Диктатор

— Силенцио! — подхватился секретарь. — Не следует оскорблять суд. Смерть вашего сына, мистер Бейтс, не является предметом данного разбирательства. И, в силу согласия противных сторон на честную схватку, не будет предметом разбирательства никогда! Заседание закончено.

Повинуясь жесту волшебной палочки одного из охранников, цепи медленно поползли на свое место, освобождая меня из плена. В перезвоне их звеньев мне слышалось разочарование и обещание. "До следующего раза…" — как будто шептали они мне.

Выходя из зала суда, я не отказал себе в том, чтобы окинуть сидящих на трибунах ледяным запоминающим взглядом. "Вы совершили ошибку, а это хуже, чем преступление. Я вам не Сириус! И не Поттер! Я не утрусь! Вы всеми силами показываете мне, что я вам абсолютно неинтересен и безразличен, вы не желаете защищать меня, хотя это в ваших интересах тоже… Что ж, тогда и я отплачу вам взаимностью! Вы хотели войны, так вы ее получите! Если до этого я рассматривал Волдеморта как некую возможность "спрятаться и пересидеть", то теперь я искренне на его стороне. Местной вырождающейся аристократии нужна крепкая рука, жестко держащая ее за горло, иначе такой аморфный высший свет — не нужен вообще! Кланы и многополярность хороши, красивы и вроде бы стабильны, как хорошо и стабильно для лягушек их родное болото. Вот только жить среди кочек и комаров, опасаясь сделав неверный шаг оказаться в бездонной пропасти, не устраивает меня. И я постараюсь всколыхнуть трясину, бросив туда пару динамитных шашек! А с тобой, Боунс, мы сочтемся особо! Теперь это дело принципа!"

Логика событий настоятельно требовала, чтобы вскоре тот, кто все это затеял, если, конечно же, это была чья-то интрига, а не естественное развитие событий, как-то обозначил себя и свой интерес. Поэтому, чтобы не вводить неизвестного в труды тяжкие, я решил подождать на выходе из зала суда.

Первым, кто в протекавшем мимо меня потоке аристократов нестандартно среагировал на меня, ожидаемо оказался отец Эгберта. Патриарх семьи Бейтс остановился на секунду около меня, окинул ненавидящим взглядом и припечатал:

— Я. Отомщу. Тебе. Клянусь! — скрипя зубами от злобы коротко пообещал мне Бейтс-старший и пошел дальше.

"Грустно все это. Из-за тупой жажды денег или власти, ну не верю я в элементарную несдержанность на язык, не тот возраст и не те люди, погиб сын, а отцу и брату теперь за него мстить. Хотя… причем тут тупость? Четкая и неприкрытая провокация. Но Малфоев ли? Им-то это зачем? Я и так у них в кармане, как они думают. А Бейтсы… Бейтсы будут мстить. И я бы мстил за своего сына или брата, не глядя кто там кого оскорбил. Потому что во все времена и в любом клановом обществе виноват не свой, "самый лучший на свете малыш", а "мерзкий ублюдок", убивший его. Точно так же, в обратной ситуации это было бы: "несдержанный на язык щенок наскочил на нашего вежливого и обходительного сына, и у него просто не было другого выбора, как…" Чертовы Бейтсы! Реализуют тут свои аристократические комплексы, а мне теперь — лишние враги и лишние опасности. Вот как тут остаться непричастным и независимым? Как тут сбить третий полюс, если неприкаянные нейтралы сами, по глупости, лезут на меня и огребают по полной? Как тут в поисках защиты не примкнуть к одной из основных сторон?" — думал я, глядя в спину уходящего мага. — "А теперь безжалостная логика в ответ на объявление войны требует от меня превентивного удара по Бейтсам. Ага. Силенок бы где только взять?"

— Поздравляю вас, лорд Крэбб, — подошел ко мне лорд Дэвис. На только что завершившемся суде реплика лорда Дэвиса, предлагающего отправить дело на доследование, а меня под залог и поручительство их семьи выпустить на поруки, прозвучала на заседании редким и очень тихим голосом в мою пользу. Конечно, это ничего не меняло, но сам факт, как говорится, красноречив сам по себе. — Ваша дуэль была очень эффектна, и жаль, что некоторое несовершенство нашего законодательства и личные амбиции министерских чиновников испортили вам вечер. Рад, что справедливость восторжествовала.

— Благодарю вас, лорд Дэвис.

— Лорд Крэбб. Вы позволите мне называть вас Винсент? Да? Очень хорошо. Знаете, у нас у всех бывают хм… неприятные времена. И если в данный конкретный момент случилось так, что вы имеете… некоторое стеснение в деньгах, то разрешить их для меня будет делом весьма приятным и несложным. Не хотите ли обсудить это у меня в мэноре?

— Благодарю вас, лорд Дэвис, за беспокойство и предложенную помощь, но, увы. Сами понимаете, сейчас я немного не в том состоянии, чтобы наносить визиты. — "Не хватало еще у этих денег занимать! Лучше уж я возьму в долг у гоблинов. Их грабительские проценты обойдутся дешевле, чем ответные услуги аристократам потом. Логан Крэбб вон у Малфоев уже занял…"

— Мальчик мой. — "О. Пока я клял блондинистых любителей поманипулировать, передо мной нарисовался не любитель, а профессионал в этом деле. Со столетним опытом…"

— Директор, — коротко поклонился я.

— Надеюсь, ты помнишь, что я всегда готов помочь тебе? Не нужно стесняться, я всегда готов дать второй шанс…

— Благодарю вас, мистер Дамблдор.

Больше никто мной не заинтересовался, если не считать короткой фразы секретаря суда, что официальный вердикт мне пришлют по почте, как и приглашение на встречу с Министром.

"Вот ты и попался! Значит, все же Дамблдор? Но зачем ему это? И, кстати, интересно. Дэвис тоже пытался меня сейчас аккуратно к себе привязать, или, как весьма вероятный тесть, пытался, небескорыстно конечно же, помочь мне? Ладно. Время покажет. А сейчас — пора отправляться в банк к гоблинам."

Интерлюдия 18

Стоящая за конторкой обвинителя глава Департамента Магического Правопорядка Амелия Боунс проводила взглядом спину выходящего из зала суда номер десять только что оправданного молодого лорда Крэбба и незаметно выдохнула. "Наконец-то это позорище закончилось!" — подумала она и мысленно поморщилась. Завизировала положенные на конторку секретарем суда документы, собрала свои немногочисленные записи и вместе с основной массой зрителей пошла на выход.

"В принципе, я сделала все, что могла, вот только вряд ли Крэбб оценит проделанную мною работу. Точнее, оценить-то оценит, но совсем не правильно. Уже оценил…" — продолжала размышлять мадам Боунс. Очень уж не понравился ей злой взгляд лорда, теперь уже точно лорда, а не мальчика Винсента, который тот бросил на свою обвинительницу. Взгляд, который говорил что-то вроде: "Раз ты ответила злом на добро, то я отомщу тебе! Раз вы не за меня, то и я не за вас!". И игнорировать такое было бы полнейшей глупостью. Не тот человек, как показывают последние события, Винсент Логан лорд Крэбб, чтобы спустить такое...

Парень, на взгляд мадам полицейской, и до этого был излишне резким и безбашенным. Один подколотый на первом курсе, то есть в одиннадцать(!) лет, Уизли чего стоит! А теперь, когда его зацепила эта… женщина, он и вовсе может обезуметь. А в какую сторону у страдающего от несчастной первой любви подростка на пике возрастного томления плоти "поедет крыша", не предсказала бы даже сама Кассандра.

"Надо будет предупредить Сьюз и на всякий случай переслать ей пару полезных защитных артефактов. А Дамблдор, что уговаривал меня не задаривать племянницу дорогими вещицами весьма специфического, мягко говоря двойного, назначения, пусть хоть бороду свою по волоску выщиплет! Хватит тебе и первого курса!" — заранее накручивала себя Амелия перед предстоящим весьма непростым разговором с Дамблдором. — "И призывы к псевдоравенству всех студентов в этот раз меня не остановят! Мне жизнь и здоровье Сьюз дороже, чем тысяча обиженных неравноправием магического мира полукровок или тем более магглорожденных. В конце концов, вовремя расстаться с иллюзиями — это тоже очень важный опыт. Что же касается тебя, Питер… Ты из хорошенького мальчугана, что так мило и трепетно ухаживал за девушкой старше тебя на четыре года, вырос в весьма небрезгливого в методах главу чистокровного рода. Но твои последние действия уже совсем вплотную подошли к грани, за которой начинается откровенная подлость! И я только сейчас, на этом суде, внезапно поняла, что дело ведь не только в помолвке твоей дочери, не так ли? Зачем-то еще тебе нужен этот молодой лорд, не так ли?" — и мадам Боунс стала вспоминать вчерашний весьма непростой разговор.

Ночной вызов по камину оказался для нее полной и достаточно неприятной неожиданностью. К сожалению, проигнорировать вызывающего по некоторым причинам было невозможно, так что пришлось вставать и отвечать.

— Доброй ночи, мадам Боунс. Есть очень серьезная тема для беседы. Вы позволите мне перейти к вам?— спросила торчащая из камина голова Питера Уиллиса Дэвиса.

— Нельзя ли перенести разговор? У меня завтра сложное судебное заседание…

— Вот именно о нем я и хочу с вами переговорить. Это может оказаться выгодно и вам…

Амелия Боунс поморщилась. Мысленно, потому что на лице осталась всё та же вежливая мина легкой заинтересованности в собеседнике, и это несмотря на позднее время внезапной встречи и вообще-то официально выходной день. На самом деле глава департамента магического правопорядка с некоторых пор терпеть не могла этого лощеного лорда, который по ее профессиональному мнению по скользкости превосходил даже лорда Малфоя, имеющего законное право считаться в Магической Британии этаким эталоном изворотливости.

— Хорошо. Через пять минут я открою вам камин.

Неприязнь неприязнью, а долги — долгами. Когда десять лет назад, после Магической Войны против Того-кого-не-следует-называть она вынужденно стала исполняющей обязанности главы семьи Боунс, дела рода шли, мягко говоря, очень нездорово. Вассалов — нет; денег, потраченных на войну, — нет; из всего рода уцелели только два мага, оба женского пола, причем одна из них — вообще в буквальном смысле еще от груди не оторвалась.

Чтобы возродить былую мощь, нужны либо большие деньги, либо мощные союзники. Но ни тех, ни других, как ни пыталась Амелия, найти у нее так и не получилось. К сожалению, Боунсы себя в прошедшей гражданской войне показали непримиримыми борцами за торжество закона, в министерской трактовке оного, поэтому и среди номинальных победителей, и среди не склонившихся побежденных у рода Амелии оказалось достаточно недоброжелателей. Слишком много мозолей успели отдавить мужчины рода, прежде чем с чувством полного удовлетворения отбыть на свидание с Вечной Леди. Правда, они, как иногда с грустной иронией думала Амелия, слишком поторопились. Ведь "благодаря" этому оставшихся в живых Боунсов очень сильно "пронесли" при дележе трофеев Магической Войны. И хотя очень некрасиво так думать в отношении мертвых, но… "Они спокойно умерли, а мне теперь расхлебывать последствия их геройств?!" — такими и более недобрыми словами очень часто вспоминала Амелия своих почивших родственников, пытаясь привести дела рода в хоть какой-то порядок.

Увы, процесс возрождения шел под ее руководством не так быстро и удачно, как хотелось бы. Все неприкосновенные запасы ушли в счет долгов. Друзья и союзники хм… отвернулись. Хорошо еще, что деньги на обучение Сьюзен в Хогвартсе были, как это принято в чистокровных семьях, положены на целевой счет в Гринготтсе сразу же после рождения наследницы. Так бы и пойти с протянутой рукой Амелии, если бы не он.

Первым и единственным, кто протянул руку помощи находящейся в негласной опале женщине, стал молодой тогда лорд Дэвис. Поначалу Амелия думала, что дело в чисто хм… мужском интересе. В свое время молоденький Питер Уиллис пытался ухаживать за старшекурсницей, и Боунс, находясь в полнейшем раздрае, мысленно уже было согласилась разменять свою приязнь на помощь лорда Дэвис, но… Но все оказалось гораздо серьезнее.

Мальчик Питер Дэвис уже повзрослел. А лорда Дэвис интересовало не ее тело, а ее служба. Нет, идиоткой она не была, то есть идти под вассальную клятву, как сделали некоторые пожиранцы, легшие под Малфоя, не собиралась. Для древнего рода Боунсов, пусть и состоящего сейчас всего из двух членов, смерть была предпочтительнее рабства. Кодекс рода был предельно четок и конкретен и не оставлял никаких альтернативных возможностей для толкований родовых заповедей. Однако политикой заниматься кодекс не мешал, а в этой игре всегда подразумевалось наличие не только ведущих, но и ведомых. Таким образом в обмен на меньшую, чем предлагалось "под клятву", денежную и политическую поддержку, она была вынуждена согласиться оказывать некоторые услуги лорду Дэвис. И Дэвис, надо отдать ему должное, честно выдал ей огромный аванс, как в прямой денежной форме, так и бесценными сейчас для нее услугами. Например, пропихнул ее в Департамент Магического Правопорядка.

Фигура Боунс пришлась в ДМП к месту, внезапно оказавшись удачным компромиссом для всех. Ведь ее одинаково не любили и прогрессисты, и реакционеры (впрочем, Амелия отвечала обеим партиям идентичной холодной взаимностью). Настойчивое же желание поймать неприятного министерского работника на горячем вынудило Боунс вести свои дела максимально чисто и прозрачно. И потому ее решения, продиктованные абсолютной личной беспристрастностью и следованием букве закона, неожиданно стали своеобразным брендом, знаком качества судопроизводства. Подталкиваемая деньгами Дэвисов и своей личной принципиальностью Боунс быстро росла в чинах, пока не оказалась на вершине командной цепочки Департамента Магического Правопорядка.

И вот тогда-то и пришла пора расплаты. Настало время удачному вложению в будущее начать приносить прибыль. У лорда Дэвис появились сначала мелкие, на первый взгляд незначительные, а потом все более серьезные просьбы, которые Амелия аккуратно выполняла, при этом скрупулезно вычитая стоимость оказанной услуги из суммы своего долга.

Одновременно с этим, отчасти из-за наличия личного интереса, отчасти из появившихся профессиональных сомнений, она санкционировала негласное расследование дел рода Дэвис. Негласное потому, что Дэвисы совершенно незаметно оказались одной из опор Министерства Магии, при этом постоянно выказывая словом и делом действующему Министру политическую лояльность высшей пробы. Так что про официальным порядком полученное разрешение на расследование даже и мечтать было глупо. Ни агрессивная Миллисента Багнолд, ни уж тем более осторожный Фадж ни за что не стали бы рубить сук, на котором сидят.

Между тем шло время, и начавшееся сначала больше из чисто личного интереса расследование приносило в копилку фактов весьма и весьма интересные кусочки информации, которые постепенно стали складываться в определенную картину. И вид этой мозаики заставлял Амелию напрягаться все сильнее и сильнее. Напрягаться с профессиональной точки зрения, как главу ДМП. Для начала, многолетнее расследование так и не смогло выяснить, откуда у Дэвисов взялись достаточно немалые средства на такое весьма дорогое хобби как политика. Например, с тем же Люциусом Малфоем было все понятно и прозрачно. Так красиво сделать деньги на посредничестве между министерскими чинушами и попавшими в тяжелую ситуацию клейменными уродами, самому в это время находясь под следствием, это нужно иметь невероятный талант к интригам. Можно сказать даже Дар от Магии. Также очевидно все было с Блэками, Поттерами и кучей других древних семейств, корни достатка которых растут еще из достатутных времен. А откуда деньги у не таких уж и старых Дэвисов? Да к тому же такие деньги?

Говорили, что у Дэвисов есть мануфактуры на континенте. Ходили слухи, что этот род не гнушается совместного заработка в маггловском мире. Шептались, что кое-кого из Дэвисов видели заходящего по делам в Лютный Переулок. Вот только главу полиции Магической Британии все эти "говорят" абсолютно не устраивали, потому что после тщательной отработки каждой из версий ни одна из них подтверждения не нашла! Ни бесспорных фактов, ни серьезных доказательств каких-либо темных дел найдено не было. Впрочем, как и светлых. Основные средства на счет рода Дэвис вносились в банк Гринготтс лично лордами Дэвисами. Золотом и необработанными драгоценными камнями, которые никогда до этого не проходили через руки магов или гоблинов. "Клад Дэвисы что ли какой древний нашли и потихоньку его реализуют? Но почему тогда не положили его сразу и целиком на родовой счет? Зачем такие сложности? Боятся? Кого? Непонятно…"

Вторым звоночком стало то, что благодаря одному очень удачливому (и, естественно, в соответствующих размерах оплачиваемому) информатору удалось случайно узнать, что международная Гильдия Наемников отказала нынешнему лорду Дэвис в контракте. Ситуация весьма настораживающая сразу по нескольким направлениям. Тут и сам факт попытки найма: значит, есть у Питера какие-то очень серьезные дела. Настолько серьезные, что с ними априори не справятся отечественные маги. Или, что еще хуже, настолько грязные, что местных рыцарей галеона и палочки не хочется даже ставить в известность. Факт отказа же тоже о многом говорит понимающему магу. Для того, чтобы Гильдия больше не хотела иметь с тобой никаких дел, нужно, например, заказать что-то уж очень политически вонючее или грубо "кинуть" гильдейских исполнителей. И при этом затем откупиться или пережить месть, ибо гильдийцы очень трепетно следили за своим международным престижем. И не просто так — ведь именно он который век подряд и является фундаментом благосостояния Гильдии.

С этими, и многими другими, более мелкими, но тоже весьма подозрительными фактами, Амелия все же отважилась пойти к Фаджу. Немного подумав и посоветовавшись с Малфоем и Дамблдором, Министр все же санкционировал (при полной поддержке советчиков), опять же негласно, более серьезную проверку Дэвисов… планы по которой с треском были отброшены глубоко в пропасть из-за летних событий! Беспорядки на Чемпионате Мира по Квиддичу произошли очень вовремя для Дэвисов или не вовремя для Боунс, это с какой стороны смотреть на ситуацию. И с некоторых пор, как в бездонный водоворот Мальстрима затягиваемая непрерывными допросами и чтением отчетов Боунс подумывала, "а не стоит ли за всеми этими беспорядками Питер Дэвис? Уж больно вовремя для него все это произошло…" Но, увы. Никаких доказательств Амелия этому так и не находила, несмотря на то, что даже рискнула обратиться со своими подозрениями к Люциусу Малфою…

Лорд Дэвис оказался пунктуальным и через пять минут открытый для перемещения камин озарился зеленой вспышкой. Гость вежливо поклонился и уселся в предложенное кресло. Домовой эльф принес обоим магам чай и бисквиты, и следующие десять минут никаких серьезных тем не поднималось. Но все рано или поздно кончается, и Питер Дэвис перекинул нить разговора на причину этой поздней встречи.

— К сожалению, Амелия, насколько бы мне ни было приятно твое общество, но я вынужден перейти к делам, — Питер поставил пустую чашечку на журнальный столик.

— И? Наконец ты скажешь, зачем поднял меня с кровати? Мне завтра, то есть уже сегодня, придется очень рано встать, чтобы успеть ознакомиться с отчетами Авроров по делу Крэбба. А потом еще и речь готовить…

— Вот именно про это заседание я и хотел бы с тобой поговорить. Ты ведь там будешь Обвинителем, не так ли? Я скажу прямо. На будущем суде я хочу, чтобы ты сделала все возможное для того…

В принципе о теме будущего разговора миссис Боунс догадывалась и так. Тут и догадываться не нужно было, Питер прямо сказал о своем явном интересе повлиять на будущий судебный процесс. Конечно, и судьи, и адвокаты, и обвинители приносили все положенные магические клятвы. Однако уголовное делопроизводство на прецедентном правовом поле как нигде очень сильно зависит от преференций участников судебного заседания. И фактически обмануть не обманув формально тут не просто, а очень просто.

Редкий случай, когда интересы сразу нескольких сторон совпадают. Впрочем, Боунс такое развитие событий тоже устраивало. Одновременно на ровном месте без особых затрат времени и сил "списать" долги и у Дэвиса, и у Крэбба, чем не удача? Поэтому, догадываясь о желании Дэвиса оправдать будущего зятя, она заранее готовила… не очень серьезные аргументы против. Цену-то себе набить тоже не помешает!

И именно поэтому, следующие слова Питера оказались для нее полнейшей неожиданностью.

— …чтобы лорд Крэбб был осужден либо на срок в Азкабане или, что гораздо предпочтительнее, на очень серьезный денежный штраф.

Только благодаря многолетнему опыту работы в Департаменте Магического правопорядка Амелия смогла удержать на лице спокойную, вежливо-заинтересованную мину. Но мысленно она скривилась от брезгливости. Да, так для Дэвиса было даже лучше, но для нее… Для нее это было на грани весьма и весьма… некрасивого поступка. Нет, конечно, ничем особо серьезным ей это грозит. Ведь сначала ты долго работаешь на свою репутацию, а потом она работает на тебя, так что даже недоброжелатели в случае чего не будут раздувать такую мелочь. Но это с формальной точки зрения, а с другой… Боунс поморщилась уже в открытую. То, чего хотел от нее лорд Дэвис, "притопить" Крэбба, выглядело бы на взгляд Винсента с ее стороны откровенной подлостью. А потому:

— Тогда там была не только ваша дочь, но и моя племянница, — тщательно подбирая слова произнесла начальница ДМП. — Я не могу отплатить Винсенту Крэббу такой черной неблагодарностью за защиту моей единственной племянницы. К сожалению, меня тогда отвлекли срочные дела, и я не смогла посетить разбор в Хогвартсе. Появись я там тогда, месяцем отработок Уизли бы не отделались!

— Я вас понимаю, но, увы, вынужден настаивать, — развел руками лорд Дэвис.

— Зачем вам это? — прямо спросила Амелия Питера.

— Увы, дела рода Дэвис требуют от меня такого!

— А вам не жалко его? Я ведь привыкла делать свою работу хорошо, и если задамся целью посадить… Все же Азкабан — не курорт, да и состояние рода Крэбб сейчас весьма в плачевном, простите за тавтологию, состоянии. Ну, насколько я знаю… — продолжала мадам Боунс.

На самом деле сейчас она была почти уверена в причинах того, почему Питер поступает так с защитником его дочери. Как раз именно из-за нее, из-за Трейси. Интрига-то совершенно простенькая. К кому может обратиться лорд Крэбб за помощью? И что с него за это потребуют? Вот только раз Дэвисам так нужен Крэбб, то пусть они хотя бы заплатят за него должную цену! В том числе и ей.

— Вы же понимаете, что противопоставлять себя действительному члену Палаты Лордов… Да еще по такой мелочи… Да на меня набросятся все, хотя бы из аристократической антиконформистской солидарности!

— Не волнуйтесь, вы будете в попытках очернить Крэбба далеко не одиноки. Так что можете не особо стесняться. И за это я, скажем так, готов списать вам весь оставшийся долг… м-м-м, весь кроме еще одной, на этот раз точно последней серьезной услуги. И да. После заседания вы должны намекнуть лорду Крэббу, что у него есть друзья, которые могут помочь ему. И эти друзья не работают в министерстве… Вам все понятно?

Чем дальше, тем меньше все происходящее нравилось Боунс. Теперь это не просто плохо пахло вмешательством в чужие родовые дела, а отвратительно смердело большой политикой.

— И все равно, я еще не дала согласие на это. Все же поймите, что моя племянница учится с ним на одном курсе и факультете! И если все получится так, как вы хотите… — намекнула Боунс в надежде, что Дэвис поймет ее правильно и передумает. Но Питер понял ее совсем по-другому. Будто она торгуется. И повысил ставки.

— Я спишу вам весь оставшийся долг. Под ноль, — предложил он. — И прикрою Сьюзен от мести Крэбба.

А вот это было уже серьезно. "Расплатиться и стать независимой, это дорогого стоит… Многого… И этого тоже?" Видя, что Амелия плотно заглотила наживку, Дэвис позволил себе короткую усмешку.

— Я могу считать, что мы договорились? — мужчина встал, отвесил безупречный вежливый, но короткий поклон, улыбнулся и чуть вопросительно поднял бровь.

— Да… — Амелия чувствовала себя мерзко, но выбор сейчас стоял между недоброжелательностью нищего лорда и свободой от обязательств для нее самой. Выбор легко прогнозируемый, потому что очевидный.

А вот на заседании суда сюрпризы следовали один за другим. Для начала, верховный судья неожиданно не занял как обычно пассивную и стороннюю позицию, а очень сильно вмешивался в процесс. На стороне Крэбба! Сына бывшего Упивающегося Смертью! Нет, конечно, не совсем беспардонно и нагло, но для понимающих людей, которыми сейчас были заняты трибуны, очень даже заметно.

Вторая ошеломляющая истина открылась Амелии тогда, когда в процессе прений за лорда Крэбба… не вступился никто! Трибуны, наполненные чистокровными и полукровками всех оттенков политических воззрений (были в зале и нейтралы, и про-дамблдорские прогрессисты, и крайние консерваторы, по которым Азкабан со времен процессов десятилетней давности плачет), хотя откровенно Крэбба и не топили, но и вступиться не торопились! Лорд Малфой, к примеру, произнес несколько коротких сложных по посылу речей, смысл которых можно выразить в двух словах как: "делайте с Крэббом, что хотите, но привилегии чистокровных не троньте!". Прогрессисты не могли понять, как им развернуть заседание себе на пользу, и что есть их польза здесь вообще, поэтому ничего конкретного, кроме общих фраз: "давайте жить дружно к общему благу", не сказали. Или, как вариант, ситуация, что члены старых чистокровных семей режут друг друга на дуэлях, их абсолютно устраивала. Активных нейтралов интересовали больше жареные факты о событиях в Хогвартсе, а не судьба какого-то молодого лорда. Заднескамеечники послушно молчали, магглорожденных в зале не было, а отсутствующую прессу известят позже и по факту. Таким образом, в итоге единственным и неповторимым ярым обвинителем оказалась… глава Департамента Магического Правопорядка, то есть мадам Боунс! Питер Дэвис организовал для Амелии на ровном месте шикарную ловушку!

Дэвис поступил безжалостно прагматично. Раз некая Амелия Боунс ему больше ничем не обязана, то и резонов занимать ей такое важное место больше не было. И начать смещение старого главы ДМП можно с того, что поссорить ее вообще со всеми. От деятельного неодобрения одновременно всех игроков никакой нейтралитет не спасет! "Но ты зря надеешься, Питер, что я сдамся без боя! В конце концов, я уже не та разбитая горем женщина абсолютно без перспектив, какой была десять лет назад! Посмотрим, кто кого съест! Но несмотря ни на что, оплаченную роль следует честно отыграть до конца…"

На фоне осознания надвигающихся проблем смотреть на откровенно жалкие попытки Крэбба хоть как-нибудь защититься было откровенно печально. Да, ударила она сильно, но ведь и лазейки оставила! В конце концов у Крэбба под боком есть Эрнест МакМиллан! Из древней семьи законников, прославившихся участием в подготовке пакета законов, вошедших в историю как законы Гампа. По сути, государообразующих законов Магической Британии. Неужели нельзя было заранее озаботиться нужной информацией? "А еще лорд!" Хорошо еще, у этого "лорда" хватило ума понять подсказку Амбридж, в противном случае его показательно распяли бы. Конечно, решение лечь под Министерство тоже не без изъяна. Теперь чистокровые антиконформисты его и слушать не будут, но это всяко лучше, чем если бы план Дэвиса удался.

Нехорошо и то, что теперь Крэбб ей — враг. Причем враг "честный", обоснованный и заслуженный ее собственным поведением. "Ведь я спас если не жизнь, то хотя бы здоровье ее единственной племяннице, которая всегда была Амелии как дочь, а в ответ неблагодарная Боунс почти посадила в тюрьму! Причем, ладно бы непредвзято и за дело, но нет — максимально несправедливо за какую-то мелочь!" И он не простит. Она бы сама никогда не простила такого откровенного предательства! Неприятно, но логика событий теперь заставляет в будущем ее как можно сильнее давить Крэбба, чтобы у того не оставалось сил и средств вцепиться (может быть, даже не в фигуральном смысле) в ее собственное горло. В какой-то мере задача Дэвиса отсечь от Крэбба возможных союзников продолжит выполняться, причем даже помимо ее собственного желания. Все признаки отлично проведенной интриги налицо.

Даже снятая с помощью весьма и весьма нераспространенного заклинания чтения по губам фраза, произнесенная в сердцах с досадой себе под нос лордом Дэвис: "Нужно было его все же сажать! За "выбраться из Азкабана" он бы согласился на все что угодно!.." не сильно подняла ее настроение.

— Я буду пристально следить за вами, лорд Дэвис, — так же про себя, одними губами прошептала Амелия. Спина уже достаточно далеко отошедшего в толпу мужчины даже не дернулась, но, благодаря заблаговременно перед каждым серьезным делом выпиваемому Зелью Кошачьего Слуха, тот, к кому обращалась Боунс, все услышал. И сделал для себя выводы… соответствующие.

Интерлюдия 19

Блейз, осторожно подкравшийся к двери кабинета главы рода Забини, тихонько замер и внимательно прислушался к разговору. Точнее, назвать это разговором было нельзя, потому что используемая его матерью модель связного артефакта не голосила на всю комнату как другие, дешевые, а передавала звук только при касании и только своему хозяину. Так что приходилось пытаться мысленно восстановить разговор, слыша реплики только одной стороны. Заодно это было весьма и весьма полезной тренировкой. Правда, удачно и корректно получалось это… далеко не всегда. И к сожалению, сейчас был как раз тот самый сложный случай. Так что с кем и о чем говорила его мать, понять человеку не в теме, в том числе и ему самому, было очень сложно.

— …значит, мой ученик, так и не дождавшись официального окончания ученичества у своего мастера, уже позволил себе набирать своих собственных? Не рановато ли?

— …

— Да это-то как раз очень просто! Из всех моих учеников только ты, девочка, в двенадцатом такте делаешь шаг вперед, а не влево! Это не говоря уже о том, что он оказался отлично натренирован именно на придуманную мной танцевальную последовательность!

— …

— Просто впервые встречаю молодого человека, которого с первого раза не смогла утанцевать. И это было весьма для меня, хм… неожиданно.

— …

— Не хвастайся! Я особо и не старалась! Не такому сопляку со мной соревноваться!

— …

— Да что ты говоришь?! Всего за месяц? Хм… Достаточно неплохо. И что ты о нем знаешь?

— …

— Вот как ты заговорила со своим учителем? Что значит: "Не мое дело?". А если я скажу тебе, что он в меня крепко влюбился и, если захочу, легко уведу его у тебя?

— …

— Значит, не любовь? А что же ты тогда пытаешься скрыть?

— …

— Ну как хочешь…

— …

— Ах вот как?! Ну раз так, то я признаю твое ученичество завершенным! Радуйся! Ты теперь официально — подмастерье! Бумаги пришлю совой. Можешь набрать теперь хоть сотню малолеток! — и зеркало лицевой стороной вниз отправилось на полку.

— Еще учить меня будет, соплячка, — фыркнула в пустоту комнаты мадам Забини, потом посмотрела в сторону полуприкрытой двери и громко сказала: — Хватит подслушивать, я тебя вижу. Что встал там? Заходи давай!

— Привет, мам.

— Что пришел?

— Да я вот, из совятни. Письма принесли, — и Блейз показал зажатую в руке пачку.

— Хорошо. Давай их сюда.

Письма отправились к адресату, которая задумчиво разложила их на мелкие стопки и сосредоточенно водила над ними волшебной палочкой. Проверяла на вредоносную магию. Предосторожность далеко не лишняя, ибо друзей у леди Забини было гораздо меньше, чем завистников и врагов.

— Что-то хочешь спросить? — не отрываясь от проверки, обратилась она к мнущемуся сыну.

— Я не понимаю.

— Чего ты не понимаешь?

— Ну… Насчет Крэбба.

— И чего же именно ты не понимаешь?

— Как он вел себя с тобой! Это оскорбление! А потом ты м-м-м… пошла смотреть на его дуэль, — смутился Блейз. — И поздравила его с победой. Пусть формально и в спину, негромко, что он тебя мог и не услышать, но все же поздравила. Он тебе… понравился? — совсем тихо закончил он.

— Хм, — Забини оторвалась от писем и перевела взгляд на своего красного сына. Задумалась, потом неожиданно выбросила вперед левую руку, схватила его за домашний свитер и так резко рванула на себя, что тот потерял равновесие и свалился ей на колени. — У! Мой щекастик! Какой ты милый! Дай я тебя поцелую!

— Мама! Сколько раз я просил не трепать меня за щеки! Я уже взрослый! — возмутился Блейз. — И вообще, в нашей британской культурной традиции не принято такое открытое выражение чувств и…

— Да мне на ваши английские правила плевать с высокой колокольни! — небрежно отмахнулась леди Забини. — Неужели я не могу поцеловать своего крошку-сыночка?

— Ма! Ма! — завертелся в кольце рук Блейз.

— Сы! Ын! — передразнила своего наследника леди Забини.

— Ладно, — со смирением в голосе выдохнул он и вернулся к разговору. — Ты так и не ответила на мой вопрос.

— Чувствую влияние этого вашего Слизерина. Уже не так просто сбить тебя с мысли, не так ли?

— Угу, — со скрытой гордостью кивнул Блейз. Не часто ему доставались от матери серьезные похвалы. В основном такие вот тисканья. "Хорошо еще, что никто не видит всего этого, иначе моя школьная репутация серьезного и местами даже сурового слизеринца рухнула бы в бездну!"

— И что ты хочешь знать? Понравился ли мне твой однокурсник? Влюбилась ли я в него?

— Я хочу знать, не следует ли мне начинать тренироваться называть Крэбба папочкой, — съязвил Блейз.

— То есть ты думаешь, что твоя взрослая, обворожительная, как никто красивая мама с радостью распахнет свои объятья перед ровесником своего сына? Нищим, слабосильным и страшным как смертный грех сосунком?

— Значит, он для тебя ничего не значит? Фух! Но все же, почему ты выделила его?

— Не особо и выделила, если ты правильно меня понял. Скучно мне было. Помнишь, как пять лет назад я одного слишком наглого парнишку опозорила на таком же балу? Вот и Крэбб вел себя похабно, так что я его и попыталась, хм… протанцевать. Но танцует он неожиданно неплохо, должна признать. Что же касается дуэли, то, во-первых, он встал на защиту моей чести, ну, как это понимал сам, а во-вторых… Мы, женщины, почти всю жизнь льем кровь ради мужчин и поэтому любим, когда они льют свою кровь за нас. Это нормально.

— Нагло? Да ты это еще очень… очень мягко называешь то, что устроил на балу мордредов Винсент. Вот и Драко говорил, что Крэбб…

— Блейз! Я тебе что говорила? Держись от Малфоев подальше!

— Но с кем мне тогда общаться? Не с Крэббом ли?

— Ты что, не понимаешь, что они легко втравят тебя в какое-нибудь… нехорошее дело? Помни, что твой покойный отец, лорд Забини, в свое время весьма в грубой и нелицеприятной форме отверг просьбу об ученичестве Того-самого-мага! А Малфой был его преданным слугой! Не говоря уже о том, что Крэбб, вообще-то, вассал Малфоя-младшего и обязан делать для него все, что этим… блондинам будет угодно!

— …

— Что молчишь? Ты меня понял?

— Да!

— А сделаешь? — леди строго посмотрела на своего сына, чья слизеринская уклончивость в формулировках ей была отлично известна. Впрочем, слизеринская ли? Забини и сама умела отвечать честно и прямо, но так, что спрашивающий либо ничего не понимал, либо понимал все совершенно не так, как на самом деле.

— Ну… постараюсь. Во всяком случае, после того как поставлю Крэбба на место…

— Не смей, дурак. Забыл про Малфоев? Еще не хватало давать этим… интриганам такое шикарное основание для конфликта, как защита своего вассала. Кстати, что ты вообще знаешь о Крэббе? Вы с ним общаетесь?

— Знаю много. А общаться… да как-то не особо. Пока был на Слизерине — да, а сейчас… Он все же на этом смешном Хаффлпаффе.

— Понятно… — задумчиво проговорила Забини, после чего выдала своему ребенку задание. — Знаешь, слей-ка в омут памяти воспоминания о Крэббе. Самые-самые, на твой взгляд, эффектные.

— Ну мама! Каникулы же!

— Сын! Тем более, много я и не прошу. Так, самую малость.

— Хорошо, хорошо, — буркнул Блейз, после чего задал очередной вопрос: — "Мы льем кровь ради мужчин и поэтому любим, когда они льют кровь за нас…". Это как? Я не понял, объясни.

— Хм… Как быстро летит время, — Летиция в очередной раз с умилением потрепала по кудрям Блейза. — Ты, мой красавчик, такой большой уже вырос! Девчонки, поди, на моего милашку заглядываются, не так ли?! — с хитринкой спросила Илэрия Забини своего единственного сына.

— При чем тут это? — смутился он, что не помешало ему привычно дернуть головой, чтобы увернуться от ласки матери.

— Хм… Пожалуй, уже пора… да, — задумчиво пробормотала себе под нос Мария, после чего окинула Блейза каким-то оценивающим, хищным взглядом.

— Что? — напрягся он.

— Малыш, а ты помнишь Италию, мою тетю Розу и ее, хм… пансион для девочек?

— Помню, — отвернул голову в сторону Забини.

— Ах, какой ты у меня милый, когда краснеешь! Ладно-ладно, не злись! Я не просто так спрашиваю. Как ты думаешь, не стоит ли нам этим летом опять туда съездить отдохнуть? Да и подружки твои, поди, наверняка соскучились, тем более они подросли, и им наверняка есть, что тебе показать и чему научить!

— Мама!

— Ну все, радость моя, беги, — она ссадила с колен уже не маленького юношу и, чтобы придать ускорение, игриво шлепнула его чуть ниже спины.

— Мама!

— Беги-беги. Твоей маме надо поработать.

Разбор корреспонденции для мадам Забини в последние десять лет всегда был тем еще развлечением, весьма похожим на тяжелую работу маггловского сапера. Писали ей много и часто, вот только приятного в получаемых письмах было редко и мало. Справедливо обиженные соперницы, завистницы, чересчур экзальтированные ведьмочки, желающие узнать секреты обольщения, и это не говоря уже о прошлых, настоящих и будущих поклонниках… Чего хорошего все они могли ей написать? Угрозы, оскорбления, слезы, мольбы — все это льстило лишь только по-первости и уже довольно давно стало для леди Забини абсолютно неинтересно. Ничуть не более, чем чересчур наглые или скорбные разумом предложения от журналистов и писателей, пытающих сколотить свой литературный капитал на ее специфической славе. Вот и раскладывала Забини эти вороха пергамента на тематические стопки, большей части которых суждено было сгореть в камине или быть развеянными в прах волшебной палочкой. Однако сегодня среди ежедневного мутного потока помоев три письма оказались резко необычными. Весьма отличающимися от стандартных и по форме, и, частично, по смыслу.

Например, вот это вот, написанное на дорогом пергаменте, принесенное анонимной почтовой совой:

"Добрый день. К сожалению, я не могу назвать вам своего имени, но вы можете называть меня Доброжелатель. Это вполне отражает смысл сего послания: я действительно желаю только добра. Правда, новости у меня для вас, мадам Забини, не очень радостные. Ваше появление на последнем балу было, как всегда, по-настоящему приковывающим всеобщее внимание и воистину не забывающимся, но… увы. В этот раз это сослужило вам плохую службу.

Да. Ваша защита мощна и труднопреодолима, однако не существует ничего абсолютного, то есть так или иначе неразрушимого. К сожалению, в этот раз вы привлекли к себе внимание как раз тех волшебников, для кого ваша защита серьезная, но не неприступная крепость. У них могут найтись, в том числе, и искренние добровольные жертвы, готовые принести свою жизнь на алтарь служения своим кумирам.

Меня можно назвать вашим искренним поклонником, и поэтому я не хочу, чтобы с вами или с вашим сыном случилось что-то нехорошее. К сожалению, я не могу повлиять ни на одну из этих сторон, поэтому мне остается только попытаться уговорить вас.

В приложенном к письму чеке банка Гринготтс вы увидите сумму "две тысячи галеонов". Этого хватит, чтобы в течение года попутешествовать по континенту и в разумных пределах ни в чем себе не отказывать. Если вы захотите продолжить свой отдых за пределами Британии, то я обещаю ежегодно отправлять аналогичную сумму на ваш личный счет.

Прошу вас, в ложном чувстве защищенности не отмахивайтесь от моего предложения. Я желаю только добра…

Доброжелатель."

— Та-а-ак, — потянула мадам Забини, обмахиваясь пергаментом письма. — И кто же это у нас такой вежливый и богатый? И кто так искренне желает добра, правда, весьма красноречиво для понимающего взгляда умалчивая, кому именно? И у кого там, судя по рассказам сына, дочка беззаветно втрескалась в Крэбба? Ну-ну, лорд Дэвис. Как прозрачно. Впрочем, на то и расчет. Прячется он скорее от случайной публичной известности… Или просто не хочет, чтобы жена за переписку с весьма знаменитой обольстительницей ему что-нибудь не лишнее оторвала.

Хм… Вот так вопрос. Стоит ли две тысяч галеонов в год этой туманной, холодной и чопорной Британии? Вообще, если провести за границей несколько лет, то набежит серьезное состояние. И его мне предлагают за что?.. Однако! Я… оскорблена! Кто бы мог подумать! Мне предлагают деньги не за, как обычно, яркую ночь, не за любовь, не за замужество, а за то, чтобы я… держалась подальше?! Как низко я пала! Постарела, видимо, м-да… Настолько постарела, что уже малолетками интересоваться стала. Хорошо, что сын этого не слышит! Да уж! Ладно, — она бросила письмо на столик и взяла следующее, — посмотрим, что пишут другие?

Второе письмо было по смыслу полностью идентично первому, только более пространное, и денег приложено не было. Хотя глядя на поставленную в конце письма короткую подпись известного скромника и нестяжателя: "Великий волшебник, Верховный чародей Визенгамота, Президент Международной конфедерации магов, кавалер ордена Мерлина первой степени, директор Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, Мастер трансфигурации Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор", удивляться этому не приходилось. Политикам такой монструозной мощи редко приходилось кого-нибудь покупать банально деньгами. Ведь иногда достаточно слегка, для них слегка, просто нажать…

Третье письмо оказалось самым коротким. И самым не завуалировано угрожающим:

"Слушай меня внимательно, ведьма. Немедленно убирайся из страны и не появляйся здесь ближайшие лет пять, иначе тебе станет очень плохо. Да, я отлично знаю о защищающем тебя проклятье, но ты забываешь, что жизнь зачастую может быть такой, что о свидании с Вечной Леди долго и безнадежно молят. Например, если потерять красоту, питаясь в заточении отрубленными руками и ногами! Своими. Или частями тела своего сидящего рядом сына…"

Вместо подписи движущаяся картинка — черный череп, изо рта которого выползает змея. Печально известная всем в Магической Британии "Метка Мрака".

— Хм… Однако, — Мадам Забини расположила письма на журнальном столике, как три вытащенные из гадательной колоды карты. — И что здесь прошлое, что настоящее и что будущее?.. Такой молодой юноша, а уже смог заинтересовать своей персоной столько разноплановых сил, — задумалась она. — Но в чем-то мои конфиденты действительно правы. Следует посетить всех своих друзей и подруг на континенте. Как раз года за четыре управлюсь, тем более круиз оплачен. А там, глядишь, и страсти слегка поулягутся. Отмщение — это хорошо, но жизнь все же гораздо лучше! А Крэбб… Конечно, нельзя сказать, что он меня совершенно не заинтересовал. Все-таки первый в мире мужчина, который заинтересовался моим настоящим… "лицом", а не подобранной "маской". Но конечно, это совсем не повод рисковать своей жизнью и жизнью сына. Да и не девочка я уже, чтобы падать в объятья первого попавшегося на пути трепетного влюбленного. И не настолько стара, чтобы интересоваться малолетками. Кто бы лучше надоумил, как теперь понадежнее объяснить причину переезда на континент своему, как бы сказали в их Хогвартсе, "не по-слизерински горячему" сыну? Хотя... А что тут объяснять? Я же обещала ему посещение "пансиона" в родной Италии? А Роза, если что, всегда меня прикроет. И деньги ей лишними не будут, и память о тех временах, когда мы делили одну маленькую комнатку у старой карги "мадам Софи", зачастую значит даже поболе, чем родственные связи у так кичащихся ими англичанишек!

Глава 38. Каникулы в печали

"Только начал красиво жить — и деньги закончились", — с издевательской иронией подумал я. Нет, достать деньги, чтобы оплатить в Министерстве штраф, для меня проблемой не стало. Гоблины в лице моего поверенного Сребросмита, век бы его лживую морду не видеть, без проблем выдали мне в долг требуемую тысячу галеонов. Еще бы, по таким средневековым процентам что ж не дать-то? Более того, мне даже объяснять ничего не потребовалось, договор, как и кошелек с нужной суммой, уже лежали на столе в кабинете поверенного. Не лезут гоблины в дела магов, как же! Угу. Вот только руку на пульсе держат. Плотно. На шейном.

Проблема в том, что деньги в долг — такая неприятная вещь: берешь чужие и на время, а отдаешь свои и навсегда. Я и в прошлой-то жизни умудрился прожить так, чтобы обойтись без внушительных заемных сумм, хотя временами это было весьма и весьма непросто, а тут вот лишился кредитной невинности. И беда здесь не только и не столько в том, что придется отдавать больше, чем взял, а в том, что пока я не отдам предыдущий кредит, нового мне гоблины не дадут. Хоть медный кнат остался должен, хоть сто тысяч золотых, без разницы — такое у них правило. То есть теперь у меня нет больше в запасе стопроцентного верного варианта, где можно быстро и надежно занять. И судя по тому, что Логан Крэбб предпочел продать сына в эсквайры Малфою, но не брать денег у гоблинов, ситуация с таким долгом чем-то для мага весьма и весьма опасна.

Правда, непосредственно в данный момент мне на это все было абсолютно наплевать. Появилась у меня более важная проблема.

Летиция Мария Илэрия Забини.

Без которой я теперь не могу жить.

О которой все мои мысли.

И которая разбила мне сердце, грубо и жестко отвергнув на балу!

Впрочем, не так уж все и страшно, как кажется на первый взгляд. Мне уже не десять и даже не пятнадцать, чтобы, получив афронт, сбежать и плакать где-нибудь в уголке. Проходил я это в свое время, ничего путного в итоге из этого не выходит. Так что поступим нормально, по-взрослому. А именно — встретимся (даже если меня не хотят видеть) еще раз и попробуем объясниться. Уж что-что, а понять и принять логически противоречивую максиму "если ты прав, пойди и извинись" в отношении общения с женщинами я в "прошлой жизни" успел. "Я прав" великолепно тешит себялюбие, но… только такая вот чрезмерная гордость — лживая и ревнивая сука, которая в итоге оказывается единственным спутником своего хозяина. А меня такое развитие событий совершенно не устраивает! Не стоит повторять прошлых ошибок…

Тем более у женщин очень часто по семь пятниц на неделе. Мало ли, что и как у нее в голове сложилось в тот вечер? Может, дни у нее те самые, или просто я ей на первый взгляд не понравился чем-то. Или слышала она обо мне какую-нибудь грязную сплетню. Или еще какая-нибудь такая ничего не значащая мелочь. И что, из-за этого терять ту, что для меня все, а потом всю оставшуюся жизнь мучиться и медленно сходить с ума? Нет уж! Будем работать!

С чего следует начать? Конечно же, со своей внешности. Сказано — сделано: первый раз после попадания сюда я посмотрел на себя в зеркало не привычно-функционально "все ли чисто и нормально сидит", а с точки зрения мужской привлекательности. И увиденное меня совсем не порадовало.

Конечно, ничего общего с канонным хряком я уже не имел. Об этом позаботились два лета пустынного солнца и названно-двоюродная сестра Лусеро. Да, подрос. Да, тело подтянутое и в тонусе. Да, стал плавнее и изящнее двигаться. Но внешность!

На голове хилые редкие волосы серого цвета, из-за слабости которых я стригся максимально коротко. Когда-то круглое в фас лицо теперь стало больше напоминать искаженный пятиугольник: узковатый и невысокий лоб, широкие и острые выпирающие скулы, слабый узкий подбородок. Про профиль я даже не вспоминаю, чтобы лишний раз не расстраиваться. Ушедший жир, конечно, это хорошо, но он оставил на лице после себя провалы щек и визуально ставшие глубоко ввалившимися глаза. Довершали "красоту" крупный неправильной формы нос и узкие, всегда поджатые губы.

Короче, если вспоминать фильм-канон, то из всех играющих там актеров я больше всего был похож на молодой вариант… Уолдена Макнейра. Только губы тоньше и не такая изящная прическа. И не настолько здоровый шнобель… М-да. В женский журнал с такой харей я никогда не попаду. Не Локхарт я, увы. Совсем не Локхарт. И как вообще очень даже не страшненькая Дэвис на меня запала? Не. Зов крови — это страшно. Полюбишь даже такого урода, как я, м-да.

"Впрочем, здоровая самокритичность не должна перерастать в болезненное самоуничижение, — подумал я и отвернулся от зеркала. — Я вполне попадаю в каноны мужской красоты — я красивее обезьяны, так что у меня есть все шансы. А раз так, то нужно срочно увидеть ее и сказать ей все самое важное… Конечно, незваный гость хуже татарина, но, я думаю, после всего случившегося на балу заявиться без приглашения не будет такой уж большой наглостью. В конце концов, я же за ее честь бился на дуэли! А для завязки разговора можно искренне извиниться…".

Сказано — сделано. Поев, попив, я стал напряженно готовиться к свиданию. Привел себя в порядок, послал домовушку в магазин за конфетами, цветами и вином, благо деньги на мелочи у меня еще от щедрот иудейского наследства все же оставались. Дождался возвращения Лотты. Накинул на себя мантию, преобразовал ее в костюм-тройку, еще раз посмотрелся в зеркало. Взял в одну руку гостинцы, в другую — щепоть дымолетного порошка. Кинул его в камин. Громко произнес: "Забини-мэнор", сделал шаг вперед и… уперся носом в стену своего камина.

Повторив попытку несколько раз с различными вариантами названия жилища моей Пантеры, я понял, что проблема тут не в том, что я не знаю его точного наименования, а в том, что меня банально не пускает каминная сеть. Судя по всему, либо дом Забини был отключен от нее вообще (что навряд ли), либо, чтобы попасть в ее, как и в мой мэнор, следовало получить соответствующий допуск. Которого у меня, понятное дело, не было.

Что ж, раз меня не пускают попеть серенады под окном, то, быть может, сначала следует извиниться не лично, а письменно? И зайти в дверь? Вскоре вылетела моя почтовая сова, держа в когтях письмо с искренними извинениями и приглашением в Крэбб-мэнор для уважаемой леди Забини. И для ее сына. Или, если мое приглашение принять по каким-либо причинам было невозможно, с откровенным напрашиванием в гости.

Сова вернулась обратно к вечеру. Нераспечатанное письмо все так же болталось у нее в лапах.

Меня не хотели видеть от слова вообще!

Но это не преграда для любящего сердца! Сердца, которое истекает кровью от полученной раны. И чтобы вернуться в рай, я был готов на все. Днем я целыми днями гулял по Тавистоку, небольшому городку на юге Англии, где, как говорил Забини на первом курсе, должен был располагаться их мэнор, а вечерами сочинял все более проникновенные извинения и признания в любви. Мне еще повезло, что в Тавистоке оказалась лавка, которую держал старый слабенький волшебник, то есть был дымолетный камин. Иначе, боюсь, я спустил бы все оставшиеся деньги на катания на Ночном Рыцаре.

Впрочем, экономией денег на дорогу мое везение исчерпывалось. Букеты вяли и выбрасывались. Письма, так и нераспечатанные, отправлялись в горящий камин, а сам я, усталый, засыпал, чтобы назавтра все опять безрезультатно повторить. А все потому, что скрытый чарами ненаносимости или тем же Фиделиусом мэнор найти просто так вот, бродя по улицам, было абсолютно нереально. Оставалось только ждать начала учебы, где можно было для передачи и получения весточки припереть к стенке моего будущего пасынка.

"Черт бы побрал эти высокие чувства! Как я ненавижу это все! Эта внезапно ниоткуда взявшаяся в самый неподходящий момент вторая половинка, это чувство полнейшей беспомощности и потери контроля над собой. Этот сладкий наркотик, которого хочется еще и еще. И эта боль, которая неожиданно поселилась у меня в груди.

Больше всего происходящее напоминает ситуацию со старой раной. Боль, к которой привык, с которой давно сжился, которую уже даже не замечаешь — она всегда с тобой, она часть тебя. А потом раз — и кольнулся болеутоляющим. И на полчаса та боль, которая вроде бы стала частью тебя, пропадает, и внезапно осознаешь, как легко и приятно жить, а потом боль возвращается. Разъяренная твоим предательством. С новой, дикой силой… И привыкнуть к ней снова — далеко не такой уж простой, быстрый и приятный процесс. Есть мне с чем сравнить. Очень похожие ощущения. Ненавижу любовь!".

От безделья решил почитать в родовой библиотеке про площадные защитные заклинания и начал с пресловутого Фиделиуса. Несмотря на расстроенные чувства, много и весело смеялся. Это ведь так смешно, что великий и непревзойденный Фиделиус, по мнению моих современников — вершина защитных заклинаний, в древности на самом деле предназначался для… сокрытия путешественником своей палатки! И все!

Нет, конечно, с одной стороны Фиделиус просто великолепен. Невозможность найти защищенную им территорию ни магом, ни магглом. Невозможность пройти на защищаемую территорию. Не требуется никаких дополнительных действий для поддержки данного защитного заклинания. Как же так тогда? Получается, Основатели были настолько тупыми магами, что не догадались наложить Фиделиус на Хогвартс?

Нет. Просто есть маленький такой нюанс. За деревьями удобства и мощи данного защитного заклинания забывают о лесе главного неудобства Фиделиуса. А именно: "Что случается с защищенной территорией после того, как Хранитель умирает?".

А ничего не случается. Защита остается на месте ровно до тех пор, пока не истощится вся вложенная в заклинание магия. А это, в зависимости от того, какой силы и опыта маг ставил защиту, не менее сотни-другой лет.

Что же в этом такого плохого? Наоборот, вроде бы прекрасно: надежно, мощно…

А то плохо, что как дальше-то расширять список доступа? Дедушка боялся за свою жизнь, накрыл замок Фиделиусом и был хранителем. Спокойно прожил и умер, не дождавшись внуков? Следующему поколению не войти в родовой мэнор. Накрыл Фиделиусом нычку? Да. Ее никто не найдет. Даже твои наследники.

В каноне, плохо помню уже, это было объяснено как-то мутно. Вроде того, что после смерти хранителя хранителями становятся все те, кто имел доступ в защищенную Фиделиусом зону. Вообще все, или только те, кто был внутри в момент смерти хранителя — не знаю. В реальности, естественно, такого бреда не было. Нужно не знать принципы построения защитных контуров или хотя бы логику магических клятв и обетов, чтобы в такую ересь верить. Да даже насквозь простейший, насквозь маггловский здравый смысл намекает на то, что если бы Фиделиус работал именно по такому принципу, то не поимка, не привлечение на свою сторону, а именно гораздо более простое со всех сторон убийство хранителя становилось бы целью любого атакующего поместье.

Естественно, важности и опасности звания Хранителя все узнанное ничуть не умаляло. Даже наоборот, так как по большому счету такой маг становился смертником. И чтобы в такой ситуации выжить, нужно иметь отличные боевые навыки, либо… великолепно уметь прятаться. Не под тем же Фиделиусом. (Хвост, да-да. Не такие уж и дураки были Поттеры). Ну и напоследок, только Хранитель мог совместно с другим, очень сильным магом, снять защиту.

Хорошо еще, что ритуал наложения Фиделиуса был с кучей "если", "обязательно" и "но", которые практически не позволяли использовать его в качестве нападения. А то так легко бы было лишать хозяев их домов или плодить тюрьмы почище Азкабана.

Кстати, насчет этого. Читая справочники, я натолкнулся на следующий рассказ из новейшей магической истории. Когда итальянские маги в свое время возрождали свою магическую традицию, произошел довольно-таки курьезный случай, связанный как раз с Фиделиусом. Правда, курьезным его можно назвать только с чисто академической позиции урока на тему "Применение защитных заклинаний большой мощности", а так, история оказалась весьма трагичной.

Один ушлый приезжий в Италию немец, отпрыск обедневшего магического рода, решил сколотить свою маленькую империю. А начать решил вполне банально — со школы магии. Для этого он отобрал молодых итальянских магов первого поколения, в основном лет им было до пятнадцати, ибо старше уже представляли угрозу для позиций лидера, и поместил их в один из старинных магических особняков неподалеку от Рима. В частности, мэнор был прикрыт мощным, наложенным с помощью приглашенного из Франции мага, Фиделиусом. Хранителем был сам немец. Помимо этого, чтобы ученики, они же будущая армия, не разбежались раньше времени, новоявленная школа магии изнутри была окружена мощными отталкивающими чарами. Снабжением всем необходимым собирался заниматься сам немец с помощью домовых эльфов. Вроде бы идеальная школа тюремного типа, предусматривающая все возможные проблемы?

Увы, но нет. К сожалению, предусмотреть все невозможно. Успел ли эту истину осознать ректор, пока, поскользнувшись на верхней ступеньке длинной лестницы, летел вниз навстречу пробившему ему голову острому углу, неизвестно.

Зато известно, что стало с этим пансионом. Римско-католическая церковь оказалась настолько тонким "троллем", что без всяких купюр (после копирования, конечно же) передала все найденные во внезапно открывшемся мэноре записи магам. Наверное, надеясь на то, что те ужаснутся тем, что совершили.

А там было чем.

Сначала у детей-магов было все хорошо. После непродолжительной гражданской войны был найден новый вождь, и оставшиеся в живых стали строить свое новое магическое общество. И даже успешно строили его в течение десяти лет, сначала восстановив, а потом даже превзойдя начальную численность.

А потом на счету немца кончились деньги. И эльфы перестали приносить запертым в мэноре детям и взрослым еду. Эльфам приказали еду воровать.

Дети были не городскими и смогли поднять пашню вместо газонов и кустов мэнора, воспользовавшись ворованными эльфами семенами, и, быть может, даже что-нибудь и вырастили, если бы… Если бы откровенно доставших непрерывным воровством домовых эльфов не перебили.

Архивисты церковников были настолько любезны, что приложили к документам газетный листок того времени, рассказывающий историю о дерзких карликах, воровавших еду в замке одного из аристократов. И описывались оставшиеся после сработавшей ловушки тела…

Последний, самый сильный маг той "школы" пережил последнего эльфа, судя по дневнику, на целых двести дней. И умер от голода. Потому что с костей других магов не мог соскоблить уже ни единого волоконца мяса…

Впрочем, это хоть и самый лютый, но далеко не единичный случай. В книгах приводятся и другие примеры, как неблагоразумно наложенный на мэнор Фиделиус становился причиной трагедии. Например: немногочисленная семья, родители по какой-нибудь причине погибли, а сам ребенок, оставленный на попечение домовых эльфов, вырастал своеобразным "Маугли". Маг, взрослевший без нормальной социальный среды, имея в качестве примера для подражания полусумасшедших карликов… Судя по колдографиям, это такой же гротеск, как, например, человек, воспитанный волками. Так что Поттеру еще повезло, что Волдеморт, видимо, именно снял с дома Фиделиус, а не прошел сквозь него. А то пока имеющие доступ в дом Поттеров фениксовцы спохватились бы, малыш мог уже умереть от голода…

Вот так за скорбными прогулками и чтением по вечерам средневековых трагедий и прошли все каникулы. Оставалось только надеяться, что все происходящее со мной безумство — все же приворот, и скорое возвращение в Хогвартс как и в прошлый раз исцелит меня.

Глава 39. Барти

Увы, в этот раз мои ожидания не оправдались.

Возвращение в Хогвартс не принесло мне ожидаемого облегчения: болезненная тяга к леди Забини ничуть не утихла. Защитная печать работала, но ничего не могла сделать с моими чувствами. Истинными чувствами. И это было невероятно пугающе и… восхитительно. Пугающе — потерей контроля, а восхитительно… Кто любил, тот легко поймет, а тому, который никогда не любил, у кого в груди вместо сердца мертвый кусок камня или льда, тому это и не нужно. Как же я всю жизнь искренне… завидовал таким людям! Слишком много проблем по жизни у меня случалось из-за чрезмерной отзывчивости, а мертвому куску камня все откровенно "по барабану". Как это ни прискорбно, но жить злым гораздо проще и ненапряжнее, чем добрым. Быть добрым — быть слишком сильным и слишком требовательным к себе. Уродский мир!

Как я и подозревал, в этой маленькой деревне — я имею в виду Магическую Британию — все уже все знали. Со всеми вытекающими из этого последствиями.

Бедная Трейси только взглянула на меня издалека и с блестящими от слез глазами убежала прочь. Мне по-человечески ее было жаль, но помочь ей я ничем не мог.

Хаффлпаффцы проявили истинно хаффлпаффское участие и пытались хоть как-то поддержать меня. Причем что самое удивительное, в основном меня старались утешить девушки, а не парни. Ох уж эта пресловутая "женская солидарность". Парни наоборот, аккуратно и корректно, по-хаффлпаффски, завидовали мне. Глупцы. Чему тут завидовать? Впрочем, было из этого правила и одно исключение. С совершенно неожиданным пылом и возмущением на меня насел… Эрнест МакМиллан.

— Как? Ну как так можно, Винсент? — взывал он к моему разуму.

— Что я не так сделал?

— Да все! — крик души Эрни услышали все сидящие в гостиной Хаффлпаффа.

— Поясни, — опрометчиво попросил я и в ответ получил развернутую лекцию по Праву Магической Британии. Один лишь только перечень моих ошибок заставил меня скрежетать зубами от невозможности вернуться в прошлое и дать себе подсказку, а список упущенных возможностей и вовсе вгонял в краску стыда и гнева. Пришлось выделить время и потратить несколько вечеров на хотя бы поверхностное ознакомление с настолько важным предметом. Ведь, как известно, незнание законов от ответственности не освобождает, а знание — иногда наоборот. Эх, где была моя голова раньше?!

Эрни, кстати, молодец. Так четко и доходчиво объяснять сложные вещи может далеко не каждый профессор, не говоря уже о пятнадцатилетнем юноше. Аристократические порода и воспитание во всей красе, да.

В ответе ли сын за отца? Некоторые говорят, что нет. А отвечает ли за тетю племянница? Еще как отвечает! Понаблюдав на процессе, как легко "икона непредвзятости" топит неугодного Министерству, причем используя его любимые законы, Эрни, похоже, свои розовые очки спустил в унитаз. А вместе с ними и излишне трепетное отношение к подруге Сьюзан. Нет, нельзя сказать, что у них началась война, но отношения заметно похолодели. И кто в этом, не без некой логики, оказывается назначен виноватым? Правильно! Естественно — никто иной как бедный Винсент Крэбб! Кстати, после каникул Боунс-младшая мне без своей компаньонки Ханны вообще ни разу не попадалась. Боится… дура! Не понимает, что ли, что своей опаской она оскорбляет меня гораздо сильнее, чем показным неудовольствием? Будто у меня когда-нибудь на нее поднимется рука!

С потенциальным приемным сыном новых, более близких отношений у меня не сложилось. Более того, тот чуть было не набросился на меня с кулаками, хорошо еще Нотт и Гойл его удержали. Говорить со мной Забини отказался наотрез, хотя я сделал все возможное, чтобы не ссориться и упросить его хотя бы передать письмо своей матери. Я бы реакцию Блейза, поставив себя в этой ситуации на его место, понял и полностью одобрил, если бы… Если бы не тот факт, что сейчас его юношеская гордость и спесь стояла преградой между мной и моим счастьем! И только понимание того простого факта, что начинать отношения с женщиной, искалечив ее единственного и любимого сына, как-то слегка… бесперспективно, скажу так.

Естественно, в Хогвартсе, как и везде, тоже существовали люди, ну или маги, без разницы, живущие по принципу: "падающего — толкни". Рон Уизли не мог остаться в стороне от такой шикарной возможности поглумиться над человеком, находящимся сейчас в тяжелой жизненной ситуации. Скажу честно, на данный момент я против рыжих ничего не имел, так как все свои долги они мне отдали. Ну, почти все, это если их младшую и василиска вспомнить. Да, Уизли мне были и продолжают быть неприятны, как неприятны шакалы или опарыши, но я не собирался свою личную неприязнь переводить в прикладную плоскость. Во всяком случае, пока они снова не заденут лично меня. От юношеского максимализма, выражающегося в неуемном желании непрерывно сражаться с ветряными мельницами, я избавился в слишком зрелом возрасте, так что этот жизненный урок был еще относительно свеж. "Бог с ними, с рыжими крысами, и без их воспитания мне есть чем заняться…" — думал я.

Зато вот Рон, судя по всему, имел по этому вопросу совершенно противоположное мнение. Не знаю я, с чего бы это он так осмелел. Быть может, удачная попытка травли Поттера взвинтила самооценку до невиданных высот и отбила ему память? А может, на зимних праздниках он перебрал домашней наливки, или близнецы протестировали на младшем братишке очередную свою "веселую шутку"? Могла и старая ссора после второго курса всплыть, хрен его знает, что там в рыжих головах творится, однако факт есть факт. Рон посмел на меня наехать! После первого обеда Уизли-младший-номер-шесть, в сопровождении своих закадычных приятелей Финнигана и Томаса, как бы случайно пересекся со мной в коридоре.

Шестерка со своими шестерками преградила нам троим проход. Стоявший чуть впереди своих компаньонов Уизли глумливо ухмыльнулся и произнес, небрежно помахивая заранее приготовленной волшебной палочкой:

— Я слышал, что вы, мистер, — с максимально для него возможным презрением выделил он это слово, но до чопорного Снейпа или правильно воспитанного Малфоя, которого он явно сейчас и пытался скопировать, рыжему было как до Китая раком, — Крэбб, весьма и весьма, как это говорят магглорожденные, утонченная личность. Мало вам увлечений некоторыми мальчиками-рейвенкловцами, так ты еще ко всему прочему оказался любителем перезрелых ш… Хр-р-р, — договорить бранное слово Уизли не успел. Сделав очень быстрый шаг вперед, я с такой силой сжал ему правой рукой горло, что тот не то что ругаться, хрипеть не мог. Про то, что мы оба вообще-то маги, и я, и он забыли. Я — в приступе бешенства, который моментально стер благоприобретенные рефлексы волшебника — чуть что хвататься за волшебную палочку, а Рон — потому что обеими руками пытался отодрать от своей шеи мою руку. Мы оба настолько сильно вцепились друг в друга, что и Томас с Финниганом, точно так же как и мои МакМиллан с Финч-Флетчли, вынуждены были растаскивать нас по-маггловски, руками. Благодаря тому, что делали они это очень несогласованно, я умудрился подставить Уизли подножку, опрокинуть его на пол, с удовольствием по ходу дела в этот пол вмяв, и вцепиться в горло уже двумя руками.

— Я вырезал язык и взорвал сердце предыдущему, — орал я прямо в лицо лежащему Уизли, — кто попробовал оскорбить меня так! Хочешь стать следующим? НУ! ДАВАЙ!

— Ступефай! — меня отшвырнуло от Уизли. — Совсем очумел? — разозленный Диггори убрал волшебную палочку. — А вы что стоите и смотрите? Он же задушил бы его! Уизли, ты как? — склонился Седрик над гриффиндорцем.

— Отстань! — просипел Уизли и оттолкнул руку Седрика. — За психом своим лучше следи! Чертово смертожорское отродье, — потирал Рон горло.

— Он совсем без тормозов, — добавил Финниган.

— Да на него намордник надевать пора! — согласился Томас. — Мы все расскажем МакГонагалл!

— Десять баллов с Хаффлпаффа, — Седрик воистину был хорошо подкованным старостой и отлично знал, что дважды за одно и то же не наказывают. — И пять — с Гриффиндора. Помолчите! Сами хороши. Что не остановили Уизли? Куда он вообще лез? Или не знаете, кто такой Крэбб? Молчите? Вот и молчите тогда дальше! Берите своего товарища и ведите в больничное крыло, — приказал Седрик. Гриффиндорцы, ничего не говоря, подняли своего товарища, подхватили под руки и наполовину повели, наполовину потащили несдержанного на язык Шестого в вотчину мадам Помфри.

— Ренервейт! Мистер Крэбб! — Седрик присел рядом со мной. — Как староста факультета я запрещаю тебе калечить учеников, даже если они совершенно не дружат с головой! Пожалуйста, глава моей охранной дружины, держите себя в руках. Винс! — помог подняться мне Диггори. — Ну давай, возьми себя в руки! Я понимаю, тебе сейчас непросто, но это не повод срываться на идиотов! Мне не их жалко, а тебя! Мало, что ли, у тебя сейчас проблем, чтобы добавлять к ним еще и это? Ты слышишь меня?

— Хорошо, — кивнул я головой. — Я постараюсь.

— Винсент!

— Ладно-ладно. Буду держать себя в руках…

Вот только как я ни старался, сдержать свое обещание у меня получалось далеко не всегда. Все вокруг: и дети, и профессора, абсолютно все как сговорились только и делать, что непрерывно задевать меня. Темы насмешек были разные. И сам факт, что я влюбился в женщину значительно старше себя (знали бы они, что совсем не старше, а как минимум — в ровесницу). И то, что я регулярно, каждый вечер посылаю леди Забини письма из Хогвартса (впрочем, смеялись над этим только совсем пацаны, юноши постарше не смеялись, им, из зависти к такому вниманию к своей возлюбленной, выносили мозг их пассии). Естественно, реакция на раздражители у меня была, хм, соответствующая. И из-за этих естественных реакций факультет заметно потерял в баллах, а в отношениях с деканами, особенно факультета Гриффиндор, сильно похолодало.

Любопытный факт. Дамблдор меня… не трогал. Совсем. Либо сам знает, что такое любовь опаляющая, либо данная ситуация его абсолютно устраивала. Тут для меня главное — не стать заменой Драко в курощении Поттера. Зато остальные преподаватели продолжали пытаться приструнить меня, взывая к самоконтролю, сейчас взявшему отпуск по болезни, и стыдя иностранными гостями. Пытаться, потому что ничего другого, действенного, взрослому лорду сделать они согласно Кодексу не могли. Попытки их, кстати, оставались по большей части безрезультатными.

А что я мог сделать? Есть болезни, которыми следует переболеть в детском или юношеском возрасте. Потому что во взрослом они приводят к серьезным осложнениям в психике, общественном положении или содержимом кошелька. А такая, в сто раз сильнее, чем классическая первая, навеянная магией любовь по степени воздействия вообще сродни по последствиям с легилименцией от Волдеморта и Основателей вместе взятых. Чертовы чувства! А ведь я так надеялся, что задавил этот розовый туман еще лет пятнадцать назад!

В итоге произошло то, чего рано или поздно следовало ожидать. Подождав пару недель и видя, что все словесные уговоры бесполезны, на меня нажали тем, кто с одной стороны имел у меня хоть какой-то авторитет, а с другой — был ежегодным расходным материалом. Да-да-да. Профессором ЗОТИ. Моуди-Краучем. Именно им самым.

В один тяжелый, скучный и беспросветный без моей леди субботний день Моуди отловил меня после обеда и отвел в уголок.

— Так. Хватит киснуть! Лорд не любит сопляков, которые не умеют держать себя в руках. И неважно, по каким именно причинам: убил ли кого, умер ли кто у тебя, без разницы. А поэтому, раз ты не можешь справиться сам, меня просили тебе помочь. Собирайся, надевай нормальную одежду, и пойдем.

Перейдя по каминной сети в бар Тома, мы, к моему глубочайшему удивлению, из него выходить не собирались. Молча поднялись на второй этаж, где сдавались комнаты. Молча сели за стол. Я не успел еще внимательно осмотреть весьма неплохую для такого задрипанного кабака обстановку, как после стука и короткой разрешающей реплики Крауча открылась дверь. В номер молча зашел хозяин, поставил на стол огромный поднос с тарелками и бутылками и так же молча ушел, плотно закрыв за собой дверь.

Крауч навесил на дверь какое-то запирающее заклятие, после чего с довольной ухмылкой глотнул из небольшой мензурки, которую вытащил из одного из карманов, которые во множестве усеивали одежду старого опытного аврора. Правда, ухмылка очень быстро пропала, сменившись гримасой отвращения и боли. Даже просто наблюдать обратное превращение — удовольствие не из самых приятных, а уж отходить от оборотного зелья… По себе помню, как это не здорово.

— Фу! Ну и мерзость! — передернулся Барти и стал из безразмерного мешка швырять на пол нормальную одежду. — Что оборотка, что это вот зелье, возвращающее в естественную форму, — Быстро одевшись и с удовольствием подвигавшись в своем настоящем теле, Крауч наконец вернулся за стол и бухнулся в кресло.

— Хорошо-то как! Запомни на будущее. Никогда не принимай оборотку больше, чем трое суток подряд. Иначе… а впрочем, тебе-то что до этого… Давай лучше, — Барти протянул руку, схватил первую попавшуюся бутылку, свернул ей "голову" и быстро разлил напиток по бокалам, — расслабимся. Бери, — протянул он мне один. — Ну, — Барти поднял свой бокал, — за возвращение Господина! До дна!

Я поднес жидкость со смутно знакомым запахом ко рту и, повторяя за Краучем, залпом проглотил ее… и поперхнувшись, выплюнул почти половину обратно! Сливочное пиво или максимум вино — вот что по моим прикидкам могло оказаться в стакане, принимая во внимание мой сопливый возраст. Но вот чего уж точно там не могло быть, так это самого настоящего крепкого джина! Пытаясь продышаться и остудить обожжённое горло, я укоризненно посмотрел на Барти, на что в ответ тот лишь весело рассмеялся.

— Ха! Это тебе, парень, не магический огневиски, который, несмотря на свою крепость, пьется мягче сливочного пива. Это классический маггловский горлодер! То самое, что так нужно тебе сейчас, чтобы прийти в себя! "Vodka ili bliadee", как мне когда-то говорил Долохов, это лучшее лекарство от разбитого сердца!

— Но я не хочу!

— Заткнись и молча слушай то, что тебе говорит старший и гораздо более опытный товарищ! Ты в своем крайнем эгоцентризме думаешь, что только ты — единственный на всем свете оказался с разбитым сердцем? Думаешь, другие до тебя никогда не были отвергнуты? А теперь ты сидишь тут и хнычешь, вместо того чтобы либо пойти и решить свои проблемы, либо…

— Как?

— Как? Пойти и трахнуть ее, либо, если силенок нет, упиться отворотным, чтобы из всех дыр у тебя оно хлестало! Ха-ха-ха! Неужели и я таким смешным был тогда?..

"Бля! Стыдоба-то какая! Действительно, со стороны это так по-детски выглядит, что просто жуть. Блин! А если бы я сейчас был во взрослом теле? Как бы противно это выглядело тогда? Фу! Ненавижу любовь! Одни только проблемы от нее! Да еще и этот! Советчик, бля, нашелся. Вот только, поучать других — все мы умные, а справиться с самим собой…" — подумал я и спросил:

— Раз уж ты такой умный, то поведай мне, как справился ты сам? Если, конечно, ты когда-нибудь любил!

— Хм… — смутился Барти. — Там… Ну… Неважно.

— Что, не смог трахнуть?

— Нет! Она чистокровная из древней семьи. И замужем… И обеты при свадьбе приносились, сам понимаешь… Не изменить… Ну и…

— В кого же ты был влюблен?

— Неважно. Жизнь с ней и так поступила достаточно… жестоко, чтобы еще и отвлекать ее своей любовью. И кто бы что бы там ни говорил, она не всегда была… такой, — Барти тихо пробормотал последнюю фразу себе под нос. — Но это совсем не важно. Важно то, что у тебя ситуация совершенно другая…

— Я пробовал. Но с ней никак не связаться! Даже не поговорить, не то что "трахнуть"!

— И что, так и будешь тут сидеть в слезах?

— Когда это я плакал?

— Ну не плакал, так бесился. Так дело не пойдет. Давай, — Барти налил мне полный бокал джина и пихнул в руку. — Пей и изливай душу. Выплесни это из себя, и тебе станет легче.

— С чего бы это? — удивился я. Ну не был Крауч мне не только близким, а хотя бы и просто другом, чтобы я мог допустить использование его жилетки для вытирания своих соплей.

— Пей! Или я наложу на тебя Империо, и ты упьешься принудительно. А потом, когда ты дойдешь до нужной кондиции, пойдем к девкам. Приласкают тебя, глядишь, все как рукой снимет! Да и в Азкабане будет что вспомнить, если что. Когда нет дементоров, там очень скучно.

— Но я не собираюсь…

— Ха! Постоянная бдительность! Но даже она все равно не спасет тебя, в случае чего. Думаешь, все, кто попал в Азкабан, заранее планировали там оказаться? Не-е-ет. Я помню, как про это как-то говорил Долохов. Что-то вроде "от нищеты и Азкабана не клянись", так как-то звучит их московитская поговорка.

— Но…

— Твой выбор? — Барти нацелил на меня внезапно появившуюся в его руках волшебную палочку. — Пьешь сам или..?

— Сам. Но только, чур, ты со мной…

— Ха. Думаешь, споить меня. Ну-ну!

"Посмотрим, — подумал я про себя. — Уж что-что, но я пьяным могу не держаться на ногах, зато держу свой мозг на привязи. Всегда!"

Увы мне. К сожалению, опьянение — многоплановый, психо-физиологический процесс. Как бы я ни хвастался тем, что в прошлой своей жизни мог легко держать водочный удар, в силу современного состояния моей тушки от чисто биологического влияния этанола на клетки мозга деться мне было некуда. И, соответственно, рано или поздно опьянение все же накрыло меня с головой.

Сколько мы пили, не помню, так как ощутимый кусок памяти остался потерянным. Какие-то куски вспомнились, но весьма и весьма фрагментарно:

— Как они меня, ик, все достали! Убить бы их все-е-ех!

— Так. Понятно. Пей.

Провал в памяти.

— Но, она такая… — несу я заплетающимся языком какой-то полусвязный розовый бред.

— Ага. На. Пей.

Опять провал в памяти.

— Ты бы зна-ыл, как, ик, мне сейчас, хнык, плохо!

— И что? Ты жив и здоров. При магии. На свободе. Учись ценить то, что имеешь. Здесь и сейчас. Когда-нибудь у тебя обязательно настанет в жизни по-настоящему тяжелый момент, вот тогда и будешь, хех, сокрушаться. От тебя это никуда не уйдет, поверь. А сейчас живи в свое удовольствие. Пей…

Последовал очень длинный провал в памяти, так как в следующий раз я осознал себя уже затемно, стоящим перед зеркальной витриной какого-то магазина Косой Аллеи. Причем рожа и телосложение были уже не мои, как и незнакомым был маг, который придерживал меня за шиворот.

— Ты кто? — почти не заплетающимся языком спросил я.

— Постоянная бдительность! — подмигнул мне… похоже, это все же Барти. — Так. Вроде отрезвляющее зелье подействовало. Давай, двигай ногами и запоминай дорогу, куда мы сейчас пойдем.

Вскоре мы свернули с освещенной центральной улицы магического квартала в темные мрачные глубины Лютного. Наш путь лежал туда, где и днем-то очень легко нарваться на неприятности, а уж ночью… И как мной подспудно ожидалось, очень быстро эти самые неприятности нас нашли.

— Эй вы, красавчики! — преградила нам дорогу какая-то грязная темная фигура. — Ищете, где перепихнуться друг с другом? — зло, рычащим хриплым голосом спросила она у нас. — Оставьте свои кошельки и, быть может, вы уйдете отсюда…

— Брахиам Эмендо! — фиолетовый лучик заклинания сорвался с палочки Барти и впился в грудь преградившему нам дорогу существу. Как-то среагировать не смогли ни я, ни грабитель.

— А-аы-ы, — вопль дикой боли напавшего на нас очень быстро перешел в хрип и судорожные рывки руками и ногами. Судя по тому, как расплылась грудная клетка убийцы, мгновенно превратившегося в жертву, заклинание Крауча изъяло из нее все кости.

— Запомни. Местные уважают только силу! Убивай их без всяких стеснений, все равно за это никому не нужное отребье никто никогда не вступится! Многие отсюда, желая из крыс стать волками, в прошлом примкнули к Повелителю. Вот только они не понимают, что крыса — это не состояние тела или отсутствие денег на нормальную жизнь. Крыса — это суть их грязных мерзких душонок! И что ни делай, ее не изменить! Даже купаясь в золоте, они остаются безродными грязнокровными крысами! Достойными только…

— Пощади-и-и… — прохрипел грабитель, но Крауч даже на мгновение в своей пафосной речи не запнулся.

— …Да ничего не достойными! Дефодио! — светлый лучик заклинания пронзил грудь обитателя Лютного и, подобно лому, зацепившему арбуз, расплескал ее, окропив нас с Барти мелкими брызгами крови. — Обожаю эту связку! Если заклинание применить просто к человеку, то получится либо синяк, либо небольшая ранка. Зато к такому вот, лишенному части костей… Как по бубонтюберу вредной соседки на Зельеварении толстым учебником со всей силы хлопнуть! Эванеско. Эванеско.

Больше никто нас не пытался ограбить. Более того, узкие улочки перед нами как вымерли, что вполне устроило и Барти, и меня. Вскоре мы подошли к темному, ничем не примечательному дому, дорогу к которому я вспомнить смогу, наверное, только после долгой работы с Омутом памяти.

— Значит так. Запомни это место. "Шаловливая Белка". Конечно, есть и гораздо более дешевые бордели, некоторые маги вообще предпочитают маггловские, но… Из всех только в этом тебя не обворуют, не опоят приворотным, не продадут на ингредиенты… Или не получишь какой-нибудь дрянной болезни, за наличие которой потом очень сильно будешь краснеть перед лекарем.

— Я… Она…

— Считай, это часть твоего обучения. Или лечения, как тебе ближе.

— Но у меня… — начал было я другую отмазку, но Крауч меня перебил.

— Не волнуйся о деньгах. Считай, я тебя угощаю. В конце концов, — еле слышно сам себе пробурчал он под нос, — когда Господин вернется, ему опять потребуются бойцы. Хватит мне быть простым боевиком, не тот у меня род. Нужно начинать набирать преданный молодняк…

На этой оптимистичной ноте входная дверь тихонько отворилась, и мы вошли внутрь. Пройдя темный предбанник, причем я каким-то шестым чувством почуял, что там нас внимательно оценили охранники, мы оказались в большой, отлично освещенной и богато убранной комнате. Помпезный викторианский стиль, оказывается, можно превратить и в какое-то вот такое игривое подобие будуара куртизанки.

— Добрый вечер, господа, — медово улыбнулась нам местная мадам — немолодая, но достаточно ухоженная женщина. — Присаживайтесь.

Мягкие и удобные кресла приняли нас в свои объятия, а чтобы сидеть было не скучно, на журнальном столике перед нами появились бутылки и пара бокалов.

"Интересно, а как называется домовой эльф, у которого дом — шалман? Публично-домовой эльф?" — свойство идиотских мыслей таково, что они приходят в голову абсолютно без всякого осознанного на то желания.

— Ну, готов?

— Нет. Давай в другой раз.

— Молчи. И не валяй дурака. Что ты как девочка, право слово!

— Но ведь это измена…

— Чушь! Ты что, женат уже? Или вы заключили договор? Тоже нет? Вот и не болтай тогда всякой ерунды!

— И все равно это неправильно!

— Мне тебя что, под Империо на бабу гнать? Другие бы на твоем месте вперед собственного радостного визга побежали бы!

— Ну, вы закончили свои разборки? Готовы наконец отдохнуть? Если нет, то советую свалить из моего заведения, иначе… — видимо бандерша, несмотря на свою приторную улыбку, терпением и вежливостью не отличалась.

— Заткнись, ведьма! — волшебная палочка в руках мага теперь указывала прямо на бандершу. Крауч, как всегда, был образцом вежливости и куртуазности.

Мадам, кстати, даже не дернулась. Как стояла, улыбаясь, так и продолжала стоять.

— А хозяевам моего заведения ты скажешь то же самое? Они, знаешь ли, всепрощением не отличаются и найдут вас даже несмотря на принятую оборотку…

— Да мне плевать! Знаешь, кто я? — с полоборота завелся и так далекий от психического равновесия Крауч. Мое правое запястье пронзил резкий укол боли. Магия Долга Жизни подсказывала, что тот, кому я должен, в опасности.

— Кр… э… Ба… Тьфу! Эй! Учитель! Успокойся и заткнись! — и я пнул Крауча по щиколотке. Видя, что никакого результата нет, пришлось применить тяжелую артиллерию. Я перегнулся через пару подлокотников, частично притянул, частично потянулся поближе к его уху и громко прошептал: — Господин будет недоволен, если ты из-за своей несдержанности провалишь все дело!

Это помогло, и Крауч наконец-то смог взять себя в руки. Поняв, что драки не будет и что вызванную охрану можно отпустить, бандерша скрылась под конторкой, взяла что-то из невидимого ящика и кинула в нас с Краучем.

— Значит так. Вот, — на колени к нам мягко приземлилось по одну пухлому томику. — Выбирайте. Но так как вы здесь, судя по всему, впервые, предупреждаю. Если вы надеетесь с помощью каких-нибудь ублюдочных зелий вроде вытяжки из яиц тролля или приемов типа заклинания энгоргио увеличить свои члены, то будьте готовы заранее. Малышки вместо выбранного вами образа примут в процессе зелье с волоском обратившейся вейлы или уродины-великанши. Я своих девочек калечить не дам!

— Да знаю я, знаю! Каждый раз ты одно и тоже говоришь!.. — в очередной раз попалился Крауч и открыл книжку. Я последовал его примеру.

"Интересно, а Барти-старший знает о невинных увлечениях своего сына? Впрочем, по сравнению с Меткой это такая мелочь…" — подумал я и открыл местный прейскурант.

В альбоме, как и ожидалось, оказались "веселые картинки". Движущиеся колдографии в данном конкретном случае были как нельзя кстати, позволяя насладиться роскошными формами разнообразных красавиц в самых что ни на есть откровенных позах и движениях. Поглядев немного на эти эротические псевдо-видеоролики, я за пояснением взглядом обратился к Краучу. И мгновенно получил ответ, правда, совершенно не тот, которого ожидал.

— Ну что, насмотрелся? — Крауч внимательно наблюдал за мной и, дождавшись, когда альбом закончится, вырвал его у меня из рук и разорвал пополам. Сделал он это, естественно, магией. Невербальной и беспалочковой. — Нас это не интересует. Отправляй своих полугоблинш под обороткой к уродцам из Лютного, а нам приведи пару блондинок. Настоящих.

— А почему ты заказываешь именно блондинок? Быть может, я хочу совсем другую? — удивился я.

— А то я не понимаю, что на брюнеток ты еще долго не взглянешь? Поверь старшему, хм… брату. Сколько ни пробуй, ты все равно не найдешь среди них ее, а только одни лишь болезненные дешевые подделки!

Я замер, пронзенный молнией догадки. "Ну конечно! Вот она, недостающая частичка мозаики. Вот теперь все сложилось". В крайнем удивлении, еще не веря себе, произнес:

— Не может быть! — резко выдохнул я. — Так вот почему ты отправился к Лонгботтомам!

— Да! Я бы пытал их снова и снова за то, что они сотворили с ней! Твари! — завелся Барти и тут же остыл. — Догадался?

— Да. А она знает?

— Нет, — Крауч отвел взгляд.

— Быть может, если ты стесняешься сам сказать, можно было бы…

— НЕТ! Ты! Даже не думай сделать что-нибудь такое! Круцио! — привычно бросил в меня Непростительное Крауч. Вот только сейчас у нас был не очередной урок магии, на котором допустимость применения Круциатуса в воспитательных целях я, хоть и со скрипом, признавал, а обычная жизнь. Где нет учителя и ученика, а есть двое равноправных мужчин. Поэтому я резко, ну насколько мог, будучи весьма и весьма нетрезвым, дернулся в сторону, и красный лучик впился не в меня, а в цветастую обивку кресла. "Интересно, а мебели бывает больно?" — машинально подумал я. Мадам, что характерно, на откровенное применение наказуемого Министерством проклятья даже бровью не повела. Видимо, и не такое видела.

— А деньги соответствующие-то у вас есть? — поинтересовалась она, пока я ставил кресло на место. — У меня дорогое заведение, и не по карману всяким голоштанным грязнокровкам…

— Ты. Забываешься. Сквиб, — Барти сказал это с такой силой, что даже меня почти передернуло. А вот Мадам без всяких "почти" изрядно перекосило. Но не от страха, как я подумал вначале, нет. От злобы.

— Благородные, — скривилась она, и впервые из-под ее маски вежливой хозяйки заведения вылезли настоящие чувства. — Как же я вас ненавижу!

— Ха! — мерзко ухмыльнулся Крауч. — Но это не мешает тебе подкладывать своих "малышек" под нас. А если приплатить, так и сама готова лечь, как когда-то. Вспомнить молодость, так сказать. Так что заткнись и делай, что я сказал!

— А может, ты все же убьешь его? Я обещаю сделать тебе хорошую скидку… — теперь мадам обращалась уже ко мне.

— Тебе сегодня не повезло! Он не может меня убить! На! — Барти кинул в мадам кошельком. Та ловко его перехватила и, развязав, высыпала на стол приличную горку золотых. Увидев более чем щедрое подношение, мадам успокоилась и, вызвав домовика, приказала:

— Позови сюда Хильду и Эльзу, — эльф исчез, а мадам с безразличием в голосе попеняла к нам: — Все равно ведь вы под обороткой. Не могли, что ли, нормальные рожи надеть? Вам-то все равно, а девочкам проще работать…

Нельзя сказать, что посещение борделя и формальная потеря девственности не повлияли на мое состояние. Повлияли. Чуть-чуть. Добавили самоконтроля от "сброшенного давления" и… отвращения к себе, за то, каким именно образом это было сделано. Так уж получилось, что "благодаря" Краучу я в этой новой жизни изрядно так вымазался в грязи, которой успешно избегал в прошлой. Тут и продажная любовь, и убийства, и близко свистнувшая у виска пуля-тюряга… Несомненно, Крауч, как тренер, невероятно хорош. Вот он как никто другой действительно соответствовал своей должности — профессору ЗОТИ. Так восхитительно провести психологическую ломку и при этом не превратить материал в беспредельного отморозка — это уметь надо! И сработало не только на недоросле, но и на вполне себе взрослом человеке. На мне.

К сожалению, даже такая сильная встряска, как молодая, достаточно привлекательная, опытная, страстная и податливая женщина, даже она не смогла кардинально что-то поменять в моем самочувствии к лучшему. Отсутствие рядом со мной леди Забини продолжало восприниматься как и раньше: приблизительно так же приятно, как отрубленная рука или нога. Пусть благодаря Эльзе уже не как свежеотрубленная, но все равно мне было очень и очень плохо. А теперь еще и стыдно.

Попытки связаться с леди Забини продолжали оставаться безрезультатными. Мой потенциальный пасынок продолжал держаться от меня подальше, если так можно назвать его постоянное прятание за спинами декана или слизеринского старосты. Наверное, не следовало мне разговаривать с ним после каникул настолько напористо. Организовать мне свидание или хотя бы передать своей матери письмо он продолжал каждый раз отказываться. Ка-те-го-рич-но. Теперь только на одного мага у меня оставалась надежда, с которым, кстати, все равно мне выгодно будет поддерживать хорошие отношения. И, я думаю, списать ему его старый долг на такой пустяк, как организация встречи с матерью его приятеля, станет хорошим подспорьем в нормализации отношений. Кстати, а вот и он. Наконец-то их величество изволило появиться в Хогвартсе:

— А! Здравствуйте, мистер Малфой. Как прошли ваши очень длинные каникулы?

Интерлюдия 20

В жизни Драко Малфоя эти зимние каникулы оказались самыми отвратительными. Нет, и раньше случалось так, что отец бывал к нему чересчур безжалостно требовательным, ибо "…тратить время бесцельно за глупыми играми могут себе позволить всякие грязнокровки, но никак не Малфои, судьба которых — властвовать!" Но после новогоднего приема и, особенно, суда над Винсентом, в его отца как будто вселился бес!

Были отложены прочь все дела, кроме самых важных и срочных, и все свое время Люциус Малфой проводил либо беседуя по камину, либо погрузившись лицом в омут памяти. И последнее приносило Драко больше всего неприятностей, так как обеспечивать отца материалом для просмотра должен был именно он! А вытягивать из своей памяти каждый эпизод общения или наблюдения за Крэббом за три с половиной года учебы, причем не пренебрегать даже самым кратким обычно-повседневным… У-у-у! Редкие перерывы в изнасиловании своей памяти тоже не приносили младшему Малфою никакого облегчения, потому что тема бесед с отцом оставалась все той же: Крэбб, слухи о Крэббе, мысли Драко о Крэббе, мысли других магов о Крэббе... За эти каникулы Драко настолько насмотрелся на рожу Крэбба, настолько наговорился про его жизнь, что ничего кроме отвращения эта фамилия у него не вызывала. Более того, младший Малфой искренне и истово возненавидел этого выскочку, на которого столько сил и времени было потрачено и им самим, и его отцом!

Конечно, если судить по тому, что после очередного подведения итогов лорд Малфой пропадал в закрытой части библиотеки рода и листал там книги по самой черной магии (настолько черной, что даже названия этих книг были скрыты специальными отводящими взгляд чарами), ситуация с Крэббом была весьма и весьма серьезная. Однако даже это не искупало потраченных на него усилий и, самое главное, не объясняло Драко, что же такого опасного увидел в Винсенте лорд Малфой? А если Крэбб опасен настолько, то может лучше его… того?

Так прошел почти весь январь. Давно уже закончились каникулы и начались занятия в Хогвартсе. Все ученики дисциплинированно собрались в школе, учились и баловались в свободное время, а Драко так и продолжал одиноко сидеть дома, обняв руками омут памяти и громко кляня мордредова Крэбба.

Новую, яркую вспышку злости, причем не только у Драко, но и у его отца, спровоцировала пришедшая посылка. Благодаря своим связям в Министерстве Малфой-старший, пусть и не сразу, но смог получить полный протокол судебного заседания номер пятнадцать тысяч триста семьдесят семь от пятого января тысяча девятьсот девяносто пятого года. Включая заданные и вычеркнутые собственноручно Крэббом вопросы для допроса под сывороткой правды. "Этот документ, вообще-то говоря, совсем не предназначен для широкого доступа, но Малфои это Малфои!" — подумал Драко, глядя на своего такого же довольного отца. Вот только кратковременный прилив позитива из-за законной родовой гордости очень быстро сменился отливом раздражения, потому что чем дальше читал Люциус, тем сильнее кривилось и мрачнело его лицо. Ожидая получить из протокола допроса ответы на свои вопросы, Малфой вместо этого получил еще больше этих самых безответных вопросов!

Неделю! Целую неделю потратил Малфой-старший, анализируя список вопросов и ответов, пока, наконец, чаша его терпения не переполнилась:

— Ничего не сходится. Опять ничего не сходится! Р-р-р! Мо-о-р-р-р-др-е-ед! — пачка документов, с которой уже месяц аккуратно работал лорд Малфой, была схвачена со стола и со всей силы брошена в стену кабинета. — Как меня заебал этот сукин сын! Я должен тут ночей не спать, разбираться со сранью, что он наворотил на суде, давать оценку его злоебучим поступкам и пытаться залезть в его набитую дерьмом головенку!

Вызванный отцом в кабинет, Драко в удивлении так выпучил глаза, что стал невероятно похож на домового эльфа. Своего всегда выдержанного и хладнокровного отца никогда, до этого самого момента, он таким не видел. И не слышал от вечно холодно вежливого лорда таких слов. Даже предатели крови Уизли не удостаивались настолько сочных эпитетов. С отпавшей от изумления челюстью Малфой-младший наблюдал, как листы пергамента, на которые нанесена драгоценная информация, медленно, как сухие листья осенью, планируют на пол.

— Вот как, как это все может иметь смысл? Вычеркнутый вопрос "Ваше настоящее имя?". Зачем? Я бы еще поверил в смерть и подмену, но когда на всех родовых гобеленах есть Винсент Логан Крэбб, а на пальце — перстень лорда Крэбб… Или, например, в чем разница между вопросами: "на какой факультет на Распределении вас отправила Шляпа" и "на каком факультете вы учились первый месяц своей учебы в Хогвартсе?". "Слизерин" — ответ и на первый, и на второй! Но почему первый вычеркнут, а второй — нет? У-у-у! — совершенно непозволительно для иконы стиля и самоконтроля — лорда Малфоя, совсем по-простецки завыл Люциус.

Один листок пергамента из брошенной лордом в стену пачки сам по себе спланировал на колени Драко. Тот механически перевернул его и бросил быстрый взгляд на секретную информацию. На разделенном пополам листе, без шапки, были написаны аргументы и контраргументы какой-то теории отца. Левая сторона, где, похоже, были расположены подтверждающие предположение доказательства "за", была полна словосочетаниями вроде: "необъяснимые навыки риторики", "танцевальный опыт", "странные, несовременные идеи", "избыточная информированность", "убийственная безграмотность" и много-много еще других аналогичных по смыслу строчек. В правой же стороне, "против", всего было лишь три, зато подчеркнутых дважды: "принятие алтарем рода", "допрос Северуса" и "встреча с призраками Основателей" строчек, а еще одна, ниже, на которую сам собой съехал взгляд младшего Малфоя: "спокойствие Дамблдора", даже была обведена в рамку.

— Дай сюда! — лорд вырвал магией листок у своего сына и сложил в уже собранную стопку. — Завтра ты отправляешься в Хогвартс. И у меня будет для тебя важное задание.

— Да, отец, — подобрался Драко, — только…

— Что только?

— Ты обещал объяснить, зачем тебе была нужна смерть Крэбба.

— Не смерть, нет. Никто просто так не отказывается от своего, а он все же твой вассал, который помимо этого все еще должен нам крупную сумму денег. Нет. Я хотел совсем иного... Как ты знаешь, согласно договору от тысяча шестьсот девяносто девятого года, Палата Лордов… Так. А вот расскажи-ка мне, наследник, что ты знаешь о Палате Лордов? — Малфой решил устроить очередную проверку знаний своего сына.

— Палата Лордов вырабатывает законы, по которым живет Магическая Британия. За соблюдением духа и буквы принятых Палатой Лордов законов следит Министерство Магии. Основное правило — новые законы не должны вступать в противоречие с предыдущими. Чтобы старые законы прекратили своё действие, их в обязательном порядке нужно отменить, причем в созыве Палаты именно из тех фамилий, которые его принимали. Таким образом, исчезновения даже одной фамилии достаточно, чтобы закон становился нерушимым. Чтобы попасть в Палату Лордов, претенденту нужно заручиться поддержкой квалифицированного большинства в семнадцать из двадцати девяти. Ну, в соответствующих долях.

— Откуда идут такие цифры?

— От количества лордов первого созыва Палаты в четыреста девяносто три человека и от разделившихся тогда мнений. Прецедент. Кстати, с тех пор это число увековечено в нашей денежной системе. Именно в таких долях стал делиться галеон. В других магических странах общий для всех золотой галеон делится на серебро и медь в других пропорциях.

— Как часто собирается Палата Лордов?

— Каждые десять лет.

— Неплохо, — поморщился Малфой-старший, — но могло бы быть и лучше. Ты забыл про то, что члены Палаты Лордов имеют серьезные преференции. И допустил ошибку. Не "каждые десять лет", а "через десять лет после последнего". И это — плановый созыв. А есть еще и экстренный…

В свое время, когда под гнетом только что принятого Статута формировалась единая Магическая Британия, у рождающейся системы, которую сейчас называют Министерством Магии, к счастью, нашему счастью — старейших чистокровных, не было ни сил, ни средств для того, чтобы диктовать свою волю Лордам. К сожалению, сейчас все уже совсем не так. И Министерство усилилось, и старые семьи очень ослабли и оскудели. Прошлый плановый созыв, который, к сожалению, по закону никак нельзя отложить, прошел под, хм… сильным впечатлением от недавно закончившейся магической войны и последовавших после судебных процессов над проигравшими. И заправлявшие тогда испуганные консерваторы, а также массово образовавшиеся должники Дамблдора, приняли пару очень неприятных законов. О чем многие сейчас крайне жалеют. И на этом я и хотел сыграть, — задумчиво произнес Малфой и вроде бы перескочил на совсем другую тему.

— Несомненно, на то, что творится внутри закрытого мощными стационарными щитами круга, повлиять снаружи практически невозможно. А уж сделать это незаметно и вовсе невероятно. Но это наш мэнор и наш дуэльный зал, и поэтому повлиять на то, что творится снаружи… Не понял? И не только ты! А ведь достаточно было наложить совсем немного иллюзий, невербальных и беспалочковых, которые даже я, сын, смог выполнить только благодаря помощи скрытого в подземельях Алтаря рода, и вот увлеченные представлением зрители увидели уже немного не то, что происходило на самом деле. В том числе, и подошедшие поближе к куполу авроры.

Созыв внеплановой, экстренной сессии Палаты может быть инициирован любым ее членом, ибо формально все лорды — абсолютно равны. Вот только для такого созыва нужно что-то по-настоящему серьезное, чтобы вызов поддержало посещением все то же квалифицированное большинство лордов, а не решило, как обычно в последнее время, отсидеться за стенами своих древних родовых маноров. Несправедливое обвинение и приговор суда своему члену… Вот такое проигнорировать не сможет никто. "Сегодня — его, а завтра — и меня так?!" — очевидная для каждого, даже самого замшелого члена Палаты мысль. Тем более в реалиях активного наступления Министерства на старые семьи…

— Но тогда Крэбб… — начал Драко, но тут же оказался перебит отцом.

— Ничего бы страшного с Крэббом в итоге не случилось, — равнодушно отмахнулся Малфой. — Ну посидел бы немного в Азкабане. Ну, быть может, списал бы я за это ему часть долга… Если бы Крэбб догадался… И если бы смог припереть меня к стенке доказательствами… И если бы смог выдавить из меня эту уступку… Запомни, Драко, на войне, в политике и в любви нет ни друзей, ни запретных приемов, а есть только выгода. К сожалению, кое-чего я не учел. Молодой лорд Крэбб неожиданно оказался невероятным… трусом!

Конечно, я рассматривал разные варианты действия Крэбба, но такого беспрецедентного попрания традиций чистокровных, честно скажу, совсем не ожидал. Ты же читал в хрониках рода, как, мягко говоря, непросто проходило слияние воедино нашего магического общества после принятия еще самого первого Статута. Сто лет кровопролития и длящейся с тех самых пор вражды так просто не забыть! А он — забыл! И даже не плюнул, а смачно харкнул на память, кстати и своих тоже, погибших в борьбе за нашу свободу предков! Нет, в принципе, то, что Крэбб решил "лечь" под Министерство, нам в тактическом плане даже в чем-то удобно. Будет еще один серьезный шпион и агент влияния. Конечно, это не совсем то, что я ожидал получить, но тоже неплохо…

Запомни на будущее, сын. Все свои интриги следует планировать таким образом, чтобы любой, даже самый худший вариант развития событий можно было использовать с выгодой для себя. Иначе и начинать ничего такого не следует! Нет ничего проще и приятнее, чем использовать чужие усилия себе на пользу! И, кстати, отметь для себя болевую точку Крэбба: страх Азкабана.

Возвращаясь к твоему заданию. Несмотря на весь проведенный анализ, в вопросе Крэбба мне все еще ничего окончательно не ясно. Мало критично важной информации. И поэтому ты, именно ты, Драко, должен будешь предоставить мне недостающее!

— Я хитро и подробно расспрошу Крэбба…

— Чушь! Не мели ерунды! Если выяснить правду, если, конечно, то, что я подозреваю — правда, а не случайная дурость Крэбба, не смог даже такой мощный легилимент, как Северус, то куда уж тебе, — отец по живому и без наркоза резал гипертрофированную самооценку своего сына. — Поэтому теперь мне неинтересно то, что и как говорит Крэбб. Он, похоже, не хуже меня уже научился лгать, говоря только правду и ничего кроме правды. Теперь же мне важны его чистые реакции и поступки в определенных ситуациях. Только они, и ничего больше. И вот их-то ты мне и обеспечишь!

— Но… как?

— Я все щадил тебя, не напоминал, думая, что ты все же сможешь победить себя и воспользоваться данной тебе вассальной клятвой. Но влияние личности Крэбба на тебя оказалось таким сильным, что ты подсознательно ставил себя Крэббу равным, а не господином!..

— Это не так, — вспыхнул Драко.

— Если бы это было не так, то ты бы ему на втором курсе просто приказал приехать в наше поместье летом. Если бы ты сделал так, никуда бы Крэбб не делся. Но ты ведь оформил это как приглашение…

— Но…

— Молчи и слушай! Приглашение — это не безусловный приказ! И хуже того: слуг — не приглашают. Слугам приказывают! Ты осознал?

— Ви-и-нс-с-с-сент, — практически на парселтанге прошипел Драко.

— Так вот, что ты теперь должен сделать, Драко. Для начала… помирись с Крэббом. Во-вторых, потихоньку, по всяким мелочам, начинай привлекать его к своим делам. Ключевым и определяющим моментом при выборе приказов должно стать то, что эти дела обязательно будут полезны и ему тоже, а также, желательно, очень желательно, приятны. Будет сопротивляться — дави заключенной клятвой. Пришла пора приручать Крэбба. Ты правильно понял, что тебе нужно сделать?

— Да! — обрадовался наследник Малфой. — Ох, и потрет же он теперь у меня сортиры! Филча будет вспоминать, как…

— Круцио! — взмахнул палочкой Малфой-старший, и через секунду отменил пыточное проклятье: — Фините! — Глядя в ошеломленные от боли и удивления глаза Драко (до этого Люциус никогда не применял непростительное к нему), Малфой с тяжелым вздохом разъяснил непонятливому сыну его феерическую глупость.

— Мне очень грустно осознавать тот факт, что мой единственный сын вырос полным идиотом! И то, что приблуда, которого я обучал ему в помощь, намеренно давая неполную и искаженную информацию, оказался гораздо умнее наследника крови от моей крови. Не можешь сам правильно анализировать ситуацию, хотя в твоем возрасте я уже умел это делать на отлично, так делай то, что тебе велят, так, как тебе велят, и тогда, когда тебе велят! У меня… Нет, у рода Малфой на Крэбба внезапно появились очень серьезные, повторяю еще раз, очень серьезные планы. Поэтому, будь любезен и веди себя должным образом. Если, конечно, не хочешь, чтобы я завел себе другого, более умного наследника!

— Но отец! Ты же мне всегда говорил, что проклятье Малфоев требует существования только одного ребенка!

— И да, и нет, Драко, и да, и нет. Детей может быть сколько угодно, вот только если их будет больше одного, они обязательно будут враждовать между собой насмерть за пост главы рода. Обязательно. Исключений не бывает. И это даже не проклятье, которое можно было бы за столько веков как-то снять или ослабить. Это сама суть древнего наследия нашей с тобой крови, крови Малфоев. Когда станешь повзрослее, то сможешь узнать о корнях рода больше, однако сейчас разговор не об этом.

— Получается, что если появится другой, то я… меня… — младший Малфой в ужасе догадки широко распахнул свои глаза.

— Да, Драко. Да. Но я не собираюсь так поступать. Пока. Поэтому запомни и заучи, как Люмос. С этого момента Винсент Логан Крэбб, лорд Крэбб, искренне становится для тебя самым лучшим другом. Именно так и только так ты должен относиться к нему.

— А…

— Нет, мои планы на него тебе знать не нужно. Более того, тебе не нужно о них даже подозревать. Просто делай то, что я тебе приказал!

— Но… зачем?

Лорд Малфой тяжело вздохнул.

— В последние годы раз за разом метка Лорда темнеет. Учитывая, что нам известно и так, а также то, что своими воспоминаниями раскрыл нам Крэбб… Тебе, надеюсь, не нужно объяснять, что это означает?

— Лорд возвращается? — после целого месяца промывания мозгов уже угрюмо, а не радостно, спросил Драко.

— Да. И рано, это в лучшем случае, или поздно, когда тебя уже никто не сможет подстраховать, он все-таки вернется. Ответь-ка мне на парочку неприятных вопросов. Почему о его попытках возвращения не знаем мы, как бы самые преданнейшие соратники? Если они каждый раз оканчиваются неудачей, то почему же он не просит нашей помощи? Почему он даже помощи у Винсента Крэбба, когда тот его раскрыл, не потребовал, хотя легко бы мог? А вот теперь скажи мне, что это все означает?

Драко угрюмо промолчал и отвернулся.

— Да, сын. Нам не доверяют. Всем. А недоверие Лорда, поверь мне, очень сложно или очень больно пережить. И когда Он вернется, тогда Лорд обязательно спросит за все и со всех. Как ты думаешь, понравится ли ему то, как мы вели себя все это время? Нет? Не понравится? Вот и я так думаю. И хорошо еще, если нам удастся отделаться всего лишь круциатусами и обильными кровопусканиями родовым банковским счетам. В конце концов, галеоны — это просто металл, суть которого приносить пользу семье. В худшем же… Запомни хорошенько: теперь игра идет совсем с другими ставками. На кону само существование рода Малфоев, а поэтому любая важная информация должна либо храниться у гоблинов в защищенном сейфе на нижних уровнях, либо быть в обязательном порядке прикрыта непреложным обетом! Надеюсь, ты знаешь, что делать?

— А кто засвидетельствует?

— Нарцисса.

— Хорошо. Дисти, — щелкнул пальцами Драко и приказал появившемуся домовику: — позови леди Малфой.

С таким вот минорным настроем Драко вышел из камина в кабинете директора Хогвартса. Приятели, Блейз с Грегом, по нему соскучились и встретили очень хорошо. Как и глупышка-Панси, которая вешалась на шею своему "жениху", еще не зная, что ей абсолютно уже ничего не светит. Об этом между делом тоже был разговор на каникулах в Малфой-мэноре.

Но вот слова отца о том, что Крэбб должен стать ему лучшим другом, не находили в сердце Драко должного отклика. Ну просто совсем не находили. Жгли и отравляли его душу, вызывая спазмы злобы за свое бездарное поведение, недостойное наследника и будущего лорда Малфой. Максимум, что у него получалось после месячного марафона воспоминаний и открытых отцом глаз на восприятие Винсента, как… старшего, так это, мысленно стиснув зубы, ровное отношение вроде "Здравствуйте, Винсент".

— А! Здравствуйте, мистер Малфой. Как прошли ваши очень длинные каникулы?

"Сволочь! Он что, тварь, издевается надо мной? "Как прошли?" Омерзительно прошли! Причем — из-за тебя! Мразь!"

— Здравствуй, Винсент.

— Очень хорошо, что я наконец-то встретил вас, мистер Малфой. Хм… Мистер Малфой. Помнится, на первом курсе вы обязали себя долгом чести. В исполнение данного вами слова, я хочу, чтобы вы обеспечили мне встречу с Летиций Марией Илэрией Забини, леди Забини. Я требую, чтобы вы заплатили свой долг чести именно в такой форме и в кратчайший срок. Сейчас!

И так находившийся в крайнем раздражении из-за отвратительно проведенных каникул и отцовских откровений, Драко держал себя в руках из последних сил, но настолько наглое заявление Крэбба добило его последние барьеры терпения и самоконтроля. И из-за того, что челюсти свело от бешенства, фонтан тыквенного сока вышел у Драко не через рот, а гораздо более болезненным путем — через нос, что тоже не прибавило ему любви к наглому вассалу.

"Да как ты только посмел?! — бушевал Драко где-то внутри себя, на остатках самоконтроля пытаясь не дать выползти на лицо своим истинным чувствам. — Забыл, кто я? Ну уж нет! Что бы там ни говорил про тебя мой отец, но ты, Крэбб, пожалеешь! Дружба? Моя? Тебе? Да как бы не так!!! Мой?! Долг?! Чести?!!! Вассалу?!!! Ты что, совсем забылся, кто ты есть? Ты, Крэбб, — никто! Ты хуже Поттера! Даже Уизли! И если их защищает мордредов Дамблдор, то кто защитит тебя, а? Встречу тебе?! Устроить?! Ну, держись! Уж я-то тебе устрою!!!..."