Диктатор

— Ученик, — перебил сквиба Волдеморт.

— Да, Учитель?

— У тебя среди министерских знакомых нет ли такого, кто хотел бы стать министром?

— Есть, Учитель! Даже не один! Это…

— Не нужно, — перебил меня Волдеморт. — Видишь, даже дети знают, что там каждый хочет стать министром. Так что это не проблема.

— Я могу продолжить?

— Говори.

И Смит продолжил. Лекция о прикладных аспектах политики длилась несколько часов. В отличие от Бинса и Снейпа Смит подавал материал умело — живо, интересно с долей юмора, так что лично мне лекция показалась очень полезной и запоминающейся. Волдеморту, похоже, тоже, так как вопросами и замечаниями он "профессора" прерывал редко, а когда сквиб охрип, волшебник даже наколдовал стаканы и графин, который наполнил водой из палочки.

— Что ж… — задумчиво сказал Волдеморт после того, как его гость окончательно выдохся. Почему-то у меня сложилось впечатление, что последний час лектора слушал я один, а Волдеморт раздумывал о чем-то совсем другом.

— Эм… Повелитель, достоин ли я в будущем награды? — заискивающе спросил Смит.

— Хм. Да, — кивнул Волдеморт и хорошо знакомым жестом повел волшебной палочкой. — Авада кедавра, — зеленый лучик попадает в даже не успевшего удивиться Смита, и тот обмякает в кресле. — Флинтифорс, — тело сквиба съеживается, превращаясь в небольшой коробок. — Вот достойная тебя награда!

Переход от лекции к убийству произошел так быстро и неожиданно, что я только рот приоткрыл в изумлении. Посмотрел на коробок спичек, сделанный из бывшего всего пять секунд назад живым человека, и перевел ошарашенно-вопросительный взгляд на Темного Лорда.

— Он еще не успел до конца "разобрать мои ошибки", — Волдеморт с чего-то решил пояснить мне причины своей жестокости, — как я уже все понял и приговорил его. В том числе и за непомерную наглость.

Холодный пот мгновенно пропитал пижонистую рубаху, которую я так и не переодел после экзамена. Почему-то только сейчас я за деревьями постоянных ежедневных неприятностей и круциатусов от сурового учителя вдруг увидел лес проблем несовместимых с жизнью. Ведь ответной репликой на мой оммаж, заканчивающийся проникновенным: "…И да пребудет во веки веков свидетелем сей клятвы сама Магия!" — (что крайне похоже на "отдать все свои знания и все свои силы вам, Повелитель") очень просто могло стать не "любопытно", а тоже — "авада кедавра"!

— Однако, несмотря на это, у него получилось меня заинтересовать, — продолжил объяснения Волдеморт. — Будучи всего лишь сквибом, он умудрился не только понять все правильно, но еще и в одиночку дойти практически до моего кресла. Если бы не Белла… Я еще задам несколько неприятных вопросов отвечающим за охрану, но такая настойчивость и такой талант были достойны того, чтобы его перед смертью выслушали.

— Но…

— "Использовать Министерство в борьбе против Дамблдора" — неужели, ученик, ты веришь в то, что твой учитель настолько туп, что не додумался до такой простой идеи? Думаешь, это простое дело для человека, у которого за спиной гордость за великих предков и больше ничего — стать старостой сначала факультета, а потом и школы? Слово "нет" любого из деканов — и никакого префектства, поэтому хорошие отношения должны были быть налажены с каждым профессором. Но мало было стать, гораздо сложнее продолжать быть. За возможность купаться в мраморной ванне приходилось дорого платить. Арбитр, решения которого сильно не понравятся хотя бы одной стороне конфликта, арбитром пробудет недолго. Так что тебе еще, может быть, лекция и показалась любопытной, но я эти основы перерос еще в Хогвартсе. Тебе ведь понравилась лекция?

— Ну…

— Ты все равно продолжаешь считать, что я разбрасываюсь достойными кадрами. Не удивляйся, если я спокойно читаю тебя, то сквиб и подавно — открытый лист для легилименции. Я не убиваю ради утоления ненасытной жажды крови, как иногда делают потерявшие разум и контроль нелюди вроде гоблинов, вампиров и оборотней. — Услышав такое заявление, мне пришлось приложить невероятные усилия, чтобы зажать свое естество в кулак и не только не дернуться взглядом в сторону коробка спичек, но даже и не подумать что-то в роде "да-да, конечно". Волдеморт тем временем продолжил: — Я не швыряю авады направо и налево. Я казню только тех, кто этого действительно заслужил. Не только наглостью. Не только. Он — был шпионом Дамблдора. К счастью, мой старый учитель, нацеливая предателя, не учел, что я изменился. И в слезливую сказочку больше не поверю.

В памяти нашего покойного гостя нашлась закрытая мощными блоками область длиной в неделю за август прошлого года. До этого момента — ничего интересного, а после — сквиб вдруг воспылал ярой жаждой мести великому волшебнику, сквиб — великому волшебнику, для чего нужно было в обязательном порядке найти и наняться ко мне на службу. В его мыслях это объяснялось эгоистичным желанием денег и поудовлетворять свою жажду власти, однако кто поверит в такую ерунду? Сквиб и у магглов жил неплохо.

Неделя. Сколько может вложить в голову несопротивляющемуся опытный легилимент? Очень много… Например, в правильном ключе раскрыть правду о том, что в действительности произошло с его матерью. Ведь тех идиотов убрали не боевики Дамблдора, это я знаю точно…

"Хм… Быть настолько уверенным можно только в одном случае", — подумал я.

— Нет, не я, — понял мой косой взгляд учитель. Или, как вариант, прочитал мою мысль. — Не лично, во всяком случае. Это была интрига некоторых лордов, которые мстили за своих племянников и племянниц, отданных на расправу волшебникам с континента. Отомстить и убить Дамблдора у них не получилось, все же он действительно великий маг, поэтому они решили расправиться с ним политически.

Интрига простейшая, а какая действенная! Собрать под своим патронажем толпу наивных и нетерпеливых недовольных, заявить о них пошире, а потом вырезать погромче. На кого падут подозрения?

Естественно, Дамблдора в случившемся никто в лицо не обвинял. Потому что и не собирался. Отсутствие формального обвинения — это еще и отсутствие возможности оправдаться. Бороться же со слухами можно бесконечно и столь же безрезультатно. В качестве финального штришка к картине "Дамблдор втихую убирает неугодных" следовало "правильно" объяснить произошедшее выжившим родственникам. Чтобы они не забыли зло. "Угрожали" ему… — Волдеморт скривил свои тонкие губы в презрительной ухмылке. — Кому он нужен, сквиб?! Люди, способные вырезать сотню приготовившихся ко всему волшебников в заранее укрепленном мэноре, угрожать не умеют! А вот чтобы помнил и ненавидел…

Самое смешное, что Дамблдор что-то такое знал или предчувствовал, поэтому и посоветовал матери Смита отступиться. Слова любителя давать вторые шансы тем, кто ему будет полезен, были не угрозой, а искренним советом и предупреждением, который был понят строго противоположным образом. Запомни это, ученик. Важно не только что ты говоришь, но и то, как тебя поняли. Меч это обоюдоострый, и недомолвками можно как обмануть, так и обмануться.

— Что-то не похоже, чтобы позиции Дамблдора эта история как-то поколебала. Я о ней даже и не слышал, — вставил я свою реплику в паузу речи учителя.

— Кто надо — тот помнит. Лорды и не планировали мгновенной победы. Получилось бы его свалить сразу — удивительная удача, не получилось — пусть и дальше все идет, как изначально задумывалось. А задумывалось, что пройдет год, десять, пятьдесят — и факты забудутся, а пятно на репутации — останется. А где уже есть одно, там легче прилепить другое, третье, десятое… Придет время, ослабнет — и его "опоздают на лодку".

К сожалению, Дамблдор оказался далеко не так прост, чтобы попасться в настолько простую ловушку. Не только по-гриффиндорски храбр, но еще и по-слизерински хитер. Мало того, что в кулуарных беседах он не стал оправдываться, так еще наоборот, намеками давал понять интересующимся, что все это — чистая правда. И воспринимать его после такого стали не только с уважением, но еще и со страхом, чем он свел баланс результатов атаки на себя практически в ноль. Как его с такими талантами Шляпа в дом Гордрика отправила? А потом нас называют интриганами, — усмехнулся Волдеоморт. — Магглов и сквибов я презираю, но предателей… предателей — ненавижу! У них нет шансов! И первый признак предательства — это стертая или заблокированная память. На это должна быть очень серьезная причина! Ты понял меня?

Намек был прямее некуда.

— Да-да-да, Учитель! — опять обильно потея истово закивал я. — Больше никаких стертых воспоминаний об убийствах! — "Хватит играть с огнем. Похоже, лимит на удачные стечения обстоятельств, сам того не заметив, я выбрал под ноль. Лучше помнить неприятные события, чем превратиться в растопку!" — подумал я. — Но…

— Ты смеешь со мной спорить? — Волдеморт пока еще только удивился.

— А, нет, конечно же. Я о другом. Получается, сквиб — лгал? Весь его анализ, все предложения, все это — красивая фальшивка, чтобы обмануть вас, Учитель? А выглядело все очень достоверно. Зря слушал?.. — расстроенно произнес я, недовольный своей доверчивостью. В местном обществе это несовместимый с жизнью дефект мышления. И вдвойне обидно, что такая вкусная и чрезвычайно полезная выжимка по прикладным аспектам политтехнологий… раз — и на самом деле оказывается ядовитой пустышкой.

— Нет. Слушал ты не зря. Прямого обмана там не было. И слова были честны, и история была полностью правдива. Как он ее видел, конечно. Даже план относительно неплох и сулит серьезный выигрыш в будущем. Должен признать, что некоторые некритичные, но достаточно любопытные моменты мне не были известны. Можно сказать, что шпион неплохо послужил мне, чем заработал себе легкую смерть, а не многодневную пытку. Белла очень просила… Однако в его аккуратном, логичном и несложно исполнимом плане есть один не устраивающий меня момент, который старательно обходился стороной. А именно — время. Он очень долог. И мне очень хотелось бы узнать, почему или для чего Дамблдору вдруг потребовалось занять меня на четыре-пять лет? На что он потратит это время? Поэтому я и слушал шпиона так долго, одновременно легилиментя его. Ведь то, что один спрятал — другой всегда может найти, пусть искать нужно в памяти сквиба… Найти… — Темный Лорд, глубоко задумавшись, надолго замолчал.

Минут через десять я решился потревожить Темного лорда.

— Учитель, можно спросить?

— Спрашивай, ученик.

— У меня вопрос по поводу не желающего уходить добром Фаджа. Вы не поверите, Учитель! Я сегодня был в Министерстве и…

— Да. Чем ты меня порадуешь?

— Порадую! Меня на разговор вызвал Фадж, и он…

— Молчать!

— А? — осекся я, сбитый с толку.

— Ты пришел ко мне сегодня, надеюсь, не для того, чтобы молить о прощении за провал? Ты сдал экзамен, Крэбб? — чуть нахмурился Волдеморт, и я ощутил давление темной магии. Как холодным злым ветерком с запахом тлена повеяло. Пока только слегка, но в любое мгновение "сквозняк" мог превратиться в "шторм", так что отвечать нужно очень быстро.

— Да, Учитель. Сдал, Учитель. Получил "Выше ожидаемого". Не знал заклинания вызова авроров. Даже не думал, что такое глупое заклинание вообще существует.

— Да, — усмехнулся Волдеморт. — Существует. Но заклинание не глупое. Это благодаря мне никто в ДПМ на него не рискнет ответить. Так зачем ты пришел?

— Меня вызвал к себе Фадж. Мы с ним поговорили, — сказал я и задрал голову повыше, чтобы учителю были видны мои глаза.

— И? — не понял Волдеморт.

— Читайте. Там магическая клятва, — пояснил я выталкивая наверх воспоминания о недавней встрече.

— Хм… Легилименс, — произнес Темный лорд.

Согласно принесенному обету я не мог никому ничего из того, что произошло тогда при разговоре с Фаджем, сказать, написать или передать в виде воспоминаний для омута. Однако на легилименцию запрета не было. Идея Фаджа была в том, что никому, в том числе и аврорам, по своему ли желанию, по чужому ли, но проболтаться я не смогу. Дело при этом не пострадает. Упивающимся хватит моей просьбы о встрече, ну а Тот-кого-не-называют, если я к нему попаду лично, пусть лучше меня сам прочитает. Понятно дело, Фадж старался не ради меня, а ради себя любимого. Максимально исключал возможность напутать при передаче.

Так и вышло. Волдеморт внимательно просмотрел мои воспоминания, прочитал свиток с предложениями и с удовлетворением произнес:

— Занятно. Операцию по устрашению я только начал, еще и треть целей не казнены, а с корабля уже побежали даже самые жирные и ленивые крысы…

Вот только, как обычно, счастье Темного Лорда посетило ненадолго. Спустя пару секунд он внезапно изменился в лице и впился в меня взглядом своих страшных красных глаз. Взмахнул волшебной палочкой, активируя какие-то заклинания вокруг, я не успел разобрать какие именно, и излучая во все стороны злобу и жажду крови вкрадчиво, отчего становилось только страшнее, спросил:

— Ты ничего не хочешь мне рассказать? Замри, ученик.

В отличие от Фаджа, учителю не нужно было забивать меня в колодки. Достаточно всего лишь приказа, а остальное сделает моя магия и ученическая клятва.

— А теперь ответь мне, не считаешь ли ты, что это как-то слишком подозрительно? Разрешаю говорить. Отвечай честно, ученик.

— Нет, не считаю, — ответил я правдиво. Потому что действительно не понимал, что так всполошило Темного Лорда.

— Идиот, — Волдеморт понял свою ошибку. Обратная сторона полного подчинения — буквальное выполнение приказов, в том числе и самых глупых. Но виноватым, конечно же, оказался не он, а я. — Шпион Дамблдора появляется у меня в тот же день, когда ты разговариваешь с Фаджем. Как ты это объяснишь?

— Учитель! Вы думаете, что я вас предал? Это не так! Я же все это время был у вас на виду! Но если не верите — смотрите, учитель, — пожал я плечами и снова поднял голову с широко раскрытыми глазами.

— Легилименс, — произнес Волдеморт, не поверив в мою искренность. У меня в памяти пролетели картинки последних недель, где, как ожидаемо, не было никакой крамолы и никаких пробелов. Кроме вырезанного часа убийства Боунс. Именно это место и вызвало наибольшие подозрения Темного Лорда.

"Чертова Боунс! — думал я, пока учитель без всяких сантиментов жесткой легилименцией с полным комплектом сопутствующих ощущений пытался выдавить из моей памяти хотя бы один-два кадра. — Даже после смерти она умудряется мне гадить! Точно нужно было труп с собой брать! Хочу убить ее еще раз, и на этот раз ничего у себя в памяти не стирать! Чтоб ее в аду черти жарили как следует!"

— Отомри, — отпустил меня Волдеморт. Последними воспоминаниями, что его заинтересовали, была моя разборка с Лоттой. Рассмотрев их, Темный Лорд настолько "оттаял", что даже немного весело поулыбался. Больному нарциссизмом в крайней форме всегда приятно, когда рядом есть придурковатый подчиненный. На фоне которого так легко и удобно подчеркивать, что ты сам не просто гений, а вообще — бог.

Пока я пытался отдышаться, Темный Лорд призвал откуда-то лист пергамента, что-то черканул короткое, после чего направил на него волшебную палочку и произнес: — Морсморде. Вот, передашь Фаджу мое разрешение.

— Мне можно посмотреть? — поинтересовался я. Хорошо, что потроша мою память, Волдеморт был безжалостен, но аккуратен. Ничего не повредил у меня в голове, так что стоило ему прекратить, как боль сразу же исчезла. Почти.

— Смотри, — разрешил Волдеморт и взмахом руки отправил свиток мне в руки.

На свитке, когда я его развернул, обнаружилось короткое "Согласен" и метка мрака, извивающаяся, как на колдографии.

— А что, и так можно? — удивился я.

— Да. Я специально разработал заклинание метки как универсальное. Наложить ее можно на что угодно, на волшебника, маггла, лист пергамента или даже воздух. Свойства будут зависеть от материала. Ну и от заклинателя, конечно же. Пойдешь к Фаджу, заодно убери мусор, — и кивок в сторону коробка спичек.

Я послушно подобрал труп и замялся. Задавать следующий вопрос было, откровенно говоря, боязно, особенно после всего случившегося, но уж слишком был он интересным и важным для меня. Правильное понимание мотивов учителя может как-нибудь спасти мне жизнь. Тем более тему эту в разговоре поднимали и без меня, так что мое любопытство не будет иметь фатальных последствий.

— Что? — спросил меня Темный Лорд, видя, что я совсем не тороплюсь к двери.

— Учитель…

— ?

— Учитель, а можно задать неприятный вопрос?

— Рискни, — одними губами улыбнулся Волдеморт.

— По поводу новых сложностей. Это… Ну… Скажите, а как так получилось, что вы возродились не собой, а… таким вот? Это Хвост в ритуале ошибся?

— Нет! Это Поттер-р-р-р! — в мгновенно вспыхнувшем бешенстве прорычал-прошипел Волдеморт имя своего врага. — Это его порченная кровь сделала меня таким!..

"А вот теперь отсюда лучше валить!" — подумал я, и пока Волдеморт, задыхаясь от злости, не придумал причину для круциатуса, вежливо поклонился и сбежал.

Вернувшись домой, я отмахнулся от Уэйна и отправился в кабинет. Крепко подумать.

"Интересно, сколько мне теперь помариновать Фаджа? — развалясь в кресле главы, размышлял я, машинально подбрасывая в руке спичечный коробок. Совать его в карман я не стал, а то неизвестно, сколько там еще продержится трансфигурация. — Идти прямо сейчас — глупо, ибо это означает открыто и честно признаться в службе Темному Лорду. А совершать такой "каминг-аут" еще год будет крайне тупо. Тут и неуемный Скримджер, и Боунс — это та, которая единственная осталась. Что ей в голову взбредет? Не-не-не… Но и "передержать" Того-кто-не-хочет-больше-быть-министром тоже нехорошо. Так сколько? Неделю? Или хватит трех дней? Хочу в отпуск со спокойной душой поехать… Ах, отпуск!.."

Интерлюдия 40

Уже шестой год подряд Джон Мейджор, семьдесят второй премьер-министр Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии мог называть традиционную резиденцию английских премьеров на Даунинг-стрит десять фальшиво небрежным словом "моя". Когда-то, поначалу, это наполняло его сердце радостью и безумной гордостью, но очень быстро они сошли на нет под давлением выполнения ежедневных должностных обязанностей. Казалось бы, сложностью и ответственностью трудно удивить бывшего министра по социальным вопросам, заместителя министра финансов, министра иностранных дел и канцлера казначейства. Однако посту носителя верховной власти монарха-в-Совете это удалось.

— Мистер Барлоу, на сегодня вы можете быть свободны, — пятидесятитрехлетний политик-консерватор коротким кивком отпустил своего сорокалетнего персонального помощника, открыл дверь и зашел в кабинет.

"Когда-то власть и богатство — ни один премьер никогда не жил на одну лишь мизерную, в сто пятьдесят тысяч фунтов в год размером зарплату — не могли не приносить удовлетворение. Когда-то… Но не в случае перманентного аврала по проводке линкора "Великобритания" из текущего "шторма"-кризиса прямо под удары следующего!" — поддерживая на лице спокойную мину, тяжко вздохнул про себя достопочтенный премьер-министр.

Подтверждением небезосновательности тяжелых мыслей являлась лежащая на столе толстая стопка свежих документов — сверхсрочных и сверхважных вопросов, решение по которым мог принять только премьер-министр. Но садиться за стол и начинать хотя бы простое ознакомление Мейджор пока не собирался. Тому была весьма уважительно звучащая отговорка — нужно было подготовиться к важному разговору. Буквально с минуты на минуту должен был состояться таковой с очередной "гориллой" — президентом маленькой, но очень гордой страны. Нищей самой по себе, но расположенной так, что под контролем, пусть и неафишируемым, Британии она могла доиться чистым золотом. Или же создать кучу проблем своим соседям, геополитическим соперникам страны, над которой никогда не заходит солнце.

"…Пока еще не заходит. Но в следующем году китайцы отнимут у нас Гонконг, и на этом история закончится! Как бы хотелось сказать что-то в духе: "Ах, договор? Ну и что, что десять лет назад мы подписали соглашение о передаче? Все уже изменилось…" Никто бы этому даже не удивился. Англия традиционно руководствовалась, как когда-то емко выразился коллега — тридцать пятый премьер-министр, духом своих интересов, а не буквой каких-то там бумажек, быстро теряющих силу! Но увы. С этим ничего, совсем ничего нельзя поделать! Сейчас, увы, уже не девятнадцатый век, когда парой полков ирландских и индийских туземцев под командованием английских офицеров можно было поставить на колени варварскую страну с населением в четыреста миллионов. Теперь "партнер" имеет достаточно силы, чтобы противостоять напору… Я рвался наверх совсем не для того, чтобы войти в историю премьером, на котором солнце Британии закатилось! А получилось именно так…" — с грустью думал министр.

Часть из лежащих на столе папок как раз и содержала в себе отчеты о последних, судорожных попытках предотвратить это печальное событие. Насколько было известно Мейджору, ни одной успешной среди них не оказалось. Что бы ни пробовали: и подкуп, и шантаж, и давление, и угрозы — ничего больше не помогало. Конечно, экономические интересы Британии традиционно ущемлены не были, но факта, что империя (пусть она называется уже не так) продолжает терять подконтрольные территории, это не меняло.

Именно внезапный приступ острой печали и являлся истинной причиной нежелания работать с документами. Да и, действительно, в чем-то глупо — только-только начнешь работу, и сразу же звонок. А потом снова вникать…

Что ж. Пока телефон молчит, можно позволить себе немного расслабиться. Например, потянуться, покрутить-помассировать шею, подойти к бару и налить себе чуточку — только чтобы взбодриться — скотча. Вернуться к окну и невидяще уставиться на улицу, вид которой уже многие десятилетия не меняется. Прислониться плечом к раме, а потом и вовсе по-простому присесть на краешек подоконника и погрузиться в воспоминания.

Джону Мейджору было что вспомнить. Особенно за последние десять лет. Правда, жизнь во многом напоминала зебру. То белая полоса, то черная…

Стремительный взлет популярности в консервативной партии. Уверенная победа над Тэтчер на внутрипартийном фронте, принесшая ему в девяностом кресло премьера. И сразу же — война в Персидском заливе, за которую многие его сильно невзлюбили. Фееричная победа консерваторов на выборах девяносто второго года, победа, в которую никто не верил, но которую своей страстной риторикой Мейджор буквально вырвал из рук расслабившихся лейбористов, надолго закрепила за ним второй по важности пост Великобритании.

К сожалению, в последнее время белые полосы имели тенденцию становились все уже и уже, стремясь толщиной приблизиться к нитке. Проблемы не ограничивались китайским наследством. Так, не успели еще окончательно стихнуть хлопки пробок праздничных бутылок шампанского, как грянула "Черная среда". Биржевая паника и экономический кризис, в результате которого фунт по отношению к доллару всего за два месяца упал на чудовищные двадцать пять процентов! Потом "удачная" приватизация "Британской железной дороги". Боснийский вопрос. "Говяжья война" с ЕС.

Естественно, Мейджор боролся. Однако попытка изменить имидж и предстать на внутриполитическом фронте в амплуа жесткого политика окончилась неудачей. Так, обострение ситуации с Шин Фейн, "даже при мысли о возможных переговорах с которой у меня все внутри переворачивается", вылилось в новый виток напряженности, в том числе и в форме прогремевшего на весь мир теракта в Хитроу. Сразу же за этой ошибкой начались нападки со стороны оппозиции за его примирительный подход к европейским делам, так несхожий с политикой предыдущего премьера — "железной леди". "Иронично, что именно за прямо противоположное не любили смененную мною Тэтчер, — грустно улыбнулся Мейджор. — Толпе не угодить". Споры, в том числе и внутрипартийные, по поводу степени интеграции в ЕС. Освистанная не только лейбористами, но и некоторыми членами консервативной партии кампания "Назад к истокам"…

В итоге в прошлом году его рейтинг упал до невероятно низкого уровня. Чтобы хоть немного унять накал внутрипартийной истерии, Мейджору пришлось пойти на крайние меры: почти что по стопам Тэтчер официально уйти с поста главы консервативной партии, инициировав таким образом перевыборы. В отличие от прошлого премьера выборы оказались им выиграны, но с таким мизерным отрывом, что все это мало что изменило.

Традиционно, в схватке за место на политическом олимпе не было запрещенных приемов. В ход шли любые, даже самые абсурдные обвинения, которые апеллировали не к здравому смыслу, а к краткосрочным негативным эмоциям, дабы в несколько этапов сформировать и зафиксировать в мозгах избирателей отрицательный образ нынешнего премьер-министра.

"То, что рухнул мост и в реку съехало сразу двенадцать машин, в результате чего люди получили травмы, а некоторые вообще погибли, без всякого сомнения ужасно. Но возмутительно даже предполагать, что на строительство и поддержание мостов в рабочем состоянии правительством выделяется недостаточно средств! Сейчас лучшие эксперты проверяют подрядчика и остатки моста. Вон — их предварительный отчет у меня на столе. Я помню его почти наизусть! "…Состояние построенного десять лет назад моста оценивается как хорошее. В постройке и эксплуатации нарушений выявлено не было. Причиной обрушения является случайная синхронизация фазы собственной частоты колебания моста и перемещавшихся по нему пешеходов и автомобилей, наложившаяся на микроземлетрясение. Вероятность следующего такого совпадения десять в минус девятой…" И что? Вот это вот говно я должен произнести перед избирателями? А вдруг среди них окажется хоть кто-то, кто соображает в технике и строительстве?

А недавнее ужасное убийство? Неизвестный преступник убил женщину, после чего поджег труп и выкинул его прямо посреди Гледхау Гарденс! При этом каким-то образом умудрился остаться никем не замеченным! И продолжает оставаться не только непойманным, но даже и неизвестным! И виноват в случившемся, естественно, не очередной жаждущий славы подражатель Джека-потрошителя или Джека-раздевателя, а, конечно же, лично премьер-министр, сокративший штаты службы столичной полиции! Ну попадись он ко мне в руки!"

Причины для злости у Мейджора были весьма основательными. Мало того, что преступник выбрал для громкого и показательного преступления почти что самый центр Лондона, полный как туристов, так и далеко не простых местных. Хуже, что по неприятному совпадению на соседней Харрингтон Гарденс у своей подруги в то время гостила Сара Фергюсон. Конечно, она теперь больше не была женой принца Эндрю, герцога Йоркского, седьмого наследника британского престола, но она все еще оставалась Герцогиней Йоркской и матерью принцесс, восьмых и девятых в списке престолонаследия. Со всеми вытекающими из этого правами и связями. Да и подруга у нее под стать. Второго августа обе насмотрелись такого, что волна поднятого ими недовольства "хотим жить в нормальном районе, а не в еще одном Ист Сайде или Южном Бронксе" грозила превратиться в идеальный шторм. Если даже при встрече у премьера об этом поинтересовалась сама Королева, то страшно подумать, какой прессинг пришлось выдержать главе столичной полиции.

"…Как будто всем нам и без этого проблем с имиджем мало! Только-только закончился один непростой бракоразводный процесс, а самый важный и вовсе в полном разгаре, так королевская семья снова оказывается втянута, пусть всего лишь краем, в неприятные события!

Ладно, в прессе побеснуются и переключатся на следующий скандал, но самое смешное обвинение… Ураган, неизвестно откуда обрушившийся на западные графства и нанёсший огромный ущерб как людям, так и имуществу. Как, скажите мне на милость, я должен был предотвратить это? Ладно, обрушение моста — наверное, оппозиция включит в список моих должностных обязанностей стоять снизу под каждым аварийным и придерживать пролеты от обрушения, как, по слухам, делали комми. И с убийствами есть вариант: накинуть плащ, нахлобучить на голову каску "бобби" и в свободное от основной работы время бегать по Ист-энду в поисках преступника. Но ураган?!

Как? Как, по их мнению, я должен был его предотвратить, если даже для метеорологов он стал полной неожиданностью?! А! Наверное, нужно было надеть на руки что-то вроде крыльев и быстро-быстро махать навстречу, отгоняя циклон. Причем, не в одиночку, а вместе с моим помощником Гербертом Чорли, у которого из-за организованной в прессе травли на этой неделе случился нервный срыв!

Вот из таких предложений и рождаются потом легенды, на поколения вперед позорящие Британию. Вроде дрессированных чаек и боевых пловцов с кирками для разбивания перископов подводных лодок в качестве противолодочной обороны, или же пехотных взводов противотанковой обороны, вооруженных рельсами, обернутыми пропитанными бензином одеялами…"

Размышления министра прервало раздавшееся за спиной тихое деликатное покашливание. Он замер, уставившись на своё отражение в окне. Ему был знаком этот кашель. Он слышал его раньше и отлично запомнил как провозвестника неприятностей, с которыми ничего не может сделать даже "мощная британская полицейская машина".

Мейджор медленно обернулся. В комнате никого не было. Тогда он перевел взгляд на дальний темный угол, в котором висел один-единственный портрет. На небольшой, написанной маслом и сильно потускневшей от времени картине был изображен невысокий мужчина в длинном серебристом парике по моде начала семнадцатого века. Именно он, в нарушение всех законов науки и здравого смысла, и привлекал к себе внимание вежливым "кхе-кхе".

— Да? — Джон постарался, чтобы в голосе прозвучала надменная уверенность, которой на самом деле не было. Слишком эффектным в далеком уже девяностом году оказалось то представление, когда новому премьер-министру предоставили информацию о существовании на территории Великобритании колонии нелюди. Существ, выглядящих как обычные люди, но обладающих невообразимыми силами.

На мгновение мелькнула надежда, что никто не отзовётся. Что он просто заработался. Что ему это просто показалось. Что сейчас прозвенит звонок, и привычная и понятная "горилла" начнет торговаться с ним о цене за принятие выгодных Британии законов и внешнеполитических деклараций. И премьер-министр самой Великобритании, главы Содружества наций, над которым как и встарь пока еще никогда не заходит солнце, будет с легкостью "ковать" "уважаемого партнера", выбивая из него наиболее выгодные условия.

"Смешно. Раньше величайшая империя мира платила варварам, чтобы они защищали ее границы. Сегодня величайшей империи мира сами варвары платят за то, чтобы защищать ее границы. Власть капитала — грандиознейшее изобретение человечества… — удовлетворение хорошо сделанной работой на мгновение отвлекло премьера от тяжких мыслей. К сожалению, всего лишь на мгновение. — Вот только с колдунами она не работает. Ничто не работает, кроме заключенного триста лет назад соглашения. Которое колдуны соблюдают очень… странно. Так, как самим Богом дозволено их соблюдать только нам!" — Мэйджор злился и… боялся: он ничего не мог сделать колдунам, которые одним мановением руки, как в древних жутких легендах о волшебном народе, могут превратить любого человека в лягушку.

Мечты министра остались всего лишь мечтами, так как ответ последовал сразу же. Твёрдый, с хрипотцой голос четко, будто читая заранее подготовленный текст, произнес:

— Премьер-министру магглов. Необходимо срочно встретиться. Пожалуйста, ответьте незамедлительно. С уважением, Фадж.

Непостижимым нормальному человеку образом мертвый, нарисованный краской человек выжидающе поглядел с портрета на живого.

— Э-э-эм… — замялся премьер. — Видите ли, сейчас не самое подходящее время для беседы. Я жду важного звонка от президента…

— Об этом не волнуйтесь. Звонка не будет, — весьма невежливо перебил его портрет.

— Но мне действительно нужно поговорить… — начало прозвучало настолько жалко, что он решил не договаривать фразу. Но этого и не потребовалось, так как на незаданный вопрос уже последовал быстрый ответ:

— Мы устроим так, что никто не сможет дозвониться до вас. Вы поговорите со всеми желающими позже, — надменно произнесла картина. — А сейчас, будьте так добры, ответьте министру Фаджу.

— Ну что ж… Хорошо, — кивнул премьер-министр. — Я готов принять, хм-м… мистера Фаджа.

Мэйджор подошел к столу, на ходу поправляя ослабленный галстук. Только успел он сесть в кресло и возвратить лицу спокойное и уверенное выражение, как в глубине пустого камина вспыхнуло пламя необычного зеленого цвета. Стараясь ничем не выдать беспокойства, премьер-министр наблюдал, как очередной язык пламени, невероятным образом выкручиваясь наизнанку, превращается в человека. Огонь исчез, и колдун, выйдя из камина, как из банального дверного проёма, на старинный коврик принялся спокойно и как-то совершенно по-домашнему стряхивать золу со своих рук, длинной мантии в тонкую полоску и шляпы-котелка.

— Уф… Премьер-министр, — произнёс Фадж, протягивая руку для приветствия, — рад нашей встрече.

Мэйджор, мягко говоря, никакой радости от встречи не испытывал. Появление этого существа и само по себе было всегда довольно пугающим, к тому же оно означало образование у главы правительства новых и крайне неприятных проблем. Решить которые самостоятельно колдуны то ли не имели желания, то ли не были в силах, поэтому "честь" прибирать за ними оставляли нормальным людям. Правда, в этот раз кое-что заметно выбивалось из стандарта таких встреч.

Фадж выглядел совершенно измученным. Он похудел и осунулся, шевелюра поредела, седых волос прибавилось… Премьер-министр Великобритании не может быть плохим аналитиком. Не был им и Джон Мэйджор. Он отлично понимал, что если уж политик доводит себя до такого состояния, то простым людям это предвещает совсем уж неприятные новости. Но сегодняшние проблемы, судя по всему, ожидались особо омерзительными.

"Ну, хотя бы не у одного меня проблемы", — удовлетворенно подумал Мэйджор, рассмотрев своего коллегу повнимательнее. Однако манеры есть манеры. Поэтому, сделав вид, что ничего не заметил, человек вежливо поприветствовал колдуна и приглашающе указал в сторону богато украшенного кресла (особо неудобного, предназначенного для самых неприятных собеседников — тех, чьего влияния хватало на то, чтобы оказаться в этой комнате, но было недостаточно, чтобы просто приказывать), предложил налить напитки…

От выпивки Фадж, пододвинувший тяжеленное кресло к столу премьера одним небрежным жестом своего зажатого в правой руке стека, отказался.

— Тогда чем я могу вам помочь? — спросил Мэйджор у усевшегося напротив него колдуна. — Опять кто-то сбежал?

— Нет. Да. Нет… Это все так сложно… Даже не знаю, с чего начать, чтобы магглу было понятно, — пробормотал Фадж, положив котелок себе на колени. — Ну и неделька выдалась, ну и неделька…

— Я полагаю, у вас тоже неприятности? — чуть суше, подчёркивая тем самым, что у него хватает и своих забот, чтобы безропотно взвалить на себя еще и чужие, осведомился премьер.

— Неприятности? Да… Можно и так сказать. Уж "приятностями" у нас их точно никто не назовет, — ответил Фадж. Устало потёр глаза и мрачно взглянул на собеседника: — Впрочем, вы тоже не можете сказать, что вам о них ничего не известно…

Тугодуму не стать премьер-министром. В голове у Джона Мэйджора необъяснимые события последних дней, подобно кусочкам мозаики, мгновенно сложились в целостную картину происходящего.

— Брокдейльский мост? Убийство на Гледхау Гарденс? Ураган в западных графствах? Это все… вы? — хриплым голосом спросил он.

Осознав, кто именно виноват в его нынешних проблемах, Джон изо всех сил постарался совладать со своим голосом и руками. Уж больно сильно последние захотели тактильно пообщаться с горлом колдуна. И сжимать, сжимать, сжимать… До стона… До хруста…

Фадж в ответ окинул его тяжёлым взглядом. Он тоже прошел долгий и трудный путь к посту министра и многое понял в этой жизни, плюс магия, поэтому спокойным лицом маггла ничуть не обольщался.

— Нас это тоже коснулось, — примирительно буркнул он. — К счастью, потери магглов мизерны и легко исправимы. — И тут же посетовал: — Хотя у вас же нет чего-то вроде репаро… — чем мгновенно испортил все положительное впечатление от первой своей реплики.

Она же стала последней каплей в чашу терпения и без того взбешенного последними событиями премьер-министра Великобритании. Обоснованная злость на чужих, на их упущения и ошибки, ставшими теперь его проблемами. Ненависть к тем, кто позволяет себе исподтишка, совсем как ирландские террористы, убивать англичан. Зависть к способностям. Страх из-за полной беззащитности. Желание долголетия. Даже мелочная обида на обращение "министр", которое из уст колдунов звучало предельно пренебрежительно. "Когда даже у животных запоминают клички, они мою, премьер-министра Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии, фамилию выучить брезгуют!" Все это сплелось в единый клубок в душе Джона Мэйджора и что-то важное там сломало.

Этим "что-то" был страх.

А вот злоба… Злоба осталась.

Захваченный новыми чувствами, всю остальную часть встречи Мэйджор провел как-то на автомате. Что-то слышал, что-то отвечал. Спокойно встретил еще одного колдуна, оказавшегося преемником Фаджа и представившегося Скримджером.

Наверное, собеседники отнесли немного отстраненный вид "маггла" на уважительный испуг перед мощью волшебников, но ему и на них, и их мнение теперь было, откровенно говоря, просто плевать. "Пусть думают что угодно… пока могут!"

Стоило только колдунам убраться обратно в камин, награжденными в спину мысленным, полным подсердечной злобы "Чтобы вы там сгорели!", Мэйджор порылся у себя в столе, нашел какую-то небрежно заброшенную туда визитку, поднял телефонную трубку и набрал номер.

Британия устроена таким образом, что, к огромному сожалению Мейджора, существуют некоторые люди, с которыми искать встречи первым приходится именно премьер-министру, а не наоборот. Например как сейчас, когда один выводит свою родословную от основателя партии Вигов, а второй — от ярмарочного клоуна.

— Да? — спустя пару минут из трубки послышался хриплый голос уже немолодого, но все еще достаточно бодрого мужчины.

— Граф Шефтсбери? Джон Мэйджор.

— Мне очень лестно вас слышать, господин премьер-министр, — раздалось в ответ.

На это, нарушив все неписаные правила поведения, пропустив традиционные беседы о погоде, Мэйджор произнес:

— Насчет того вашего предложения. Скажем так… Если я вдруг передумал, оно еще в силе?

— Неожиданно, но, да, наше предложение в силе.

— Хорошо. Какие гарантии вы сможете мне дать?

— Хм... Это, как вы понимаете, совсем не телефонный разговор. Где и когда мы сможем встретиться?

— Думаю, я смогу выкроить в уикенд на следующей неделе несколько часов для встречи со своим племянником. Вас это устроит?

— Да. Благодарю вас. Я заеду к нему... Рад, что вы передумали.

— Надеюсь, я смогу разделить вашу радость.

— Если мы сделаем все как надо, то у вас будет много свободного времени для этого…

Положив трубку, Джон мысленно ухмыльнулся.

"Три года назад я отказался от совершенно невероятного предложения, принеся в жертву сохранению стабильности возможность взыскать некоторые долги. Теперь же, раз стабильности нет и уже не ожидается, то пора исправить эту ошибку!"

Глава 99. Менталист. Часть I

— Тю-тя-ня-а, — розовощекий младенец с некоторым сомнением посмотрел на меня. Повернул голову в сторону спокойно стоящей рядом Винки, увидел ее страшненькую улыбку и сразу успокоился.

— Ви! Он! Тя-му! — протянул он ручки к кучке игрушек. Видимо, несмотря на молчаливое одобрение няни, новые ощущения, как его держит на весу какой-то здоровенный незнакомец, ему все же не нравились.

— С ним все нормально? — спросил я.

— Да, хозяин Крэбб! Будущий хозяин Барти прекрасно себя чувствует.

— И! Ви! Он! Ую-ю-юая! — Барти задрыгался у меня в руках и еще сильнее потянулся к игрушкам.

— А это нормально, что он уже лепечет? Или, наоборот, плохо, что еще не говорит? — озабоченно спросил я. Барти был уже годик. "Черт, всего лишь годик! Всего год прошел, а ощущение, что целых пять, столько событий! Интересно, он уже должен ходить и говорить или еще нет?" — подумал я. Если про обычных-то младенцев я ничего не знаю, там у меня своих детей не было, а чужие — не интересовали, то младенцы волшебников и вовсе были настоящей terra incognita.

— Кто должен… — "Стоп, в такой форме спросить — раскрыться!" — Так. Кто занимался воспитанием Барти? — повернулся я к Винки. "Наверняка, помимо домоработиницы-эльфийки у Кручей была еще и няня. Какая-нибудь волшебница из очень хорошей семьи, вторая-третья дочь, как это принято у англичан. Вряд ли Драко воспитывал Добби, не поверю я в это. А вот в то, что Крэбба мог воспитывать Гаппи — вполне. Результат, так сказать, налицо. Черт! Совсем забыл, нужно его выкупить! Ладно, это пока подождет… Пока эльфийки и вдвоем отлично справляются, а потом, когда пацан вырастет…"

— Хозяин Барти нанимал ведьму. Хозяина Барти учила хозяйка Виктория. Хозяин Барти хозяина Барти учил сам, — подтвердила мое предположение Винки.

Тем временем малыш до умиления серьезно насупился, и одна из игрушек — маленький плюшевый единорожек, прыгнул ему в руки.

— Магический выброс! Будущий хозяин Барти будет сильным волшебником! — с такой гордостью, будто это был ее ребенок, произнесла Винки.

— И как часто это?

— Случается, — пожала плечами домовая.

— Какие-нибудь артефакты нужны? Может быть, осмотр колдомедика? — спросил я, глядя на то, как Крауч с ухмылкой голодного дракона (только очень уж смешно щербатого) впивается зубами в спину притянутой магией игрушке.

— Артефакты. Игрушки. Защита от выбросов, чтобы не поранился. У хозяев Краучей все это есть в детской, но… — тут эльфийка сникла, — Винки больше не домовая Краучей. Винки больше не может появляться в Крауч-мэноре.

— Ясно. И колдомедики, значит, тоже нужны, — со вздохом догадался я.

"Эх, как бы ни хотелось мне иного, но, похоже, придется собраться с силами и с воспитанием крестника поступить по-мужски…"

— На! — передал я агукающего Барти домовой. — Продолжай хорошенько ухаживать за ним. Купи все, что нужно. Деньги возьми где обычно. Если что-то понадобится, сразу же скажи Уэйну или мне. Уэйн же вызовет колдомедиков, желательно, чтобы это был не Сметвик, и проконтролирует осмотр. В свободное время попробуй найти ту ведьму, что воспитывала Барти-мла… вто… его отца, — кивок на обнявшего домовую ребенка. "Хм. Очень привычно обнявшего. Нужно человеческое общение…" — И еще, проследи, чтобы Уэйн разговаривал с Барти не меньше часа в день.

— О чем, хозяин Крэбб?

— Не знаю. Сказки пусть ему читает, что ли… — пожал я плечами и сбежал из детской. Не хотелось внезапно обретенное свободное время бездумно профукать.

Невероятно, но факт есть факт. Я, внезапно, оказался практически полностью свободен. Началось это в прошлую субботу, третьего, когда, прибыв на занятия, от Хвоста я узнал, что с этого дня у меня начались каникулы. Волдеморт где-то пропадал или был занят; Беллу тоже припахали; в отдельной комнатушке кашеварил, то есть зельеварил, злющий, как тысяча гриффиндорских тотемов, Снейп. Таким образом я, временно, стал никому не интересен. Более того, когда я в такое счастье не поверил, Петтигрю соврет — недорого возьмет, и дождался учителя, Волдеморт новость только подтвердил и отправил меня прочь. Приказал пока отдыхать и заниматься самостоятельно.

Вообще-то, отпуск оказался странной вещью. Когда завален работой по горло, ждешь-ждешь-ждешь его, мечтаешь как отдохнешь, погуляешь (в разных смыслах), да просто побездельничаешь… Но как только этот светлый миг наступает, то неожиданно… начинаешь ничегонеделанием откровенно тяготиться! Отоспаться впрок невозможно, а помучавшись бездельем денек-другой, я с ужасом осознал, что за последние годы разучился бить баклуши.

"И не сказать что это плохо! Что ж, значит появилась долгожданная возможность подтянуть хвосты и переделать давно откладываемые дела", — подумал я, чем и занялся.

Быстро и к всеобщему удовлетворению разрулил ситуацию с Фаджем. Разобрался с остатками вещей после переезда Уэйна. Разобрал школьный сундук. Навел, наконец, удобный лично мне порядок в кабинете главы рода. Сделал домашку сразу по всем предметам — вдвоем с Уэйном она пулей пролетела всего за три вечера.

Барти был одним из последних пунктов в моем "ту-ду" листе. Конечно, я понимал, что лучше было бы воспитывать пацана самому, и я обязательно этим займусь, но… потом. Вот через два года, когда все окончательно определится, станет слегка попроще, вот тогда им и займусь. Он, как раз, станет уже почти соображающим.

"А вообще, подводя своеобразный итог, не так уж плохо я отыграл эти пять лет, — подумал я, рассматривая пришедшие с совой результаты экзаменов. В графе "ЗОТИ" вместо неуда стояло уже "выше ожидаемого". — Диплом о "средне-магическом образовании", причем совершенно честный — получил. Учителя, великого мага, между прочим, — не хухры-мухры, нашел. Должников (Фадж, Пий, Амбридж, Киллиан) — приобрел. Себя показал, связи и с местными, и заграницей — наладил. Денег немного заработал. Род усилил. Брата обрел. Команду сколотил. Вот в ноябре будет очередное заседание Палаты, где будут все лорды, после можно будет начать работу над поиском или сколачиванием третьей, точнее, уже четвертой силы. В крови замарался… ну, минимально возможно, учитывая все факторы. В общем, в магическом мире "встал" я крепко. Не признавать этого было бы показушным самоуничижением.

С другой стороны, обманывать себя в том, что у меня совсем нет никаких проблем, глупостью было бы не меньшей. Гранитным валуном, хоть сейчас на постамент под очередной памятник Петру Первому, давят на меня гейсы Основателей. Задание Слизерина относительно простое, отсчет трех лет контроля, если все пойдет по канону, начнётся уже следующим летом. С остальными же — все гораздо хуже. О "великом открытии" у меня только смутные идеи, даже приблизительных наметок нет, а уж с уменьшением потерь волшебников — вообще жопа. Одного только Седрика вытянул, зато Бейтса, Крэбба и Боунс лично… Ну да не будем о грустном.

Обязанности перед "земными сущностями" у меня не меньше. По степени проблемности это: безусловное подчинение Волдеморту; потом вассалитет у Малфоев; далее Церковь и ее третье, пока неизвестное задание. Где-то бродят алчущие мести старший и младший Бейтсы, к которым в любой неудачный момент может присоединиться Сьюзан Боунс, если Волдеморт захочет усложнить мне жизнь. Также не следует забывать про должок Теодору Нотту. Заем у Малфоев я в список бед не включаю. Благодаря гоблинским лазейкам он мне проблем особо не доставляет. Да и закрыть его без всяких сложностей можно в любой момент, были б только деньги.

На чисто личном направлении, — продолжил я в уме заполнять "дебет-кредит", — тоже все далеко не так радужно. Ах, мечта моя, Летиция, — при этих мыслях я не удержался от тяжелого вздоха. Пока, заваленный по темечко заботами, не думаешь о Ней, вроде все нормально, но стоит только вспомнить, как сердце словно тисками сжимает. — Окклюменция! "Спокойно. Не думать о ней. Не думать! Сконцентрироваться на проблемах". Так… В магии — подсел. Английский менталитет все еще чужд. Магическое мышление — сбоит через раз…

Стоп. Если и дальше продолжить себя жалеть, то можно вообще, захлебнувшись депрессией, утонуть в озере меланхолии. Конструктивнее надо мыслить, конструктивнее. Чудовищный напряг прекратился лишь на время, до конца месяца. Потом снова начнется учеба в Хоге, учеба у Волдеморта, а в ноябре и вовсе грядет очередной созыв Палаты Лордов.

Так, что же я там еще хотел сделать? Что-то же было? Регулярное? Бутылку Филчу. Стоит, или перебьется? Хм… Купить, наверное, стоит. Хуже не будет. А отдать — там посмотрим… Нерегулярное? Нерегулярное… Воспоминание палочкой вытянуть и передать… Да! Палочки! Остались только школьные, официальные дрова, так что нужно пополнить запас. Последняя хорошая канула где-то в недрах аврората. А ведь была она как раз "некромантская", так что очень пригодилась бы мне в следующем июле. Я ее берег и "до", а уже "теперь", с просевшей силой, она особо пришлась бы к месту. Боунс больше нет, может, действительно накатать письмецо в ДМП? Если что, по вопросам трофеев можно обратиться к Пию. Палочку, конечно, в обязательном порядке "пометят", но лучше уж так, чем никак. Что еще я забыл, окклюменция мне в помощь… О! Вспомнил! Приказ Волдеморта на посещение менталиста!"

Вообще-то, если быть предельно точным, учитель тогда всего лишь посоветовал, да еще, можно сказать, по-дружески, насколько это слово вообще применимо к поступкам Тома Риддла в этом десятилетии. Однако пренебрежение советом при желании всегда можно начать трактовать как оскорбление, а с оскорбившими его Волдеморт не миндальничает. Да и, в конце концов: "даже в магическом мире слышать в голове чужие голоса не очень хороший признак", — как в каноне совершенно верно подметила Грейнджер.

Найти нужного специалиста оказалось неожиданно простой задачей — с указанием имени и адреса, точнее, дороги до места, мне совершенно внезапно помог брат. Оказалось, что в процессе прилежной работы на Комитет по выработке объяснений для магглов Уэйн обзавелся некоторым количеством знакомых. Те же, получив свежие "уши", не поленились похвастаться своими познаниями из разряда занимательной географии волшебного мира и постращать новичков байками-ужастиками. Причем с подробностями, о которых обычно не пишут в путеводителях — то есть: куда ходить можно, куда это делать нужно с осторожностью, куда — лучше не надо, а куда — вообще ни в коем случае, и почему. Нет, конечно же, топографическим кретинизмом я не страдал, и нужного специалиста нашел бы самостоятельно. Вот только искал бы долго, и хрен знает, с какими приключениями.

Спросить совета у брата у меня даже мысли не возникло. Я привык надеяться только на себя. К счастью, стоило только Уэйну услышать, как я бормочу "менталист из Лютного", как я тут же получил практически исчерпывающую информацию: "В Лютном только один знаменитый маг-легилимент. Его зовут Жан Перро. Живет он на перекрестке Пятого Пальца и Черной Лужи. Не агрессивен, но если тронуть — безжалостен. Крайне опасный, но налог министерству платит без понуканий. Говорят, он иммигрант с континента. Среди наших он получил прозвище "Сказочник". За что? За то, что однажды "превратил" особо наглого волшебника в жабу! Нет, не трансфигураций, нет. Человек остался человеком. Внешне. А в голове у него остались мысли и рефлексы жабы!" — вот так описал мне местного "психиатра" Уэйн.

Узнав имя и адрес волшебника, я отправил ему совой письмо с просьбой о встрече. В ответном послании мне пришло согласие, как безопасная замена портключу (ни один разумный волшебник чужим, ведущим неведомо куда порталом не воспользуется) флакончик с воспоминаниями-образами для аппарации. А также, в качестве приложения и толстого намека — небольшой прайсик с совершенно безбожными ценами. Так, стоимость "первичного приема" составляла, ни много ни мало, целых пятьдесят галеонов! И это только консультация, в "базовый комплект" которой входил осмотр, около получаса ответов на вопросы и стандартная клятва неразглашения, в том числе и самого факта обращения. Всякие же прочие работы, вроде установки защит и уборки ментальных закладок, шли отдельными строками, и числа там были совсем другие. Счет шел уже на полновесные сотни только за работу, не считая реагентов, если они потребуются для ритуалов.

"Оказывается, даже менталистика — не "чистая, мысленная" магия. А вообще, некисло так зашибают профи, да?" — подумал я с завистью, засыпал в кошелек полсотни золотых монет и отправился в путь. Сначала камином, а дальше — пешочком, ибо уроки аппарации начнутся только в сентябре.

Не знаю, отчего с такими расценками Перро выбрал для приема посетителей не Косую, где-нибудь в районе "золотой" площади около гоблинского банка, а небольшой двухэтажный дом в глубине Лютного. Впрочем, данный закуток "прибежища ужасных темных магов" не так уж сильно отличался от Косой. Мостовая без мусора, стены чистые, подозрительных личностей нет, редкие прохожие хоть и стараются глубокими капюшонами скрыть свои лица, но одеты прилично. Своеобразное подтверждение от живущих здесь серьезных людей залетным дуракам: "я не только могу себе позволить жить где и как хочу, но и в силах похоронить любого, кто с этим не согласен!"

Подойдя к нужному дому, я аккуратно постучался. Ждать долго не пришлось. Спустя минуту дверь распахнулась, и я увидел… хозяина? "Хм. У невыразимцев нет монополии на чары сокрытия личности", — именно такая мысль при виде этого волшебника пришла мне в голову первой. Вроде и лицо есть, и даже выражение на нем читается, а описать какое именно — невозможно. Одноглаз ли он, бел или темен кожей и волосами — даже таких грубых примет понять не получается! "Как? Ну вот как это чисто физически возможно? Чертова магия! Как же я не люблю ее в такие вот моменты!" — подумал я и спросил:

— Мастер Перро?

— Рубедо, — ответил волшебник.

— Что? — удивился я.

— Это слово стоит перед подписью в вашем письме, лорд Крэбб. Оно же удостоверяет то, что вы говорите именно со мной, а не с кем-то другим. Проходите, — посторонился он.

Из темной прихожей дальше внутрь дома вели всего две двустворчатые двери, одна из которых была обеими створками приглашающе распахнута. Зайдя внутрь, я оказался в некой помеси кабинета психотерапевта (как его показывают в американских фильмах) и маньяка-сатаниста (оттуда же). От первого здесь были два огромных мягких кожаных кресла и невысокий столик с песочными часами, от второго — неактивные сейчас магические ритуальные фигуры, прихотливой вязью покрывающие пол комнаты, и плотно закрытые тяжелыми шторами окна. Больше взгляду зацепиться было не за что. Кабинет менталиста был под стать своему хозяину — абсолютно… никакой.

— Деньги, — произнес севший в свое кресло волшебник. Как праведный последователь Гиппократа он не отказывал во врачебной помощи никому, кто мог за нее заплатить.

— Вот, — положил я на столик мешочек с золотом.

— Клятва, — мастер с усталой небрежностью человека, делающего одно и то же скучное и утомительное действие по несколько десятков раз на дню, провел пальцем по какому-то пергаменту с текстом. Палец оставил на его белой поверхности хорошо различимую бурую полосу, в ответ на что буквы на мгновение засветились. — Вам, — протянул он мне договор.

Я быстро пробежал магический контракт. В принципе, ничего необычного в нем не оказалось. Стандартный, можно сказать документ. Свернув в трубочку, потом сплющив и несколько раз сложив, я убрал получившийся небольшой квадратик в карман своих брюк.

— Итак. Я вас слушаю, — произнес менталист, переворачивая песочные часы полной колбой вверх.

"Вот так вот. Без "здравствуй-пожалуйста", без вежливого разговора о делах и погоде, и лишь сыплющийся вниз песок отмеряет неумолимо уходящее время. Зато имидж профессионала, ценящего каждую секунду, выдержан на все сто. Ну, так даже лучше. С мастером на "технические темы" лично мне общаться проще и приятнее, чем с аристократами о политике", — подумал я и начал рассказ.

— В последнее время я стал замечать, что у меня появились мысли, странно… как бы это сказать… не знаю… холодные что ли? Или предельно бесстрастные? Короче, совсем спокойные мысли. Причем тогда, когда нужно было бы… совсем не о том и не так думать. Даже, я бы так сказал, особенно тогда, когда не о том и не так!

— Что еще?

— Они, эти мысли… Будто бы принадлежат и мне, и одновременно… не мне.

— Дальше.

— Что? Это все.

— Подробнее. Когда точно это случилось. Что произошло до того, как у вас появились такие мысли? Накладывали ли на вас проклятья? Были ли среди них неизвестные? Участвовали ли вы в ритуалах? Каких именно? Проводили ли вы ритуалы? Какие именно? Принимали ли подозрительные зелья? Подвергались ли вы атаке легилимента? Какую новую магию практиковали?

— Про легилименцию — да. Было, и не раз. Остальное… Я учусь в Хогвартсе. За здоровьем там следит мадам Помфри, так что зелья исключаются. Ритуалы… — "Ну не говорить же ему про Основателей? Да и мысли появились заметно позже… И гораздо раньше, чем я принял в род Уэйна". — Ритуалы исключаются. Проклятья — накладывали, куда же без них в школе, полной детей. Но все, вроде, вылечивали вовремя и без осложнений.

— Вряд ли, но… применяли ли лично вы легилименцию или окклюменцию?

— Не особо. Я только учусь…

— Учитесь? Чему именно?

— Окклюменции.

— Разрешите, я посмотрю? — и, прочитав сомнение у меня в глазах, добавил: — Можете не бояться. "Не причинять вреда" — порукой тому есть и будет и только что принесенная клятва кровью, и моя репутация.

— Хорошо, — кивнул я. — Смотрите.

Перро достал свою волшебную палочку. Сделал несколько пассов, отчего часть линий на ритуальном круге засветилась слабым желтым цветом. Произнес несколько неизвестных мне вербальных формул, от которых у меня на мгновение будто бы зачесался… мозг.

— Хм-м… — задумчиво произнес он, откладывая палочку. — У вас легкая магическая деградация. Свежая. Вы знаете, откуда?

— Принял человека в род по ритуалу побратимства.

— Понятно. Значит, говорите, изучаете окклюменцию?

— Да.

— Как давно?

— Ну… Вообще-то начал давно, но усиленно — можно сказать, что с лета. Прошлого.

— Ясно. Кто наставник?

— Никто. Я сам. По книгам.

Мастер в ответ на это в удивлении поднял брови.

— По книгам… Хотел бы я посмотреть на эти книги… Однако странно, — как бы про себя пробормотал прикрывший глаза волшебник. — На редкость неплохо для самоучки…

"Смотри-ка! Как отлично он играет на чужих эмоциях! Причем, совершенно без всякой магии. Превосходный психолог! Прокачал меня всего за пару минут и уже льстит…" — внезапно пришла мне в голову та самая — предельно холодная, "своя-или-не-своя" мысль. От того, что меня оценили как простака, готового купиться на настолько грубую лесть, я даже как-то немного обиделся и разозлился.

— Впрочем, это не так важно.

"А теперь, тонко почувствовав момент, он пытается откатить обратно свою маленькую ошибочку", — с насмешкой продолжил комментировать происходящее внутренний голос.

— У меня есть предположение, что именно с вами происходит.

"И опять смена маски. Сейчас наверняка будет "суровый профессионал". Тем более именно к таким у тебя всегда было уважительное отношение".

— Но для того, чтобы окончательно убедиться, я должен проверить вашу защиту легилименцией. Вы разрешаете?

— Да. Если вы не будете ломать мои блоки.

— Не волнуйтесь, — успокоил меня волшебник. — Я буду предельно аккуратен. Легилименс.

Мой мозг потрошили все кому не лень: и Основатели, и Волдеморт, и Снейп. Основатели у меня проассоциировались с налетом варваров, Волдеморт — с мясником, Снейп — со змеей, сейчас же я узнал, что такое легилименция по-медицински аккуратная.

Впечатление было такое, что ко мне в память, как в квартиру, по приглашению, зашел добрый и давно ожидаемый гость. Вежливый гость. Гость, который громко и отчетливо спрашивает "можно?", прежде чем взять и посмотреть заинтересовавшую его безделушку. Воспитанный гость. Который, услышав "нет", пожимает плечами и покладисто отходит в сторону. Корректный гость, не задерживающийся надолго и тонко понимающий, когда ему больше не рады. Если бы все легилименты были такими, то окклюменция как способ защиты мыслей не использовалась бы никогда.

Спустя минут пять мастер-легилимент отменил заклинание, и, немного подумав, начал подробный отчет по результатам проведенного обследования.

— Так. Закладок на подчинение, точнее, закладок на подчинение, имеющих природой происхождения ментальную магию, у вас нет. Некоторые части памяти закрыты непреложным обетом или чем-то аналогичным. Данные воспоминания абсолютно недоступны для желающего узнать ваши тайны мага.

— Абсолютно? Что вы имеете в виду под этим определением? Ведь насколько я знаю, ничего "абсолютного" в мире не существует.

— Вы правы. Тогда давайте считать, что под абсолютным я подразумеваю: "нужно собрать магов со всей Англии, чтобы попробовать, только попробовать, добраться до ваших воспоминаний". Так вас устроит?

— Очень! Продолжайте.

— В полотне воспоминаний есть редкие небольшие прорехи — следы от достаточно профессионального обливиэйта. Восстановление невозможно. "Невозможно" в данном случае означает, что во всем мире не найдется столько магов. Гораздо проще узнать у того, кто стер, или использовать что-то вроде хроноворота. Часть памяти удалена собственноручно. Часть памяти прикрыта довольно хорошим окклюментным щитом.

— Насколько хорошим?

— В принципе, пробить можно. Я за такую работу взялся бы… ну… от тысячи галеонов. Устраивает вас такая оценка ваших усилий?

— Очень. Что дальше там?

— С хорошим все. Теперь о неприятных моментах. Вы когда-нибудь слышали фразу: "учась [только] по книгам, рискуешь умереть от опечатки"?

"Слышал ли я? Ха! Да я этим живу!" — хотелось воскликнуть мне, и слова бы эти были абсолютной правдой. В моем случае правдой очень печальной.

"Пять, целых пять сраных лет я хожу в Библиотеку Основателей. Пять сраных лет я, как собака на сене, сижу на горе уникальных заклинаний и ритуалов, читаю их описание, прикидываю неортодоксальные способы применения и… больше ничего. Я ни рукой не водил, ни вслух названия заклинаний не произносил, и, уж тем более, ни в коем случае не подавал в палочку магию. А все почему? А потому, что я не малолетний да-ладно-что-может-случиться идиот, а человек, который технику безопасности уважает и соблюдает".

"Каждое, еще раз, каждое практическое занятие магий, разве что, кроме астрономии, может окончиться несчастным случаем!" — об этом без прикрас разными словами и разными голосами постоянно твердят ученикам в Хоге с первого по пятый курс; все эти "левиоса" а не "левиоса", "обратите внимание на жест", "здесь помешивать нужно аккуратно", "ни в коем случае не нарушайте рецепт", "отрабатывайте только на уроке", "не используйте на других" и, наконец, сакраментальное "нельзя колдовать в коридорах [если рядом нет взрослого волшебника]"! Но нет! "Взрослые ничего не понимают!" — без сомнения, сам таким был, думают школьники. И дети вовсю учат, дети вовсю колдуют, дети вовсю варят, и, конечно же, в угоду быстроте и легкости приносят технику безопасности. И при этом даже мысли ни у кого из этих детей не возникает, чем все это может кончиться!

"Интересно, как бы изменилась статистика ДТП с участием детей, если бы школьников младших классов вместо скучных до тошноты уроков по ПДД водили бы в морг, руками пощупать трупешники сбитых?" — задавался я вопросом в прошлой жизни. А ответ получил в этой. "Никак! Никак бы не изменилась!" Ведь мой поток не раз и не два видел ужасы "мисколдунства" своими собственными глазами: "варщик-пилот" Лонгботтом, "прорицатель" Поттер, "химик" Грейнджер, "изобретатели" Уизли, "гринписовец" Малфой, "подрывник" Финниган и многие, многие другие. Магия — крайне опасна и требует уважительного к себе отношения! Но никого, ни-ко-го из моих сокурсников это не остановило. Как говорится, что пнем об сову, что совой об пень, а Помфри только мысленно матерится, принимая очередного поциента. Как же я в такие моменты понимаю Снейпа!

Ладно, Бог с ней, с опасностью. Но логика, спрашиваю, логика где?

Кто проверит, правильно ли произношение? "Это элементарно!" Да ладно?! Три раза "ха"! Многие ли выучили с книг иностранный так, чтобы не вызвать у носителя языка смех? А смех в исполнении Магии — это что-то вроде Флитвикова: "…постарайтесь точнее произносить волшебные слова. Помните чародея Баруффио, который как-то раз случайно произнёс "эс" вместо "эф", и в результате оказался на полу, а на его груди стоял буйвол…"

Кто проверит мои жесты? В тех же каратэ-боксах движений раз-два и обчелся, а отрабатывают их годами.

Третья возможная ошибка — неправильное дозирование магии. Выложился неудачно сверх меры — и стал вдруг сквибом. И все, с концами. Волшебники лечат многое, но потерю магии — нет. А потерять магию… "Лучше уж сдохнуть, чем жить калекой в постоянной ломке сродни наркотической!" — как-то описывал мне свои ощущения Филч.

В общем, вывод, который я сделал для себя еще задолго до попадания сюда, читая между строк канон, таков: самостоятельно изучать с нуля магию только по книгам — это настолько же умно, как учиться по книгам драться. Не только бессмысленно, но и вредно. И в замесе мало поможет, и потом переучиваться на правильное будет вдвойне сложнее. Заниматься такой бредятиной может только человек, имеющий невероятно прилежного и крепкого нервами ангела-хранителя. Такой наверняка есть у Грейнджер. Впрочем, похоже, даже он иногда брал отпуск, или, как вариант, ему тоже нравятся кошкодевочки. Ну а теми, у кого заступников нет, наполнены Мунго и кладбища!

В результате, чтобы не войти в их число и одновременно с этим научиться колдовать выше уровня "ПТУ", мне пришлось пойти на очень неприятные меры. Карты мне сданы темной масти, и играть я вынужден именно ими, поэтому пришлось наступить себе на горло. Сначала пойти на поклон к Барти, потом и вовсе — в кабалу к Темному Лорду, хотя их политические воззрения мне, мягко говоря, неприятны.

А все потому, что учиться у человека намного быстрее, эффективнее, а магии — еще и несоизмеримо безопаснее, чем по книгам. Я, как живший одновременно в "догугловые" времена, когда по пользованию библиотекой проводились специальные занятия — и после появления интернет-поисковиков, могу со всей ответственностью об этом заявлять.

Так что совершенно законно и с искренней гордостью за свое благоразумие я мысленно воскликнул: "О да! Да! Да! Да! Как же хорошо быть умным!" — неделю назад, когда слушал издевки лорда Мортона над самоучками. А уж намек на поддельные книги только укрепил меня в уверенности о правильности принятого решения. Пусть это и грустно — сидеть на описаниях мощнейших заклинаний и ограничиться одним лишь только ознакомлением, но лучше уж так, чем кончить как канонный Крэбб. Как писал поэт — "его пример другим наука". Ну или другому, мне то есть.

Вот такие мысли в мгновение ока пролетели у меня в голове.

— Конечно, слышал! Я отлично знаю правила безопасности! — с чувством ответил я на заданный легилиментом вопрос чистую правду. И поэтому следующая фраза оказалась особо неожиданной:

— Так почему же им не следуете?

Глава 100. Менталист. Часть II

"Черт! — мысленно выругался я, начиная догадываться, откуда у меня появились голоса в голове. — И по времени совпадает… Черт, черт, черт!"

— То есть?..

— Вы правильно догадались. Жаль только, что слишком поздно. Да. Происходящее с вами — результат вашего же самостоятельного изучения окклюменции.

— В чем именно я ошибся? Эта ошибка — серьезная или нет? Что теперь со… чем мне это грозит? Можно ли это исправить? И как? — откровенно засыпал я вопросами волшебника. Мне в этот момент стало как-то совсем не до соблюдения английских манер.

— Сколько сразу вопросов! Давайте я буду отвечать на них по-порядку, а вы зададите свои вопросы после того, как я закончу. Договорились?

— Принято, — кивнул я после короткой паузы, пошедшей на обуздание нервов.

— Хорошо. Как вы, наверное, догадывались до начала изучения и уже смогли отлично прочувствовать после — практиковать окклюменцию очень полезно. Благодаря этому улучшается память, увеличивается скорость мышления, и, наконец, можно без использования волшебной палочки сопротивляться вторжению в разум. Казалось бы, с таким набором плюсов окклюменцией должны в обязательном порядке заниматься все без исключения, причем начинать чем раньше, тем лучше, не так ли? Но этого никогда не было в прошлом, ни у кого не наблюдается сейчас и никогда не будет в будущем. Почему же?

"А действительно, почему?" — мысленно согласился я.

— Причина таится в серьезных минусах, которые, как яркий пример дуализма всего сущего, проистекают из и являются естественным продолжением плюсов. И ваш случай тут весьма показателен. Можно даже сказать, академический пример того, как делать не нужно.

Итак. Начав изучать окклюменцию, вы, как и требовалось в книгах, создали в своей изначально аморфной, неструктурированной памяти некий центр. Название у него, в зависимости от того, чью вы книгу читали, может быть разное. У нас это — "веретено"; на континенте — "крупинка", та, на которую нарастает жемчужина; на востоке — "кристалл", "сапфир разума"; в Индии и Китае — "стебель лотоса". Смысл однако у всех, как вы видите, похожий. Это нечто такое, на что у вас в памяти с каждой новой тренировкой накручивается, осаждается или кристаллизуется все больше и больше воспоминаний. Воспоминаний, доступ к которым у вас — быстрый и легкий, а у чужих легилиментов — долгий и непростой.

А вот чего в книгах обычно не пишут, а если и пишут, то буквально парой слов, так как предотвратить это никак нельзя в принципе, так это о том, что упорядоченные воспоминания становятся в процессе уже немного не такими, как были до этого. В процессе структурирования они слегка искажаются. Точнее, искажаются не сами воспоминания, они, наоборот, становятся только отчетливее, а их восприятие, которое и составляет основу вашей личности. Так, вы можете прекрасно помнить нанесенную вам обиду, отчетливо помнить, что надо отомстить, но при этом не будете больше испытывать тех эмоций, которые и заставили вас подумать о мести. Можно, конечно, очень сильно обобщая, сказать, что с воспоминаний удаляется эмоциональная составляющая, и они становятся похожими на просмотр чужих в омуте памяти.

"И что?" — подумал я.

— "Быть спокойным и рассудительным — что в этом плохого?" — наверняка хотите спросить вы. Я на это отвечу — ничего. Быть спокойным и рассудительным — это нормально и полезно, особенно человеку, облеченному силой и властью. Вот только беда в том, что чем дальше практикуется окклюменция, чем больше мыслей и воспоминаний переоценивается, "наматывается" и закрывается щитом, тем менее эмоциональным, "сухим" и "холодным", как весьма емко подобрали термин вы, становится волшебник. Из-за отсутствия учителя ваше спокойствие постепенно трансформируется в безразличие, рассудительность — в бессердечность. Трудно? Плохо? Неприятно? Это ничто по сравнению с тем, во что превращается жизнь самоучки после грани. Старые окружение, работа, налаженный быт могут показаться отвратительными. Бывшие желания потеряют свою привлекательность и остроту. Зато появятся новые, совсем неожиданные. Удовлетворение новых потребностей, учитывая область приложения ваших родовых магических даров, мгновенно станет всеобщей проблемой, со всеми вытекающими из этого последствиями. Вы понимаете, на что я намекаю?

— Э-э-э… Нет.

— Статут Секретности не рассчитан на появление очередного Мастера Смерти, повелевающего ордой нежити в центре Лондона. Да и Министерство вряд ли такому магу обрадуется.

— И как это связано с окклюменцией?

— Да вас в силу банального желания жить постараются устранить как можно скорее! Вы что, вообще ничего не поняли? — и, прочитав ответ на моем удивленном лице, волшебник тяжело вздохнул. — О, Тривеликий Гермес, дай мне сил! Вы хотя бы раз целиком-то книгу прочитали, или нашли первые упражнения и сразу же стали их делать?

"А что, можно по-другому? Сразу в список ответов сзади посмотреть, что ли? Так я не на школьной контрольной, чтобы учиться ради оценки, а не ради знаний и навыков!" — подумал я.

— Хорошо. Попробую объяснить еще раз, попроще, хотя очень сложно в пять минут уложить опыт тысяч волшебников, — помолчав, продолжил мастер окклюменции. — Вы знаете, что такое рефлекс? Это когда вы укололи палец, то для того, чтобы отдернуть руку, вам не нужно: понять, что вы укололись, выработать решение и после осознано двинуть рукой. Нет. Организм сам сделает за вас это. Желание уменьшить страдание — это вот такой же рефлекс. Однако страдания бывают не только телесные. Душевные муки приносят не меньше, а иногда и гораздо больше боли. Плюс, память устроена так, что плохое мы помним лучше и дольше, чем хорошее, воспринимающееся как должное. Вместе это приводит к тому, что при самостоятельном формировании "веретена" оно чисто рефлекторно формируется единственно возможным, и при этом абсолютно неправильным образом. То есть — из самых неприятных воспоминаний, а не как "патронус" — из самых лучших.

Что в этом страшного? А то, что таким образом вы неосознанно спихиваете туда, на веретено, все плохое, оставляя себе только хорошее. Но веретено — не бездна и не помойное ведро — а часть вашей памяти. Часть вас. Ну а так как после грани именно она станет доминирующей, то именно выработанные реакции на неприятные события и составят основу вашей личности. Например, сейчас вы с ужасом отнесетесь к идее разобраться с недругом путем подъема на кладбище какой-нибудь Годриковой Лощины нескольких инферналов из трупов волшебников, взяв требуемую силу из десятка-другого маггловских жертвоприношений. А после грани вам покажется это хорошим, рациональным и даже человеколюбивым решением. Например: "не живыми же людьми рисковать, если можно отправить конструкты?"

"Ну, доля логики здесь, конечно, есть, но…" — подумал я и вздрогнул в ужасе от такой мысли. Потому, что она была не чужой, не внутреннего голоса, а стопроцентно моя.

— Чтобы такой ошибки не совершить, и нужен был учитель, а не книги. Какими бы хорошими книги ни были, но они никогда не смогут определить, что является приятным воспоминанием именно для вас, а не для среднего волшебника. Книги, непрерывно наблюдая, не заставят силой пойди вас против собственных инстинктов и рефлексов. Книги не смогут вывести вас из депрессии, обязательно образующейся в силу уменьшения базы приятных воспоминаний при правильном создании веретена.

Вы же наверняка после создания веретена почувствовали удовлетворение и душевный подъем?

Я, припомнив свои ощущения, утвердительно кивнул головой.

— А должно было быть все строго наоборот. Отдаленно похоже на воздействие дементоров. Нужно сказать, что именно поэтому в Хогвартсе нет окклюменции даже в качестве факультатива. Просто отсутствует достаточное количество учителей. Это же не трансфигурация какая-то там, или, прости Мерлин, готовка-зельеварение! Это тончайшая работа с разумом! Только двое — учитель и ученик, не больше. Поставить же даже самого опытного волшебника, но только одного, надзирать над потоком из хотя бы десятка учеников — это без всяких альтернатив превратить этот десяток в хорошие заготовки маньяков и Темных Лордов. А темные Лорды не нужны никому. Даже им самим.

И это только естественные ошибки в обучении. А бывают еще преднамеренные. Это когда "особо одаренные", знающие о подобных побочных последствиях, пытаются таким образом избавиться от "неудобных" им черт характера…

"Это жопа!" — кратко подвел я итог услышанному.

— Что такое "грань"? — после долгой паузы спросил я.

— Грань — это переломный момент в практике окклюменции, когда половина всех воспоминаний становится "намотана на веретено". Слово тут используется в значении "лезвие ножа". Происходит серьезное переосмысление жизненного опыта, в чем-то похожее на взросление. Мгновенное.

— Чем именно мне это грозит?

— При неправильно сформированном веретене? Самое простое — это кардинальные изменения в характере и темпераменте. Изменения настолько сильные, что в профессиональной литературе до сих пор спорят, считать ли это всего лишь изменением или смертью старого и последующим рождением нового. Причем идут они в два этапа. Ведь очень часто случается так, что после перехода за "грань" воспоминания, казавшиеся до этого хорошими, перестанут быть такими и будут вообще, как ненужный мусор, выброшены прочь. Это спровоцирует очередную смену личностных целей и приоритетов, пример последствий которых я вам уже приводил.

— Вы можете проверить, как далеко мне до этой самой грани?

— Точно сказать, сколько дней, лет или тысячелетий вам осталось, я не смогу. Это так сразу сделать невозможно, нужно долгое наблюдение. А приблизительную оценку вы и сами дать в состоянии. Первая стадия — появляются "чужие" мысли. Вторая — возможность вести диалог. Третья — у собеседника появляется имя и личность. Четвертая — "второй в голове" начинает иногда перехватывать управление. Руки-ноги "сами-собой" делают что-то, о чем вы даже и не думали. Ну а пятая — это уже грань. Стадию "именования" вы прошли? Ну, того-кто-у-вас-внутри вы в разговоре уже как-то называете?

— Нет. Хотя… — усомнился я. "Внутренний голос" давно уже не просто внутренний голос, а имя собственное.

— То есть ответ — "да", не так ли? Так это и не удивительно. Скорее, странно, что вы до сих пор не перешагнули грань. Видимо, у вас было очень насыщенное событиями детство.

— В смысле?

— По вашим словам, вы начали изучать окклюменцию "давно", но уже после поступления в школу. И при этом три-четыре года событий и впечатлений юношества не смогли превзойти воспоминания детства. Такое может быть только в том случае, если вам и "до Хогвартса" есть что соразмерно вспомнить.

"Ну да. Или была еще одна жизнь раз в семь-восемь дольше, чем эта".

— Хм. И что мне теперь делать? Прекратить? — спросил я.

— Что?

— Ну, изучать окллюменцию?

— Можно, но не получится. Вы одновременно не захотите, не сможете и не будете иметь причин это делать. Скорее — наоборот.

— То есть?

— Для начала, "веретено" уже создано, все будущие мысли будут уже накручиваться на него без вашего на то внимания. Или невнимания, в этом и есть основной его смысл. Разрушить же центр, конечно, можно, но только с потерей серьезного куска памяти и личности. Причем обрежется не так, как обливиэйтом, а гораздо… рванее. Ну а остальное…

Я как-то, по случаю, поинтересовался. У магглов считается болезнью, когда в голове хотя бы один "чужой" голос. Они, я слышал, от такого быстро сходят с ума. К чему я это говорю? А к тому, что, видимо, вы немного неточно поняли, или я не так объяснил, про стадии. Они — не переход от одной к другой, а дополнение с ростом частоты, плотности и… неадекватности. То есть, на второй стадии "чужие" мысли не пропадают. С личностью можно вести диалог и после того, как у нее появится имя. При приближении к грани при неправильно созданном веретене ваши и не ваши мысли, действия, голоса — все это превратится в одну единую… кучу, проявляющуюся постоянно. С кажущимися неравномерностью и случайностью. Например, на новогоднем приеме в министерстве ведете вы беседу с другим волшебником, а ваша рука сама бросает в него круцио. Это чистые воспоминания дают одну оценку, преобразованные, особенно на фоне гипертрофированно эмоциональных предыдущих — другую, холодную и взвешенную. Так что вы-сейчас-вы хотите сделать его другом, а другой-вы посчитал, что — это кровный враг, с которым никаких договоров быть не может. Впечатляет картина? — спросил меня окклюмент.

"Да это просто пиздец!" — подумал я, экстраполировав нынешнее состояние в будущее с повышающим коэффициентом. Волшебник же, получив ответ в форме согласного молчания, продолжил объяснения.

— Мы, волшебники, в целом, покрепче магглов, но это не тот случай. Поэтому большинство, видя, что проявляются симптомы приближения к грани, наоборот, усиленно занимаются, стараясь как можно быстрее перебежать за. Бывают и те, кто предпочитают пустить себе бомбарду в висок…

— Ясно. Проблема серьезная. Можно ли неверно созданное ядро… починить?

— Починить? Хм-м… Какое забавное слово. Репаро, хех, использовать? Да, "починить" я это, теоретически, могу. Однако есть несколько "но". Во-первых, надеюсь, вы понимаете, что исправлять неправильное гораздо сложнее, чем сделать хорошо с нуля?

— Да.

— Это хорошо. Во-вторых, с учетом запущенности случая каких-либо гарантий положительного результата, кроме того, что я приложу максимальные усилия — у меня есть моя репутация — дать я вам не смогу.

— Это хуже. Но шансы есть?

— Шансы есть. Тогда, по цене. На "протискивание новых нитей в готовый клубок" потребуется, ориентировочно, около двух лет ритуалов.

— Двух лет? — ужаснулся я.

— Ну, не постоянно. Сеансы, в среднем, раз в три-пять дней по три часа. И, сразу предупреждаю, для таких ритуалов нужны строго определенные условия, а именно — горные, так что вам потребуется на это время перебраться в Альпы.

— Ясно. Что по деньгам? — заранее внутренне напрягаясь, спросил я. Вряд ли сложный труд длиной два года окажется дешевым.

— Моя работа — десять-пятнадцать тысяч галеонов. Реагенты, они не такие дорогие, в стоимость не входят.

— Хера себе! — не удержался я, услышав такой ценник. "Да долг Крэббов Малфоям где-то в районе этой суммы!"

— А вы как думали? Вы, позавидовав скарабеям, решили вырастить на теле крепкую броню, но начали с того, что вырезали себе позвоночник. А теперь спрашиваете: "Это ведь правда несложно — быстро сделать обратно как было?"

"Супер! Эвон я, "как положено каждому попаданцу", удачно позанимался самообразованием! Стать либо шизофреником, либо ухудшенной копией Волдеморта, либо трупом. Выбор совсем не тот, который хотелось бы делать. А еще других презирал! Ладно. Теперь что? Денег — нет. Искать или нет? Спокойно прыгать по миру в связи с антиволдемортовской истерией вряд ли мне министерство разрешит даже "со справкой". Да и учитель тоже. Ну а жить там постоянно… Предлог "лечения на водах" мог бы стать идеальной возможность пропустить основную грязь и появится в Британии чистеньким уже после окончания гражданской войны… если бы не блядские гейсы гребаных Основателей! Исследования и восстановление популяции вообще не имеют каких либо привязок к способу, месту и времени, кроме сакраментального "до момента смерти". А вот если я упущу тело Дамблдора, то закрыть задание Слизерина будет в принципе невозможно! Ведь от Темного Лорда по канону останется только прах!

Конечно, на самый крайний случай, у меня есть еще один, последний вариант. "Перезанять", то есть использовав просьбу к Гриффиндору в качестве исполнения желания Слизерина. Но это на самый-самый-самый крайний случай. Судя по предупреждению Волдеморта, лучше "ало-золотого" вообще ни о чем не просить, чтобы в итоге не получилась попытка тушить костер бензином.

Получается, как такового выбора, что делать, на самом-то деле у меня и нет. "Ничего не лечить, больше гулять и надеяться на лучшее" — аж родной поликлиникой повеяло! Черт! Нужно было сразу же после попадания, прямо второго сентября, плюнуть на все и валить домой, на Родину!"

— Что вы мне скажете, если я сейчас не имею времени и средств, чтобы начать лечение? И вряд ли найду их в ближайшие года два-три, как минимум? — спросил я.

— Я скажу, что вы далеко не первый и точно не последний такой волшебник. Удивляет разве что возраст. Обычно ко мне с таким проблемами приходят колдуны постарше.

— Я имел в виду, что вы мне посоветуете делать, чтобы как можно дальше оттянуть серьезные расстройства психики при приближении к грани?

— Хм. Совет… Совет тут простой. И, к сожалению, как большинство простых советов — он очень сложно реализуем на практике. Вы должны тренировать свои чувства, для чего вам необходимо испытывать как можно больше новых впечатлений. Причем хороших там должен быть максимум, а плохих — минимум. Важный нюанс, хорошими эти воспоминания должны быть не в обще-положительном смысле: "как единорог на фоне водопада жует свежую травку из рук Лесной Девы", а именно то, что таковыми сейчас считаете вы. То есть, если вас радует не вид девушки, кормящей единорога, а то, как орда кентавров жарят и девушку, и единорога, то именно на это вы и должны смотреть, не обращая внимание на всякую ерунду вроде общественного мнения.

Сразу говорю, что отправлять вас в хогвартское путешествие я не собираюсь. Воспоминания не обязательно должны быть свои. Годятся, пусть чуть хуже, и чужие. Рекомендую посетить лавку старика Каспара Второго, которая в двух домах от третьего поворота налево от входа в Лютный с Косого. Скажете, что от меня, и он откроет для вас особый сундучок. Там есть всякое.

"Представляю, что там можно увидеть", — мысленно содрогнулся я.

— Не надо кривиться. Поставщики таких воспоминаний пусть не очень хорошая, но вполне уважаемая среди понимающих людей профессия. Пусть они и творят иногда весьма и весьма нехорошие вещи, благодаря их воспоминаниям оказывается спасено гораздо больше. Не будь омута, то для удовлетворения своих потребностей мерзость творил бы каждый желающий. Спрос-то на очень специфические воспоминания появляется обычно у тех, кто все доступные развлечения уже перепробовал и теперь скучает… В конце концов, воспоминания, как гладят по гриве единорога, который щиплет травку, там тоже присутствуют. У вас есть еще вопросы? — с намеком глядя на часы, спросил менталист.

— Вы что-нибудь почитать на эту тему сможете посоветовать? — после долгих раздумий спросил я. И глядя на насмешливую улыбку менталиста, тут же поправился: — Что точно не повредит мне.

— "Старую собаку новым трюкам не научишь", да? Ну да вам виднее. Посоветовать, конечно, могу, но все зависит от крутобокости вашего кошелька. Книги по сложной магии никогда не стоили приемлемую для большинства волшебников цену.

Отчетливый намек на то, что горбатого могила исправит, мне не понравился, поэтому я сухо бросил в ответ:

— Самое лучшее, — "которое, наверняка, есть в Библиотеке Основателей в Хогвартсе".

— Лучшее? Тогда ищите китайский трактат "Пять тысяч ли вниз до третьего неба" в переводе на латынь или греческий, сделанный не позднее десятого века. Существует на немецкий, пятнадцатого, но он не годится. Там его слишком обкорнали. Дальше, "Нить лотоса", компиляция индийских трактатов, восемнадцатый век, английский. Есть более современные: "Разума аромат", "Три человека во мне", а также строго профессиональные исследования, но их найти в свободном доступе практически нереально. Проще случайно обнаружить у нас тут, в мусорной куче легендарный "компендиум Рейвенкло", чем получить доступ к архивам на континенте или взять напрокат один из трех существующих списков тех же "Пяти тысяч"!

"Ничего он не легендарный. Но Ровена, зараза такая, могла бы и поподробнее расписать важные места, чтобы ее виртуальному ученику не пришлось теперь краснеть. Хотя, тут я не совсем прав. Компендиум — это ближе к конспекту, чем к учебнику. А готовиться к экзаменам с нуля по чужим конспектам — это так себе…" — подумал я. Параллельно раз и навсегда я зарекся делать в Библиотеке Основателей запросы в формулировке "лучшая книга по…", сменив ее на "букварь по…"!

— Но разумнее всего, конечно, найти, наконец, себе нормального учителя. Это может здорово облегчить вам жизнь. Вы же собираетесь продолжить учиться в Хогвартсе? Тогда я бы рекомендовал вам Альбуса Дамблдора. Несмотря на свою некоторую… хм, эксцентричность, впрочем, весьма простительную для мага его силы и возраста, учить он умеет великолепно. Но делает это, к сожалению, чрезвычайно редко.

— А Северус Снейп?

— А вот как раз его бы я вам не советовал. Юноша он, конечно, способный, пусть и гробящий свой дар этим глупым зельеварением. Даже, можно сказать, одаренный, так как входит в исчезающе малый процент тех самоучек, кто смог самостоятельно и без серьезных потрясений для личности пройти через грань. Не хотелось бы вас расстраивать, но в окклюменции вы вряд ли когда-нибудь достигнете его уровня. Однако, выучить самому — это одно, а вот объяснить кому-то еще — совсем другое. В этом он, судя по тем отзывам, что я о нем слышал, мягко говоря, не силен.

— А почему гробящий зельеварением? Он, говорят, весьма в нем хорош?..

— Может быть. Вот только зельеваров в мире полно, а любознательных и одаренных в магии разума волшебников, подчеркиваю, именно одновременно и одаренных, и любознательных, очень мало, — отрезал Мастер. — У нас, вон, вообще, с тех пор, как убили Тома Реддла, осталось четверо. Всего четверо на всю Британию! В общем, Дамблдор — это самый доступный для вас вариант.

— А вы?

— Я сейчас не намерен брать учеников. Тем более, вы им сейчас по очевидным причинам не в состоянии стать.

"Ну да, чего было ожидать от опытного менталиста? Что он не увидит чужого ученика?" — подумал я, поднявшись из кресла. Оплаченное время закончилось, пора уходить.

— На прощанье я хочу еще раз акцентировать ваше внимание на том, что вам нужно как можно больше ярких, положительных эмоций. Подчеркиваю, именно положительных, потому что яркие отрицательные будут уже привычно преобразованы и только усилят другую личность.

"Как бы это умудриться сделать?" — с тоской подумал я, быстро вспомнив все уже случившееся, а также то, что по канону меня ожидает в ближайшем будущем.

— Будьте внимательны и осторожны. В случае серьезных душевных потрясений коллапс на грань, или сразу за нее, может наступить мгновенно.

— Благодарю, — сказал я. Вопросов у меня еще, конечно, оставалось море. Но время вышло, да и главное, пусть и в крупных мазках, я уже узнал.

"Вот уж сходил — так сходил, — размышлял я по дороге домой. — Само на язык прыгает сакраментальное: "не бывает здоровых, есть только недообследованные". Сколько же всего еще я о себе не знаю? Блин, ну только что все было более-менее, а тут — раз, и на тебе: "или вокруг тебя только пони, какающие радугой, или шизнешься"! Черт-черт-черт!"

Черт!

Ладно. Что теперь? Нет, то, что по осени Библиотеку Основателей ждет серьезная ревизия, а Темного Лорда — раскрутка на полноценную лекцию по магической ТэБэ (а не то, что мне "интуитивно понятно"), это само собой. Но с основной проблемой-то как быть?

Первое, что само напрашивается, это попросить помощи у Волдеморта. А если его это устраивает? Он не раз и не два пенял мне на излишнюю "мягкость", устраивал ломки… Может, отмороженный маньяк для него будет более предпочтителен, чем человечный хаффлпаффец? Нет уж. В качестве учителя окклюменции Волдеморт — однозначно не вариант, хотя спросить его лишним не будет. Даже обязательным, ибо именно такое развитие событий подразумевается логикой развития событий. Не спросишь сразу — так Волдеморт задастся вопросом "а почему он не спросил у меня?". И хрен знает, до чего он там в паранойе своей потом додумает… Точно, что ничего хорошего. Я и так "под богом хожу" и только чудом Волдеморт не закатил мне подробный опрос. Именно опрос, а не допрос, как тогда. Не. Нафиг-нафиг.

Другие варианты? Попроситься в ученики Дамблдору? Три раза ха! Я доверяю воображению Темного Лорда. Он сможет выдумать для меня что-нибудь особо "восхитительное"… Молчишь?" — резко переключившись, спросил я внутренний голос.

"Глупо, глупо, глупо", — произнес в ответ он.

"Что глупо?"

"Все глупо. Глупо, что ты пытаешься себя обмануть. Глупо, что меня боишься. И, наконец, совсем глупо думать, что сможешь это от меня скрыть. Я не "воображаемый друг", не "тульпа" и не шизофрения. Не надо меня бояться, — вкрадчиво продолжил он. — Ведь я — это не кто иной как ты. Только такой, каким в глубине души ты всегда хотел стать. Жестким, даже жестоким. Безжалостным. Предельно эгоистичным… Вообще не думать о других! Отринуть навязанные в детстве оковы этики, так мешающие в карьере и жизни…"

"Ложь!"

"Опять же, глупо пытаться обмануть самого себя! Правда это. Правда. Ты встал на этот путь уже очень давно…"

"Иначе бы меня убили!"

"А вот это вот как раз — не правда. Вспомни индейскую притчу, которая так запала тебе в память… Ты начал кормить "плохого" волка задолго до попадания сюда. Напомнить тебе, что ты ответил на вопрос "Почему ты такой злой стал?" своего старого друга, встреченного после долгого перерыва в общении? "Так проще жить!" Это — правда. Продолжай жить как живешь, не прячась за всякие глупости, и скоро мы станем единым целым…"

"Никогда!" — перебил я внутренний голос.

"Не слушай всяких шарлатанов, ничего не понимающих в психологии, и не бойся измениться. Это происходит непрерывно, причем без всякой магии. Каждый день, каждый час. Сегодня ты проснулся немного не таким, как вчера, а час назад ты был не таким, как сейчас… Мы станем единым целым не потому, что я завоюю тебя или ты сойдешь с ума, а потому, что ты станешь собой. Мной!"

"Нет! Я не отдам!"

"Да. Отдашь, — передразнил меня внутренний голос. — Власть над телом ты уже отдаешь, иначе как бы я спасал нас? Заставлял молчать тогда, когда тебя пробивал словесный понос? Посылал боевое заклинание тогда, когда ты стоял и тупо смотрел? Закрывал эмоциональной подушкой, чтобы ты от своей "жалостливости и сострадательности", а по мне — так просто глупости, не сошел с ума. Что бы ты без меня делал, а?"

"Ты! Надо было…"

"Я, я. Точнее — мы, привыкай. Что же касается твоих стенаний "не нужно было связываться с окклюменцией", скажи, а ты мог не начать ее изучать? Что бы с тобой тогда стало? Посчитай свои допросы и назови себе хотя бы одного узнавшего правду палача, кто бы тебя пощадил?"

"…!"

"Видишь, ты соглашаешься с собой. А насчет плача про "сразу свалить"… Куда? На деревню к дедушке в "лихие девяностые"? Так там и без тебя нищих и беспризорников стало полно, чтобы потребовалось вдруг импортировать их еще и из Англии. Что бы ты там делал — без родственников, без связей, без начального капитала, с чуждым происхождением? Где бы спал, адрес назови, хоть выдуманный? Что бы ел? Во что одевался? Чем бы занимался? Как и все крутые попаданцы — выигрывал бы в лотерею и спекулировал на бирже? Мухлевал с валютой? Так что же ты не смог этого в прошлом? Ну и вишенка на торте — если и смог бы, то сколько бы прожил после первой же удачной аферы?

Но, предположим, даже если бы ты каким-нибудь чудом и закрепился — подчеркиваю, предположим, то ответь себе честно. Разве не корил бы ты себя всю оставшуюся жизнь, не ел бы поедом за то, что плюнул в лицо Судьбы, подарившей тебе такой невероятный шанс? Шанс вместо непрерывной схватки с ближним своим за кусок черствого хлеба очень долго жить здоровым, богатым аристократом? И магия. Магия превыше всего! Не проклял бы ты себя, что отказался от шанса стать волшебником, а?"

Мысленно насупившись, я в ответ промолчал. Внутренний голос был прав.

"Так что все ты правильно сделал. Не стоит в себе сомневаться, ибо это контрпродуктивно. Окклюменцию — проведи по графе "неизбежные издержки". На будущее — сделай должные выводы. Будь аккуратнее, осторожнее и больше опирайся на других. Не бросайся на каждую амбразуру — для этого у тебя уже есть свой отряд. А появившаяся у тебя боязнь магии… — да-да, это тоже от себя не скрыть. Ты, помнится, по молодости-глупости попал в относительно серьезное ДТП, так, да? А машину после этого водить бросил?.."

Интерлюдия 41

— …Таким образом, — усиленным сонорусом голосом произнес президент Международной Конфедерации Магов Бабайди Экинбад, — по результатам голосования верховных делегатов стран-участниц Международной Конфедерации Магов с результатом: сто десять голосов — против, два — за, сорок пять — воздержались, я вынужден отклонить внесенное верховным делегатом Магической Британии Альбусом Дамблдором предложение о всемирном принудительном сокращении количества скрытых от взора магглов пространств. На этом ежегодная очередная двести седьмая сессия Международной Конфедерации Магов объявляется закрытой.

"Какие все вокруг трогательно участливые, — с грустью подумал Альбус Дамблдор, вставая со своего кресла. — Какие хорошие и правильные слова говорят. "Это может поставить под угрозу Статут Секретности в общемировом масштабе", "не убеждены в своевременности данных мер", "это не послужит усилению магического мира" и так далее, и тому подобное. И, конечно же, именно вышеуказанными причинами и только ими и объясняется тот факт, что вежливо, аккуратно, с искренне сочувствующими выражениями лиц все(!) поднятые мной важнейшие вопросы Волшебного Мира и предложения по усилению его безопасности были, как говорят магглорожденные, "не жалея воды, спущены в унитаз"! Страстное желание отомстить — тут, конечно же, совсем ни при чем.

Обиден даже не столько формальный отказ, в конце концов, это скоро уже будет совсем не моей проблемой, сколько то, что, пусть всего лишь на какое-то мгновение, но я все же позволил себе обмануться. Принял факт, что две трети из допущенных на сегодняшнюю сессию вопросов будут из числа предложенных мной, как признание моих прошлых заслуг и своеобразное поздравление в честь возвращения.

Теперь же я, понятно, и ломаного кната против мешка галеонов не поставлю. Семь проваленных с разгромным счетом голосований из семи — это не что иное как особо циничная издевка над бывшим президентом, который, разводя враждующие части магического мира в стороны, не мог не наступить на множество мозолей. Эх, Корнелиус… Ты, надо признать, обыграл меня весьма, хм… неожиданным способом…"

В оценке действий Фаджа Дамблдор был абсолютно прав. О чем бы там ни мечтал и чем бы ни поливал со страниц газет один конкретно взятый министр одного конкретно взятого волшебника, по совместительству президента МКМ, но никакой власти над ним в МКМ у него не было и быть не могло. Чтобы снять с поста действующего президента Международной Конфедерации Магов, нужно собрать должным образом настроенный кворум делегатов других стран. Но если президент устраивает основных игроков, то организация вотума недоверия — очень сложный, сильно небыстрый и невероятно затратный процесс.

Однако был один процессуальный нюанс. Президент избирается общим голосованием из числа делегатов стран-участниц. При этом непосредственный состав делегации, как и способ его формирования — личное дело каждой конкретной страны, в том числе и Британии. И вот здесь-то Фадж как раз обладал всей полнотой власти. Действующий Министр магии Британии К. Фадж банально приказал начальнику Департамента международного магического сотрудничества О. Тэйту исключить из состава делегации МКМ от Магической Британии некоего А. Дамблдора. В связи с чем А. Дамблдор больше не удовлетворял основным требованиям к должности и переставал быть президентом МКМ просто автоматически.

Конечно, о такой возможности как о занятной юридической коллизии знали все. Однако использовать в качестве средства во внутриполитической борьбе и помыслить себе не могли. Ну не знала до прошлого года история таких… идиотов. Ведь, чего тут скрывать, все люди-человеки, так что даже самый непредвзятый президент МКМ всегда будет немножечко подыгрывать своей стране. Так что снимать с настолько благодатной должности своего человека — это то же самое, что поджигать прутья метлы, на которой летишь. Отомстить, если уж так хочется, можно и потом. Когда свое отработает.

"… Но хитроумие твое, Корнелиус, проснулось совсем не вовремя. Неужели ты не думал, что будет потом? К каким последствиям приведут твои действия? А они — вот уже, тут как тут. Прошел всего лишь один-единственный год, а и мой престиж, и престиж Магической Британии рухнул в бездну! Нас уже даже не ненавидят! Все намного хуже! Над нами — смеются!

И ладно, в сумку к нюхлеру запихнули репутацию страны, над улучшением которой я неустанно работал последние десятилетия. К Мордреду ее! Рано или поздно, так или иначе придет в норму. Но как, как ты и, шире, все вот эти вот волшебники, собранные со всех концов света, далеко не самые глупые, нужно признать, могут позволить себе в угоду мелочной мести за какие-то старые, раздутые на пустом месте обиды принести в жертву весь наш мир? Слепцы! Неужели они не видят, что жить так, как они привыкли в последние века, скоро станет уже не как сейчас — сложно, а просто-напросто — невозможно?! Рано или поздно ради всеобщего блага все равно придется чем-то пожертвовать. Так не лучше ли сделать это сейчас, пока цена еще не стала непомерно велика?!

Первым, кто пытался объяснить это широким массам волшебников, был Гриндевальд. Его не послушали, а потом… Потом, отчасти — из-за выбранных им способов доказать свою правоту, отчасти — из-за тогдашней политической конъюнктуры, совершенно правильные идеи надолго стали преданы анафеме. Даже сейчас, спустя полстолетия, подаваемые в совсем другой форме, их продолжают слушать, но — не слышать. Эх, Геллерт, Геллерт… Почему ты не согласился со мной?"

Растворившись в светлой грусти воспоминаний о временах молодости, Дамблдор шел на выход. По пути, особо не задумываясь, отвечал на приветственные и "приветственные" реплики волшебников других стран. Но вскоре бывший президент МКМ вынужден был "вернуться на грешную землю". Причиной тому послужил произнесенный презрительным тоном вопрос:

— Уже уходите, герр Дамблдор?

— Герр Штауфенберг, — развернувшись легонько кивнул головой Дамблдор. — Увы, да. Дела…

— А как же инспекция?

— Какая инспекция?

— Ну вы же как-то раз обмолвились, что хотели посетить Нурменгард? — как о чем-то само собой разумеющемся пожал плечами глава делегации Западной Магической Германии Максимилиан Бертхольд фон Штауфенберг. — Уже передумали?

На первый взгляд фраза была совершенно невинна. Но если знать предысторию, то ничем иным как злой и грубой издевкой назвать ее было нельзя.

Дело в том, что далеко не все без исключения волшебники оказались в восторге от той формы, какую приняла победа сил коалиции над Темным Лордом Гриндевальдом. Дуэль Дамблдора и Гриндевальда, где Темному Лорду в случае поражения магической клятвой был обещан честный и беспристрастный суд. Этот самый суд, где Дамблдор нажал на все доступные ему рычаги, чтобы сохранить жизнь маньяку-убийце, пролившему океаны чистой волшебной крови. Потом приговор — не казнь, не замуровывание заживо, не вечная пытка, а всего лишь пожизненное заключение. В общем, недовольными, неожиданно дружно, оказались как союзники, так и противники побежденного. Первые ставили в вину Дамблдору, что тот вместо дуэли мог бы и спасти своего старого друга. Вторые — что эту тварь, например, не скормили демонам.

Одним из тех, кто ратовал именно за такой приговор, был нынешний собеседник Дамблдора. Правда, нельзя сказать, что фон Штауфенберг, потерявший в войне манор, жену, четверых из четырех сыновей, обеих дочерей, всех внуков и внучек, общим числом одиннадцать и троих правнуков, не имел серьезной причины для выражения недовольства в резкой форме. И он был далеко не один такой, так что даже будучи президентом МКМ добиться свидания со старым другом Альбус так и не смог, хотя непрерывно пытался. А теперь такая внезапная, а поэтому весьма подозрительная щедрость.

— Нет, не передумал. Но вы…

— Кенинг Магической Германии готов удовлетворить ваше прошение немедленно.

— В чем подвох? — пристально глядя в глаза своему давнему недоброжелателю спросил Дамблдор. — Что вы хотите от меня?

— О. Сущую мелочь. Это обязательно должна быть длительная инспекция. Как минимум, на десять-пятнадцать… лет. Не волнуйтесь! Мы подберем вам отличную камеру. Можно, даже, соседнюю. Будете со своим другом перекрикиваться и перестукиваться. По праздникам, когда на время снимаются чары мертвой тишины…

Дамблдор умел хорошо держать удар, поэтому ничем не выдал охватившего его раздражения.

— Ваши шутки, мой старый друг, все так же тяжеловесны.

— А я и не шутил!

— В таком случае, не хотите ли вы обсудить этот вопрос на дуэльной дорожке?

Тогда, после войны, очень многие жаждали крови Дамблдора совсем не фигурально. Посылали картели. Некоторые Дамблдор принимал. Особенностью этих дуэлей было то, что при стопроцентном рейтинге побед на совести у великого волшебника не образовалось ни единого трупа. В отличие от своего бывшего ученика, Дамблдор продолжал беречь свою душу, и вообще считал, что трупы не только не решают проблем, а лишь создают их.

— Ваш род, герр Дамблдор, не настолько стар, чтобы я посчитал достойным скрестить с вами палочки.

— Месье Дамблдор! Погодите! Мы хотим задать вам несколько вопросов! — французские волшебники посчитали момент подходящим для того, чтобы подключиться к разговору. Этим не нравились расистские "законы о существах", в очередной раз принятые в Англии. За обиду своих любимых вейл, чья диаспора очень крепко вросла в управленческие структуры Магической Франции, волшебники были готовы, словно бешеные оборотни, разорвать Дамблдора на куски.

— М-м-мистер Дамблдор, — выдавил сквозь зубы подошедший с другой стороны Васил Благоев. После смерти своего чемпиона на Турнире Трех Волшебников еще ни разу не случалось так, чтобы официальные лица Магической Болгарии не поставили произошедшую трагедию Дамблдору в вину. И не потребовали виры, чей размер от раза к разу только увеличивался.

Конечно, еще пару месяцев назад Дамблдор непременно бы задержался и с удовольствием пофехтовал, словесно, конечно же, что с французами, что с немцами, что с болгарами. Однако сейчас, по вполне понятным причинам, репутация и влияние, как личная, так и Магической Британии перестала иметь для него такое значения, как раньше. А на угрозу "на следующей сессии вам голоса не дадут" оставалось только грустно рассмеяться. Так что, не дожидаясь прочих желающих вырвать кусок из его старого тела, равно как и желающих выразить фальшивые заверения в дружбе и уважении, Дамблдор поддался совершенно мальчишескому порыву на прощанье утереть нос своим недоброжелателям.

Построенный совсем недавно на месте подземелий разрушенного в прошлую войну дворца Монбижу Форум МКМ являлся квинтэссенцией мастерства алеманнских волшебников в области защитной магии. Естественно, не на последнем месте в перечне защитных заклинаний находились антиаппарационные барьеры. И "входные", и "выходные", причем по нескольку штук каждого типа.

"Однако, из правила всегда есть исключение", — подумал Альбус, улыбнулся, призвал Фоукса и, вопреки всем наложенным на зал мощным магическим защитам, мгновенно исчез.

На следующий день европейские газеты выйдут с броскими заголовками "Великий Светлый маг — продолжатель дела Темного Лорда". В обширных статьях тщательно разберут все приводящие магический мир на грань краха предложения Альбуса Дамблдора. Переформулировав, сравнят с речами Гриндевальда, попутно напомнив о том, сколько они магическому миру стоили. Пояснят непонятливым тайный смысл каждого сказанного "великим магом" слова, каждого движения брови, каждого взмаха рукой. Напомнят факты как из новейшей, так и из слегка позабывшейся уже новой истории — про дружбу с одним темным лордом и учительство другого. Расставят все акценты — кто и сколько на континенте потеряет, и кто в Англии это самое потерянное найдет, и, наконец, дадут экспертные заключения. Внезапно, весьма пространные и невероятно миролюбивые для такой мощной аналитики и с искренней любовью подобранных фактов.

В общем, даже последний тролль вскоре станет уверен в том, что ни в коем случае нельзя давать хода ни мечтающим завоевать континент английским волшебникам вообще, ни старому потрясателю основ Дамблдору в частности.

Газеты, естественно, очень быстро переберутся через канал, и тем волшебникам, кому не нужно думать о том, на что собрать детей в Хогвартс, будет что обсудить.

Интерлюдия 42

"…Мордредова жизнь! Мордредов Винс со своими моргановыми тайнами! — мысленно проклинал Захария Смит своего одноклассника и командира. — Ну вот нахера я тогда вылез? А мог не вылезти? Мог позволить одному другу принести в жертву другого моего друга? Нет, не мог. А мог Винс заранее предупредить, что собирается делать совсем другое? Мог. Или просто не успевал? Нет. Мог же сказать нормально?! Мог! А значит, его это вина! Его!

В итоге, настолько же глупо все получилось. Друга обидел, в долги влез… Долги… Прям хоть к Темному Лорду перебегай! Как оказалось, он совсем не такой ужасный, как о нем рассказывали. Хотя внешне страшноватый, это да… Все из-за Винса! Ну что ему стоило сказать заранее?"

Съеденные в кафе Фортескью подряд три мороженых вроде бы и поправили настроение, но стоило парню лишь краем мысли задеть тот отвратительный разговор, как щеки вновь залило ярким румянцем раздражения.

Захария, опять злющий, как сотня хвосторог разом, вскочил на ноги и зашагал по Косой, куда глаза глядят. Сплевывая на брусчатку и пиная свернутый в ком бумажный пакет из-под мусора, невесть каким чудом укрывшийся от взора прибирающихся на улице домовых эльфов, Смит отдался на волю грызшего уже не первую неделю раздражения. Никак не решался вопрос откуда взять денег, чтобы отдать внезапно образовавшийся долг.

"Где? Ну вот где мне взять эту тысячу с лишним галеонов? — размышлял хаффлпаффец. — Это Винсу — просто. Тысяча — туда, тысяча — сюда… Сходил в родовой сейф, навалил горстями монет в кошелек, сколько захотелось, и думать ни о чем не нужно! Взрослый лорд, чтоб его Моргана трахнула! Или какой-нибудь Морган! Ну а мне как быть? У родителей столько нет. Да и спрашивать их о таком — только пугать. Работа… — тут Смит скривился. Он, конечно, в теории знал, что зарабатывать — весьма и весьма непростое дело, но, как оказалось, даже представить себе не мог, насколько именно непростое. — Эрни же предлагал мне, но я не захотел быть ему обязанным. Мордредова гордость!"

Впрочем, тут дело было не столько в гордости Смита, сколько в его житейском здравом смысле. "Брать в долг у богатого соседа по парте — очень и очень опасно. Сначала берешь в долг, потом — сходи туда, сделай то. Не оглянешься, как из друга превратился в…"

— Н-на! — от особо сильного пинка растрепанный комок бумаги окончательно рассыпался на куски, и на душе у Захарии стало немножко полегче.

Ненадолго.

"…А теперь Винс меня каждый день попрекает, что я не держу слово! Как посмотрит, сразу по взгляду все понятно. Ему-то легко, а вот мне… Может, действительно занять? Но у кого? Нет у меня таких знакомств, чтобы вот так вот: "на тебе, дружище, просто так мешок галеонов"! Ну почему, почему я все сделал правильно, но в итоге оказался виноватым? А-грр-р! Ненавижу!"

— Эй, Смит! Смит! Да стой же ты! — Захария наконец-то услышал, что сзади его кто-то настойчиво звал. Парень обернулся, чтобы с удивлением узнать в преследователе своего одноклассника.

— Малфой?

— Нет. Салазар Слизерин под обороткой, — съязвил Драко. — Ты куда так несешься? Чуть меня с ног не сбил! — наследник рода Малфой изо всех сил сейчас старался показаться добродушным и компанейским, но его игру выдавало недостаточно естественное выражение лица. Все же мина "Я — Малфой, а вы все черви" была его лицу более привычна, чем выражение "своего в доску парня".