминает.

"…Молчит. И будет молчать. И круциатус его не берет. А ломать волю более серьезными средствами и получить на выходе овощ… К сожалению, такого никогда не одобрят покровители. А жаль! Как было бы хорошо, если бы все эти лорды в одно прекрасное утро куда-нибудь исчезли, оставив Магическую Британию на тех, кто действительно радеет о ее благополучии…" — вздохнул министр и пробормотал:

— Хотел бы я знать, о чем ты сейчас думаешь.

Если бы Фадж действительно узнал, о чем сейчас думает его жертва, он бы очень сильно удивился. Малфой не боялся, не мечтал отомстить, не жаждал чудом спастись и даже не проклинал предателя-министра, в которого было вложено столько денег. Нет. Лорд Люциус Абраксас Малфой вспоминал одну из самых важных тайн своей семьи.

"— …Конечно, если не хочешь, чтобы я завел себе другого, более умного наследника!

— Но, отец! Ты же мне всегда говорил, что проклятье Малфоев требует существования только одного ребенка!

— И да и нет, Драко, и да и нет. Детей может быть сколько угодно, вот только если их будет больше одного, они обязательно будут враждовать между собой насмерть за пост главы рода. Обязательно. Исключений не бывает. И это даже не проклятье, которое можно было бы за столько веков как-то снять или ослабить. Это сама суть древнего наследия нашей с тобой крови, крови Малфоев. Когда станешь повзрослее, то сможешь узнать о корнях рода больше, однако сейчас разговор не об этом…"

В ходе того разговора, когда Люциус в очередной раз пытался вразумить своего начинающего идти вразнос наследника, лорд не врал. Все сказанное в определенном роде было правдой… но, как водится, не всей.

"По-хорошему, — концентрируясь на воспоминаниях и тем самым отстраняясь от боли, размышлял Малфой, — можно и нужно было бы не ограничиться, как обычно, известным каждой пикси "секретным" проклятьем, а рассказать Драко побольше… Но разве мыслимо такое доверить сопляку, который не выполняет приказов главы? Да еще — бездумно мелет языком направо и налево?! И вот такому — да раскрыть самую-самую важную тайну? Когда же я упустил его? Вроде тщательно воспитывал с детства, но стоило лишь только выйти из-под моей опеки… Хогвартс! Это все Дамблдор и его игры! Надо было держать сына на домашнем образовании, как делает большинство лордов! Но как можно было это допустить, если именно в поколении Драко пророчество должно исполниться? Как ему стать властелином, если он не будет знать тех, кем ему править?.."

На самом деле не было никакого проклятья. И не было никакой "сути крови Малфоев", которая заставляла бы наследников бороться друг с другом. И Люциус не был стерилен. И Нарцисса могла и хотела еще дочку, да не одну… Но все их желания обзавестись другими детьми разбивались о непоколебимую скалу родового долга — исполнить пророчество.

Да. Виной всему было пророчество, изреченное много лет назад его деду одним истинным оракулом.

Началась эта история в конце восемнадцатого века, когда Брэндон Малфой, тогдашний первый наследник достаточно небедного рода Малфой, отправился с молодой женой в свадебное путешествие по Средиземному морю. Рынки и достопримечательности волшебной части Португалии, Испании, Франции, Италии… А оказавшись в Греции, как не посетить такое знаменитое место, как оракул в Додоне?

Додонский оракул издревле славился среди волшебников двумя вещами. Во-первых, вредным характером: принимал он далеко не всех, а только тех, на кого указывал сам. Ему было плевать, сколько там был готов заплатить проситель. Из толпы, полной разряженных вельмож, он мог выбрать одетого в драную тунику раба или вообще не выбрать никого. Все сходились во мнении, что связано это было со второй отличительной особенностью оракула из Додоны. Все, абсолютно все его пророчества сбывались. Все. Всегда. Без исключений.

Особого желания услышать пророчество о своем будущем у четы Малфоев не было. Оно и без этого виделось чистым и безоблачным: богатая жизнь, полная развлечений и трудов на благо рода, спокойная и обеспеченная старость и нескорая смерть в постели в кругу любящих родственников. Однако стоило только молодой паре появиться на плотно заполненной волшебниками площади, как слепой старик вышел из своего богато украшенного золотом и драгоценными камнями павильона и безошибочно указал пальцем в сторону Брэндона Малфоя: "Иди за мной".

Предсказание, что случалось невероятно редко, было предельно лаконичным и не допускало даже хотя бы второго толкования. "Твой правнук будет править Магической Британией", — в тиши павильона, странной магией оракулов защищенного от прослушивания, провозгласил провидец и указал рукой на выход. Тяжелый кошелек, набитый золотом, он небрежно бросил на полку к куче таких же.

По понятным причинам свадебное путешествие было тут же прекращено, и молодожены в срочном порядке отбыли обратно в Британию. Там будущий отец Абраксаса Малфоя отчитался перед главой рода и… все расписанное розовыми красками будущее разом пошло прахом.

"Твой правнук будет править Магической Британией!" Эти слова упали в подготовленную почву. Что лучше может умаслить гордыню чистокровного аристократа, с корнями родового древа, уходящими во времена нормандского завоевания, чем обещание "из вторых ты станешь первым"?

Вопрос звучит как ответ.

Среди магов существовало два диаметрально противоположных подхода к пророчествам. Первый, глупый: "если уж мне самой судьбой суждено то-то и то-то, тогда зачем напрягаться?" — и второй: "нужно сделать все возможное, чтобы пророчество исполнилось". Казалось бы, зачем, если все и так само собой исполнится? А затем, чтобы оно обязательно исполнилось наиболее удачным образом.

"Твой правнук будет править Магической Британией!" Кто бы от такого отказался?

Возможность видеть еще не случившееся — это невероятный дар для понимающего человека. Но дар этот весьма опасен, так как с предсказаниями, даже с самыми простыми, честными и абсолютно правдивыми, все всегда было далеко не так просто. И сбывались они иногда таким изощренным образом, что получившему предсказание "найдешь кошелек, полный золота" по исполнении пророчества зачастую хотелось потерять все десять.

Причиной тому был тот неприятный факт, что каждый пророк видит только небольшой кусочек из огромного полотна будущего, а потом еще и облекает увиденное в слова, внося таким образом дополнительные искажения в картину грядущего. Таким образом, получить абсолютно полную картину невозможно. То есть даже предельно конкретное и недвусмысленное пророчество вроде "Твой правнук будет править Магической Британией" не дает ответов на весьма каверзные уточняющие вопросы. Вроде: "Один или с кем-то совместно?"; "Во сколько лет он взойдет на престол: в десять, в двадцать или, может, в сто?"; "Сколько времени проправит: сто лет, десять лет, месяц или… всего пять минут?"; "Что станет с родом тех, кто забрался так высоко, после того как этот правнук умрет?" и прочее, прочее, прочее.

"Твой правнук будет править Магической Британией!" Отбрасывать такой шанс было глупо.

И вот для того, чтобы правнуку править одному, долго и успешно, а род потом еще остался на плаву, а не был уничтожен до последнего члена "благодарными подданными", Малфои полностью пересмотрели свои тактические и стратегические планы. Пришлось, активно работая локтями, лезть по ступенькам на политический олимп, в процессе данного веселого забега неминуемо отдавливая множество ног и наступая на сотни больных мозолей. Что отнюдь не уменьшало количество врагов рода Малфой.

"— Твой правнук будет править Магической Британией!" — такие слова хотел бы услышать каждый англичанин.

Однако в пророчестве говорилось про правнука и ничего — непосредственно про Малфоев. Значит, следовало защититься от того, чтобы этот правнук оказался в другой семье. Но как это сделать? А очень просто — с этого дня и на три поколения вперед каждый Малфой должен был иметь только одного ребенка.

С тех пор из-за неуемной жажды власти в роду Малфоев одновременно было только по одному мужчине в каждом поколении и ни единой женщины. При этом ни о каком "сеянье дикого овса" и речи не шло. Когда наследник становился совершеннолетним, прямо после торжественного приема в честь знаменательного события глава семьи отводил его в хранилище рода и приказывал, а если требовалось — то и заставлял силой просмотреть в омуте памяти кое-какие воспоминания предков.

В свое время был вынужден посмотреть их и Люциус. Из них он узнал много такого, что крайне шокировало правильно воспитанного на принципе "род превыше всего" юношу. Например, как именно на родовом гобелене появились "сухие ветви" и выжженные пятна. Люциус никогда особо не допытывался у отца, что случилось с его дядей и почему обведенное траурной каемкой имя его двоюродной сестры не прочитать из-за выгоревших нитей. Теперь же он увидел, чем они "предали род Малфой", а также кем и как именно почившие родственники "были наказаны". В укус ядовитого скорпиона Малфой не верил никогда, но даже в страшном сне он не думал, что Брэндон Малфой своими собственными руками убил и сына, и незаконнорожденную внучку, и вступившуюся за них супругу. Не "без греха" был и отец, но своей старшей сестры Люциус, по ставшим кристально ясными после ознакомления с родовой тайной причинам, никогда вживую не видел. Да и редкие ее портреты были спрятаны за всегда закрытыми шторами.

Кто бы что бы ни говорил, но сердце Люциуса Малфоя камнем не было. Он не хотел разочароваться в своем ребенке. Он не хотел предстать перед выбором: либо, как его ответственные предки, лично исправлять педагогические ошибки, либо предать дело трех поколений своего рода. Последнее было просто немыслимо: слишком великая цена уже уплачена. Слишком много крови, чистейшей и благороднейшей, родной крови, было пролито, чтобы исполнилось пророчество. И Люциус Малфой, как и его отец и дед, был вынужден продолжить забег. В попытках оторвать от уже давно и прочно поделенного пирога лишний кусочек он был вынужден пускаться во все более и более опасные авантюры. Например, такие, как поддержка восставшего против сложившегося миропорядка полукровки, самозваного Лорда Волдеморта…

— Жаль, что я не легилимент… Да и защита у тебя, по словам Джона, хороша, — пробормотал Фадж и вдруг крепко вцепился в связанного Малфоя и затряс его, как ночной хулиган соседскую яблоню. — Ты хотя бы представляешь, что он творит?! Он убивает магглов! Он убивает волшебников! Это… Это… Ты не представляешь, чего это стоит мне!.. И чего это может стоить всем нам! Я не смогу выдержать это больше месяца!!! Ну!!! Говори, где его логово?! Ну! Говори! Говори!!! Джон!

— Круцио!

— А-а-а!

— Говори! — почти заорал Фадж. — Нет? Джон!

— Круцио!

— Ы-ы-ы!

— Говори! Опять? Джон!

— Круцио!

— Ы-с-ш-ш, — уже не хрипел, а сипел Малфой.

Понимая, что так можно перестараться, Фадж жестом приказал временно прекратить пытку.

— Ну, передумал? — спросил он, когда Малфой немного пришел в себя.

— Нет, — в отрицании мотнул головой привязанный к стулу арестант. Воспоминания о твердости и силе воли предков придали Малфою сил. Да и истерика показавшего слабину министра, всегда спокойного до чопорности королевского дворецкого (как-то в детстве пообщался по случаю), здорово порадовала. — Я не предам Его, Корнелиус. Твои усилия сломать или купить меня — тщетны. Можешь возвратить меня обратно, можешь убить, но я все равно ничего тебе не скажу. Не могу и… не хочу.

— Что ж. Ты выбрал свою судьбу. Думаешь, ты такой уникальный? Думаешь, тебя некем заменить? Ха! Найдутся и другие, не желающие сгнить в Азкабане заживо… — Фадж, будто ему пришла в голову какая-то неожиданная мысль, на мгновение запнулся. — Хм… Да. Не найдутся, а уже есть… Есть другой лорд, с которым я смогу договориться! — кивнул он сам себе и пошел в сторону выхода.

Несмотря на неказистость помещения, различными защитными артефактами оно было оснащено по высшему разряду. В их числе были и антиаппарационные барьеры. Конечно, об этом домике в глуши как бы никто кроме Фаджа и Долиша не знал, но…

— Что делать с Малфоем? — спросил аврор у вновь надевшего маску спокойной доброжелательности министра.

— Сотри ему память за сегодняшний день и запихни обратно в камеру. Бумаги на посещение возьмешь где обычно.

— Подлечить?

— Да… Хотя, нет. Пусть знает!

— Но…

— Сдохнет, и Мордред с ним! Все вопросы — к дементорам…

Глава 91. Работа на Отдел Тайн. Часть I


Несмотря на то что ефрейторов в магическом мире никогда не было, порочная практика "ефрейторских зазоров", как оказалось, присутствует и тут. Да еще как! Согласно написанному в письме выход на работу у нас должен был состояться в четверг. Однако и в четверг, и в пятницу смешанный пост из четверки авроров и четверки патрульных прямо на свежепоставленном при входе в атриум Министерства КПП заворачивал нас назад к дымолетным каминам: "Ничего не знаем. В списках вас нет, так что нечего здесь шляться!" Может быть, это был такой хитрый расчет, так как за четверг и пятницу мы более-менее доделали то, что не успевали в спешной подготовке предыдущих дней, но факт остается фактом: в наших услугах Отдел Тайн не так чтобы уж очень и нуждался. И если в четверг мы таким пренебрежением были даже как-то немного оскорблены — "мы ведь трудились, готовились, нервничали, а к нам вот так вот!" — то к выходным уже привыкли и радовались короткому рабочему дню. Очень короткому. Даже иронизировали, что хорошо бы и после Хогвартса устроиться на работу с таким же графиком посещения рабочего места.

Суббота тоже начиналась как обычно. Утром, часов в восемь, члены моей команды по одному прибыли в Крэбб-мэнор. Мы с Уэйном к этому времени уже позавтракали и были переодеты "для работы в поле", то есть по современной маггловской моде. Парни переодевались после прибытия, так как все (даже Джастин) хранили "рабочую" одежду у меня. Сделано это было ради соблюдения секретности, так как рассказывать о своей "бесплатной подработке" родителям они не спешили. Ну или нет… Во всяком случае, именно этим они объяснили мне свою просьбу.

После переодевания мы друг за другом через камин моего дома переместились в Министерство. Привычно сбились компактной группкой (два предыдущих дня мгновенно выработали у нас этот рефлекс, так как бурный поток стремящихся на работу волшебников мог легко разметать нас по стенам или даже вдавить обратно в камин с весьма печальными последствиями) и только потом сообразили, что толпы-то и нет. Просмеявшись, пошли к столам, за которыми сидели проверяющие. Благодаря уикенду в атриуме Министерства было настолько пустынно, что стоявший на выходе волшебник, лицо которого из-за чар отвода глаз описать было невозможно, сразу же привлек к себе наше внимание. "Это за нами, — подумал я и тяжело вздохнул: — Эх! Только-только начинаешь понимать, что такое хорошо, а что такое плохо, как хорошее, казавшееся плохим, сменяется настоящими проблемами". Мысленно я простился с планами на день, которые в большинстве своем так или иначе касались подготовки к исполнению Боунс.

И действительно, халява закончилась. Неизвестный маг в характерной для невыразимцев "маске незаметности" подзывающе махнул нам рукой. Проверяющий от патруля спросил наши имена. Сверился со списком. Поочередно провел вдоль тела каждого волшебной палочкой, как полицейским сканером в аэропорту, что-то проверяя, после чего кивнул внимательно следившей за проверкой четверке авроров. Их пристальное внимание объяснялось не добросовестностью в выполнении должностных обязанностей, а банальной скукой. Сейчас им, кроме как на нас смотреть, больше нечем было заняться. "Запирание конюшни после того, как лошадь уже украли" в любом обществе действует на дисциплину охранников крайне разлагающе. "Ни щитов, ни палочек в позициях для начала самых удобных связок, — подумал я. — А если бы мы были упивающимися под обороткой? Эх! Я бы все не так устроил…"

— Называйте меня Джон Смит, — холодным и безэмоциональным голосом произнес невыразимец, вырвав меня из раздумий о структуре спецслужбы, правилах несения караула на стационарных постах и о том, как бы все это организовал я. И хотя профильного образования я не имел и службы соответствующей не нес, однако даже из общедоступных источников вроде кино, книг и интернета знал столько, сколько застрявшим в средневековье волшебникам и не снилось.

— За мной, — скомандовал он и пошел к лифтам.

— Слышь… — ткнул Уэйн в бок Захарию. — Чет твой дядюшка совсем не ласков к своему племяннику и его друзьям. Давай, облегчи душу, чем ты его так обидел?

— Какой дядюшка? — удивился Захария.

— Ну, наш мистер проводник, — сделав невинное лицо, ответил мой брат. И, не выдержав, прыснул, глядя на недоумевающего приятеля.

"Надо признать, что вроде-бы-тихоня-хаффлпаффец Уэйн и до этого любил подъебнуть. Ну а после того, как фамилию поменял, вообще стал берега терять. Я все понимаю, парню привалило счастье — чудесным образом перепрыгнуть через принципиально непреодолимую пропасть, и теперь он отрывается вовсю за годы насмешек богатых чистокровных над бедными полукровками, но… нужно же видеть границы! Короче, в обязательном порядке требуется сделать внушение, пока это не привело к каким-нибудь нехорошим последствиям", — сделал я себе зарубочку в памяти.

Уровень три. Департамент устранения последствий магических происшествий и катастроф, — произнес магический автоинформатор, когда кабинка, в которую мы все молча зашли, прекратила движение. Все так же молча Джон вышел и пошел куда-то вперед, периодически поворачивая на никак не обозначенных перекрестках. Мы послушно тянулись вслед за ним, хотя лично мне эти пустынные коридоры неприятно напомнили виллу Каркарова. И если судить по кислым лицам присмиревших приятелей, не мне одному.

— Хм… Извините, а куда мы идем? На уровень Отдела Тайн это как-то не похоже, — вежливо обратился я к представителю организации, к которой даже Волдеморт относится с уважением.

Своими отнюдь не тихими насмешками Уэйн сдал мне далеко не лучшие карты для начала разговора (судя по задеревеневшей спине провожатого, подначку в адрес Захарии он принял за насмешку над собой), но получить пояснения было необходимо. Заодно от тяжелых воспоминаний и сам отвлекусь, и парней отвлеку, пока они еще чего-нибудь в запале не брякнули.

— Комитет по выработке объяснений для магглов.

— А…

— Все там, — отрезал волшебник.

Дальше я углубляться не решился, чтобы окончательно не испортить настроение нашему временному, но все же начальнику. Тем более, уровень три Министерства магии — это не третий этаж Азкабана, так что вряд ли нас ожидает что-то особо страшное.

Несмотря на выходной день и довольно пустынные коридоры, Министерство жило и работало. Туда-сюда непрерывно летали наглые, так и норовящие попасть острым клювом прямо в голову письма-самолетики. Из некоторых кабинетов сквозь плотно закрытые двери слышался шум активно проходящих совещаний. Причем ни единого слова различить было нельзя, сколько ни прислушивайся. Именно так работали чары приватности, наложенные на двери в кабинеты и совещательные комнаты Министерства для защиты от утечки важной (а потому — дорогой) информации.

"Приятно чувствовать себя "в теме", — подумал я. — Спасибо Амбридж, многое рассказавшей мне о работе Министерства "как оно есть". Нужно будет ей какой подарок… или не нужно? Кстати, а когда у нее день рождения?"

Долго поразмышлять над достаточно непростым вопросом "как оказать Амбридж должное уважение и при этом ни в коем случае, чур меня, не очутиться у нее в постели" мне не пришлось. Буквально через пару минут мы остановились перед ничем не примечательной дверью, за которой что-то бурно обсуждали. Джон Смит почему-то хмыкнул, достал волшебную палочку, набросил на дверь несколько заклинаний, без вербальной составляющей, кстати. Тихонько щелкнув замком, дверь приоткрылась, и шум разговоров стал сильнее. Оглянувшись на нас, невыразимец приложил в понятном каждому жесте палец к губам и, дождавшись наших согласных кивков, тихо зашел внутрь. Мы осторожно последовали за ним.

Основываясь на полученной аудиоинформации, мой мозг исподволь выстроил предполагаемую архитектуру, размеры и наполненность помещения. Получилось что-то вроде приснопамятного зала заседаний суда Визенгамота — этакий немаленький амфитеатр, забитый волшебниками, спорящими друг с другом на трибунах. Ну а несоответствие расстояний между дверьми в коридоре и линейных размеров комнат — списал на магию. Когда внутри обычной палатки может уместиться целый особняк, неужели сложно всего лишь расширить комнату? Однако, зайдя внутрь, я понял, что ошибся практически в каждом своем предположении.

Нашим глазам предстал относительно небольшой офис, строго вписывающийся в евклидову геометрию коридоров. Более того, в помещении, плотно заставленном столами и шкафами, безошибочно слышанному эху шума толпы взяться было неоткуда. Как, впрочем, негде и поместиться этой самой толпе. Всего я насчитал восемь тесных рабочих мест, и семь из них пустовали. Что творилось на восьмом, от двери мы видеть не могли, так как шкафы были составлены таким образом, чтобы огородить в углу этакий бюджетный личный кабинет.

Пока я удивленно озирался по сторонам (сколько времени здесь живу, а все равно свыкнуться с тем, что любой орган чувств может быть легко и непринужденно обманут, я так и не смог), Джон тихо подкрался ко входу в "кабинет" местного начальника. Он быстро, но плавно заглянул за угол шкафа и тут же отдернул голову назад. После чего повернулся и жестами указал нам пройти вдоль противоположной стены так, чтобы и у каждого из нас появилась возможность понаблюдать за представлением из первого ряда.

Осторожно придвинувшись вплотную к вставшему заинтересованным столбом на самом удобном месте Смиту-который-Захария, я увидел, что "кабинет", в отличие от остальных рабочих мест, не пустовал. Там обнаружился волшебник (или волшебница в мужской одежде, что менее вероятно), который явно находился в полной гармонии с окружающим миром. Об этом свидетельствовала каждая деталь открывшейся нашему взгляду картины. И кресло, особо мягкое и удобное, даже со стороны смотревшееся не как ширпотребовская поделка. И руки, обнимающие запрокинутую за мягкий подголовник голову. И ступни, подергивающиеся в такт неслышной музыке, обутые в маггловские туфли (что легко определялось по подошве, так как ноги были по-ковбойски закинуты на стол).

Волшебник был занят. Все его внимание было сосредоточено на изучении свежего образца маггловской культуры. Занимался он этим, естественно, лишь в целях лучшего выполнения служебных обязанностей — подбора будущих объяснений для магглов. "Ведь глупо подозревать, что чистокровный волшебник будет рассматривать разворот с цветной фотографией не слишком одетой модели в журнале "Плейбой" ради чего-то другого? Да еще в тишине личного кабинета… — мысленно усмехнулся я. Кстати, только сейчас обратил внимание, что здесь не было никакого фонового шума. — Что тоже совершенно естественно. Получение и обработка новой информации требуют тишины…"

Наш провожатый картинным жестом бесшумно хрустнул костяшками кулаков и поднес кончик волшебной палочки к горлу. Я, мгновенно догадавшись, что случится дальше, быстро прикрыл уши руками.

В своих ожиданиях я не обманулся.

— СИМУЛИРУЕМ?! — заревел невыразимец не хуже сдернутого с кладки дракона. — Опять?! А работать кто…

На этом Смиту пришлось срочно убрать палочку от горла, чтобы выставить несколько щитов. Слетевший с кресла еще при первых же звуках волшебник наконец-то пришел в себя, мигом взбесился, выхватил свою волшебную палочку и в пулеметном темпе выпустил очередь лучиков боевых проклятий. Щиты прогорели быстро, но за это время Смит успел метнуться назад и встать рядом с нами, спрятавшимися за шкафом. Потеряв цель из виду, осажденный любитель маггловской порнографии подозрительно затих.

— Эй, Джерри! Джером Гувер! Успокойся! — крикнул Джон, когда пауза стала совсем уж напряженной. В ответ получил поток мата и проклятий (не боевых, а словесных), которые выслушал с полнейшим удовлетворением, качая головой на особо заковыристых перлах.

Когда же "собеседник" выдохся, Смит продолжил объяснения:

— Это не нападение! Это я, Смит.

— Джимми, ты, что ли? — неуверенно спросили из-за бруствера.

— Я, я, — теперь уже недовольно мотнул плечами невыразимец и вышел из-за шкафа.

Не стыдясь любопытства, мы выглянули из-за угла. Дуэли министерских бюрократов происходят не каждый день, а мы уже достигли достаточного уровня мастерства в боевой магии для того, чтобы эта схватка нам стала уроком. Но в лучших чувствах мы оказались обмануты — продолжения не последовало.

— Ну конечно, — вылез из-за стола тот, к кому Смит обратился по фамилии Гувер. — Кто еще способен на такие ублюдские шуточки? Только старый добрый Кривой Джим! Еблан! Я уже был готов вызвать охрану!

— Ты же знаешь, как я ненавижу вот это! — судя по реплике и тону, которым она была произнесена, невыразимец был больше недоволен своим прозвищем, чем угрозой встречи с магическим аналогом группы быстрого реагирования.

— А зря… Зря то проклятье с тебя, хуесоса, так быстро сняли!!! Слишком мало ты походил скрюченным уродом, раз так ничего и не понял! Месяц — а надо было хотя бы год! Может быть, хоть тогда до тебя, пидораса, дошло бы, как бесят людей твои шуточки!..

Злость этого любителя расслабиться без отрыва от производства я мог понять: в качестве расплаты за невнимательность при нецелевом использовании рабочего времени сейчас ему приходилось сопровождать разговор взмахами волшебной палочки. К счастью, репаро или его какого-то продвинутого аналога хватало, чтобы восстановить все то, что было порушено его заклинаниями.

— Когда-нибудь дождешься… Репаро! Репаро! Да вставай на место, тупая полка! Вот! …Что кто-нибудь в твою невыразимую рожу влепит аваду! И плевать ему будет на последствия, штопаный ты гандон! А если бы я использовал штатную защиту? Ведь ее твои молчаливые приятели разрабатывали!

— Ладно, ладно. Признаю, виноват, — кивнул Джон, который на самом деле оказался Джимом, а возможно, ко всему прочему и не Смитом вовсе. — Давай помогу. Но ты пойми, я просто не мог сдержаться. Кстати, журнальчик дашь почитать? Или он рабочий?

— Пф-ф! Тут ты с попыткой подъебнуть сел в лужу. Представь себе, действительно так и есть. Так что если хочешь посмотреть, то для внеочередного предоставления артефакта пусть Отдел Тайн в установленном порядке обратится к начальнику Комитета по выработке объяснений для магглов. Инвентарный номер я тебе скажу. Или просто подожди, пока он до вас не дойдет. Все равно рано или поздно он у вас, как обычно, утонет в запасниках.

— Артефакт? Серьезно?

— Да. — Джон пролистал журнал и поморщился. — Изъяли тут у одного гениального долбоеба. Хотел заставить маггловские картинки шевелиться… Девульки ему понравились, понимаешь ли! Рейвенкловец, в тридцать лет узнавший про существование женщин, — это приговор Статуту. Нет чтобы, как все нормальные люди, купить приворотного да подлить в пабе понравившейся девчонке! А можно и без приворотного обойтись. Но нет! Мозгов девку уболтать у нас нет, зато на разработку сложнейших чар — хватает. И больше ни на что, потому что этот придурок первый получившийся удачный образец с уймой вложенной в чары магии оставил просто валяться на столе! А там это увидел сосед, такой же почетный дрочер с двадцатилетним стажем, как и этот клоун!

— И что, ох Мерлин, — Джим вытер выступившие от попытки сдержать смех слезы, — в этом страшного? Или лучше не рассказывать при детях?

— А то, — Гувер сплюнул и тут же привычным жестом магией удалил плевок, — что этот самый его сосед — маггл! Самый обыкновенный, нигде и никогда не пересекавшийся с людьми. И он, увидев такое чудо и пересравшись до полных по ремень штанов, птицей полетел к ближайшему констеблю! Не, его бы быстро в Монкс Орчард-Хаус спровадили, к остальным наполеонам, пришельцам и прочим "потомственным колдунам", но он предусмотрительно прихватил с собой этот злосчастный журнал. Короче, пока до нас дошла информация, ты и представить себе не можешь, сколько народу его посмотрело!

— И-и-и, — уже в открытую ржал Джим, — че-э-эм, ох, все закончилось?

— Закончилось? Закончилось тем, что мудак поделился журнальчиком со смешными картинками на желто-оранжевый цвет шара и ближайшие десять лет будет кормить дементоров. Стража ржет и пишет пространные многофутовые отчеты. Патрульные камеру "умнику" маггловской порнухой оклеили. Обливиаторам от усталости уже палочку не поднять было, пока они память полицейским зачистили. А нам — голову теперь ломать, как сейчас и в будущем объяснять такие вот случаи. Клянусь Мордредом, лучше бы этот недоносок себе хер отрезал! Или сразу — голову!

— И как? Придумали, чем объяснить?

— Придумали. Что там сложного-то… В участке всем видевшим внушили, что они вскрыли хранилище вещдоков и обдолбались конфискованной наркотой. Так что констеблям стало совсем не до какой-то там магии. Кого там только не набежало на такой вопиющий случай! Да еще где — в Лондоне, под носом у самой королевы! Там и комиссия по собственной безопасности из Хоум-офиса, и Королевская прокурорская служба, и даже МИ-5 подключилась, не говоря о главном констебле и местных властях. Короче, трясут все подряд, и ни один следователь в качестве обоснования случившегося слова "магия" не примет. Я вот только одного тут не понимаю. Обливиаторы что, сами не могли догадаться? Не в первый раз же… И это сейчас, когда все важнейшие департаменты Министерства с полной отдачей ревностно выполняют приказ своего начальства: искать Того-кто-воскрес…

Джим как-то внезапно почему-то подобрался.

— Даже так? — без тени улыбки в голосе спросил он.

— Ага. Сам понимаешь, никто орден Мерлина, даже первой степени, посмертно получить не желает.

— Понятно. Неприятно, но ожидаемо.

— Слу-у-ушай! А я ведь тебя искал! Почтовые совы находят вас, молчанцев, с такой скоростью, будто они не птицы, а черепахи. Вопросик один нужно обсудить, срочный…

— Что за "вопросик"?

— У меня кое-какая любопытная информация образовалась. Тебе будет о чем подумать. Вечером не хочешь пропустить по кружечке или стаканчику?

— Хорошо. Но только не сегодня. Или она совсем срочная?

— Не знаю. Сам посуди. Похоже, я натолкнулся на следы слуг. Слуг тех самых. И чем больше я думаю, тем более подозрительной мне кажется эта семейка. Все одно к одному складывается…

— Опять это? Ты от своих магглов подцепил паранойю! Нет никаких "тех самых". И слуг никаких тоже нет!

— Нет, есть! На этот раз все серьезно. Я ничего не придумал. И даже нашел доказательства… Не только не из этого века, но даже и не из этого тысячелетия!

— Ох, Мерлин! Хорошо. Я послушаю твои сказки. Но потом. Раз столько столетий терпело, подождет и до послезавтра.

— Окей. Тогда я заказываю столик как обычно, у магглов?

— А в нормальном мире нельзя это обсудить?

— Можно, но кто знает, кто, где и какие чары наблюдения развесил…

— Параноик. Заказывай. Заказывай у магглов. А теперь давай к делу.

— Давай. И кстати, что это за экскурсия с тобой? Сам им сотрешь память или мне этим озаботиться?

Мой отряд был уже достаточно натаскан для того, чтобы без команды среагировать единственно правильным образом.

— Уберите палочки! — приказал нам Джим. — А ты прекрати так по-идиотски шутить.

— У меня хороший учитель. Но кто это такой глупый, что так спокойно позволяет себе наставить палочку на министерского служащего? Видимо, до камеры предварительного заключения на посту стражи, со специально дрессированными крысами, экскурсия еще не дошла?

— Нет. Это, так сказать, будущее Департамента устранения последствий магических происшествий и катастроф — наше молодое пополнение.

— Пополнение? "У короля теперь не много"? Начали уже брать дошколят?

— Кого? А-а-а. Нет. Это нынешний шестой курс Хогвартса.

— А я как сказал?

— Хватит. Это добровольные помощники. Бесплатные. Бери и пристраивай к делу.

— Хм-м, — потянул Гувер. С любопытством наклонил голову к одному плечу, к другому, рассматривая нас, после чего сказал как отрезал:

— Для первого впечатления — очень плохо. Я бы даже сказал, никуда не годится.

— Почему? — удивленно спросил Джим, тоже внимательно осматривая нас, видимо желая найти настолько грубую ошибку, что она смогла мгновенно забраковать сразу шесть человек, двое из которых жили среди магглов.

— Да ты только глянь на них! Разве может волшебник, изучавший маггловедение, одеться так? — весьма некорректно Гувер махнул в нашу сторону рукой, будто бы приглашая полюбоваться на таких идиотов.

Невольно и я окинул взглядом сначала себя, а потом парней, но, вслед за Смитом, тоже не нашел, к чему можно было бы придраться. Подобранная Джастином одежда была пусть и без изысков (попытку одеть всех нас из его личного гардероба я сразу же ему зарубил), но вполне себе приличной. Чистой, аккуратной, современной. Конечно, появиться прикинутым, как "где-нибудь на районе", я бы не рискнул. Там, хех, свой, не менее строгий дресс-код, из-за несоблюдения которого запалившиеся чужаки обязательно будут биты. Однако чтоб не привлекая внимания походить по улицам городов и деревень не в глубинке, видевшим и иностранных туристов, и хиппи, и панков, и бомжей, такая одежда вполне, даже на мой достаточно придирчивый взгляд, годилась.

"…Но у министерского работника совсем другое мнение, скорее всего, основывающееся на учебнике маггловедения восемнадцатого-девятнадцатого века издания. По нему и кафтаны у нас не такие, и париков нет… — с ехидством подумал я. — Но так как "Министерство лучше знает, как на самом деле живут магглы", то спорить тут не только бесполезно, но и вредно. Интересно, а какие впечатления получает волшебник, когда появляется на публике одетым по моде беглеца из психушки?"

— Вроде все нормально.

Как оказалось, моя оценка используемого реквизита полностью совпала с оценкой невыразимца. Но не "сказочника".

— Вот именно это-то и плохо! Не напомнишь мне, кто в свой первый рабочий день пришел одетым в плащ кучера, в цилиндре (кстати, ты до сих пор так и не раскрыл величайшей тайны, где нашел раритет конца восемнадцатого века работы самого Джона Гетирингтона), в белых перчатках, причем одна была длинной вечерней женской, а вторая — обычной короткой мужской, в черных резиновых сапогах, белых брюках и синей джинсовой куртке поверх женской зеленой шелковой блузки?

— А тогда не подскажешь, кто мне "от всей души подсказал", что "в маггловской одежде, в отличие от одежды волшебников, можно свободно смешивать предметы"? Не тот же человек, из-за кого Лора отправилась на маггловскую вечеринку одетой в ночнушку вместо вечернего платья?

— Ничего не знаю. Я всего лишь предоставил ей образец маггловской печатной продукции.

— Ну-ну. А с ее мужем ты до сих пор в натянутых отношениях?

— И я искренне не понимаю, почему. Ведь именно благодаря той ночной рубашке он обратил на нее внимание, и теперь у него есть жена и двое боевитых пацанов шести и восьми лет. Ладно, шутки шутками, но новички одеты совсем не так, как новички. А с учетом того, что преподавание маггловедения, как я знаю достоверно, остается пока на должном уровне, объяснением этому может быть только одно. Все они — магглорожденные. Причем, так как они одеты не просто прилично, но и современно, я делаю вывод, что они худшие представители так называемой "новой крови". Волшебники, продолжающие цепляться за свое маггловское прошлое и принципиально не желающие адаптироваться в новом для них мире.

Эрни, услышав такое, надулся жабой. Все же даже пяти курсов дружелюбного Хаффлпаффа недостаточно в качестве прививки от родового снобизма.

А Гувер тем временем продолжал:

— Нет, я не ретроград, и не предлагаю загонять таких магов в резервации или класть на алтари. Пусть живут себе. Но ты, надеюсь, еще помнишь правила? Никаких магглорожденных или воспитанных среди магглов полукровок к нашей работе допускать нельзя. Ее могут нормально выполнять только воспитанные в волшебном мире колдуны и ведьмы, желательно чистокровные. Прецеденты, отлично доказывающие правильность такого требования к персоналу, тебе не раз показывали в омуте. Впрочем, о последствиях такой ошибки еще Слизерин предостерегал…

— Я отлично знаю правила, это правда. Поэтому я помню, что это — не правило, а рекомендация. Это раз. А два, новички такие магглорожденные, что прям магглорожденнее некуда. Представьтесь ему, господа. И назовите статусы крови, — усмехнулся Смит. Уж он-то наверняка их знал, как и краткую характеристику на каждого из нас. И явно собирался получить удовольствие от очередного сажания старого приятеля в дурно пахнущую лужу. Судя по всему, так они развлекаются уже не первый год.

— Эрнест Макмиллан, чистокровный, — чопорно произнес Эрни, всем своим видом показывая разницу между каким-то мелким чиновником и наследником древнейшего и благороднейшего рода.

— Захария Смит, полукровка.

— Энтони Гольдштейн, чистокровный.

— Джастин Финч-Флетчли, магглорожденный.

— Уэйн Хоп… Крэбб. Полу… Э-э-э… — замялся брат и вопросительно посмотрел на меня.

— Чистокровный, — ответил я за него.

— Да? — с сомнением хмыкнул обливиатор.

— Да. Уэйн Крэбб, наследник рода Крэбб, — глядя прямо ему в глаза, ответил я и, пытаясь косплеить "малфоеныша, версия один точка ноль от первого сентября девяносто первого", представился сам: — Винсент Логан Крэбб, лорд Крэбб.

— Ой, ничего, что я сижу перед такими важными господами? — в шутливом ужасе поднял руки Гувер.

— Можете извиниться и встать, — милостиво кивнул я ему и с удовольствием заметил, как мелькнул желвачок у него на скулах. "Ибо нехрен! Точить свое красноречие он об нас будет! Щаз! Посмотрим, у кого тут язык острее! Но в меру, в меру…"

— Что же касается их одежды, — продолжил невыразимец, — считай, что они просто самородки. Как Скамандер в магозоологии, как Локхарт в обливиации, так и они, только в подборе одежды.

— Лучше бы они были как Локхарт. Для нашего дела один хороший обливиатор полезнее сотни гениальных модельеров. К сожалению, такие мастера встречаются раз в полвека. Жалко Локхарта. Старина Грегори Мортон на его место нанял пятерых, и то они справляются хуже, чем он один.

— Да. Он оказался слишком хорош. И храбр. Жаль. Зачем только связался с проклятой должностью учителя ЗОТИ?

— Не знаю. Продолжал бы писать свои книжонки в свободное от основной работы время, а гонорары на рожу свою переводить, мы бы до сих пор горя не знали.

— Мордред! — встряхнулся Смит. — Время! Мне нужно бежать. Эти господа поступают в твое распоряжение. И да, они тебя приятно удивят своими навыками.

— Я — против. Дай мне нормальных чистокровных, можно и не таких молодых. Можно вдвое меньше…

— Где я тебе их возьму? Рожу? Эти лучше, чем ничего. Пусти их на приборку за упивающимися.

— Ты уверен? Нужны совсем другие. Не мне и не тебе рассказывать, что будет, если они сорвутся. А они обязательно сорвутся. Даже взрослые срываются…

— Официально заявляю, Отдел Тайн берет на себя ответственность, — перебил невыразимец. — Все. Я исчезаю. Работай.

Глядя на бесшумно захлопнувшуюся за спиной приятеля дверь, Гувер тяжело вздохнул. Потом перевел взгляд на нас, чему-то мерзко ухмыльнулся и вкрадчиво произнес:

— Ну что ж… Теперь, когда ненужные свидетели нас покинули…

Интерлюдия 36


— Ну что ж… Теперь, когда ненужные свидетели нас покинули… — расслышал Джим до того, как на место встал шумовой экран.

"Все бы тебе только шуточки шутить! Когда-нибудь через свое неуемное чувство юмора нарвешься по-серьезному. Может быть, даже и сейчас, что пойдет тебе только на пользу. Ну а если нет, то тоже на пользу, но уже не тебе", — подумал невыразимец, неодобрительно покачал головой, но этим и ограничился.

У Смита, это в самом деле была его настоящая фамилия, после разговора со старым другом появились намного более важные дела, чем вправлять мозги шутнику или утирать сопли подросткам, которыми с Отделом Тайн расплатился Волдеморт. "Их, в конце концов, никто под империо служить Тому-кого-не-называют не заставлял. — Чтобы убедиться в этом, опытному человеку достаточно пять минут понаблюдать за их поведением и проанализировать темы и тон разговоров. — Особенно тон, да. Что ж, им попробовать на вкус другую сторону службы настолько… жесткому лидеру будет только полезно. Может, успеют еще одуматься… Или, наоборот… Но это не мое дело", — подвел черту Смит и выбросил новое поколение Упивающихся из головы.

Зато полученная от Джерри Гувера информация требовала немедленного и тщательного анализа. Джим был не мальчик и читать вторые и третьи смыслы того, что ему говорят, умел отлично. Тем более сейчас ему об этом заявили практически прямым текстом.

Факт первый. Несмотря на все декреты и постановления Фаджа, изо всех сил старающегося усидеть в мягком кресле министра магии, ключевые, можно сказать, министерствообразующие отделы его уже списали. О чем один из таких ответственных отделов практически официально и информировал Отдел Тайн в лице некоего Джима Смита.

"Жаль. Фадж был еще не самым худшим вариантом. Во всяком случае, весьма вменяемый и договороспособный… Остается надеяться, что начальство в курсе. Ведь большая политика дело такое, опасное. И если о скором сливе министра и его команды другой командой нас не проинформировали, то, скорее всего, наш глава в списке сливаемых. Нет, естественно, мы не какие-нибудь там "транспортники" или "спортсмены", которых можно разгонять хоть два раза в год, полностью "обновлять" без какой-либо потери в качестве работы. Так что, с одной стороны, за место лично нам можно не бояться. А вот нашему начальству… Занять достаточно важную позицию своей фигурой, сместив чужую, или разменять пост на что-то более важное — от такого не откажется ни лорд Ллин, ни лорд Окли, наш нынешний "покровитель". К сожалению, это они могут уже не первый век соревноваться друг с другом в бесконечные политические шахматы, меняясь подконтрольными министерскими отделами и должностями, а удары терпеть приходится фигурам — нам. Ведь, как говорит древняя пословица, "новый хозяин — новые правила", поэтому, с другой стороны, какими бы незаменимыми ни считались служащие Отдела Тайн, при смене начальства может произойти… всякое. Ведь какой поставленный со стороны начальник вместо долгой и сложной работы по выстраиванию отношений с чужим "колючим" коллективом откажется, пусть и ценой некоторого временного снижения эффективности, от замены его своими, максимально преданными людьми? И чего им не быть преданными, если служба в Отделе Тайн дело невероятно… комфортное?"

Широким массам населения Магической Британии Отдел Тайн был известен, в основном, как главный хранитель древних опасных артефактов. Казалось бы, работка так себе. Сложная, опасная и неприбыльная. Но это только на первый взгляд. Если же внимательно и с пониманием прочитать перечень должностных обязанностей или же взглянуть на систему изнутри, то всё начинает играть совсем другими красками.

Одной из задач Отдела Тайн действительно было хранение опасных артефактов. В этом большинство обывателей не ошибалось. Но мало кто задумывался над лежащей на поверхности информацией о том, что для классифицирования попавшего в руки предмета требуется провести его качественную экспертизу. И только по ее результатам артефакт признается либо условно безопасным для широких масс, либо строго запретным, доступным только для служебного пользования. Да-да, именно так. Отдел Тайн был обязан не только исследовать и хранить, но и в случае надобности еще и выдавать министерским работникам требуемые для решения тех или иных задач артефакты. Разрядить проклятье на крови, вскрыть древнее сокрытое, распечатать зачарованный сундук, избавиться от чар — и прочая, прочая, прочая. Зачастую там, где поработала темная магия, помочь могла только другая темная магия. Принцип "similia similibus curantur" работает во всех мирах.

Не следует считать, что работа невыразимцев была связана только с темной магией. В Отдел Тайн попадали вообще все потенциально опасные артефакты. Все — значит все: от первых грубых поделок людей, только еще начинавших во времена сидов познавать магию, до совсем свежих попыток скрестить маггловские механизмы с магией. Одни артефакты, что из числа старых, что из числа современных, могли ощутимо усилить своего пользователя. Другие — заметно обогатить, вплоть до полного обрушения сложившихся социально-экономических отношений. Третьи — оторвать голову не только криворукому пользователю, но и всем его соседям в пределах видимости. Соблазны серьезные и на любой вкус, поэтому каждый работающий невыразимец опутывался целой сетью клятв. Таких, что в случае их нарушения увольняться рекомендовалось сразу же на тот свет, чтобы не затягивать собственные мучения. Но несмотря на это в каждом поколении находился как минимум один "уж-я-то-точно-не-попадусь", на примере которого новичкам доказывали всю пагубность предательства.

В общем, на первый взгляд в бытии невыразимцем были одни только минусы: сложная, опасная работа с жесткой трудовой дисциплиной. Где же здесь комфорт для работника? А он — в правах и полномочиях, являющихся необходимыми для выполнения должностных обязанностей. На этот незаметный простому взгляду нюанс потенциальному сотруднику раскрывали глаза при приглашении на работу. Во-первых, чтобы проводить экспертизу артефактов с настолько широкими разбросами по времени, месту и типу изготовления, объем знаний и умений должен приятно удивлять даже самых зацикленных на "магии ради магии" рейвенкловцев. То есть и доступ к информации был самый что ни на есть безграничный, и коллектив по определению состоял из, мягко говоря, неординарных волшебников. Для обладателей компетенций, требуемый набор которых задавала работа в Отделе Тайн, одно это ценилось больше, чем самая высокая зарплата.

Во-вторых, эта самая зарплата. Необходимость проводить экспертную оценку возможностей применения артефактов оказывалась, при несложном изменении угла зрения, не обязанностью, а легко монетизируемым правом. Много ли нужно артефактов тому же Министерству, где уже давным-давно все серьезные вопросы решены, а все процессы — отлично налажены? А вот у богатых и деятельных проблемы, как и потребность в несколько нетипичных путях их решений, были, есть и будут всегда. "Артефакт, способный решить проблему, есть в запасниках Министерства. Неужели нельзя договориться?" — думает такой волшебник и идет в соответствующий департамент. Где в зависимости от типа возникшей проблемы официально или неофициально (но это заметно дороже, так как доплата за секретность редко бывала маленькой) заказывает нужный артефакт. А дальше только от невыразимцев зависит окончательный вердикт: можно ли применять артефакт, или же "фаза луны и положение Венеры в созвездии Близнецов препятствует течению нужных магических потоков". В последнем случае спорить совершенно бессмысленно — планету по орбите не передвинешь.

Нет, конечно, если подходить формально, Министерство было обязано оказывать волшебникам определенный перечень услуг по строго фиксированным и совершенно смешным ценам. Однако были некоторые нюансы вроде "обязано, и поэтому мы пошлем людей через два часа, будьте дома" и "обязано, но в связи с крайней загруженностью отделов из-за [вписать подходящую причину] ближайшая возможность появится только через десять лет; вставайте в очередь". А кто именно определяет загруженность? Так Отдел Тайн же! В свое время понимание этого очень быстро пришло ко всем заинтересованным лицам, и система приняла нынешний, всех устраивающий вид. Министерство стало получать официальную плату (по сути являвшуюся небольшим посредническим процентом), а основная сумма через цепочку из нескольких звеньев шла главе Отдела Тайн. Со своей стороны невыразимцы с полной отдачей включались в решение чужой проблемы: знаниями, артефактами и… умениями. Ведь для работы с редкими инструментами нужны еще более редкие навыки.

При таких сложных условиях на посту начальника Отдела Тайн шальные жадные дураки если и оказывались каким-то чудом, то задерживались ненадолго. Поэтому полученные деньги щедро делились между сотрудниками. Доходило до того, что после определенной выслуги невыразимцев премировали "бездонными" кошельками. Пока твои повседневные запросы не выходят за определенные, достаточно широкие, границы, их оплачивает работодатель. Ну а зарплата идет на профессиональное развитие в форме личной исследовательской деятельности, отчего в итоге больше всех выигрывает Отдел Тайн. А ведь кое-что "ради должного настроя" перепадало исполнителям-невыразимцам от заказчика прямо на месте "мимо кассы"…

Третьим большим плюсом была безопасность. Так как опутанному клятвами невыразимцу очень многое было либо прямо нельзя, либо очень опасно делать, не потревожив обетов, защиту и его, и его семьи брало на себя Министерство. Каждый умник, кто занимался отъемом средств тем или иным не особо законным способом, будь то банальное ограбление или же особо хитрое выманивание взятки, знал, что существует некая группа неприкасаемых, с которыми иметь "профессиональные контакты" чревато серьезными проблемами. Ну а беспредельных дураков утилизировали без счета. Для этого в Ударном отряде существовала особая группа волшебников, специализировавшаяся на работе грязной во всех смыслах.

Естественно, несмотря на то, что все подробности раскрывались только кандидатам (а не прошедшим или не согласившимся собеседование стирали из памяти), потихоньку информация просачивалась. Да и как ей было не просачиваться, если после достижения определенного уровня нужно было просто по производственной технике безопасности четко знать, кого можно трогать, а кого — категорически нельзя?

И тем не менее напыщенные идиоты и последовательные карьеристы, как и раньше, продолжали стремиться к пафосным должностям типа заместителя главы департамента или начальника сектора. Например, старый друг Джима — Джером Гувер — сделал головокружительную карьеру для человека, не имеющего серьезных, тянущих за уши вверх покровителей. Стал помощником главы Департамента устранения последствий магических происшествий, начальником Комитета по выработке объяснений для магглов, то есть намного перегнал в формальной табели о рангах простого невыразимца. И при этом — именно Джим, "простой невыразимец", может пинком открывать дверь в кабинет к такому "большому человеку". Да и сам его "кабинет" отлично показывает реальный вес такой должности.

"…Деньги, знания, сила. Все это есть у нас. И если бы относительно узкий круг "богатых и деятельных" был шире, то еще неизвестно, мы бы продолжали быть отделом Министерства или Министерство стало бы нашим… Впрочем, — мысль Смита перескочила обратно на друга, — Гувер хоть умный и опытный, но в некоторых вещах как был, так и остался дурак дураком. Именно поэтому в свое время в Отдел Тайн из отдела "писателей-фантазеров" пригласили не его, а меня. Ну кто же о таких вещах, как поиск слуг Их, говорит при посторонних?" — вторая важная новость встревожила Джима намного сильнее первой.

"Они и Их слуги. Опасность высшей категории. Выше, чем стая нунду, туча дементоров и новая инквизиция с одновременным восстанием вампиров против волшебников".

Помимо декларируемых, были у Отдела Тайн и некоторые секретные функции, о которых знали только сами невыразимцы и министр с наиболее доверенными помощниками. За исполнение как раз этих функций, в основном, невыразимцам и обеспечивали райские условия существования. Так, именно Отдел Тайн стоял на страже покоя Магической Британии. "На страже" — в широком понимании этого процесса. Возможный источник угроз виделся во всем. В магглах с их секретными и не очень обществами, борющимися против волшебников. В волшебных сообществах других стран, желающих припомнить и воздать Британии за выдумываемые последние лет пятьсот обиды. В гоблинах, имеющих мерзкую привычку регулярно поднимать кровавые восстания. В вейлах, норовящих подсунуть своих девок в жены влиятельным волшебникам и через это получить рычаги политического влияния международного уровня. В оборотнях как переносчиках неизлечимой ликантропии. В кентаврах, потому что могут видеть будущее. В вампирах и гигантах, потому что людоеды. В фениксах, потому что условно бессмертны. И в Их слугах.

"Да. Ты прав, приятель. Я повзрослел и перестал верить в Их существование. Теперь я знаю, что Они существуют. И мне от этого знания одно горе! ОниОни невидимы. Они вечны. Они безжалостны. Их не интересует ничего, что важно для нас. Их невозможно убить или купить. С Ними можно только договориться… продав себя и своих детей на десять поколений в рабство. Но если единственное, что можно сделать для предотвращения нападения на деревню свирепого и неуязвимого дракона, это задобрить его обильной кормежкой, то именно это и нужно делать. Даже если его рацион включает в себя только девственниц!"

Познакомившись с истинной историей магического мира, в частности с биографиями Основателей, Мерлина и прочих волшебников, оказавшихся достаточно сильными для того, чтобы привлечь к себе Их неблагосклонное внимание, Джим стал многое воспринимать совсем по-другому. Например, Их имена, которые только на Востоке безалаберные посвященные в главную тайну мира позволяют себе спокойно упоминать. Пусть и не истинные, но очень емко отражающие Их суть. Или же инструкции Отдела Тайн, касающиеся Их слуг. "Найти, следить и… сделать все, чтобы слугам Их никто не повредил". Ведь как бы невероятно сурово Они ни обращались со своими рабами — Джим читал про случаи, когда ради развеянья скуки Они на глазах детей убивали родителей, а на глазах родителей — детей, — к остальным Они относились вообще как к неодушевленным предметам вроде песка. "Его много и он редко когда нужен, поэтому кто жалеет что о сотне-другой песчинок, что о сотне-другой тысяч?"

"Эх, Джером, Джером. Уж лучше бы ты переболел своим детским увлечением. Искал бы лучше путь на Авалон. Или по лесам и озерам Шотландии фею в наложницы. Но не Их и Их слуг. Не все старинные легенды выдуманы и… безопасны для изучения. Пристально интересуясь некоторыми из них, можно и "утонуть", и "потеряться", и "лишиться головы", причем последнее иногда в буквальном смысле! А я бы не хотел, чтобы в один "прекрасный" день ты стал не просто мертвым, а вовсе человеком-которого-никогда-не-существовало…"

Глава 92. Работа на Отдел Тайн. Часть II


— …Никто не помешает мне сделать то, что нужно! Кстати, вы никогда не задумывались о том, что нападать на находящегося при исполнении министерского служащего, являющегося взрослым, опытным волшебником, не только наказуемо, но еще и опасно? — насмешливо спросил Гувер, одновременно с этим выхватывая волшебную палочку и выпуская какое-то проклятье в Смита. Целился ли он специально в однофамильца вышедшего невыразимца, или парень просто встал так для себя неудачно, но от попавшего в него заклинания Захария сложился пополам и со стоном упал на пол. — Так что лучше не сопроти…

Вот только договорить свою полную снисходительного пафоса речь и "как бы между делом" вырубить еще кого-нибудь из нас он не успел. Тех пары-тройки секунд, что прошли с момента нападения, хватило парням (да и мне тоже, чего уж тут говорить, я тоже оказался не готов), чтобы перейти из хорошо известного любому студенту полусонного состояния "профессор вещает какую-то лажу, одним ухом послушаю, но думать буду о другом" в режим спарринга — "БЕЙ! БЕЙ! БЕЙ!".

А дальше Гуверу банально не повезло. Дело в том, что, не имея на руках веками отработанных методичек, я тренировал парней в меру своего собственного понимания логики и практики боестолкновений, почерпнутого в прошлой жизни из книг, фильмов, редких поездок на страйкбол и, куда уж без них, из компьютерных игр. Плюс из-за тренировок у Барти и уроков Волдеморта да и просто более взрослого отношения к учебе я поначалу был заметно сильнее парней. Настолько, что стандартный и повсеместно применяющийся в магических поединках формат "дуэль один на один" не давал ничего ни мне, ни моим товарищам. Я тупо вырубал их первой-второй атакой. Поэтому очень быстро само собой сложилось так, что тренировки наши приобрели формат четверо против одного. Позже уровни относительно выровнялись, но привычка устраивать бои в таком формате после одиночных дуэлей — осталась. Это оказалось весьма удачной педагогической находкой. Четверым очень приятно бить пятого, обогнавшего их по итогам личных поединков, а пятый, спасаясь от боли и магических повреждений средней тяжести, выкладывается по полной и взрывно прогрессирует (ну, или хотя бы пытается). В итоге, по словам Волдеморта, я, сам того не зная, смог криво-косо повторить начальные тренировки бойцов стражи и аврората. Именно там им ставят командную работу, что в бою является одним из основных преимуществ сбитых в звенья по четыре волшебников-полицейских перед преступниками-одиночками.

И сейчас у парней сработал вбитый тренировками в подкорку рефлекс, с вполне очевидным итогом. Если первые десять секунд министерский работник еще пытался показать что-то атакующее, то оставшиеся полминуты он только защищался. Моя команда, привычно рассредоточившаяся по фронту, просто залила напавшего на нас волшебника потоком разнотипных и разнонаправленных атак. Мне самому даже делать ничего не пришлось — так, вначале слегка подстраховать парней парой щитов. В итоге обездвиженным на полу и с выбитой из рук палочкой вместо "школьников-недоучек" оказался "взрослый, опытный министерский служащий".

Вот уж не знаю, на какой именно результат своих слов и наглого нападения Гувер рассчитывал, но судя по всему — совершенно не на такой. Крайнее удивление пробилось даже сквозь напряженную гримасу. Я подошел поближе, поставил ногу на опрокинутый шкаф и с удовольствием отметил, что удивления стало меньше, а напряжения — больше. Нелегкое это дело — сохранять на лице слегка пренебрежительную мину, когда держишь "жимом лежа" свалившийся на тебя шкаф. Особенно если на шкаф сверху еще и давят.

— Хватит! — сдался Гувер. — Сдаюсь!

— Точно? — спросил я.

— Точно, точно. Давайте, вытаскивайте меня отсюда…

— Чтобы через пять минут вы опять напали на нас? На этот раз в спину и порознь? Сделали с нами что-нибудь… нехорошее, а потом стерли об этом память?

— Да какое нападение? Подумай сам, если бы я действительно собирался с вами "сделать что-нибудь нехорошее", то стал бы я предупреждать об этом заранее? Вон, ваш парень уже очухался от моего ослабленного ступефая, разве такое в бою бывает? Это была просто проверка.

— Зачем?

— Что там говорил Джим — это одно, а что работать с подпихнутыми отделу из-за каких-то там политических дрязг неумехами придется моим людям и лично мне — совсем другое! Я не мог не оценить вашей квалификации сам. И снимите с меня, наконец, этот шкаф, сил уже нет! Начинать карьеру с убийства в первый же день своего непосредственного начальника — не лучший ход. С такой трудовой историей вас мало куда потом возьмут!

Переглянувшись с парнями, я убрал ногу, а они заклинаниями поставили шкаф на место. Медленно поднявшийся с пола Гувер ощупал себя руками, под прицелами наших волшебных палочек взял свою и показно медленно-аккуратно, чтобы не спровоцировать, наложил на себя какие-то лечащие чары. После чего отодвинул в сторону склонившегося над Захарией Уэйна и подлечил нашего единственного раненого. А потом, демонстративно развернувшись к нам спиной, направил волшебную палочку на раздолбанный на куски стул:

— Репаро. Что встали? Я один, что ли, должен теперь прибираться? Не стесняйтесь, включайтесь, помогайте. Громили вместе, так же вместе и чиним теперь.

Пока мы дружно восстанавливали офис, пострадавший за сегодня уже во второй раз, Гувер бурчал под нос что-то вроде: "Ну, Джимми! Ну я тебе еще припомню эту подставу! "Они тебя удивят…" Вот уж удивили так удивили. Молодцы, что тут скажешь. Давненько что-то я не был в Хогвартсе. Что случилось со старым добрым розарием, что даже хаффлпаффцы оттуда стали выходить без лепестков, но зато с вот такенными шипами?"

Закончив убираться, мы молча вопросительно посмотрели на Гувера. Тот аккуратно снял с полки небольшой, чуть меньше ладони столик, небрежно кинул на пол в угол и легким движением руки чисто школьным энгоргио увеличил его до нормальных размеров. Расширяясь, тот тютелька в тютельку поместился на небольшом пустом пространстве в углу комнаты, на самом деле оказавшемся местным экспертно-аналитическим центром.

"Он же "мозговой трест", он же "мыслительная цистерна". Что-то здесь на площадях, мягко говоря, экономят. В чем, интересно, тут дело? И нельзя ли получить определенные преференции, как-то поспособствовав увеличению комфорта их рабочего места?"

— Стулья разворачивайте и садитесь, — тем временем приказал начальник, явно привычно левитируя свое кресло во главу стола.

— Так, давайте, наконец, нормально познакомимся, — сказал он, когда все сели. — Вас я уже слышал. А я — Джером Гувер, помощник главы Департамента устранения последствий магических происшествий и катастроф, начальник Комитета по выработке объяснений для магглов.

Теперь кратко о том, чем наш комитет занимается. Все вы отлично знаете, что соблюдение Статута секретности чрезвычайно важно для волшебников. Мы не хотим ни возвращения старой инквизиции, ни, что гораздо опаснее, образования новой. Для любого человека пример Испании и Италии, где старые волшебные семьи были истреблены полностью, а молодые — стали рабами магглов, весьма поучителен. "Если грехи польются через край, умрут все" — очевидная, казалось бы, истина, но... увы. Далеко не каждый волшебник может и, что гораздо печальнее, хочет жить так, чтобы не нарушать Статут секретности. Некоторые проступки, вольные или невольные, приводят к очень серьезным последствиям. Последствия нужно либо, что лучше, ликвидировать полностью, либо, как минимум, хотя бы ослабить. Этой работой на постоянной основе, каждый на своем участке фронта, занимаются многие отделы, а точнее — почти половина Министерства. Причем в этой половине представлены все самые важные и многолюдные департаменты Министерства магии: и Департамент регулирования численности магических популяций, и Департамент магического правопорядка, и Департамент устранения последствий магических происшествий и катастроф.

Наверное, тут у вас должен возникнуть вопрос: "Если так много людей, в том числе широко разрекламированные Аврорат, Стража, Магический патруль, занимаются охраной Статута, так ли уж нужны мы?" Так вот, ответ — очень нужны. Ведь именно мы продумываем, как именно объяснить магглам то или иное магическое происшествие.

Думаете, невелика забота? Думаете, зачем вообще это нужно, если можно просто всем подряд стирать память, для чего обливиэйт каждый ученик Хогвартса проходит еще на втором курсе? Скажем так: помимо того, что далеко не каждый волшебник заканчивал Хогвартс, а среди закончивших — обливиэйт действительно умеет применять хорошо если каждый пятый, есть гораздо более серьезная причина. Проблема у нас — я имею в виду волшебников в целом — в том, что устранение последствия нарушения Статута, каким бы это ни казалось парадоксальным, тоже нарушает Статут! Ибо так или иначе, пусть и в гораздо меньшей степени, все равно вынуждает нас, людей, наносить им, магглам, ущерб. При этом компенсировать накопляемый такими воздействиями общий урон — дело достаточно… непростое и неприятное. Поэтому задача по устранению последствий нарушения Статута всегда ставится таким образом, чтобы либо выбрать из готовых вариантов, либо придумать такое новое решение проблемы, дабы этот дополнительный ущерб для магглов и Статута в каждом конкретном случае оказался минимальным.

И еще раз, для непонятливых. Ситуация складывается таким отвратительным образом, что мы слишком несвободны в выборе способов и методов решения проблемы сохранения Статута. Мы, к сожалению, не можем убивать всех без исключения магглов, увидевших, как колдует волшебник. Даже стирать память не всегда можем. Нельзя, чтобы лекарство оказалось хуже болезни. За то, чтобы этого не случилось, как раз и отвечаем мы.

Одним из поразительнейших фактов нашей работы является тот, что в большинстве случаев для исправления содеянного по глупости даже не нужно применять волшебство! Да-да! Представьте себе, что достаточно всего лишь правильно поговорить, чтобы маггл либо засомневался в себе, либо застыдился рассказывать другим об увиденном.

Загрузка...